Он мало спал, плохо ел и стал предельно раздражителен. Да и как не стать раздражительным и нервным!
Стон-Пойнт, такой тихий, вполне приличный городок с «тринадцатью семействами», аристократической Парк-авеню, пикниками на острове, лужайками для гольфа, несколькими церквами и тем «средним уровнем жизни», которым так все гордятся, вдруг стал беспокойным, непонятным и загадочным.
Мало того: говорили, что в Стон-Пойнте имеется своя организация красных и что он, Ньюмен, должен ежечасно и ежеминутно проявлять бдительность, сообщая заблаговременно о планах бунтовщиков и ведя наблюдение за поведением, связями и даже перепиской некоторых известных людей.
Вот взять хотя бы это поручение с Рендалем. Ньюмен считал мистера Рендаля вполне свободным от всяких подозрений, а ему закатили головомойку и предложили не умничать, а делать, что велят. Ну что ж, пожалуйста, он не будет умничать, он согласен строго придерживаться указаний своих хозяев. В конце концов, он вовсе не обязан защищать репутацию какого-то доктора Рендаля! К тому же, может, там и правы! Ведь дружит же доктор с этим учителем Ричардсоном! За последнее время и доктор Рендаль и учитель Ричардсон повадились навещать того негритенка, который расшиб себе голову на гонках «табачных ящиков». Жаль, право, что он вовсе не сломал себе шею; какой толк, скажите, от негра, в котором сидит дух непокорства, дерзости и упрямства! Вон и мистер Бийл говорит, что вся эта история с аварией мальчишки стоила ему нервов: ребята из Горчичного Рая явились к нему и добивались расследования, отчего случилась катастрофа. Он-то, Ньюмен, отлично помнит, как этот мальчишка не дал ему снять отпечатки своих лап, да еще чуть не всю школу подговорил отказаться от дактилоскопирования. Из-за этого негритенка Ньюмен получил тогда замечание от начальства. «С таким пустым делом и то не справились, Ньюмен, — сказал ему тогда эта жирная свинья — майор Симсон. — Не могли уломать кучку ребятишек? Видно, стареете, Ньюмен!» И он, Ньюмен, стоял тогда красный и потный от злости и мысленно клялся свести когда-нибудь счеты с проклятым парнем.
А сейчас фамилия Робинсон чуть не каждый день мозолит ему глаза.
С тех пор как приехал этот «черный Карузо» — Джемс Робинсон, в городе только и разговоров, что о нем. В особняках на Парк-авеню мечтают послушать его песенки, его знаменитый на весь мир голос, а на Восточной окраине, кажется, мечтают услышать от него что-то другое. Недаром в доме Робинсонов теперь с утра до вечера толпится народ, и не порядочные какие-нибудь, а голь, босяки из Горчичного Рая, цветные и белые.
Ньюмен уже пытался кое-что выведать через одного из своих молодцов, да рабочие стали очень осторожны и держат язык за зубами. А узнать, зачем приехал «черный Карузо» и что он такое болтает, необходимо.
…Пыльная улица вела на Восточную окраину. Май выдался на редкость жаркий. От нагретого асфальта, от раскаленных стен так и палило. Ньюмен сдвинул на затылок фетровую шляпу; пот заливал ему глаза, от пиджака, казалось, шел запах паленого сукна. В такую погоду поехать бы на остров, выкупаться, выпить ледяной содовой с коктейлем, а потом, сидя голышом на берегу, удить рыбу или просто валяться на песке!
Ньюмену сделалось вдруг так жалко себя, что он на минуту даже остановился, прислонился к забору какого-то приличного коттеджа и начал вытирать платком то ли пот, то ли выступившую на глаза влагу.
— Как поживаете, сэр? — Белесый мальчик в скаутской форме, проходя мимо, подобострастно поклонился.
Его товарищ в клетчатых спортивных гольфах и светлой шелковой рубашке кивнул более небрежно.
Сыщик воззрился на мальчиков:
— Как будто где-то встречались, э?
— Как же, как же! У нас в школе, сэр, — обрадованно сказал белесый. — Вы приходили к нам брать отпечатки наших пальцев. — И для большей наглядности он растопырил всю пятерню.
Сыщик внимательно взглянул на него.
— Кажется, вы были не из тех, кто тогда заартачился? — спросил он. — Вот только не припомню, как зовут тебя и твоего дружка.
— Меня, сэр, зовут Фэниан Мак-Магон, я сын директора школы, которого вы тоже знаете, — тотчас же радостно отрекомендовался белесый. — А это — мой приятель Рой Мэйсон. Мы оба с удовольствием дали вам отпечатки, сэр. У нас ведь тогда весь бунт затеял черномазый Робинсон, если вы припоминаете, сэр.
