А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В ту ночь по всей Германии произошли погромы еврейских магазинов.К утру груды битого хрусталя засыпали торговые улицы больших и малых городов Германии. Полугодовая продукция всех стекольных заводов Бельгии — терпеливый и искусный труд стекольщиков целой страны, отлитый в прекрасные пластины, — лежала никчемным мусором на чистеньких и аккуратных улицах.То была не просто случайная вылазка подвыпивших дебоширов, как это могло показаться в каждом отдельном случае. Не являлось это и стихийным проявлением народного гнева против евреев в ответ на убийство советника германского посольства в Париже юным евреем Гриншпаном, как то пыталась изобразить лживая пропаганда Геббельса. Зловещая ноябрьская ночь, названная «хрустальной», представляла собой одно из звеньев в подробной, до деталей разработанной фашистами «теории» и практике поджигания расовой ненависти. Фашизм впервые в истории человечества осмелился поставить перед собой и провозгласить как государственную задачу уничтожение целого народа.Народ, чья многовековая культура вошла неотъемлемым вкладом в общую сокровищницу всей человеческой культуры, в том числе и немецкой, — этот народ был поставлен нацистами вне закона и подлежал физическому истреблению. Поголовному физическому истреблению! По всей Германии прокатилась волна погромов. Пылали дома и синагоги, грабилось еврейское имущество, бессмысленно разрушалось и уничтожалось все, что не могло быть унесено с собой, подвергались насилию и издевательствам тысячи людей.Под шум и грохот этих бесчинств появились на свет так называемые «нюрнбергские расовые законы». Преследование евреев с той поры приняло в фашистской Германии вполне официальный характер.Как же ко всему этому относился рейхсмаршал Геринг?Я уже писал, что на такого рода вопрос, поставленный Р. А. Руденко, он ответил, будто у него всегда было только отрицательное отношение к расовой теории вообще. А в своих беседах с другими подсудимыми Геринг, фиглярничая, стал даже восхвалять евреев, находить в них такие качества, которых, по его мнению, был лишен немецкий народ. Читая газетные сообщения о кровавых столкновениях в Палестине между евреями и английскими колонизаторами, «железный Герман» высказал совсем удивительную мысль: если бы, мол, случилось невероятное и его освободили, он «счел бы за честь» присоединиться к евреям и вместе с ними бороться против англичан.В этой совсем анекдотической, на первый взгляд, детали очень ярко проявился характер беспринципного политикана и отъявленного авантюриста. Но если отбросить скоморошный грим, которым Геринг так усердно разукрашивал себя в Нюрнберге, то перед нами предстанет человек, очень хорошо разбиравшийся, зачем и почему надо было в первые же дни прихода нацистов к власти использовать старого как мир конька — антисемитизм.Циничный до мозга костей, он сам пытался объяснять своим «коллегам» по Нюрнбергскому процессу, что с антисемитской политикой, антисемитскими чувствами меньше всего связаны какие-то мифические национальные и расовые особенности евреев. Ведь во многие тирольские деревушки никогда не ступала нога еврея, а антисемитизм зачастую был распространен там гораздо больше, чем в других местах.Тут действительно не возразишь даже Герингу. Разрабатывая и осуществляя на практике расовую теорию, в частности антисемитскую политику, нацистские заправилы руководствовались отнюдь не эмоциями. Прожженные политические шулеры, они хорошо понимали, более того, твердо знали, что в стране с расстроенной экономикой необходимо найти какую-то отдушину, какого-то козла отпущения, чтобы дать выход растущим в народе чувствам недовольства.В обветшалой колоде испытанных приемов для переключения внимания масс при самых разнообразных политических или экономических трудностях обанкротившихся правительств антисемитизм издавна был козырным тузом. И нацисты, оказавшиеся не в состоянии предложить немецкому народу какую-либо здоровую экономическую программу, решили «делать свою игру», поставив именно на эту испытанную карту. Евреи были объявлены виновниками всех неурядиц и бедствий, а антисемитизм провозглашен как лучшее средство разумного и универсального разрешения всех затруднений, как истинно волшебная панацея от любых бедствий в настоящем и будущем новой, нацистской Германии.