Во время ссылки подобный оптимизм выглядел бы совершенно неуместным. Следовательно, любая датировка, как целого, так и отдельных частей трактата, периодом после конца 41 года исключается.
Но если принять эту гипотезу, тогда значение трактата предстает в несколько ином свете. То, что он содержит советы философа брату о том, как себя вести на руководящей должности, олицетворяющей «право меча» (jus gladii), очевидно. Но не менее очевидны и размышления автора о разрушительных последствиях действий монарха, легко поддающегося приступам гнева. И трактат приобретает неоспоримое политическое значение. В нем обнаруживаются темы, которым впоследствии предстоит составить костяк трактата «О милосердии»: необходимость для принцепса придерживаться справедливости; неприятие жестокости; забота об уважении союза, который служит основой человеческого сообщества и объединяет людей между собой. Коротко говоря, совокупность трех книг «О гневе» содержит набросок стоической теории царской власти. Формально это еще не трактат, а именно набросок. Внешним поводом к его написанию, заявленным посвящением Новату, служит подготовка брата философа к ответственной карьере – точно так же Цицерон в 59 году составил для своего брата Квинта настоящее «руководство по управлению людьми». Но помимо проблем Новата Сенеку интересуют проблемы высшей власти и справедливости. Нет сомнения, что ум его в это время занимали и мысли о собственной карьере. Намеки политического характера на тиранию Гая рассчитаны на то, чтобы понравиться новому властителю – в той мере, в какой тот намеревался подчинять свое поведение определенному нравственному императиву. Мы знаем, что вскоре в дело вмешалась Мессалина, и все надежды философа рухнули, а сам он оказался вовлеченным в дворцовые интриги. Тем не менее трактат «О гневе» остается для нас свидетельством образа мыслей Сенеки в первые месяцы нового правления. Он до самой последней минуты не подозревал об ударе, жертвой которого ему предстояло стать. Настроенный продолжать начатую карьеру и добиваться торжества главных принципов и ценностей стоицизма, он рассчитывал на поддержку Клавдия, но не учел в своих расчетах слабости принцепса, на глазах превращавшегося в игрушку в руках жены и приближенных отпущенников.
* * *
Относительно двух «Утешений», написанных в ссылке («Утешение к Гельвии» и «Утешение к Полибию»), может сложиться впечатление, что их датировка должна определяться обстоятельствами их создания. Разумеется, временные рамки того и другого не вызывают сомнений: оба сочинения появились на свет после отъезда Сенеки на Корсику (конец 41 года), но до его возвращения в Рим (начало 49 года). Но все-таки этот промежуток занимает восемь лет, и хотелось бы знать, когда именно были написаны «Утешения». Особенно занимает нас вопрос, предшествовало ли создание «Утешения к Гельвии» – смелого по тону, достойного философа-стоика сочинения – обращению к Полибию, или наоборот. Однако при решении этой задачи мы сталкиваемся со многими трудностями.
Как мы уже говорили, «Утешение к Полибию» не могло быть написано позже начала 44 года, когда Клавдий праздновал свой триумф над Британией. Не могло оно появиться и раньше начала января 42 года, потому что в это время Клавдий удостоился титула Отца Отечества. Но и этот интервал слишком велик. Тем не менее запомним, что время создания этого «Утешения» относится к первым двум годам ссылки. Есть ли возможность датировать его точнее?
Описывая обязанности, исполняемые Полибием при дворе, Сенека пишет: «...некогда любовь цезаря и твои труды вознесли тебя в высшее сословие...» Несмотря на отсутствие определенности в значении слова «некогда» (olim), употребленного автором, ясно, что возвышение Полибия не относится к совсем недавним событиям. Призванный ко двору Клавдием и, видимо, получивший от него кольцо всадника, Полибий не мог «вознестись» раньше, чем его покровитель сам пришел к власти, то есть до 41 года, может быть, чуть раньше. Из этого вытекает, что создание «Утешения» не может быть отнесено к началу рассматриваемого периода. Но есть и еще одна зацепка. В заключительной части произведения Сенека жалуется, что с тех пор как живет в ссылке и не слышит вокруг себя латинской речи, начал «покрываться ржавчиной». Но это «извинение» за язык послания, при всей своей условности, не имело бы никакого смысла, если бы жизнь Сенеки в ссылке только начиналась. Поэтому мы склоняемся к тому, чтобы предпочесть более ранней датировке более позднюю.