— Ага, помню, — кивнул сыщик. — Отлично помню!
От спички, поспешно зажженной Фэйни, он прикурил толстую черную сигару. Память его работала с профессиональной быстротой. Мак-Магон младший? Ага, превосходно! Очевидно, это те двое парней, которые вызвались дать Большому Боссу сведения о Ричардсоне. Старый Миллард говорил тогда майору Симсону, что они отлично справились со своей задачей.
Между тем Фэйни во что бы то ни стало хотел доказать сыщику, что он во всех смыслах благонадежный сын своей страны.
— Мы-то, сэр, наоборот, стояли тогда за то, чтобы непременно дактилоскопироваться, — торопливо объяснял он. — Я даже, если помните, просился к вам в помощники.
Ньюмен выпустил облако дыма. Где-то в глубине его маленьких глаз зажегся огонек.
— Просился в помощники? — повторил он задумчиво. — Что ж, надо подумать. Пожалуй, и ты и твой товарищ могли бы мне пригодиться.
Фэйни расплылся в улыбке и подтолкнул Роя.
— А что мы должны для этого делать, сэр? — солидно, как и надлежит деловому американцу, спросил тот.
Ньюмен пыхнул сигарой:
— Ничего особенного. Просто, как школьники и товарищи этого Робинсона, вы могли бы иногда рассказывать мне кое-что о нем и о некоторых учителях. Мне это может понадобиться. В школах нам тоже нужны своя люди.
Фэйни прямо сиял от радости. Он больше не мог сдерживаться.
— Да ведь мы это самое и делаем, сэр! — воскликнул он в возбуждении. — Вот уже несколько недель мы следим за мистером Ричардсоном — младшим учителем. Он у нас на подозрении, сэр, и, кроме того, сам мистер Миллард поручил нам наблюдать за ним.
— В самом деле? — Ньюмен сделал вид, что впервые слышит все это и сильно заинтересован. — Очень ценные сведения, парень, даю слово. Что еще?
— Мы уже проследили, что мистер Ричардсон бывает на Восточной окраине у рабочих, сэр. Особенно часто общается с отцом нашего одноклассника Гирича и с негром-инвалидом Цезарем, — торопился из всех сил Фэйни. — А к Робинсону приехал его дядя — знаменитый певец. В субботу к Робинсонам собирается несколько наших ребят со своими родителями. Хотят послушать, что расскажет им Джемс Робинсон. Кажется, мистер Ричардсон тоже там будет.
На этот раз сыщик заинтересовался всерьез.
— Гм… вот оно что… — пробормотал он. Потом обратился к мальчикам: — Хорошо было бы и вам пойти на это собрание. Отчего бы вам, скажем, не навестить больного товарища, который еще не оправился после аварии!
Фэйни и Рой переглянулись.
— Мы-то не можем этого, сэр, — сказал Рой. — После того, что случилось на гонках, нам неудобно показываться в Горчичном Раю.
Сыщик внимательно посмотрел на него.
— Ага, замешаны в этом дельце с аварией, так надо понимать? — полуутвердительно-полувопросительно протянул он.
Рой смело выдержал его взгляд.
— Хотя бы и так, — сказал он, слегка покусывая губы. — Словом, нам туда не ходить.
— Жаль, жаль… — Ньюмен снова затянулся сигарой. — Мне хотелось бы иметь там своего человека, который, в случае чего, смог бы рассказать, о чем там говорилось… Пошевелите мозгами, ребята, не найдется ли у вас такого человечка?
Мальчики молча переглянулись. Рой откашлялся.
— Есть у нас один такой человек, сэр, — сказал он, немного покраснев. — Это… это одна девочка… Кажется, можно будет устроить.
Фэйни так и впился глазами в товарища: кто это? О ком говорит Мэйсон?
— Девочка? Это еще лучше! — кивнул сыщик. — Девочки обычно лучше улавливают суть. И в случае чего на них легче воздействовать. Отправьте вашу девочку туда в субботу и сообщите мне, чтобы я имел ее в виду, когда мне понадобится свидетельство.
— О-кэй! — И Рой, молодцевато козырнув сыщику, двинулся по улице.
За ним, все еще оглядываясь на сыщика, отправился и Фэйни.
Стоя в тени, Ньюмен докурил свою сигару и, медленно, нехотя переставляя ноги в тяжелых подкованных ботинках, пошел в сторону миллардовских заводских зданий. Он терпеть не мог иметь дела с заводскими беспорядками, а в этот день предстояло разобрать два инцидента сразу. И майор Симсон настаивал, чтобы Ньюмен сам выехал на место и узнал все подробности.
