Я поднял верх автомобиля, потому что на земле все еще лежал снег. На ветровом стекле у меня была карточка "С", и старая колымага неплохо ехала, но я был не в настроении думать о приятной поездке. Дело в том, что я направлялся на встречу с Фрэнком Нитти, чтобы спокойно побеседовать с ним в его пригородном доме в Риверсайде. Повернув на юг на Мичиган-авеню, я проехал отель «Лексингтон», бывшую штаб-квартиру Капоне, и направился на запад по двадцать второй улице, переименованной в Сермак-Роуд Я миновал Чайнатаун и через некоторое время оказался в нескольких кварталах от того места, где был застрелен О'Хара; потом пересек южную оконечность моего старого района, Саут Лондейл, затем Цицеро; невдалеке от Спортивного парка переехал Беруин и оказался на Риверсайд-Драйв, ведущей к Риверсайду.Я не хотел парковать свой «обурн» перед домом Нитти, поэтому оставил машину в небольшом сквере в двух кварталах от дома и пошел пешком. Был холодный, ясный вечер. Тихий и богатый квартал, большие газоны, огромные бунгало, дорожки для автомобилей, качели на лужайках, – все это было каким-то нереальным и напоминало улицу из фильмов Энди Харди. Все казалось на редкость благополучным и типично американским – как яблочный пирог. И порохом в воздухе не пахло.Шелбурн-Роуд, 712. Довольно скромный дом из коричневого кирпича на углу, двухэтажный, отделанный резным белым деревом. На дорожке припаркован автомобиль «форд-седан» черного цвета. В окнах первого этажа кое-где горел свет. Перед домом был небольшой внутренний дворик. Где-то лаяла собака. Фрэнк Нитти жил здесь.Из-за машин, припаркованных вдоль другой стороны улицы, дорога стала практически однорядной. Интересно, следили ли за мной из этих автомобилей. И кто? Телохранители? Или люди из ФБР?Да, я нервничал. Это было гораздо хуже, чем встречаться с Нитти в номере отеля «Бисмарк». Его пригородный дом в Риверсайде? Нет, это тоже плохо.Тем не менее, я прошел по дорожке, которая вилась по неровному газону, к белой двери, над которой горел свет. Я позвонил.Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула смуглая привлекательная женщина.А потом я увидел ее всю – она стояла в дверном проеме с улыбкой Моны Лизы на устах, одетая в простое голубое платье с золотой брошью. Высокая, необыкновенная женщина с холодными, темными, красивыми глазами, широким ртом, накрашенным темной помадой, римским носом и иронично приподнятыми бровями. Она была не такой привлекательной, как несколько лет назад; ей уже перевалило за сорок, и она не выглядела моложе, к тому же она всегда была несколько сурова. Но все же она была красивой женщиной.– Вы – Тони Каваретта, – выпалил я.– Теперь я – миссис Фрэнк Нитти, – сказала она своим прокуренным, гортанным голосом. – Входите, мистер Геллер.Я вошел в дом, и миссис Фрэнк Нитти, бывшая Антуанетта Каваретта, бывшая секретарша бывшего живого человека Э. Дж. О'Хары, взяла у меня пальто.– Я просто повешу его.Так она и сделала, повесив пальто в шкаф, перед которым я как раз стоял; затем я направился вслед за ней, и, завернув за угол, мы вышли из вестибюля.– Фрэнк только что отправился на прогулку, – сообщила она. – Посмотрю, может быть, я смогу догнать его.И она отправилась назад, а я остался.Слева от меня была дверь, прямо передо мной – лестница, справа – большая открытая гостиная, за которой виднелась столовая. Между комнатами, вероятно, была кухня. Мебель казалась новой и дорогой, дерево – темным и полированным. Все было зеленых и коричневых тонов. Мягкие диваны были обиты плюшем. Это была типично мужская, спокойная, со вкусом убранная комната. На полу посередине комнаты вытянулся мальчонка лет восьми-девяти и читал веселую книжку. Он взглянул на меня через очки в прозрачной оправе. Это был худощавый серьезный ребенок с темными волосами. Он был похож на Фрэнка Нитти.– Привет, мистер, – сказал он мне. – Вы – Друг моего папы?Я подошел ближе и сел на диван рядом с ним.– Да, – ответил я. – Сколько тебе лет, сынок?– Девять.Он закрыл свою книгу комиксов, на которой было написано: «ПРЕСТУПЛЕНИЕ НЕ ПОМОГАЕТ». И сел по-турецки.– Вы были на войне? – спросил он.– Да, был. А как ты узнал?Он показал на меня. Я не сразу понял, что он указывает на лацкан моего пиджака. Его бледно-голубые глаза были тревожными, выражение лица – серьезным.