Ноздри Атанатоса раздулись от гнева. Он был не в силах вынести такой поток оскорблений. И от кого? От человека, который едва способен говорить членораздельно!
– Симонид считал, что память поддерживают пространственные доли, ваше величество. Ничего более.
– Разве мы не имеем здесь то же самое? Я вижу на одной полке портреты моих предков, на второй – манускрипты и воззвания. Поддержка памяти. Забавные люди эти греки.
– Они несносны!
Ярость Атанатоса эхом прокатилась вдоль изогнутых арок Театра Памяти и гулко отразилась от каменных стен Пороховой башни.
Сирокко молчал, следя за огнем в тигле, где бурлила темная жидкость в маленькой стеклянной колбе. Вокруг стояли реторты и перегонные кубы. Искоса мальчик наблюдал за озадаченными лицами Браге и Кеплера. Хорошо, если император не прикажет казнить дерзкого ученого. Повысить голос на сюзерена равносильно самоубийству.
Но, невзирая на обычную меланхолию, император изволил рассмеяться.
– Какая самоуверенность! Вы меня удивляете, Атанатос. Прошу вас, скажите, кого вы цените выше?
– Себя я ставлю выше любого грека, ваше величество.
Рудольф восхищенно хлопнул в ладоши.
– Проживи вы тысячу лет, Атанатос, вы все равно никогда не сравняетесь с греками. Греки привносят в мир новое. Турки отнимают. А мы, остальные, находимся посередине.
Сирокко понял, что нужно остановить этот спор.
– Мастер Атанатос,– крикнул он,– варево готово!
Ученый наконец смог взять себя в руки.
– С вашего разрешения, ваше величество, мы приступим.
Сирокко прошел через один из пяти входов и протянул императору булькающее зелье.
Император задержал взгляд на бледном лице ученика с яркими пятнами румянца на щеках.
– Какое свеженькое личико! Какие пухлые губки!
Сирокко опустил глаза долу, избегая смотреть повелителю прямо в глаза. Рудольф взял его пальцами за подбородок.
– Сперва попробуй сам.
Сирокко покорно поднес колбу к губам и отхлебнул волшебное зелье. В нем не было отравы.
– Это ваш горячий шоколад, ваше величество. Я смолол бобы сегодня утром. Видите, пальцы до сих пор стерты.
Император взял колбу.
– Не понравилось?
– Возможно, немного тростникового сахара сделало бы вкус более приятным, ваше величество. Но не думаю, что этот напиток войдет в моду.
– Надеюсь, нет. Это наш фамильный секрет.
Атанатос бросил на Сирокко повелительный взгляд, и ученик поспешил улизнуть за сцену.
Рудольф с сомнением поднес колбу к губам.
– Это и есть ваш эликсир, Атанатос?
– Масло какао-бобов не помешает, ваше величество. В нем тоже таится магическая сила, которую можно использовать. Но горячий шоколад – всего лишь малая часть общей схемы.
Он подождал, пока император не осушит до дня стеклянную колбу, после чего показал на один из портретов. Картина изображала женщину.
– Это ваша тетя Мария, ваше величество…
– Слава богу, я знаю, кто это такая! Зачем вы повесили сюда эту старую каргу? Глядя на нее, я всегда вспоминаю о потерянном зубе. До поездки в Испанию у меня был полный набор. Она надеялась выбить из нас с младшим братом Эрнстом протестантскую дурь, которой мы набрались в Вене. Направила нас в Мадрид, чтобы мы приобщились католической строгости местного двора.
Атанатос изобразил искреннее сочувствие.
– Должно быть, это было… трудно.
– Я погрузился в пучины тоски и радости фантазии. Этот чудный напиток, привезенный из Нового Света, давал мне утешение. Покидая Испанию, я захватил с собой рецепт.
Атанатос заподозрил, что именно этот напиток стоил Рудольфу зуба.
Из узкого окна пробился солнечный луч и заиграл на каком-то серебряном предмете. Глаза Рудольфа расширились от восторга.
– Моя шпага!
Он бросился вперед, схватил оружие и взмахнул им над головой.
– После прозябания в Монсеррате, старом жалком монастыре, дядя Филипп взял нас с Эрнстом в Араньез, где мы все лето практиковались в фехтовании! Сколько лет я не видел этого клинка! – Лицо императора осветилось, но радость тут же угасла.– В то лето дядя Филипп слег. Горячка приковала его к постели. Мы с Эрнстом собирались на охоту. Все было хорошо, пока мы его не встретили…
Атанатос ловко подтолкнул Рудольфа к дальнейшим воспоминаниям.