Третий аргумент основан на том, что Сенека предлагает Полибию поведать о «подвигах цезаря». Конечно, можно не придавать особенного значения этим словам, сочтя их общим местом (одним из излюбленных поэтических приемов эпохи Августа), однако не исключено, что они имеют вполне конкретный смысл, если вспомнить, что на протяжении рассматриваемого периода Клавдий действительно принимал участие в военных подвигах. Дион Кассий рассказывает, что в ходе первых боевых операций в Британии верховный главнокомандующий обратился к императору с просьбой лично возглавить форсирование Тамезиса. По всей видимости, Клавдий прибыл в Британию в самом начале лета и оставался здесь примерно полгода, до начала следующей зимы. Если Сенека имел в виду именно этот «подвиг» принцепса – скорее всего, старательно подготовленный подданными с целью придать Клавдию, известному своей физической немощью и своими странностями, блеск военной славы, тогда «Утешение» должно датироваться последними месяцами 43 года. Действительно, работая над ним, Сенека знал, что Клавдий в Риме, иначе Полибию никак не удалось бы искать утешения в его присутствии. Если наша гипотеза верна, то речь идет о промежутке после осени 43-го, но до наступления первых дней 44 года. Момент для обращения к императору, вернувшемуся после победоносной кампании, увенчанному славой, захватившему вражескую столицу и подчинившему множество племен, выбран Сенекой как нельзя более удачно. О том, что расчеты философа строились не на пустом месте, говорит тот факт, что Клавдий и в самом деле позволил некоторым ссыльным вернуться в Рим ради присутствия на его триумфе. Был ли Сенека в их числе? Неизвестно. Одни специалисты верят, что так оно и было, другие в этом сильно сомневаются, но доказательств нет ни у тех ни у других.
Определив с большей или меньшей вероятностью дату создания «Утешения к Полибию», посмотрим, как обстоит дело с датировкой «Утешения к Гельвии». Верный жанру утешения, Сенека сообщает, что воздерживался от обращения к матери, не желая бередить слишком свежую рану. Означает ли это, что он выжидал столь же долго, как в случае с утешением Марции, и что между его отъездом в ссылку и написанием этого сочинения прошло три года?
Один отрывок из «Утешения» убеждает нас, что это не так. Сенека напоминает матери, что есть закон, предписывающий вдовам оплакивать усопшего мужа в течение десяти месяцев, и говорит, что ему этот срок кажется вполне разумным. Чуть ниже он добавляет, что женщины, если только Гельвия соблаговолит их выслушать, помогут ей быстро прийти в себя, как только истечет время траура. Обе эти фразы показывают, что «Утешение» было написано не позднее чем через 10 месяцев после начала ссылки. Таким образом, мы приходим к середине лета 42 года.
Действительно, представляется весьма вероятным, что между прибытием Сенеки на Корсику и созданием «Утешения к Гельвии» прошло несколько месяцев. Видно, что философ уже успел «устроиться» на новом месте: он начал читать самые разнообразные книги и размышлять над познанием мира. Но подобное «обустройство» не должно было потребовать больше нескольких месяцев, то есть жизнь Сенеки в ссылке только начиналась. Возможно, речь идет о весне 42 года.
С учетом всего вышеизложенного следует с большой долей вероятности признать, что «Утешение к матери Гельвии» появилось на свет раньше «Утешения к Полибию». Того же мнения, впрочем, придерживается подавляющая часть исследователей, хотя большинство из них приходит к этому выводу на основе чисто субъективных впечатлений. Между обоими сочинениями имеется немало различий. Первое служит выражением личных чувств, а в его авторе говорит не только философ, но и сын. Нельзя сказать, что в нем вовсе нет политического подтекста, но он здесь гораздо меньше ощутим. Второе, и мы постарались это показать, прежде всего является политическим шагом, выражающим преемственность с трактатом «О гневе». Его цель – напомнить Клавдию о намерениях, которые он демонстрировал в начале своего правления. В любом случае, хронологический порядок создания обоих «Утешений» не может быть оспорен. Что касается второго произведения, то ошибкой было бы думать, что его писал человек, сломленный ссылкой и готовый на любой компромисс. «Утешение к Полибию» принадлежит перу политика, твердо намеренного придерживаться раз и навсегда избранной линии поведения и использующего благоприятные обстоятельства для достижения своих целей.