А дальше все шло уже по чисто психологическим законам. Участники первых еврейских погромов все больше и больше входили во вкус прибыльного и ненаказуемого разбоя. У насильников все сильнее распалялась ненависть к своим жертвам. И каждый из них пытался убедить себя, что его ненависть вполне оправдана, что активные ее проявления естественны и справедливы.Герман Геринг не раз слышал и от Розенберга, и от Геббельса (не раз говаривал это и главный «теоретик» антисемитского разбоя Штрейхер), что, если преследуешь еврея, непременно надо убедить себя, что он плох и заслуживает того, чтобы его ненавидели. Геринг и сам был достаточно знаком с психологией, чтобы понять это. Больше того, для него было ясно, что если человеку, запятнавшему свою совесть насилиями, а порой и кровью ни в чем не повинных евреев, не удастся убедить себя в справедливости своих жестокостей, то он озлобится еще сильнее и перенесет эту злобу опять-таки на тех, кто беззащитен.Кому-кому, а уж Герингу-то хорошо было известно, что не ненависть немецкого населения к евреям повлекла за собой погромы, а, наоборот, еврейские погромы, организованные нацистами, породили у многих немцев ненависть против евреев. В течение многих лет он и его сообщники старались навязать, искусственно привить немецкому народу расовую теорию, разбудить в определенных слоях общества самые низменные инстинкты. И в 1938 году Геринг, Геббельс, Штрейхер, Розенберг с удовлетворением могли констатировать, что «дело сделано». Пока внутри своей страны. Пока лишь в отношении евреев. Но завтра расизм можно будет направить против русских и поляков, украинцев и чехов, французов и сербов.На суде, однако, и сам Геринг и его защитник сделали попытку создать иллюзию, будто события «хрустальной ночи» вызвали у бывшего рейхсмаршала чувство возмущения. Можно ли было поверить в такую чушь?Самое неожиданное заключалось в том, что обвинитель поверил. Он даже решил подкрепить эту версию документами. Недаром ведь следователи рылись в архивах министерства авиации, которое возглавлял Геринг. Рылись и нашли. Нашли протокол совещания, которое Геринг проводил сразу же после «хрустальной ночи».Состав участников этого совещания казался довольно странным. То, что здесь оказался Гейдрих, было понятно: как-никак гестапо являлось одним из организаторов погромов. Фрик — тот министр внутренних дел, старейший нацист и исполнитель многих акций расистского характера. О Геббельсе и говорить нечего: где погром, там и он. Но при чем здесь Функ? Зачем тут респектабельный Шверин фон Крозиг — министр финансов?Даже Геббельс не понимал, почему он и шеф гестапо Гейдрих сидят на совещании рядом с Крозигом. Да и Крозиг пока еще не привык совещаться с такими «коллегами», как Гейдрих.Всеобщее недоумение могло быть устранено только устроителем совещания Германом Герингом. И он действительно очень скоро рассеял его.Если на первый, поверхностный взгляд Герман Геринг прежде всего демагог, фразер и фанфарон, то это лишь одна чисто внешняя сторона одиозной нацистской фигуры. По сути же своей он не только и даже не столько высокопарный болтун, сколько человек активного действия, неизменно основанного на расчете даже в самых, казалось, фантастических прожектах.И в тот раз высокие участники совещания имели возможность еще раз убедиться в этом.Геринг начинает свое выступление очень категорично:— Еврейский вопрос должен быть решен...Это высказывание рейхсмаршала было принято участниками совещания как должное. Но затем последовало совершенно неожиданное: Геринг заявил, что он не проявляет такого восторга в связи с еврейскими погромами, какой со всей откровенностью выражают Геббельс или Штрейхер.— С меня довольно этих погромов! — восклицает он. — В конечном итоге они приносят вред не столько евреям, сколько нам...Нетрудно себе представить, как вытянулись при этом лица Гейдриха и Фрика, Геббельса и Функа. С каких это пор еврейские погромы стали вдруг вредными и даже более того, полезными самим евреям?