– Это была не ваша вина, он всегда славился горячим нравом, разве не так?
– Не смей говорить дурно о моем кузене доне Карлосе! – взвился император.– Это право принадлежит мне!
– Как пожелаете, ваше величество.
Рудольф осторожно вернул оружие на место.
– Когда моя сестра Анна вышла замуж за дядю Филиппа, я вернулся в Вену. Я был вне себя от счастья, даже не мог спать ночами.
– Годы в Испании оставили глубокий след в вашем сердце.
– Отец сказал, что я стал холодным и отстраненным. Что начал шутить, как испанец. Он требовал, чтобы мы с Эрнстом вели себя по-другому, но было поздно. Мы попались.
Черное облако нависло над Театром Памяти, окутав двоих мужчин. Император разволновался.
– Я думал, что довольно испил из Леты, чтобы навсегда похоронить эти воспоминания. Я так долго не думал об этих днях! Но вот, они снова захватили меня.
– Эти воспоминания, ваше величество, поднялись с илистого дна Леты с помощью портрета, шпаги и стакана горячего шоколада.– Атанатос шагнул к императору и обвел рукой амфитеатр.– Перед нами вся ваша жизнь, в ней есть что вспомнить. Но это всего малая толика того, что я хочу открыть вам, ваше величество.
– Видимо, греки были правы. Жизнь становится проще, если в пути ты вступаешь в реку забвения. Вы и вправду думаете, что в Аиде течет Лета?
– Кто мы без наших воспоминаний, ваше величество?
Император Рудольф невольно ощутил, что театр полностью захватил его внимание,– настолько ярки были воспоминания.
– Теперь я понимаю, зачем вы возвели это сооружение. Продолжайте.
– Пока мы говорили лишь о воспоминаниях из вашей собственной жизни. Но вместе с тем вы обладаете памятью других, прежних жизней. Именно они ведут нас к бессмертию.
– Это теория.
– Это факт! И я докажу это.
– Я много путешествовал, ваше величество, я видел много чудес. Однажды я спускался даже к истокам Нила.
– К истокам? – удивился император.
– Там живут крокодилы, которые прячутся в норы без еды и питья, чтобы пережить долгий период засухи. Перед этим они размножаются и откладывают яйца в песок. Каждый год из яиц вылупляются маленькие крокодильчики. И без помощи родителей они спешат в спасительную глубину, под воду. Едва родившись, ваше величество!
– Родители не ведут их? Ну, это просто инстинкт.
– Именно,– поднял палец Атанатос.– Но что такое – инстинкт? В животном мире инстинкт – это память. Возьмем, к примеру, гусей. Только что вылупившиеся птенцы обладают врожденным восприятием. Когда в небе появляется тень и гусенок видит, что крылья птицы расставлены в стороны, он знает, что это другой гусь, и чувствует себя в безопасности. Тело ястреба похоже на гусиное, но крылья у него направлены вперед, ближе к голове. Гусенок с рождения может опознать другую птицу по полету. Если он видит ястреба, он прячется в укрытие.
– Гиппократ говорил, что животные обладают врожденными свойствами. Вы считаете греков несносными, по непонятным причинам, но читали ли вы работу врача Галена, который жил во втором столетии?
– По этому поводу я хотел привести еще один пример, ваше величество. Гален отлучил детеныша козы от вымени матери, чтобы он не виделся с родительницей. Он поместил козленка в комнату с сосудами, наполненными вином, маслом, медом, молоком, изюмом и фруктами. Первое, что сделал детеныш,– встал, отряхнулся, вылизался и обнюхал сосуды. И начал пить молоко.
– Разве теленок ест мясо в первый день после рождения? Нет. Он инстинктивно сосет корову, прежде чем переходить на траву.
– Нам, людям, свойствен животный страх перед пауками и змеями, с которым трудно справиться усилием воли. Это древний инстинкт, который помогал нам выживать в прошлом. Это память далеких времен. Но это не единственный вид воспоминаний, доступный нам.
Атанатос повел императора вдоль галереи портретов к следующей картине. На ней был изображен Гунтрам Богатый, 950 года рождения, первый из Габсбургов.
Рудольф внимательно изучил портрет, отмечая каждую подробность, каждую черточку.
– Видите его подбородок? Видите его губу, ваше величество? Разве вы не храните на своем лице отпечаток памяти об этом человеке? Все мы – порождение наших предков, мы несем фамильные черты: отцовский нос, материнскую улыбку. Эти черты накрепко связаны между собой. Но разве это не память, записанная в нашей плоти?