* * *
К периоду между зимой 43/44-го и весной 49 года мы не можем отнести ни одного из известных нам произведений Сенеки. Это, конечно, не значит, что прошедшие годы обязательно были годами молчания; вполне вероятно, что Сенека написал какое-то произведение, которое до наших дней просто не дошло. Также возможно, что это время он посвятил сочинению трагедий, однако и это предположение практически лишено материальных свидетельств.
Сохранившиеся сочинения философа вновь возникают в поле нашего зрения начиная с его возвращения в Рим. Мы полагаем, что диалог «О краткости жизни» появился в первой половине 49 года, весьма вероятно, до 24 мая. Несмотря на то, что датировка этого произведения вызвала среди специалистов многочисленные споры – хотя с названной нами датой согласно большинство из них, – мы не думаем, что главный аргумент, на котором она базируется, может быть опровергнут. Сенека, как известно, пересказывает содержание выступления некоего лектора, на котором он недавно присутствовал. Лектор же напомнил слушателям о том, что «Сулла был последним из римлян, кто расширил померий». Вместе с тем мы знаем, что в 49 году Клавдий, в свою очередь, приступил к расширению померия. Из чего нетрудно догадаться, что лекция, о которой говорит Сенека, состоялась раньше, пусть совсем ненамного, но все-таки раньше, чем началось расширение померия. Основное возражение тех, кто не согласен с этим выводом, сводится к следующему. Лектор ни словом не обмолвился о расширении померия, осуществленном, как считается, при Августе, следовательно, он мог обойти молчанием и то, которое затеял Клавдий. Однако есть весьма серьезные основания полагать, что акция, якобы предпринятая Августом, носила исключительно административный характер – в отличие от торжественного религиозного акта, организованного Клавднем. Мало того, при Августе померий так и не изменил своих границ, как не изменил он их и при Цезаре. Диктатор действительно намеревался расширить священную территорию Города (Urbs), но сделать этого не успел. Доказательством вышесказанному служит ссылка на «Закон об империи Веспасиана», который, давая новому принцепсу право на расширение померия, опирается в качестве прецедента на акцию Клавдия и ни словом не упоминает об Августе.
Как бы там ни было, трактат явно написан после смерти Калигулы. Сенека писал его, находясь в Риме; нам представляется совершенно невероятным, чтобы он работал над ним в ссылке. Оба эти условия удовлетворяют датировке 49 годом, как, впрочем, и исторические примеры, приводимые лектором, которого критикует Сенека. Их подбор снова отсылает нас к эпохе Клавдия. С другой стороны, мы считаем, что трактат «О краткости жизни» предшествует другому трактату – «О спокойствии духа», который, как мы вскоре убедимся, не мог быть написан намного раньше прихода к власти Нерона.
Итак, Серен, анализируя свои тревоги и размышляя, какое решение принять, говорит: «Placet intra parietes suos vitam coercere; nemo ullum auferat diem nihil dignum tanto impendio red-diturus; sibi ipse animus haereat, se colat, nihil alieni agat, nihil quod ad iudicem spectet; ametur expers publicae privataeque curae tranquitas...» («Ему угодно заключить жизнь в стенах своего дома; никто не похитит у него ни одного дня; никто не может дать ему ничего, компенсирующего эту жертву; душа его льнет к себе самой, себя чтит; ничего не делает для другого, ничего, что можно было бы показать перед судьей; он любит лишь спокойствие, далекое от общественных и частных забот»).