– Я увидел ваш значок. У моего дяди тоже есть такой. Его называют «недобитой уткой».– Правильно.– Я хочу стать морским пехотинцем, когда вырасту. Или летчиком. У моего папы есть друг, который был морским пехотинцем.– Верно. – Я кивнул в сторону его комиксов. – Ты любишь читать?– Да, но больше я люблю кататься на коньках. Папа говорит, что скоро погода станет лучше и тогда я смогу достать свои коньки.Пожимая плечами и улыбаясь, вернулась миссис Нитти.– Извините. Я так и не смогла догнать его. Очевидно, он забыл, когда вы должны прийти. Он часто гуляет по вечерам, а на таком ветру я даже не знаю, где он и когда вернется.Я встал и произнес:– Ну, что ж, я могу... м-м-м... уйти и зайти в другой раз, когда вашему мужу будет удобно.– Ерунда. Почему бы вам не зайти в его кабинет и не отдохнуть? Может, я приготовлю вам кофе, или вы выпьете вина?– Нет, спасибо.Я поднялся за ней по лестнице и вошел в небольшой скромный кабинет с темной мебелью, письменным столом, черным кожаным диваном и встроенным книжным шкафом.Каваретта указала на диван и предложила:– Почему бы вам не присесть? Когда Фрэнк вернется, я скажу ему, что вы здесь. Просто отдохните. Она пошла назад в гостиную, и я услышал:– Поднимайся в свою комнату, Джозеф, и позанимайся перед сном.Похоже, Тони Каваретта была такой же замечательной домохозяйкой, какой раньше была исполнительной секретаршей. И хорошей матерью тоже. Точнее, не матерью, а мачехой. Этот мальчик, единственный сын Нитти, единственный ребенок от его первой жены Анны, чей портрет стоял на его письменном столе в золоченой раме; она была прекрасна, как итальянская мадонна со светящимся лицом. Говорили, что Нитти преклоняется перед ней. И вот – через год с небольшим после смерти его обожаемой Анны он женился на Тони Каваретта.На меня нахлынули воспоминания, и я вспомнил дело О'Хары. Тони всегда была человеком Нитти, поэтому следила за Эдди, и, возможно, именно она подтолкнула его отправиться в поездку, из которой он никогда не вернется, и которая чудом не стала последней для меня. И это она подсунула ему в карман записку о федералах. И лишь однажды после убийства я поинтересовался ее судьбой. Кажется, году в сорок первом я спросил Стенджа, что с ней. И он ответил, что она сейчас владеет ипподромом, принадлежавшим Компании во Флориде, точнее, в Майами-Бич. На этом ипподроме проводились собачьи бега, и в прежнее время его хозяином был О'Хара. Похоже, она вложила капитал в ипподром во Флориде, так же как и в Спортивный парк. Кстати, поговаривают, что и Нитти поступил подобным образом. Но при этом он держал пальцы скрещенными.Мысль о том, что у Нитти была любовница, казалась мне безумной: все знали, что он боготворил Анну, что он обожал своего сына, что он был преданным семьянином, поэтому я отнесся к заявлению Стенджа, как к пустой болтовне. Но я также знал, что у Нитти был отдельный дом в Майами-Бич. А мужчины в его ситуации – те, которые возводят своих жен на пьедестал, – частенько любят гульнуть на стороне, находя, что их земные подруги куда более женственные и теплые, чем их обожествленные жены.Вот так он и жил сейчас, когда его обожаемой Анны не стало. Вот так он и жил, женившись на Тони Каваретта. А в его номере в отеле «Бисмарк» тогда, в тридцать девятом, после убийства О'Хары, я слышал женский голос...Я оборвал себя. «Оставь это. Геллер!». Это были опасные размышления. И они были тем более опасными, что думал я обо всем этом, сидя в кабинетеНитти, несмотря на то что я держал свои мысли при себе.Я встал и осмотрел книги на полках. Очень много классических произведений в кожаных переплетах – не могу сказать, читали эти книги или нет. Несколько книг в более дешевых переплетах – в основном, по бухгалтерскому делу, – и пара книг о Наполеоне – явно читанных-перечитанных.Я устал. Снова сев на диван, взглянул на свои часы: я был здесь уже полчаса. Я старался не закрыть глаза. Но в какое-то мгновение я потерял над собой контроль, а потом меня разбудили шумные голоса в соседней комнате.Я лежал, вытянувшись, на диване. В комнате было темно. Не знаю, почему меня оставили здесь спать. И как долго я проспал, тоже было для меня загадкой. Было так темно, что я не мог разглядеть свои часы. Но судя по неприятному ощущению во рту, я проспал несколько часов.