Случилось это в полдень. К Квинси, отцу близнецов, работавшему в механическом цехе, на сверлильном станке обычного типа, подошел мастер и сказал:
— Послушай, Квинси, мы хотим убрать из цеха этот старый станок. Но ты не беспокойся, без работы не останешься. Я тебе уже приискал работу: перейдешь на многошпиндельный станок, а того негра, который сейчас на нем работает, я, пожалуй, уволю. Сам-то я никогда не нанимаю черномазых, это все Босс с Коттоном гонятся за дешевкой и набрали их столько, что не продохнешь.
Он двинулся дальше, считая дело решенным. Однако Квинси окликнул его:
— Послушайте-ка, ослышался я, что ли? Вы как будто сказали, что хотите прогнать негра, а его работу отдать мне?
— Ну да! — удивился мастер. — Ты не ослышался, приятель.
Квинси сдвинул на ухо шляпу, в которой работал.
— Нет, хозяин, этак не пойдет. Квинси не хочет, чтобы из-за него увольняли ребят, будь они хоть сине-зеленого цвета кожи.
— Вот глупая голова! Да ведь другой работы у меня для тебя нет, — рассердился мастер.
Квинси сдвинул шляпу на другое ухо:
— Что ж поделать. Поищем в другом месте, а нет, так перебьемся как-нибудь. Только подлыми делами Квинси не станет заниматься.
Мастер сплюнул и смерил его взглядом с головы до ног.
«Вот ты каков, голубчик! — пробормотал он про себя. — Видно, набрался этих новых идей!»
Он украдкой указал на Квинси своему помощнику:
— Последите, чтобы этот парень не оставался после работы на заводе. Сегодня он получит расчет, и не нужно, чтобы он вертелся среди других рабочих.
— О-кэй, босс! — понимающе кивнул тот. В обеденный перерыв, после того как раздался звонок и провыла сирена, произошел второй инцидент, который поглотил на время все внимание администрации.
Усталые, сутулые фигуры в синих комбинезонах высыпали во двор. Искали досок, опрокинутых ящиков, которые могли бы заменить скамейки. Искали тени, чтобы посидеть и на воле съесть принесенную из дому еду. От стекла огромных цехов, от нагретого асфальта и рельсов воздух был удушливо тяжел. Людям хотелось пить, и у фонтанчика, бившего посреди двора, столпилось много народу. Рядом с кузнецом Миллсом, отцом Лори и Марты, стоял молодой негр и тоже дожидался своей очереди напиться. Но едва он нагнулся и хотел приложить губы к прозрачной струе, как рго изо всей силы оттолкнули от фонтана.
— Куда лезешь, негр! — свирепо сказал Миллс, такой же долговязый и неуклюжий, как сын. — Не смей поганить нам фонтан! Тут пьют только белые. Понятно?
Негр ошеломленно моргал, светлая капля стекала у него по подбородку, и он машинально облизывал пересохшие губы.
— Чего уставился на меня! Я тебе сказал: убирайся прочь отсюда и не смей пить из нашего фонтана! — зарычал на него Миллс.
Кругом уже собирались рабочие, и кузнец явно рисовался своей силой и грубостью.
— Вы что, кузнец, рехнулись, что ли? — Молодой негр посерел и выпятил грудь. — Идите своей дорогой, я вас не трогаю.
— Ах, ты меня не трогаешь! Так я тебя трону! — И Миллс изо всей силы ударил негра по голове. Тот упал, как срезанное дерево.
— Что ты делаешь, негодяй! — Иван Гирич, вне себя от негодования, схватил кузнеца за руки. — Чем тебе помешал этот парень? За что ты его ударил?
Кузнец, тяжело дыша, смотрел красными глазами на неожиданного защитника:
— И ты захотел получить свою порцию? На вот, получай!
Страшный удар обрушился на Гирича, но он устоял на ногах. Кузнец весил фунтов двести шестьдесят, однако и Гирич был очень силен. Они топтались на площадке у фонтана, обхватив друг друга точно железными обручами. Кругом столпились раздраженные рабочие. Закипала драка. Одни стояли за негра, другие за оскорбленные права белых. Тумаки сыпались направо и налево. Прибежал Квинси и тотчас же вступился за своего приятеля Гирича. Молодой негр с трудом поднялся и смотрел затуманенными глазами, как все больше и больше людей вступало в драку. К моменту, когда зазвонили телефоны в дежурке и у Коттона, во дворе уже дрались все. Коттон немедленно вызвал полицию, и она с невиданной в Стон-Пойнте оперативностью начала окатывать дерущихся водой из пожарных шлангов. Потом, по сигналу сирены, мокрых, окровавленных в драке людей снова погнали к станкам и машинам и после этого начали отыскивать зачинщиков. Каким-то образом кузнец Миллс оказался совершенно в стороне и на первый план выступили как главные виновники драки молодой негр Сэмуэль Бредшо, Иван Гирич и Квинси. Последний считался уже уволенным, так что расправиться оставалось только с двумя. Можно было бы просто выкинуть их за ворота завода, но тот же мастер, который подозрительно отнесся к Квинси, шепнул Коттону, что неплохо было бы прощупать Гирича, негра и Квинси по части политики…
Вот почему в этот жаркий майский день Ньюмен должен был срочно отправиться на завод.
