– Ответа еще нет. Ты будешь в своей конторе весь день?– Собираюсь.– Если я что-то узнаю, сообщу тебе.– Я это оценю. Лучше раньше. – Друри, который работает с письмами, подписанными инициалами А. Д., фотографией и адресом в Сан-Диего, на который надо было посылать корреспонденцию, не сильно отстает от меня.Элиот ел фирменное блюдо «Бергоффа» – свиные ножки с кислой капустой. Прожевав очередной кусок, он сказал:– Между прочим, ты был прав насчет Дина.– Что ты хочешь этим сказать?– Он замолчал. Неизвестно, получил ли он сообщение об убийстве Эстелл Карей, но больше он ничего не говорит.– Так значит, он не выступит свидетелем?Элиот невесело улыбнулся– Это все не так просто. Он выступит свидетелем. Но просто он вспомнит... не все.– Ты же говорил, что Дин был последним, кто согласился сотрудничать.– Правильно, и он постепенно вспоминал то одно то другое. Но, к слову, он ни разу не упомянул ни Нитти, ни Рикка, ни Кампанья или Капоне.Капоне, о котором он говорил, был братом Аль Капоне – Ральф по прозвищу Ботлз Капоне, – выпускающим безалкогольные напитки.– Но он поддержал признания Брауна и Биоффа, – продолжал Элиот, – касающиеся вымогательства в Голливуде.– Иными словами, Дин намеревается сказать лишь то, что поможет уменьшить его срок.– Ну да, чтобы не получить «перо в бок», как только он выйдет из тюрьмы. Не похоже, что он добавит что-то к тому, в чем уже признался. Он не дойдет до оскорбления суда, до клятвопреступления или еще до чего-нибудь. Но мне совершенно ясно, что он уже вспомнил все, что собирался вспомнить.– А как насчет Лума и Абнера?Элиот криво усмехнулся.– Биофф и Браун? Здесь все совсем по-другому. В случае чего эти ребята готовы выложить гораздо больше, если это возможно. – Его лицо потемнело. – Их женам вчера позвонил неизвестный. Им было приказано передать своим мужьям, чтобы те помалкивали, или «тебя прирежут и твоих деток тоже». Насколько я знаю, этим утром Вилли неистовствовал и кричал: «Мы сидим в тюрьме за этих сволочей, а они угрожают нашим семьям. Черт с ними! Вот так-то!»– Но эти звонки вовсе не означают, что Эстелл убила мафия.Покачав головой, Элиот устало улыбнулся:– Ты все еще не хочешь признать, что это дело рук Нитти.– Нет. Это не в его духе. Я все время думаю об убийстве Сермака и о том, сколько он ждал, чтобы отомстить, не поднимая шума. Это человек, который убил мэра Чикаго и вышел сухим из воды.– Это было десять лет назад, Нат. Сейчас другое время, а Нитти – другой человек.Я отпил пива.– Может, ты и прав. Увидим.– Ты хочешь сам заниматься делом Карей?– Неофициально. Как бы со стороны. – Как бы эта сторона не оказалась опасной. Разве ты не говорил мне однажды, что Нитти велел тебе держаться от него подальше? Это был хороший совет. Друри – превосходный коп, пусть он займется этим. Я пожал плечами.– Это хороший совет.– Тогда воспользуйся им.– Что еще скажешь?Элиот расстроенно улыбнулся.– Итак, я могу сказать тебе, что агенты ФБР разговаривали с Эстелл несколько недель назад. Не знаю, вытянули они что-нибудь из нее или нет. Но я знаю, что они с ней беседовали. А еще ребята из налоговой инспекции.– О пропавшем миллионе Дина?– В основном. И о расследовании Большого жюри.– Ее бы вызвали свидетелем?– Несомненно.– Эстелл стала бы говорить?– Не знаю. Может, кто-то не хотел рисковать – на тот случай, если она вдруг заговорит. – Отхлебнув пива, он хитро на меня посмотрел. – Кстати, поговаривали, что это именно она настучала на Дина.Я наклонился вперед.– Черт, я слышал, что она была с Ники, когда он прятался от обвинения. Эстелл выкрасила волосы в черный цвет и переехала вместе с ним в дешевую квартирку в Цицеро.– Ну да, там-то Гувер и поймал их, – произнес Элиот. – После того как кто-то сообщил ему, где Ники находится.– Эстелл?– Я этого не выяснил. Но это интересный поворот, не так ли? В этом случае Ники Дин становится подозреваемым – ведь это мог быть ответный удар.– А ты можешь выяснить, она указала на него или нет?– Эту информацию может дать только Друри, если он все оформит должным порядком. Ну и я могу кое-что разнюхать для тебя. Но это все будет на уровне сплетен. А если надавлю слишком сильно, то кто-то надавит на меня.– Я знаю, Элиот, и ценю все, что ты делаешь.