Меня разбудил разговор; хотя голоса были приглушенными, все было слышно, несмотря на то что дверь в гостиную была на противоположной стене кабинета. Внезапно голоса стали громче – были ли они разгневанными? Вероятно, когда они начали покрикивать прошлый раз, я и проснулся.Я встал. Снял с себя туфли. Прокрался через кабинет к двери. Я не осмелился приоткрыть ее. Но решился приложить к двери ухо.– Фрэнк, – говорил хриплый голос, – это ты привел к нам Брауна и Биоффа. Это ты все придумал, и твоя затея не удалась.– Раньше ты не жаловался, Поль. Поль?Боже мой! Поль Рикка! Официант. Человек номер два. У Капоне был его Нитти, у Нитти был свой Рикка. А у меня не было пистолета.– Нам незачем попадаться всем, – заявил Рикка. – Помните, как Эл отдувался за всех и один отправился на суд? И сейчас мы именно так должны себя вести.– Но ситуация изменилась, Поль. – Это был явно голос Нитти, но что-то в нем было не то. Что-то переменилось.В его голосе больше не было силы. – Фрэнк, – продолжал Рикка, – ты можешь взять на себя вину, а мы обо всем позаботимся до того времени, когда ты освободишься.Правильно. Точно так же, как Нитти позаботился о Капоне.– Это не тот случай, – произнес Нитти более уверенным голосом. – Это же секретное обвинение. Никто не может взять на себя вину остальных. Нам всем надо держаться вместе и постараться справиться с ситуацией.Рикка начал ругаться по-сицилиански. Нитти тоже. Ругань становилась громче. Другие голоса на английском и сицилианском пытались урезонить их. Кажется, я слышал Кампанью.Я встал на колени. И посмотрел в замочную скважину. Прямо как в деле о разводе.Я смог разглядеть их. Они сидели в гостиной, одетые в коричневые костюмы – ни дать, ни взять, собрание бизнесменов, только среди них были Фрэнк Нитти, Поль Рикка, Луис Кампанья, Ральф Капоне и другие, чьих лиц я не увидел. Но если бы я их и мог видеть, то, уверен, их имена заставили бы меня поежиться от страха.Рикка, чье лицо с высокими скулами было покрыто оспинами, был бледен, и задыхался. Он указывал на Нитти в то время, как они стояли друг против друга. Рикка был намного выше маленького парикмахера.– Фрэнк, ты сам этого просишь.Пять простых слов.Гробовое молчание. Нитти смотрел на других, на их лица. Мне кажется, насколько я мог увидеть, что все, кроме Кампаньи, избегали его глаз. И даже Луи не сказал ни слова в его защиту.То, что Нитти не поддерживали, означало одно:Рикка низвергнул Фрэнка. И без всяких опасных, запутанных, похожих на шахматные комбинаций, которые понадобились Нитти, чтобы скинуть Капоне с его трона и отправить в тюрьму. Рикка смог одной только сило характера и сильной волей покончить с Нитти.И Нитти это знал.Он подошел к входной двери.Я не видел, но слышал, как он открыл дверь Холодный мартовский ветер помог мне понять это Нитти снова попал в поле моего зрения. Он стоял ко мне спиной, указывая им на дверь. Мужчины медленно переглянулись и поднялись. Я отошел от двери, вернулся к дивану и, дрожа, сел. Я знал, что это означало. Его молчаливое приказание покинуть его дом было нарушением правил сицилианских крестьян, касающихся гостеприимства по которым они все росли. Таким образом, он повернулся спиной к ним. Таким образом, он высказал им свое презрение. Нитти бросил им вызов. Особенно Рикка.А слова Рикка – «Фрэнк, ты сам этого просишь», по сути, были смертным приговором.Я слышал, как они двигались там, надевая пальто и шляпы, не говоря ни слова.Хотя в конце, когда все, казалось, ушли, мне послышался голос Кампаньи. Он сказал просто: «Фрэнк...»И я явственно услышал голос Нитти, который, очевидно, стоял прямо у дверей кабинета. Он сказал:– Спокойной ночи, Луи.Я снова натянул ботинки, вытянулся на диване и закрыл глаза. Думая о том, открою ли я их вновь.Надо мной зажегся свет: я видел его сквозь прикрытые веки. Я продолжал «спать».Кто-то тихонько потряс меня за плечо.– Геллер, – тихо сказал Нитти. – Геллер, вставай.Я сел, притворно застонал и потер глаза кулаками. Потом я произнес:– Извини, Фрэнк. Вот черт! Ох, даже не знаю, что случилось. Я, кажется, заснул.