В то время как он направлялся туда, Фэйни и Рой забрались в будку уличного автомата.
— А ну, скажи еще что-нибудь, я проверю на слух, — говорил Фэйни приятелю.
— Как поживаете, мисс Причард? — тоненьким голоском тянул Рой. — Я очень рада, мисс, что вы совершенно здоровы.
— Ох, здорово! Вот здорово-то, черт тебя дери! — так и закатился Фэйни. — Ну, теперь звони ей!
Рой закусил губу. Злое выражение очень портило его красивое лицо.
— Действительно, я это неплохо придумал! — сказал он хвастливо. — Поделом ей, этой гордячке, пускай потом сыщик припугнет ее! Подумать только: я предлагаю ей пойти со мной в кино, а она отказывается! А с Робинсоном небось куда угодно отправилась бы!
— И со мной не хочет идти, — подхватил Фэйни. — Я ей дарю красивый блокнот, а она фыркает. Гусыня она, больше ничего! Давай мы ее проучим!
Рой набрал нужный номер.
— Ее мать! — быстро шепнул он приятелю. — Могу я попросить к телефону Патрицию? — пропел он тоненьким голоском.
— Кто спрашивает мою дочь? — осведомилась миссис Причард.
— Это говорит одна ее знакомая из школы, — опять запищал Рой, делая выразительные жесты Фэйни.
— Сейчас я ее позову.
— Пошла за ней! — зашептал возбужденно Рой. — Хорошо, что она дома… Это вы, мисс Патриция? — снова запел он, обращаясь к трубке. — С вами говорит одна соседка Чарли Робинсона… Нет, мисс, вы меня не знаете… Да, мисс, ему уже лучше. Он дома, мисс, и просил вас навестить его. Да, да, навестить. Нет, вы не ослышались. Он думает, что лучше всего это сделать в субботу после обеда. Что ему передать, мисс?.. Вы постараетесь прийти? О, он очень обрадуется, мисс, уверяю вас. Он так любит вас, мисс, прямо обожает… Хэлло! Хэлло!.. Повесила трубку, — сообщил он Фэйни. — Сказала, что непременно постарается прийти в субботу… Видно, поблизости стояла ее мамаша, потому что разговаривала она не очень-то вразумительно. Ну, самое главное сделано!
И Рой торжествующе посмотрел на приятеля.
— Ух, и заварили же мы кашу! — в восторге подпрыгнул Фэйни. — Вот будет доволен мой старик, когда я ему все это выложу!
35. Джемс Робинсон и его посетители
Он стоял на берегу реки, у тех же самых сыроватых бревен, где несколько недель назад сидел отверженный, глубоко оскорбленный мальчик — сын его родного брата. Жуя краешком губ сигарету, он смотрел из-под нахмуренных бровей на черную, маслянистую воду. Золотыми ужами резвились на воде отражения фонарей на берегу. Стрекотала моторка, пахло рыбой, гремела где-то якорная цепь. Мысли его были далеко и от реки и от этого городка.
Нет, не может он словами о высокой материальной культуре, о гигантской технике и комфорте излечить свою тоску по настоящей жизни, жизни свободной, полной творческого огня, рядом с такими же людьми, как он сам, людьми, несущими в себе великие идеи будущего. С детства внушали ему стремление к бурной деятельности на пользу собственного кармана, мысли о том, что всякий мальчишка-газетчик может стать президентом, рассказывали о миллионах Моргана и Астора, которых может добиться всякий энергичный американец. Он многое искренне любил в американском образе жизни: любил американскую точность, любил простых американских людей, в которых было много детского, любил свой обездоленный черный народ, свои печальные и торжественные гимны.