Эта картина «досужей» жизни содержит в концентрированном виде более пространные рассуждения, заимствованные из трактата «О краткости жизни», а смысл некоторых выражений и вовсе становится понятен только в свете этого сочинения.
Складывается впечатление, что в этом отрывке Сенека кратко излагает рассуждения, сформулированные в книге «О краткости жизни». Но совершенно очевидно, что осуществить группировку соответствующих выводов можно только в том случае, если более развернутая аргументация уже существует. И напротив, представляется весьма маловероятным, чтобы приведенная нами фраза из «Спокойствия духа» служила чем-то вроде плана или краткого перечисления тем, широко освещаемых в «Краткости жизни». Особенно бросается в глаза, что фраза из «Спокойствия...» выстроена в том же порядке, что и соответствующий отрывок из «Краткости...» – точно так, как если бы она воспроизводила общий замысел трактата. Решающий аргумент заключается в том, что слова Серена передают – сохраняя отдельные особенно важные выражения – смысл трактата «О краткости жизни». И речь здесь идет не просто об употреблении близких по духу мыслей и слов, как это наблюдается в случае сопоставления трактатов «О счастливой жизни» и «О постоянстве мудреца», в результате которого невозможно прийти к выводу о наличии какого бы то ни было взаимовлияния двух этих произведений, а о почти прозрачном намеке Серена на идею, прежде сформулированную Сенекой.
Установленные факты прекрасно вписываются в гипотезу, согласно которой датировать «О краткости жизни» следует 49 годом. Они же опровергают вероятность более поздней датировки, в частности, предположение о том, что трактат был написан в 62 году, уже после отставки.
* * *
Мы думаем, что между трактатом «О краткости жизни» и «Апоколокинтосом», время создания которого определяется самим сюжетом повествования, Сенека написал трактат «О спокойствии духа». По поводу его датировки мнения ученых разделились, причем ни одна из точек зрения не получила аргументированного обоснования. Дело в том, что в этом сочинении нет ни одной привязки к конкретным историческим фактам – за единственным исключением, которое до сих пор так и не привлекло внимания исследователей.
Первая веха – terminus post quern – не оспаривается никем. «О спокойствии духа», бесспорно, написано после смерти Калигулы. Однако одной этой точки отсчета для датировки мало. Порой высказываются мнения, что упоминание о жестокости Калигулы – характерная примета тех сочинений Сенеки, которые создавались в годы правления Клавдия. При всей справедливости этого наблюдения оно все-таки не может служить достаточно веским основанием для окончательного вывода. Если придерживаться традиционно принятой аргументации, то приходится признать, что Сенека написал этот трактат, находясь в изгнании. Однако нам это предположение кажется маловероятным: человек, отбывающий ссылку, вряд ли счел бы уместным делиться советами с Сереном. Если в трактате «О краткости жизни» Сенека, еще не полностью включившийся в активную деятельность, рекомендует Паулину сложить с себя официальные обязанности, то в «Спокойствии...» он убеждает Серена не делать ничего подобного и учит его, как в любых обстоятельствах (необязательно сопряженных с несчастьем) сохранять внутреннее спокойствие. Афинодор, говорит Сенека, слишком поспешил, превознося прелести отставки. Что это – сожаление человека, приговоренного судом влачить существование вдали от Рима? С этим невозможно согласиться, потому что трактат оставляет у читателя бесспорное впечатление возрожденной надежды, которая движет автором. Да, в начале 49 года Сенека еще жил с ощущением катастрофы, которая если не полностью разрушила, то по меньшей мере прервала на долгих семь лет его карьеру, но к моменту работы над «Спокойствием...» весь его пессимизм и все его пораженческие настроения исчезли без следа.