Покончив со свиными ножками, он вытер рот салфеткой и еще раз улыбнулся.– Радуйся моему обществу, пока можешь, потому что завтра я уезжаю. Возвращаюсь в Кливленд.– Чтобы увидеть жену?– Да, и проверить, как там региональное отделение защиты здоровья. У меня полная свобода выбора: я могу сам решать, в каком из региональных отделений, которых всего двенадцать – от Бостона до Сан-Франциско, – провести несколько дней. Таким образом, мне и с ФБР удается сотрудничать.– Послушай, а в Кливленде сейчас болеют венерическими болезнями? Похоже, они оттуда и пошли.– Конечно, там есть венерические заболевания. Ведь чтобы заработать их, достаточно определенной марки из твоей продовольственной книжки.– Ты мне напомнил, – сказал я, вставая и бросая салфетку на стол, – что мне надо зайти в городское управление и получить там мою.– Венерическую болезнь?– Продовольственную карточку. Элиот пожал плечами, встал и взял счет.– Теперь твоя битва здесь, Нат.– Как и у всех, – сказал я и вытянул счет из его рук. – Я угощаю. Считай это приятной неожиданностью.– В чужой монастырь со своим уставом... Мы вышли на улицу. Снегопад прекратился, но бушевал ветер, так что лучше погода не стала.– Береги себя, – сказал мне Элиот.– Конечно, приятель.Он внимательно на меня посмотрел.– А ты спал?– Немного.– Ты похож на черта.– А ты на кучу дерьма.– Не удивительно, что мы не можем быть рядом, – сказал Элиот и ушел.Через час я уже сидел в моем офисе с продовольственной карточкой в бумажнике и звонил по поводу кредитных чеков, список которых на моем столе оставил Луи Сапперстейн. Зашла Глэдис и спросила меня, не хочу ли я кофе. Я сказал – конечно – сладкую блондинку. Она переспросила. И я объяснил, что так американские солдаты называли сахар и сливки. И теперь я попивал кофе и звонил, удобно устроившись на своем вращающемся стуле. Вдруг зазвонил телефон.– Детективное агентство «А-один», – произнес я впервые за долгое время.– Геллер?Это был хриплый знакомый голос, но я не мог понять, чей.– У телефона.– Это Луис Кампанья.Знакомый холодок пробежал у меня по спине. Я выпрямился.– Привет, Луи.– Ты был молодцом там.– Где?– Да там, с этими японскими сволочами. Ты был молодцом, и Фрэнк просил передать тебе, что он тобой гордится. Мы рады, что ты жив и невредим, и все такое.– Ну что ж, спасибо, Луи.Молчание.В конце концов он его прервал:– Это хорошо – быть живым и невредимым.– Конечно.– Как только ты вернулся, твое имя в первый же День попало в газеты, не так ли?– Да. И что?– Как тебе это удалось, Геллер?– Так уж получилось. Друри был в моем офисе, когда позвонили и сообщили о Карей. Он приходил, чтобы повидать меня, ведь мы с ним вместе работали по делам карманников в былые времена, ты знаешь.Молчание.– И я пошел с ним, – сказал я. – Ты знаешь что я был близок с Эстелл.– Да, мы знаем. Это ужасно – то, что с ней случилось.Я попытался уловить скрытую угрозу в его голосе, но не смог.– Ужасно, – согласился я.– Тебе не следует заниматься этим.– Расследованием, ты хочешь сказать.– Да.– Мне интересно, кто убил Эстелл, Луи. Но я оставлю это Друри.– Отлично.– Я не хочу верить в то, что Фрэнк имеет к этому отношение. Молчание.– Это не в его стиле, – продолжал я.Молчание.Потом он произнес:– Фрэнк может захотеть встретиться с тобой.– Это не очень-то хорошая мысль. Федеральный обвинитель знает, что мы с Фрэнком встречались время от времени. Меня спросят о нашей встрече.Молчание.– Но можешь сказать Фрэнку, что у меня возникли кое-какие медицинские проблемы – после войны. У меня там была амнезия.– Это означает, что ты забываешь некоторые вещи.– Именно так, Луи.– Это отличная болезнь. Фрэнк будет рад это услышать. Держи нас в курсе дела, если "П" будет интересоваться тобой. – Под "П" Кампанья подразумевал правительство. – Возьми карандаш.Я взял карандаш.Он дал мне номер телефона.– По этому номеру я могу позвонить тебе? – спросил я, пытаясь понять, зачем ему это нужно.– Владелец этого номера может связаться со мной, – сказал Кампанья. – Позвони им, а я перезвоню тебе.Щелчок в трубке означал окончание нашего разговора.Меня должен был потрясти этот звонок, но вместо этого я почувствовал странное разочарование. Как и «Бергофф», Кампанья не сильно изменился. Еще одна примета Чикаго – судя по сообщениям газет, контрабандой мяса занималась Компания Нитти. На нее не повлияло введение продовольственных карточек.