Но уже несколько лет настойчиво и постоянно звучал в нем внутренний голос: нет, не то, не то… Пресса, радио, официальные выступления, даже самый американизм порой вызывали в нем приступ тоски. Он жил внешне вполне благополучно: его любят люди, он сам их любит, трудится для них, поет для них, радуется их радостью и болеет их болью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Стон-Пойнт, такой тихий, вполне приличный городок с «тринадцатью семействами», аристократической Парк-авеню, пикниками на острове, лужайками для гольфа, несколькими церквами и тем «средним уровнем жизни», которым так все гордятся, вдруг стал беспокойным, непонятным и загадочным.
Мало того: говорили, что в Стон-Пойнте имеется своя организация красных и что он, Ньюмен, должен ежечасно и ежеминутно проявлять бдительность, сообщая заблаговременно о планах бунтовщиков и ведя наблюдение за поведением, связями и даже перепиской некоторых известных людей.
Вот взять хотя бы это поручение с Рендалем. Ньюмен считал мистера Рендаля вполне свободным от всяких подозрений, а ему закатили головомойку и предложили не умничать, а делать, что велят. Ну что ж, пожалуйста, он не будет умничать, он согласен строго придерживаться указаний своих хозяев. В конце концов, он вовсе не обязан защищать репутацию какого-то доктора Рендаля! К тому же, может, там и правы! Ведь дружит же доктор с этим учителем Ричардсоном! За последнее время и доктор Рендаль и учитель Ричардсон повадились навещать того негритенка, который расшиб себе голову на гонках «табачных ящиков». Жаль, право, что он вовсе не сломал себе шею; какой толк, скажите, от негра, в котором сидит дух непокорства, дерзости и упрямства! Вон и мистер Бийл говорит, что вся эта история с аварией мальчишки стоила ему нервов: ребята из Горчичного Рая явились к нему и добивались расследования, отчего случилась катастрофа. Он-то, Ньюмен, отлично помнит, как этот мальчишка не дал ему снять отпечатки своих лап, да еще чуть не всю школу подговорил отказаться от дактилоскопирования. Из-за этого негритенка Ньюмен получил тогда замечание от начальства. «С таким пустым делом и то не справились, Ньюмен, — сказал ему тогда эта жирная свинья — майор Симсон. — Не могли уломать кучку ребятишек? Видно, стареете, Ньюмен!» И он, Ньюмен, стоял тогда красный и потный от злости и мысленно клялся свести когда-нибудь счеты с проклятым парнем.
А сейчас фамилия Робинсон чуть не каждый день мозолит ему глаза.
С тех пор как приехал этот «черный Карузо» — Джемс Робинсон, в городе только и разговоров, что о нем. В особняках на Парк-авеню мечтают послушать его песенки, его знаменитый на весь мир голос, а на Восточной окраине, кажется, мечтают услышать от него что-то другое. Недаром в доме Робинсонов теперь с утра до вечера толпится народ, и не порядочные какие-нибудь, а голь, босяки из Горчичного Рая, цветные и белые.
Ньюмен уже пытался кое-что выведать через одного из своих молодцов, да рабочие стали очень осторожны и держат язык за зубами. А узнать, зачем приехал «черный Карузо» и что он такое болтает, необходимо.
…Пыльная улица вела на Восточную окраину. Май выдался на редкость жаркий. От нагретого асфальта, от раскаленных стен так и палило. Ньюмен сдвинул на затылок фетровую шляпу; пот заливал ему глаза, от пиджака, казалось, шел запах паленого сукна. В такую погоду поехать бы на остров, выкупаться, выпить ледяной содовой с коктейлем, а потом, сидя голышом на берегу, удить рыбу или просто валяться на песке!
Ньюмену сделалось вдруг так жалко себя, что он на минуту даже остановился, прислонился к забору какого-то приличного коттеджа и начал вытирать платком то ли пот, то ли выступившую на глаза влагу.
— Как поживаете, сэр? — Белесый мальчик в скаутской форме, проходя мимо, подобострастно поклонился.
Его товарищ в клетчатых спортивных гольфах и светлой шелковой рубашке кивнул более небрежно.
Сыщик воззрился на мальчиков:
— Как будто где-то встречались, э?
— Как же, как же! У нас в школе, сэр, — обрадованно сказал белесый. — Вы приходили к нам брать отпечатки наших пальцев. — И для большей наглядности он растопырил всю пятерню.
Сыщик внимательно взглянул на него.
— Кажется, вы были не из тех, кто тогда заартачился? — спросил он. — Вот только не припомню, как зовут тебя и твоего дружка.
— Меня, сэр, зовут Фэниан Мак-Магон, я сын директора школы, которого вы тоже знаете, — тотчас же радостно отрекомендовался белесый. — А это — мой приятель Рой Мэйсон. Мы оба с удовольствием дали вам отпечатки, сэр. У нас ведь тогда весь бунт затеял черномазый Робинсон, если вы припоминаете, сэр.