– Я знаю. Я пошел прогуляться, а когда вернулся, ты крепко спал. И храпел. Я не мог заставить себя разбудить тебя. Поэтому решил не трогать тебя.Нитти сел рядом со мной. Он казался очень старым, очень худым, очень усталым. Его щеки ввалились. В его темных глазах не осталось уверенности. Его волосы были всклокочены: маленькому парикмахеру явно следовало подстричься.– Не вижу вреда в том, – сказал он, – что я дал тебе поспать. А уж если быть до конца откровенным; я забыл про тебя. – Он кивнул в сторону другой комнаты. – У меня внезапно появились кое-какие дела, поэтому я отослал жену с сыном в Ронгас, и она еще сказала мне, чтобы я не забыл о Геллере, а я напрочь о тебе забыл. – Он засмеялся.Для человека, который пару минут назад услышал свой смертный приговор и который бросил перчатку Рикка и всей этой чертовой компании, он был на редкость спокоен.– Когда я вернулся из-за океана, – заговорил я, – у меня были проблемы со сном. Но потом я научился засыпать в любое подходящее время. Извини меня.Нитти взглянул на меня, прищурив глаза. С тревогой? Или подозрительно?– Надеюсь, моя деловая встреча не помешала твоему сну, – промолвил он.– Нет, – весело ответил я. Надеюсь, не слишком весело. – Я все проспал.– О чем тебе нужно было поговорить со мной, Геллер?– Но это же ты послал за мной. Фрэнк.– Ах, да. Корреа вызывает тебя. Вот дьявол!– Он собирается вызвать меня в качестве свидетеля. Кажется, за нами следили во время наших многочисленных встреч за все эти годы. Меня как раз и собираются спрашивать об этих встречах, и...Нитти пожал плечами.– Забудь об этом.– Именно это я и собираюсь сделать. Никого не касается, о чем мы с тобой говорили. Как я уже говорил Луи, у меня есть очень подходящее заболевание – следствие боя: меня лечили от амнезии, пока я был в сумасшедшем доме. Я ничего не помню, Фрэнк.Он похлопал меня по плечу.– Я горжусь тобой за то, что ты там делал.– Что?– Я все время привожу тебя в пример своему мальчику. Ты был героем. – Он встал, подошел к дорогому, возможно, антикварному шкафу, вынул бутылку вина и налил себе стакан. – Это великая страна. За нее стоит сражаться. Эмигранты вроде меня могут иметь здесь дом, семью, заниматься бизнесом. Хочешь вина, малыш?– Нет, спасибо, Фрэнк.Он пил вино, медленно ходя по маленькому кабинету.– Я никогда не беспокоился за тебя, малыш. Ты мог разболтать все о Сермаке, но ты этого не сделал. Ты мог поступить так же в случае с Диллинджером, но ты вновь промолчал. Ты все понимаешь, omerta Omerta – круговая порука у преступников (ит.).

, но ты даже не один из нас.– Фрэнк, я не собираюсь предавать тебя. Он сел рядом со мной.– Ты видел Несса в последнее время?– Да, – ответил я. – В прошлом месяце.– А ты знаешь, чем он сейчас занимается?– Да, – сказал я и улыбнулся. Нитти засмеялся.– Эл мог бы принять от него помощь, – сказал Нитти и засмеялся громче.Перестав хохотать, он допил бокал вина и произнес:– Ты сохранил еще один секрет.– Фрэнк?– Ты знал об О'Харе. Я сглотнул.– Ты хочешь сказать, ты знал...– Что ты вычислил, что я... – Нитти помахал руками, изображая какую-то фигуру, – ...отослал Эла. Да. Я видел это по твоим глазам, малыш, когда мы с тобой разговаривали в то время.Он имел в виду нашу встречу в «Бисмарке» в тридцать девятом.– А тогда почему, черт возьми, я еще жив? – спросил я.– Я велел тебе держаться подальше от моего бизнеса. Ты так и сделал – более или менее. Я доверяю тебе. Я уважаю тебя.– Фрэнк, я прав, думая, что ты не имеешь отношения к смерти Эстелл Карей?– Стал бы я поднимать такой шум? – Его лицо стало сердитым. – Это все устроил мой кровожадный приятель Поль Официант, – и тут он сказал что-то по-сицилиански, что звучало отвратительно. – Он боялся, что она заговорит перед Большим жюри. А убийцы, мне кажется, сами решили заставить ее говорить. – франк невесело рассмеялся. – Чтобы она привела их к деньгам, которых у нее никогда не было.– К деньгам, которые... что?Он встал и налил себе еще вина.– У Карей никогда не было денег Ники. Он не поверял ей. Он думал, что это она предала его властям. И этот его миллион, кстати, там поменьше миллиона, федералы преувеличивают, чтобы взять побольше налогов... так вот, этот миллион надежно припрятан и ждет освобождения Ники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36