Я глотнул сладкого кофе со сливками и сделал еще один звонок по поводу кредитных чеков.Вскоре после трех кто-то постучал в мою дверь. Это был сильный и уверенный стук.– Открыто! – крикнул я.Сержант морской пехоты вошел в комнату и захлопнул за собой дверь. Ему было лет сорок; он был одет в отглаженные голубые брюки, рубашку цвета хаки с галстуком и шляпу. На блестящих ботинках отражался свет люстры. Он держался очень прямо, по-военному.– Рядовой Геллер? – спросил он, снимая шляпу. В другой руке он тоже кое-что держал – маленькую синюю коробочку.– Да, – ответил я, вставая. Он показался мне знакомым. Кем был этот человек? Он подошел к моему столу.– Я пытался дозвониться вам, но телефон был занят.– Да, извините. Мне много приходится звонить по работе. Черт, я вас знаю. Вы – сержант, который меня определил в армию.Я обошел свой стол и протянул ему руку. Мы обменялись рукопожатием, а он переложил шляпу в ту руку, в которой держал коробочку. Его улыбка была сухой, рукопожатие – уверенным.– Добро пожаловать домой, рядовой, – произнес он.– Что привело вас сюда, сержант?Он вручил мне маленькую квадратную коробочку с закругленными углами.– Мне выпала честь передать это вам, рядовой Геллер.Я открыл коробочку, ожидая увидеть внутри часы. Вместо этого там оказалась медаль.– Это ваша Серебряная Звезда, рядовой, – за отвагу. Поздравляю вас.– Я... да, благодарю вас... Я... черт... Даже не знаю, сержант. Это смешно.– Смешно?– Мне не кажется, что я совершил нечто, достойное медали. Я делал то, что должен делать. Единственная медаль, которую мне по душе носить – вот эта. – Я указал большим пальцем на Недобитую Утку, приколотую к лацкану моего пиджака. – Я сделал то, что должен был сделать. Но получать медали за убийства людей – я не знаю.Его рот превратился в узкую полоску, из которой таинственным образом вылетали слова:– Рядовой, корпус морской пехоты поносят на каждом шагу. Но в чем его никогда не обвиняли – так это в том, что за убийства мы даем медали. Мы выдаем медали за спасение людей – что вы с капралом Россом и делали в этой проклятой воронке от снаряда. И если бы я был на вашем месте, я бы только гордился этой медалью.Я улыбнулся этому старому грубому крикуну. Старому? Он, вероятно, был всего года на три старше меня. Не то, чтобы это делало его моложе. Служил ли он в первую мировую войну? Ведь он тогда был ребенком, как и многие морские пехотинцы в то время.Так или иначе, но я протянул ему руку еще раз, и он ответил на мое рукопожатие.– Благодарю вас, сержант. Я ценю ваши слова. Он еще раз сдержанно улыбнулся мне и повернулся, чтобы уйти, когда я обратился к нему:– Сержант!– Рядовой?– Вы случайно не знаете, вернулся ли один мой приятель в город? Он находился со мной в одном окопе.– Вы имеете в виду рядового д'Анджело?По спине у меня опять пополз холодок – но уже не такой, как при разговоре с Кампанья.– Да, его. Он вернулся?Сержант кивнул:– Да. Он тоже храбрый молодой человек. Я вручил ему награду этим утром.– Я бы хотел повидаться с ним.Сержант улыбнулся.– Я могу дать вам его адрес, если хотите. * * * Д'Анджело жил с дядей и тетей в Кенсингтоне – маленькой итальянской общине в дальнем южном краю города. Я сел на иллинойский рейсовый поезд, который проходил мимо пульмановского завода, где прежде работал мой отец, и локомотивного завода; оба завода теперь работали на войну и входили в список Элиота как потенциально опасные в отношении венерических болезней. Когда поезд проехал Сто третью улицу, я увидел дым сталеплавильных печей. Сидя в поезде, я думал о профсоюзах, о том, что профсоюзы значили для моего отца, чем для него была сама идея подобных союзов, и о том, что эта идея все еще была неплоха, но ее извратили, превратили в чистое надувательство такие жадные мерзавцы, как Биофф, Браун, Дин, Нитти, Рикка, Кампанья и всякие там Капоне. Неужели мы – д'Анджело, Барни, я – боролись за это?