— Ага, помню, — кивнул сыщик. — Отлично помню!
От спички, поспешно зажженной Фэйни, он прикурил толстую черную сигару. Память его работала с профессиональной быстротой. Мак-Магон младший? Ага, превосходно! Очевидно, это те двое парней, которые вызвались дать Большому Боссу сведения о Ричардсоне. Старый Миллард говорил тогда майору Симсону, что они отлично справились со своей задачей.
Между тем Фэйни во что бы то ни стало хотел доказать сыщику, что он во всех смыслах благонадежный сын своей страны.
— Мы-то, сэр, наоборот, стояли тогда за то, чтобы непременно дактилоскопироваться, — торопливо объяснял он. — Я даже, если помните, просился к вам в помощники.
Ньюмен выпустил облако дыма. Где-то в глубине его маленьких глаз зажегся огонек.
— Просился в помощники? — повторил он задумчиво. — Что ж, надо подумать. Пожалуй, и ты и твой товарищ могли бы мне пригодиться.
Фэйни расплылся в улыбке и подтолкнул Роя.
— А что мы должны для этого делать, сэр? — солидно, как и надлежит деловому американцу, спросил тот.
Ньюмен пыхнул сигарой:
— Ничего особенного. Просто, как школьники и товарищи этого Робинсона, вы могли бы иногда рассказывать мне кое-что о нем и о некоторых учителях. Мне это может понадобиться. В школах нам тоже нужны своя люди.
Фэйни прямо сиял от радости. Он больше не мог сдерживаться.
— Да ведь мы это самое и делаем, сэр! — воскликнул он в возбуждении. — Вот уже несколько недель мы следим за мистером Ричардсоном — младшим учителем. Он у нас на подозрении, сэр, и, кроме того, сам мистер Миллард поручил нам наблюдать за ним.
— В самом деле? — Ньюмен сделал вид, что впервые слышит все это и сильно заинтересован. — Очень ценные сведения, парень, даю слово. Что еще?
— Мы уже проследили, что мистер Ричардсон бывает на Восточной окраине у рабочих, сэр. Особенно часто общается с отцом нашего одноклассника Гирича и с негром-инвалидом Цезарем, — торопился из всех сил Фэйни. — А к Робинсону приехал его дядя — знаменитый певец. В субботу к Робинсонам собирается несколько наших ребят со своими родителями. Хотят послушать, что расскажет им Джемс Робинсон. Кажется, мистер Ричардсон тоже там будет.
На этот раз сыщик заинтересовался всерьез.
— Гм… вот оно что… — пробормотал он. Потом обратился к мальчикам: — Хорошо было бы и вам пойти на это собрание. Отчего бы вам, скажем, не навестить больного товарища, который еще не оправился после аварии!
Фэйни и Рой переглянулись.
— Мы-то не можем этого, сэр, — сказал Рой. — После того, что случилось на гонках, нам неудобно показываться в Горчичном Раю.
Сыщик внимательно посмотрел на него.
— Ага, замешаны в этом дельце с аварией, так надо понимать? — полуутвердительно-полувопросительно протянул он.
Рой смело выдержал его взгляд.
— Хотя бы и так, — сказал он, слегка покусывая губы. — Словом, нам туда не ходить.
— Жаль, жаль… — Ньюмен снова затянулся сигарой. — Мне хотелось бы иметь там своего человека, который, в случае чего, смог бы рассказать, о чем там говорилось… Пошевелите мозгами, ребята, не найдется ли у вас такого человечка?
Мальчики молча переглянулись. Рой откашлялся.
— Есть у нас один такой человек, сэр, — сказал он, немного покраснев. — Это… это одна девочка… Кажется, можно будет устроить.
Фэйни так и впился глазами в товарища: кто это? О ком говорит Мэйсон?
— Девочка? Это еще лучше! — кивнул сыщик. — Девочки обычно лучше улавливают суть. И в случае чего на них легче воздействовать. Отправьте вашу девочку туда в субботу и сообщите мне, чтобы я имел ее в виду, когда мне понадобится свидетельство.
— О-кэй! — И Рой, молодцевато козырнув сыщику, двинулся по улице.
За ним, все еще оглядываясь на сыщика, отправился и Фэйни.
Стоя в тени, Ньюмен докурил свою сигару и, медленно, нехотя переставляя ноги в тяжелых подкованных ботинках, пошел в сторону миллардовских заводских зданий. Он терпеть не мог иметь дела с заводскими беспорядками, а в этот день предстояло разобрать два инцидента сразу. И майор Симсон настаивал, чтобы Ньюмен сам выехал на место и узнал все подробности.