Впрочем, есть и вполне реальный факт, убеждающий нас, что трактат написан после 51 года. Так, в главе XI мы читаем: «Ptolemaeum Africae regent, Armeniae Mithridaten inter Gaianas custodias vidimus; alter in exilium missus est, alter ut meliore fide mitteretur optabat» («Птолемей, царь Африки, и Митридат, царь Армении, как мы видели, были под стражей Гая; один был отправлен в изгнание, другой желал, чтобы к нему проявили больше верности»). Комментаторы и переводчики так и не объяснили, на какие события ссылается эта фраза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Но если принять эту гипотезу, тогда значение трактата предстает в несколько ином свете. То, что он содержит советы философа брату о том, как себя вести на руководящей должности, олицетворяющей «право меча» (jus gladii), очевидно. Но не менее очевидны и размышления автора о разрушительных последствиях действий монарха, легко поддающегося приступам гнева. И трактат приобретает неоспоримое политическое значение. В нем обнаруживаются темы, которым впоследствии предстоит составить костяк трактата «О милосердии»: необходимость для принцепса придерживаться справедливости; неприятие жестокости; забота об уважении союза, который служит основой человеческого сообщества и объединяет людей между собой. Коротко говоря, совокупность трех книг «О гневе» содержит набросок стоической теории царской власти. Формально это еще не трактат, а именно набросок. Внешним поводом к его написанию, заявленным посвящением Новату, служит подготовка брата философа к ответственной карьере – точно так же Цицерон в 59 году составил для своего брата Квинта настоящее «руководство по управлению людьми». Но помимо проблем Новата Сенеку интересуют проблемы высшей власти и справедливости. Нет сомнения, что ум его в это время занимали и мысли о собственной карьере. Намеки политического характера на тиранию Гая рассчитаны на то, чтобы понравиться новому властителю – в той мере, в какой тот намеревался подчинять свое поведение определенному нравственному императиву. Мы знаем, что вскоре в дело вмешалась Мессалина, и все надежды философа рухнули, а сам он оказался вовлеченным в дворцовые интриги. Тем не менее трактат «О гневе» остается для нас свидетельством образа мыслей Сенеки в первые месяцы нового правления. Он до самой последней минуты не подозревал об ударе, жертвой которого ему предстояло стать. Настроенный продолжать начатую карьеру и добиваться торжества главных принципов и ценностей стоицизма, он рассчитывал на поддержку Клавдия, но не учел в своих расчетах слабости принцепса, на глазах превращавшегося в игрушку в руках жены и приближенных отпущенников.
* * *
Относительно двух «Утешений», написанных в ссылке («Утешение к Гельвии» и «Утешение к Полибию»), может сложиться впечатление, что их датировка должна определяться обстоятельствами их создания. Разумеется, временные рамки того и другого не вызывают сомнений: оба сочинения появились на свет после отъезда Сенеки на Корсику (конец 41 года), но до его возвращения в Рим (начало 49 года). Но все-таки этот промежуток занимает восемь лет, и хотелось бы знать, когда именно были написаны «Утешения». Особенно занимает нас вопрос, предшествовало ли создание «Утешения к Гельвии» – смелого по тону, достойного философа-стоика сочинения – обращению к Полибию, или наоборот. Однако при решении этой задачи мы сталкиваемся со многими трудностями.
Как мы уже говорили, «Утешение к Полибию» не могло быть написано позже начала 44 года, когда Клавдий праздновал свой триумф над Британией. Не могло оно появиться и раньше начала января 42 года, потому что в это время Клавдий удостоился титула Отца Отечества. Но и этот интервал слишком велик. Тем не менее запомним, что время создания этого «Утешения» относится к первым двум годам ссылки. Есть ли возможность датировать его точнее?
Описывая обязанности, исполняемые Полибием при дворе, Сенека пишет: «...некогда любовь цезаря и твои труды вознесли тебя в высшее сословие...» Несмотря на отсутствие определенности в значении слова «некогда» (olim), употребленного автором, ясно, что возвышение Полибия не относится к совсем недавним событиям. Призванный ко двору Клавдием и, видимо, получивший от него кольцо всадника, Полибий не мог «вознестись» раньше, чем его покровитель сам пришел к власти, то есть до 41 года, может быть, чуть раньше. Из этого вытекает, что создание «Утешения» не может быть отнесено к началу рассматриваемого периода. Но есть и еще одна зацепка. В заключительной части произведения Сенека жалуется, что с тех пор как живет в ссылке и не слышит вокруг себя латинской речи, начал «покрываться ржавчиной». Но это «извинение» за язык послания, при всей своей условности, не имело бы никакого смысла, если бы жизнь Сенеки в ссылке только начиналась. Поэтому мы склоняемся к тому, чтобы предпочесть более ранней датировке более позднюю.