В начале пятого я вышел из поезда на Сто пятнадцатой улице. Я перешел улицу, где несносный запах краски с завода Шверина Вильямса перемешивался непостижимым образом с одуряющим ароматом специй из многочисленных итальянских ресторанчиков. Я оказался на Кенсингтон-авеню – широкой, просторной улице, которая дала название всей общине. Этот необычный район, состоящий из четырех кварталов, был настоящим оазисом между шведским и польским районами; в нем даже была собственная церковь.Кенсингтон – итальянский район – был единственным в Чикаго, которого почти не коснулась мафия.Первый этаж маленького трехэтажного кирпичного домика был занят бакалейной лавкой. На лестничной площадке второго этажа была единственная дверь без номера, я постучал.– Секундочку! – раздался крик за дверью. Женский крик. Дверь отворилась. За ней стояла стройная смуглая привлекательная девушка лет двадцати. Она была в рабочем комбинезоне, подчеркивавшем ее формы, а на голове ее была косынка, завязанная спереди узлом – в стиле тетушки Джемимы.– Чем могу помочь? – спросила она довольно сердито, загораживая своим стройным телом дверной проем. Прядь волос, выбивающаяся из-под платка, была мокрой от пота, а лицо местами было запачкано.– Моя фамилия – Геллер. Я друг рядового д'Анджело.Девушка вспыхнула. Отступив от двери, она жестом пригласила меня войти.– Натан Геллер, конечно. Вы – друг Тони. Он нам рассказывал о вас. И в газетах мы о вас читали.Я вошел в маленькую гостиную. Мебель была красивой, но ее было немного: пышная софа, несколько стульев, радиола... На стенах висели католические иконы.Указав на свой комбинезон и платок, она широко улыбнулась. Ее зубы были очень белыми, а глаза – очень карими.– Извините. Я только что с работы на Пульмане.Я улыбнулся ей.– Роза-штамповщица?– Мария-электросварщица. Хотите увидеть моего брата?Казалось, что она одновременно полна надежды и грусти.– Конечно. Значит, он здесь?– Да. Конечно. – Мне показалось, что она удивлена. – Мы же находимся рядом с общиной Роуз-ленд. – Так называлась больница примерно в миле отсюда. Она продолжала: – Думаю, ваша компания может немного помочь Тони.Она подошла ближе: от нее пахнуло потом – потом после хорошей, честной работы. Мне нравился ее запах. Она была, по сути, хорошеньким ребенком, и если бы я не пришел сюда выяснить кое-что о причастности ее брата к убийству, я, возможно, попросил бы ее номер телефона: до этого я никогда не встречался с электросварщицей. Или с сестрой убийцы, вспомнил я.– Д'Анджело слегка не в себе? – спросил я. Я никак не мог заставить себя называть его Тони – не знаю, почему.Она стояла очень близко от меня.– Тони был чертовски расстроен. С ним все было в порядке, когда он вернулся домой. Мы были приятно удивлены тем, что у него такое хорошее настроение, учитывая, что ему пришлось пережить. Но когда он утром увидел газету...– Убийство Эстелл Карей?Девушка грустно кивнула.– Он не перестает плакать. Не говорите ему, что я вам рассказала.– Послушайте, Мария. Могу кое-что подсказать вам. В ее квартире были обнаружены письма и некоторые вещи вашего брата.Она напряглась.– Серьезно?– Они еще не связали все это с... Тони. Но они сделают это. Копы и репортеры будут кружить вокруг.– О Господи! Что же нам делать?Я пожал плечами.– Может, он побудет где-нибудь еще, пока все уляжется. Я не предлагаю вам спрятать его от полиции, но вы сможете уберечь его от репортеров.Она кивнула.– Конечно. Спасибо вам.– Конечно. Я считаю, что вас надо предупредить. И ваших дядю и тетю, которые живут внизу. Мария снова улыбнулась. Приятная улыбка.– Вы хорошо поступили.Не очень-то хорошо. Я пришел сюда, чтобы посмотреть в глаза моему однополчанину и поговорить с ним об убийстве. О двух убийствах.Но я должен был сделать это – предупредить его. И мне понравилась улыбка его сестры.Я отведу вас к нему, – предложила Мария.– Нет. Просто покажите мне дорогу.– Хорошо. К тому же мне надо принять ванну.Мне не хотелось думать о том, как она принимает ванну. У меня были другие дела.Мария указала на коридор, куда выходили двери спален; в конце коридора была маленькая кухня, в которой теснились шкаф, стол и раковина. Слева по коридору была спальня.– Спальня д'Анджело, – пояснила Мария. Но я обнаружил его на веранде за кухней. Там было прохладно. Д'Анджело сидел за карточным столиком повернувшись лицом к окну, и смотрел на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36