Случилось это в полдень. К Квинси, отцу близнецов, работавшему в механическом цехе, на сверлильном станке обычного типа, подошел мастер и сказал:
— Послушай, Квинси, мы хотим убрать из цеха этот старый станок. Но ты не беспокойся, без работы не останешься. Я тебе уже приискал работу: перейдешь на многошпиндельный станок, а того негра, который сейчас на нем работает, я, пожалуй, уволю. Сам-то я никогда не нанимаю черномазых, это все Босс с Коттоном гонятся за дешевкой и набрали их столько, что не продохнешь.
Он двинулся дальше, считая дело решенным. Однако Квинси окликнул его:
— Послушайте-ка, ослышался я, что ли? Вы как будто сказали, что хотите прогнать негра, а его работу отдать мне?
— Ну да! — удивился мастер. — Ты не ослышался, приятель.
Квинси сдвинул на ухо шляпу, в которой работал.
— Нет, хозяин, этак не пойдет. Квинси не хочет, чтобы из-за него увольняли ребят, будь они хоть сине-зеленого цвета кожи.
— Вот глупая голова! Да ведь другой работы у меня для тебя нет, — рассердился мастер.
Квинси сдвинул шляпу на другое ухо:
— Что ж поделать. Поищем в другом месте, а нет, так перебьемся как-нибудь. Только подлыми делами Квинси не станет заниматься.
Мастер сплюнул и смерил его взглядом с головы до ног.
«Вот ты каков, голубчик! — пробормотал он про себя. — Видно, набрался этих новых идей!»
Он украдкой указал на Квинси своему помощнику:
— Последите, чтобы этот парень не оставался после работы на заводе. Сегодня он получит расчет, и не нужно, чтобы он вертелся среди других рабочих.
— О-кэй, босс! — понимающе кивнул тот. В обеденный перерыв, после того как раздался звонок и провыла сирена, произошел второй инцидент, который поглотил на время все внимание администрации.
Усталые, сутулые фигуры в синих комбинезонах высыпали во двор. Искали досок, опрокинутых ящиков, которые могли бы заменить скамейки. Искали тени, чтобы посидеть и на воле съесть принесенную из дому еду. От стекла огромных цехов, от нагретого асфальта и рельсов воздух был удушливо тяжел. Людям хотелось пить, и у фонтанчика, бившего посреди двора, столпилось много народу. Рядом с кузнецом Миллсом, отцом Лори и Марты, стоял молодой негр и тоже дожидался своей очереди напиться. Но едва он нагнулся и хотел приложить губы к прозрачной струе, как рго изо всей силы оттолкнули от фонтана.
— Куда лезешь, негр! — свирепо сказал Миллс, такой же долговязый и неуклюжий, как сын. — Не смей поганить нам фонтан! Тут пьют только белые. Понятно?
Негр ошеломленно моргал, светлая капля стекала у него по подбородку, и он машинально облизывал пересохшие губы.
— Чего уставился на меня! Я тебе сказал: убирайся прочь отсюда и не смей пить из нашего фонтана! — зарычал на него Миллс.
Кругом уже собирались рабочие, и кузнец явно рисовался своей силой и грубостью.
— Вы что, кузнец, рехнулись, что ли? — Молодой негр посерел и выпятил грудь. — Идите своей дорогой, я вас не трогаю.
— Ах, ты меня не трогаешь! Так я тебя трону! — И Миллс изо всей силы ударил негра по голове. Тот упал, как срезанное дерево.
— Что ты делаешь, негодяй! — Иван Гирич, вне себя от негодования, схватил кузнеца за руки. — Чем тебе помешал этот парень? За что ты его ударил?
Кузнец, тяжело дыша, смотрел красными глазами на неожиданного защитника:
— И ты захотел получить свою порцию? На вот, получай!
Страшный удар обрушился на Гирича, но он устоял на ногах. Кузнец весил фунтов двести шестьдесят, однако и Гирич был очень силен. Они топтались на площадке у фонтана, обхватив друг друга точно железными обручами. Кругом столпились раздраженные рабочие. Закипала драка. Одни стояли за негра, другие за оскорбленные права белых. Тумаки сыпались направо и налево. Прибежал Квинси и тотчас же вступился за своего приятеля Гирича. Молодой негр с трудом поднялся и смотрел затуманенными глазами, как все больше и больше людей вступало в драку. К моменту, когда зазвонили телефоны в дежурке и у Коттона, во дворе уже дрались все. Коттон немедленно вызвал полицию, и она с невиданной в Стон-Пойнте оперативностью начала окатывать дерущихся водой из пожарных шлангов. Потом, по сигналу сирены, мокрых, окровавленных в драке людей снова погнали к станкам и машинам и после этого начали отыскивать зачинщиков. Каким-то образом кузнец Миллс оказался совершенно в стороне и на первый план выступили как главные виновники драки молодой негр Сэмуэль Бредшо, Иван Гирич и Квинси. Последний считался уже уволенным, так что расправиться оставалось только с двумя. Можно было бы просто выкинуть их за ворота завода, но тот же мастер, который подозрительно отнесся к Квинси, шепнул Коттону, что неплохо было бы прощупать Гирича, негра и Квинси по части политики…
Вот почему в этот жаркий майский день Ньюмен должен был срочно отправиться на завод.