Третий аргумент основан на том, что Сенека предлагает Полибию поведать о «подвигах цезаря». Конечно, можно не придавать особенного значения этим словам, сочтя их общим местом (одним из излюбленных поэтических приемов эпохи Августа), однако не исключено, что они имеют вполне конкретный смысл, если вспомнить, что на протяжении рассматриваемого периода Клавдий действительно принимал участие в военных подвигах. Дион Кассий рассказывает, что в ходе первых боевых операций в Британии верховный главнокомандующий обратился к императору с просьбой лично возглавить форсирование Тамезиса. По всей видимости, Клавдий прибыл в Британию в самом начале лета и оставался здесь примерно полгода, до начала следующей зимы. Если Сенека имел в виду именно этот «подвиг» принцепса – скорее всего, старательно подготовленный подданными с целью придать Клавдию, известному своей физической немощью и своими странностями, блеск военной славы, тогда «Утешение» должно датироваться последними месяцами 43 года. Действительно, работая над ним, Сенека знал, что Клавдий в Риме, иначе Полибию никак не удалось бы искать утешения в его присутствии. Если наша гипотеза верна, то речь идет о промежутке после осени 43-го, но до наступления первых дней 44 года. Момент для обращения к императору, вернувшемуся после победоносной кампании, увенчанному славой, захватившему вражескую столицу и подчинившему множество племен, выбран Сенекой как нельзя более удачно. О том, что расчеты философа строились не на пустом месте, говорит тот факт, что Клавдий и в самом деле позволил некоторым ссыльным вернуться в Рим ради присутствия на его триумфе. Был ли Сенека в их числе? Неизвестно. Одни специалисты верят, что так оно и было, другие в этом сильно сомневаются, но доказательств нет ни у тех ни у других.
Определив с большей или меньшей вероятностью дату создания «Утешения к Полибию», посмотрим, как обстоит дело с датировкой «Утешения к Гельвии». Верный жанру утешения, Сенека сообщает, что воздерживался от обращения к матери, не желая бередить слишком свежую рану. Означает ли это, что он выжидал столь же долго, как в случае с утешением Марции, и что между его отъездом в ссылку и написанием этого сочинения прошло три года?
Один отрывок из «Утешения» убеждает нас, что это не так. Сенека напоминает матери, что есть закон, предписывающий вдовам оплакивать усопшего мужа в течение десяти месяцев, и говорит, что ему этот срок кажется вполне разумным. Чуть ниже он добавляет, что женщины, если только Гельвия соблаговолит их выслушать, помогут ей быстро прийти в себя, как только истечет время траура. Обе эти фразы показывают, что «Утешение» было написано не позднее чем через 10 месяцев после начала ссылки. Таким образом, мы приходим к середине лета 42 года.
Действительно, представляется весьма вероятным, что между прибытием Сенеки на Корсику и созданием «Утешения к Гельвии» прошло несколько месяцев. Видно, что философ уже успел «устроиться» на новом месте: он начал читать самые разнообразные книги и размышлять над познанием мира. Но подобное «обустройство» не должно было потребовать больше нескольких месяцев, то есть жизнь Сенеки в ссылке только начиналась. Возможно, речь идет о весне 42 года.
С учетом всего вышеизложенного следует с большой долей вероятности признать, что «Утешение к матери Гельвии» появилось на свет раньше «Утешения к Полибию». Того же мнения, впрочем, придерживается подавляющая часть исследователей, хотя большинство из них приходит к этому выводу на основе чисто субъективных впечатлений. Между обоими сочинениями имеется немало различий. Первое служит выражением личных чувств, а в его авторе говорит не только философ, но и сын. Нельзя сказать, что в нем вовсе нет политического подтекста, но он здесь гораздо меньше ощутим. Второе, и мы постарались это показать, прежде всего является политическим шагом, выражающим преемственность с трактатом «О гневе». Его цель – напомнить Клавдию о намерениях, которые он демонстрировал в начале своего правления. В любом случае, хронологический порядок создания обоих «Утешений» не может быть оспорен. Что касается второго произведения, то ошибкой было бы думать, что его писал человек, сломленный ссылкой и готовый на любой компромисс. «Утешение к Полибию» принадлежит перу политика, твердо намеренного придерживаться раз и навсегда избранной линии поведения и использующего благоприятные обстоятельства для достижения своих целей.