– Это неизбежно, это говорит кровь.
– Да, ваше величество, кровь! Но что, если память передается так же легко? И так же легко восстанавливается? Все воспоминания, от младенчества и дальше. Бессмертие, достойное древних богов. А может, даже лучше.
– Лучше? – с недоверием посмотрел император на алхимика.
– Судите сами. Вообразите, ваше величество, что вы внезапно ломаете ногу, причем так серьезно, что вылечить ее уже невозможно. Вам приходится ходить на костылях, потому что великий мор накрыл страну и не осталось ни одного подданного, способного носить вас на носилках. Станете ли вы гнаться за бессмертием, пребывая запертым в изувеченном теле?
– Останется только умереть, другого выхода не будет!
– Будет, ваше величество, будет другой выход. Скажите, разве вы откажетесь оказаться в новом, здоровом и сильном теле? Родиться заново, начать все сначала, отбросив прежнюю испорченную оболочку. Мы продолжаем жить в наших детях, разве не так?
– Что вы предлагаете?
– Не вступать в воды Леты, не терять памяти. Выплеснуться вместе с новой рекой из наших чресел – рекой, которая вынесет нас в следующие поколения, молодые и здоровые.
Императора охватил трепет, его лицо исказилось, а щеки побледнели и задрожали.
– А душа?
– Душа входит в младенца с первым вздохом, как всем известно. Но кровь зарождается в нем гораздо раньше. Что мы такое? Сгусток воспоминаний и опыта. Если этот сгусток перейдет в младенца, он не сможет принять новую душу, потому что вместилище уже будет занято.
– Но я говорю о моей душе! Если я живу, то ребенок, рожденный мной, станет моим отражением или мной самим?
– Душа просто раскалывается на части, и ребенок получает одну из частей. После вашей смерти осколки соединяются, и вы снова станете одним целым.
– Что вы предлагаете?
– Я предлагаю испытание, ваше величество. Эксперимент, который подтвердит мои слова. Вы подыщете для меня наложницу. Потом мы с вами побеседуем. Вы откроете мне какую-нибудь тайну, которую знаете только вы один. Мы не станем ничего записывать, и никто не будет нас подслушивать. Воспоминания об этом разговоре останутся только у вас и у меня. Потом я сойдусь с наложницей, и она родит сына. Когда мой сын и наследник достигнет пятилетнего возраста, вы напоите его моим эликсиром. И проверите его память: зададите вопросы о разговоре, который у нас когда-то состоялся. И та часть меня, которая будет унаследована сыном, даст вам ответ.
– Если его отцом будете вы, вы успеете его подготовить.
– Отнюдь, его будут воспитывать в мое отсутствие.
– Вы прогоните его?
– Нет, ваше величество, лучше уж вы прогоните меня. Собственно, я собираюсь пожить спокойной жизнью, продолжая мои исследования. Но ребенок останется у вас. Когда придет час испытания, вы призовете меня и проведете эксперимент.
– А если вы ошибаетесь?
– Тогда вы меня убьете. За предательство полагается смертная казнь, разве не так?
– А если вы окажетесь правы?
– Решение за вами, ваше величество. Но если я прав, и вы меня все же убьете, я останусь жить в моем ребенке. А если я прав и вы сохраните мне жизнь, я помогу вам породить наследника, в котором вы сможете возродиться снова.
Черное искусство обмана
Все оборачивалось хуже не придумаешь.
Атанатос отправился в пивную, чтобы погулять в обществе конкурентов, а Сирокко еще многое предстояло сделать. Ученик алхимика побежал со всех ног по Золотой улице. Но он был так напуган, что пришлось остановиться. Ужин подкатил к горлу и выплеснулся в покрытую инеем канавку.
Атанатос поклялся не открывать своей тайны императору в страхе перед Кикладом, а сам все время готовился и строил планы. Причем так искусно, что работа над театром сбила с толку и полностью отвлекла внимание ученика. Превосходная маскировка!
Златокузнецы стучали молоточками перед дверями мастерских. Их пальцы, скрюченные и почерневшие, походили на когти крокодилов. Вдоль домов тек дым, окна, заклеенные вощеной бумагой, озарялись изнутри рубиновым пламенем тиглей и горнов. Перед глазами Сирокко вихрем кружились будущие шедевры местных мастеров – чернее ворона, белее лебедя и краснее крови. Мальчик влетел в дом Атанатоса и запер за собой дверь.