Геринг спешит прояснить свою мысль. Господа участники совещания не так ведь глупы, чтобы заподозрить его в сожалении по поводу убийства нескольких десятков евреев. Суть дела в другом: энтузиазм погромщиков повлек за собой уничтожение десятков тысяч зеркальных стекол.«Ну и что? — спрашивают недоуменные взгляды Гейдриха и Геббельса. — Неужто для этакого открытия собрал их Геринг?»А Геринг между тем продолжает втолковывать им, что знаменитые зеркальные стекла — импортный товар, за который плачено валютой.И опять участники совещания смотрят на него с недоумением: ведь эту валюту платил не Шверин фон Крозиг, не германская казна. Но тут руководитель совещания вдруг объявляет, что евреи застраховали свои магазины и теперь получат от «арийских» страховых компаний полное возмещение убытков.— Это безумие! — возбужденно выпаливает Геринг. — Поджигать и уничтожать еврейские магазины, чтобы потом немецкие страховые общества покрывали убытки...Геринг глубоко потрясен и возмущен тем, что при погромах только из магазина Марграфа толпа разворовала ценностей на 1,7 миллиона марок.На лицах участников совещания новый немой вопрос: «Что же теперь делать?»И Геринг не томит их ответом. Надо покончить с мелким кустарничеством. Грабить так грабить! Грабить таким образом, чтобы и казна пополнилась, и собственный карман Германа Геринга припух. Да и самый грабеж должен выглядеть респектабельно. Зачем это битье зеркальных стекол? На то Герман Геринг и боролся рядом с Гитлером за власть, чтобы, захватив ее, использовать государственный аппарат во всем многообразии его возможностей. Он предлагает «аризацию» еврейской собственности. Что это означает? Извольте.— Еврей, — популярно объясняет Геринг участникам совещания, — отныне исключается из хозяйства и уступает свои хозяйственные ценности государству. За это он получает возмещение, которое заносится в долговую книгу и сводится к определенному проценту. Этим он должен жить...Не сомневаюсь, что в эту минуту министр экономики Функ многозначительно переглянулся с министром финансов Крозигом: поистине, как все гениальное просто, как легко без всяких усилий можно пополнять казну!По ходу дела выясняется, что многие собственники магазинов застраховали свои товары и оборудование не в германских, а в иностранных страховых обществах. Геббельс явно раздражен этим: значит, некоторые владельцы разгромленных магазинов все же могут возместить свой убыток? Но Геринг успокаивает и его, и других участников совещания:— Господа, пусть евреи получат страховку. Мы ее конфискуем.Он заливается при этом смехом и выкладывает перед своими собеседниками новый сюрприз:— Еще один вопрос, господа! Как вы посмотрите, если я сегодня объявлю, что на евреев налагается штраф или контрибуция в один миллиард марок?.. За беспримерное преступление и так далее и тому подобное...«Господа», конечно, посмотрели на это весьма благосклонно, и Герман Геринг тут же провел свои идеи в жизнь. Начался повальный грабеж, но грабеж «законный», на основании «декрета». По закону Геринг и сам больше всех нажился на «аризации» еврейской собственности.Непоправимой его ошибкой являлось лишь то, что с совещания, на котором он столь широко раскрыл свой сверкающий талант грабителя, не были удалены стенографистки. В Нюрнберге за это пришлось расплачиваться.Стенограмма попала в руки обвинителя, и тот любезно предложил Герингу ознакомиться с ней.Герман Геринг скрежещет зубами, намеренно долго читает ее. Он ищет выхода, но не находит. В конце концов ему не остается ничего, кроме как признать достоверность стенограммы. От каких бы то ни было комментариев по ней подсудимый отказался. «Миротворец» 10 марта 1946 года жандармы ввели в зал суда плотного человека лет пятидесяти, в военной форме, но без погон. То был фельдмаршал Герхардт Мильх, правая рука Германа Геринга.По идее защиты ему надлежало раскрыть перед судом, каким «миротворцем» являлся Геринг. Выбор свидетеля, казалось, был правильным. Мильх дружил с Герингом еще со времен первой мировой войны. Геринг взял его к себе на службу и энергично защитил, когда эсэсовцы заинтересовались вдруг национальным происхождением фельдмаршала. Выяснилось, что у Мильха не то бабушка, не то дедушка были евреями. Последовало требование убрать его из штаба ВВС. Но Геринг громогласно заявил тогда:— В своем штабе я сам решаю вопрос, кто у меня еврей, а кто не еврей...