* * *
К периоду между зимой 43/44-го и весной 49 года мы не можем отнести ни одного из известных нам произведений Сенеки. Это, конечно, не значит, что прошедшие годы обязательно были годами молчания; вполне вероятно, что Сенека написал какое-то произведение, которое до наших дней просто не дошло. Также возможно, что это время он посвятил сочинению трагедий, однако и это предположение практически лишено материальных свидетельств.
Сохранившиеся сочинения философа вновь возникают в поле нашего зрения начиная с его возвращения в Рим. Мы полагаем, что диалог «О краткости жизни» появился в первой половине 49 года, весьма вероятно, до 24 мая. Несмотря на то, что датировка этого произведения вызвала среди специалистов многочисленные споры – хотя с названной нами датой согласно большинство из них, – мы не думаем, что главный аргумент, на котором она базируется, может быть опровергнут. Сенека, как известно, пересказывает содержание выступления некоего лектора, на котором он недавно присутствовал. Лектор же напомнил слушателям о том, что «Сулла был последним из римлян, кто расширил померий». Вместе с тем мы знаем, что в 49 году Клавдий, в свою очередь, приступил к расширению померия. Из чего нетрудно догадаться, что лекция, о которой говорит Сенека, состоялась раньше, пусть совсем ненамного, но все-таки раньше, чем началось расширение померия. Основное возражение тех, кто не согласен с этим выводом, сводится к следующему. Лектор ни словом не обмолвился о расширении померия, осуществленном, как считается, при Августе, следовательно, он мог обойти молчанием и то, которое затеял Клавдий. Однако есть весьма серьезные основания полагать, что акция, якобы предпринятая Августом, носила исключительно административный характер – в отличие от торжественного религиозного акта, организованного Клавднем. Мало того, при Августе померий так и не изменил своих границ, как не изменил он их и при Цезаре. Диктатор действительно намеревался расширить священную территорию Города (Urbs), но сделать этого не успел. Доказательством вышесказанному служит ссылка на «Закон об империи Веспасиана», который, давая новому принцепсу право на расширение померия, опирается в качестве прецедента на акцию Клавдия и ни словом не упоминает об Августе.
Как бы там ни было, трактат явно написан после смерти Калигулы. Сенека писал его, находясь в Риме; нам представляется совершенно невероятным, чтобы он работал над ним в ссылке. Оба эти условия удовлетворяют датировке 49 годом, как, впрочем, и исторические примеры, приводимые лектором, которого критикует Сенека. Их подбор снова отсылает нас к эпохе Клавдия. С другой стороны, мы считаем, что трактат «О краткости жизни» предшествует другому трактату – «О спокойствии духа», который, как мы вскоре убедимся, не мог быть написан намного раньше прихода к власти Нерона.
Итак, Серен, анализируя свои тревоги и размышляя, какое решение принять, говорит: «Placet intra parietes suos vitam coercere; nemo ullum auferat diem nihil dignum tanto impendio red-diturus; sibi ipse animus haereat, se colat, nihil alieni agat, nihil quod ad iudicem spectet; ametur expers publicae privataeque curae tranquitas...» («Ему угодно заключить жизнь в стенах своего дома; никто не похитит у него ни одного дня; никто не может дать ему ничего, компенсирующего эту жертву; душа его льнет к себе самой, себя чтит; ничего не делает для другого, ничего, что можно было бы показать перед судьей; он любит лишь спокойствие, далекое от общественных и частных забот»).
Эта картина «досужей» жизни содержит в концентрированном виде более пространные рассуждения, заимствованные из трактата «О краткости жизни», а смысл некоторых выражений и вовсе становится понятен только в свете этого сочинения.