В то время как он направлялся туда, Фэйни и Рой забрались в будку уличного автомата.
— А ну, скажи еще что-нибудь, я проверю на слух, — говорил Фэйни приятелю.
— Как поживаете, мисс Причард? — тоненьким голоском тянул Рой. — Я очень рада, мисс, что вы совершенно здоровы.
— Ох, здорово! Вот здорово-то, черт тебя дери! — так и закатился Фэйни. — Ну, теперь звони ей!
Рой закусил губу. Злое выражение очень портило его красивое лицо.
— Действительно, я это неплохо придумал! — сказал он хвастливо. — Поделом ей, этой гордячке, пускай потом сыщик припугнет ее! Подумать только: я предлагаю ей пойти со мной в кино, а она отказывается! А с Робинсоном небось куда угодно отправилась бы!
— И со мной не хочет идти, — подхватил Фэйни. — Я ей дарю красивый блокнот, а она фыркает. Гусыня она, больше ничего! Давай мы ее проучим!
Рой набрал нужный номер.
— Ее мать! — быстро шепнул он приятелю. — Могу я попросить к телефону Патрицию? — пропел он тоненьким голоском.
— Кто спрашивает мою дочь? — осведомилась миссис Причард.
— Это говорит одна ее знакомая из школы, — опять запищал Рой, делая выразительные жесты Фэйни.
— Сейчас я ее позову.
— Пошла за ней! — зашептал возбужденно Рой. — Хорошо, что она дома… Это вы, мисс Патриция? — снова запел он, обращаясь к трубке. — С вами говорит одна соседка Чарли Робинсона… Нет, мисс, вы меня не знаете… Да, мисс, ему уже лучше. Он дома, мисс, и просил вас навестить его. Да, да, навестить. Нет, вы не ослышались. Он думает, что лучше всего это сделать в субботу после обеда. Что ему передать, мисс?.. Вы постараетесь прийти? О, он очень обрадуется, мисс, уверяю вас. Он так любит вас, мисс, прямо обожает… Хэлло! Хэлло!.. Повесила трубку, — сообщил он Фэйни. — Сказала, что непременно постарается прийти в субботу… Видно, поблизости стояла ее мамаша, потому что разговаривала она не очень-то вразумительно. Ну, самое главное сделано!
И Рой торжествующе посмотрел на приятеля.
— Ух, и заварили же мы кашу! — в восторге подпрыгнул Фэйни. — Вот будет доволен мой старик, когда я ему все это выложу!
35. Джемс Робинсон и его посетители
Он стоял на берегу реки, у тех же самых сыроватых бревен, где несколько недель назад сидел отверженный, глубоко оскорбленный мальчик — сын его родного брата. Жуя краешком губ сигарету, он смотрел из-под нахмуренных бровей на черную, маслянистую воду. Золотыми ужами резвились на воде отражения фонарей на берегу. Стрекотала моторка, пахло рыбой, гремела где-то якорная цепь. Мысли его были далеко и от реки и от этого городка.
Нет, не может он словами о высокой материальной культуре, о гигантской технике и комфорте излечить свою тоску по настоящей жизни, жизни свободной, полной творческого огня, рядом с такими же людьми, как он сам, людьми, несущими в себе великие идеи будущего. С детства внушали ему стремление к бурной деятельности на пользу собственного кармана, мысли о том, что всякий мальчишка-газетчик может стать президентом, рассказывали о миллионах Моргана и Астора, которых может добиться всякий энергичный американец. Он многое искренне любил в американском образе жизни: любил американскую точность, любил простых американских людей, в которых было много детского, любил свой обездоленный черный народ, свои печальные и торжественные гимны.
Но уже несколько лет настойчиво и постоянно звучал в нем внутренний голос: нет, не то, не то… Пресса, радио, официальные выступления, даже самый американизм порой вызывали в нем приступ тоски. Он жил внешне вполне благополучно: его любят люди, он сам их любит, трудится для них, поет для них, радуется их радостью и болеет их болью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41