Итак, Мильх рассказывает суду о миролюбии Геринга. Возникает вопрос о нападении на Советский Союз.— Ну, это была, конечно, превентивная война, — говорит Мильх. — Красная Армия с часу на час должна была напасть на Германию, и поэтому у Гитлера не оставалось иного выхода, как нанести превентивный удар. Но даже и такой войны Геринг не желал.Советский обвинитель Р. А. Руденко с иронией замечает, что война против государства, которое само хочет напасть, является оборонительной.— Геринг отрицательно относился и к такой войне, — откликается на эту реплику Мильх.— К оборонительной войне? — уточняет обвинитель.— Он лично отрицательно относится ко всякого рода войнам, — не моргнув глазом, отвечает Мильх.Зал ответил на это заявление Мильха взрывом смеха, а Геринг бросил злой взгляд на своего явно перестаравшегося друга.Герман Геринг куда лучше других знал, сколь велика была его роль в планировании и осуществлении гитлеровской программы агрессии. И не было бы предела его возмущению, если бы кто-нибудь посмел, например, летом 1941 года сказать нечто подобное тому, что выдавил из себя Мильх в Нюрнберге. Сколь это ни звучало угрожающе, в душе он, по-видимому, давно согласился с той частью приговора Международного трибунала, где писалось: «Не может оставаться никакого сомнения в том, что Геринг был движущей силой агрессивной войны, уступая в этом только Гитлеру»....Апрель 1936 года. Геринг назначается на пост руководителя по координации производства сырьевых материалов и контролю за расходованием иностранной валюты. Этот пост дает ему возможность форсировать решение проблем, связанных с военной мобилизацией.В том же 1936 году и именно здесь, в Нюрнберге, очередной съезд нацистской партии принимает рассчитанную на четыре года программу экономической подготовки к вооруженному нападению Германии на другие страны. «Железный Герман» назначается чрезвычайным уполномоченным по выполнению этой программы и сам формулирует основную свою задачу: «В течение четырех лет перевести всю экономику в состояние боевой готовности к войне».В качестве чрезвычайного уполномоченного он выступает в июле на совещании крупнейших германских авиационных промышленников с призывом к увеличению производства самолетов. Геринг знает их затаенные мечты и пускает в ход достаточно веский аргумент:— Если Германия выиграет войну, она будет величайшей державой, господствующей на мировом рынке, станет богатой страной. Надо рисковать, чтобы добиться этой цели.Он легко рисковал судьбами миллионов немцев и других народов Европы, играя зачастую решающую роль в осуществлении внешнеполитических акций гитлеровской Германии. Его не очень устраивала дипломатическая служба «третьей империи». Министр иностранных дел Нейрат не нравился ему своей консервативностью, кажущейся медлительностью и нерешительностью. Нейрата сменяли на Риббентропа. Это сделал Гитлер. Геринг же расценивал такую замену как глубоко ошибочный шаг. Риббентропа он считал абсолютно не подготовленным для решения дипломатических задач, человеком не умным, тупым.Дипломатической деятельностью в нацистской Германии занимались и Риббентроп, и Геринг, и Шахт, и Розенберг, и Редер, и многие другие. Но у Германа Геринга был свой, особый «дипломатический почерк». Наряду с авантюризмом, вообще присущим гитлеровской внешней политике, его «почерк» отличался особой дерзостью и крайне выраженным политическим цинизмом. * * * ...Март 1938 года. Захват Австрии.В этой операции участвуют и фон Папен — германский посол в Вене, и Кейтель с Иодлем, олицетворявшие одним своим присутствием на переговорах с австрийским канцлером решимость вермахта осуществить аншлюс, и Риббентроп, обеспечивавший благоприятную позицию на Темзе, и австрийские национал-социалисты во главе с Зейсс-Инквартом. Однако центральной фигурой тут был Герман Геринг.Пожалуй, никогда в жизни он не говорил так много и так долго по телефону, как в те «решающие дни».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66