Император потребовал ответов, а Сирокко так и не смог ничего сказать.
Ученик принялся метаться по дому, расшвыривая колеса, подвесы, цилиндры и прочие механизмы в разные стороны. Пергаментные свитки были пусты, и хотя кое-какие рецепты мальчик разузнал, для императора этого слишком мало.
Много недель и месяцев Атанатос тщательно оберегал свою главную тайну, и маленький шпион так и не сумел в нее проникнуть.
Игра подходила к концу. У входа раздались тяжелые шаги. В дверь грубо забарабанили кулаком, а потом позвали Сирокко по имени.
– Выходи! Император Рудольф ждет тебя!
Шпион-подмастерье выглянул в заиндевевшее окошко и увидел хмурые лица стражников, которые пришли за ним.
– Мужчина кичится тем, что нашел, как он считает, способ обмануть смерть. Сломать часы, обратить вспять ход стрелок и избегнуть последних ударов колокола. Скажи, Сирокко, а чем кичится женщина?
Сирокко стоял, трепеща, в спальне императора, словно кролик перед удавом. Рудольф вертел в руке часы, усыпанные драгоценными камнями. Подобные безделушки стояли на всех ровных поверхностях этой комнаты.
– Ты явился ко мне за год до приезда Атанатоса, так? И рассказал, что сюда прибудет sol niger , черная душа алхимии, Люцифер, принц востока. По твоим словам, этот человек владеет множеством уловок и способен жить вечно. Ты просил не доверять ему и рассказал о бесконечной войне между этим воплощенным злом и отважным греком Кикладом.
Император подался вперед, в его руке блеснул нож. Он схватил мальчика и резко полоснул по его новенькому дублету. Ткань распалась, обнажив две круглые грудки. Под мужской одеждой скрывалась девушка.
– Герой, который возрождается снова и снова? Скажи, ведьма, почему Киклад восстал во плоти женщины?
По лицу девушки полились горькие слезы, застилая взор.
– Наверное, я игрушка богов, жестокая шутка, которая тянется слишком долго. Я знаю только, что время свернулось вокруг меня и медленно сводит меня с ума. Да, я – Киклад, и Атанатос похож на многоголовую гидру. Когда срок его жизни истекает, он начинает жить заново, возрождаясь в своем потомке. Но я не сумел открыть секрет колдуна, потому что он не делает никаких записей. Знания хранятся у него в голове, куда проникнуть мне не под силу.
– Почему же? Ты великолепный сосуд.
Киклад отчаянно прикрыла руками голую грудь.
– Нет, только не это!
Император взмахнул кинжалом.
– Ты обещала узнать для меня тайну вечной жизни и не смогла! А он сам предложил мне это, прося взамен всего лишь наложницу!
– Все, что ему нужно, – смешать нашу с ним кровь! Ребенок откроет вам его секреты, но точно так же он откроет ему мои тайны!
– Об этом надо было думать раньше, когда ты решила добраться до него, возродившись женщиной! Хотела выведать его тайны женским способом? Ты или дурочка, или лгунья.
– Я не буду подстилкой для колдуна!
– А это не тебе решать, дорогая моя. Я подписал договор кровью. Либо ты родишь ребенка, либо я брошу тебя львам. Стража!
В комнату вбежали охранники и схватили Киклад за руки. Император принялся отдавать приказы.
– Вот оно, бессмертие. Время связано нитью, у которой нет конца. Отведите ее к Атанатосу. Это его наложница.
Как избавиться от безумного осознания того, что бытие, продвижение вперед невозможно без оглядки назад, на свое прошлое? Иначе как понять, куда идти? Неудивительно, что, не зная прошлого, не понимаешь настоящего. Поэтому постоянно натыкаешься на препятствия.
Ген взял кинжал и понял, что видел его прежде. Из узорных ножен торчала изящная рукоятка, а острый клинок прятался внутри.
Проклятые воспоминания разворачивали прошлое под разными углами зрения, говорили разными голосами – и все они были его собственными.
«Мы были женщиной ».
Он видел эту девушку глазами Атанатоса. И в то же время он видел Атанатоса глазами девушки.
Он помнил, каково это – быть женщиной. А ведь Атанатос клялся, что в его схеме бессмертия это невозможно.
«Это парадокс…»
«Жизнь – это парадокс…»
«Мы не уверены, что ты готов…»
– А ну тихо!
Ген хотел положить кинжал на полку, но увидел, что на пол слетел крохотный клочок бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37