Складывается впечатление, что в этом отрывке Сенека кратко излагает рассуждения, сформулированные в книге «О краткости жизни». Но совершенно очевидно, что осуществить группировку соответствующих выводов можно только в том случае, если более развернутая аргументация уже существует. И напротив, представляется весьма маловероятным, чтобы приведенная нами фраза из «Спокойствия духа» служила чем-то вроде плана или краткого перечисления тем, широко освещаемых в «Краткости жизни». Особенно бросается в глаза, что фраза из «Спокойствия...» выстроена в том же порядке, что и соответствующий отрывок из «Краткости...» – точно так, как если бы она воспроизводила общий замысел трактата. Решающий аргумент заключается в том, что слова Серена передают – сохраняя отдельные особенно важные выражения – смысл трактата «О краткости жизни». И речь здесь идет не просто об употреблении близких по духу мыслей и слов, как это наблюдается в случае сопоставления трактатов «О счастливой жизни» и «О постоянстве мудреца», в результате которого невозможно прийти к выводу о наличии какого бы то ни было взаимовлияния двух этих произведений, а о почти прозрачном намеке Серена на идею, прежде сформулированную Сенекой.
Установленные факты прекрасно вписываются в гипотезу, согласно которой датировать «О краткости жизни» следует 49 годом. Они же опровергают вероятность более поздней датировки, в частности, предположение о том, что трактат был написан в 62 году, уже после отставки.
* * *
Мы думаем, что между трактатом «О краткости жизни» и «Апоколокинтосом», время создания которого определяется самим сюжетом повествования, Сенека написал трактат «О спокойствии духа». По поводу его датировки мнения ученых разделились, причем ни одна из точек зрения не получила аргументированного обоснования. Дело в том, что в этом сочинении нет ни одной привязки к конкретным историческим фактам – за единственным исключением, которое до сих пор так и не привлекло внимания исследователей.
Первая веха – terminus post quern – не оспаривается никем. «О спокойствии духа», бесспорно, написано после смерти Калигулы. Однако одной этой точки отсчета для датировки мало. Порой высказываются мнения, что упоминание о жестокости Калигулы – характерная примета тех сочинений Сенеки, которые создавались в годы правления Клавдия. При всей справедливости этого наблюдения оно все-таки не может служить достаточно веским основанием для окончательного вывода. Если придерживаться традиционно принятой аргументации, то приходится признать, что Сенека написал этот трактат, находясь в изгнании. Однако нам это предположение кажется маловероятным: человек, отбывающий ссылку, вряд ли счел бы уместным делиться советами с Сереном. Если в трактате «О краткости жизни» Сенека, еще не полностью включившийся в активную деятельность, рекомендует Паулину сложить с себя официальные обязанности, то в «Спокойствии...» он убеждает Серена не делать ничего подобного и учит его, как в любых обстоятельствах (необязательно сопряженных с несчастьем) сохранять внутреннее спокойствие. Афинодор, говорит Сенека, слишком поспешил, превознося прелести отставки. Что это – сожаление человека, приговоренного судом влачить существование вдали от Рима? С этим невозможно согласиться, потому что трактат оставляет у читателя бесспорное впечатление возрожденной надежды, которая движет автором. Да, в начале 49 года Сенека еще жил с ощущением катастрофы, которая если не полностью разрушила, то по меньшей мере прервала на долгих семь лет его карьеру, но к моменту работы над «Спокойствием...» весь его пессимизм и все его пораженческие настроения исчезли без следа.
Впрочем, есть и вполне реальный факт, убеждающий нас, что трактат написан после 51 года. Так, в главе XI мы читаем: «Ptolemaeum Africae regent, Armeniae Mithridaten inter Gaianas custodias vidimus; alter in exilium missus est, alter ut meliore fide mitteretur optabat» («Птолемей, царь Африки, и Митридат, царь Армении, как мы видели, были под стражей Гая; один был отправлен в изгнание, другой желал, чтобы к нему проявили больше верности»). Комментаторы и переводчики так и не объяснили, на какие события ссылается эта фраза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49