Его маститая авторша уже во вступительном слове горячо убеждала читателей ни при каких обстоятельствах не кричать на детей, попутно замечая, что ей самой это никогда не удавалось. Дескать, у меня не получилось, так, может, у вас получится. Ясное дело, после подобных откровений у меня напрочь отшибло желание воспитывать Петьку по-научному, и я по старинке ору на него не реже трех раз на день…
…Ой, вы только посмотрите, что делает этот долговязый нахал! (Это я про Лонга, оторвавшего меня от светлых воспоминаний о пребывающем в Котове Петьке.) Ест мои сосиски! А перед этим опять были яблоки! Еще и кетчуп из кухни приволок, устроился за Петькиным столом и включил телевизор. Прямо как у себя дома. По-свойски пощелкал пультом, немного посмотрел МТВ, на бразильском сериале задерживаться не стал, а вот конец передачи «Наши соседи» досмотрел с удовольствием.
Еще бы, такое-то пропустить! Там как раз какая-то молодайка делилась своим горем. Горе было весьма небанальным, под названием «Никому не могу отказать». Вот и хотела бы, да никак, а эгоисты-мужчины этим пользуются без зазрения совести. Пришел, к примеру, сантехник, прокладку поменять — в кране, не подумайте чего другого — и с ходу кувырк в койку. Заглянул сосед за солью — и туда же. Забежал школьный приятель сына-восьмиклассника, хороший мальчик, начитанный, а сын как нарочно на тренировке задержался, и опять бес попутал. «Соседи» из телевизора, конечно, наперебой с советами лезут, кто чего предлагает, кто — к врачу обратиться, кто — пустить дело на самотек, а долговязый бандюга заржал как жеребец, уминая мои сосиски:
— Дустом их надо, дустом!
Тут безутешная молодайка с экрана пропала, а ее место занял ведущий передачи, которого я намедни лицезрела в музее Сусанина на опереточной презентации вызывающего изжогу пойла под названием «Сусанинское патриотическое». И вклинился он, конечно, неспроста, а чтобы подвести итоги дискуссии, что свелось к пространной трескотне, сколь цветистой, столь и бессмысленной, а завершилось непременным реверансом в сторону спонсоров. В числе коих, представьте себе, был поименован и Ингин Покемон. Надо же, раскошелился, отстегнул на дорогую передачу! Следом пошел рекламный блок, длинный, минут на десять. Чего туда только не втулили: и шампуни, и стиральные машины, и колготки, и внедорожники и… небезызвестное «Сусанинское патриотическое»!
В жизни не видела ничего глупее. Если моя челюсть и не отвалилась, то только потому, что была плотно прихвачена скотчем. Сначала на экране возник реденький перелесок, потом мужик в зипуне и лаптях, ну точь-в-точь как на пивной бутылке. Мужик шел по сугробам и выводил басом: «Эх, дубинушка, ухнем!» За ним медленно тащились закутанные по самые глаза фигуры — надо понимать, польские супостаты, обессиленные долгим блужданием по непролазной чащобе, представленной на экране редким перелеском.
— Отдохнуть бы… — заунывно молили замордованные польские фигуры.
— Отчего же не отдохнуть? — хитро соглашался мужик в зипуне, усаживался в сугроб и развязывал свой мешок. А оттуда как по команде выскакивали пивные бутылки.
Доверчивые поляки радостно эти бутылки похватали и дружно к ним приложились, не ведая, что расположились аккурат на краю трясины. И вот только они пиво-то распробовали, как снега под ними расступились, а из образовавшейся полыньи вынырнули русалки в русских кокошниках и, повиливая хвостами, всех до одного супостатов утащили за собой в пучину. Такой вот «Сусанин-тур». Только мужик в зипуне на поверхности остался. Важно так подбоченился, зажал в мозолистой руке заветную бутылку и грянул:
— «Сусанинское» — пиво для настоящих патриотов!
— Видала? — хмыкнул, обернувшись ко мне, Лонг. — Ничего рекламка, да? А пиво — дрянь!
Насчет пива я была с ним полностью согласна, только сказать ничего не могла из-за скотча.
— Ну, после водки оно, может, и ничего, — со знанием дела рассуждал долговязый, посылая в рот уже шестую, по моим подсчетам, сосиску, — ну это нужно не меньше литра на грудь принять. Точно!
Чтоб ты подавился! Я заерзала на стуле. Все тело затекло, скулы ломило от непривычной неподвижности. Сколько мне так еще сидеть, спрашивается? По всей видимости, до возвращения Бороды с Беляшом. Скорее бы уж, что ли. С другой стороны, где гарантии, что они нас с Отто отпустят? И вообще, я довольно смутно себе представляла их дальнейшие действия. Ну, допустим, сунутся они к Покемону и чего добьются? Покемонова охрана им враз кости переломает, вот и вся недолга. Беляш, конечно, жлоб коллекционный, но с целой ротой себе подобных ему не справиться.
Только не подумайте, что мне их жалко. Наоборот, именно такое развитие событий я и предполагала, рассказывая Бороде об Инге. Пусть колошматят друг дружку, на здоровье, только бы нас с Отто оставили в покое. Хуже, если они заранее прикинут свои шансы и придут к выводу, что к Покемону лучше не соваться. Что тогда? Боюсь, что при таких раскладах дело, скорее всего, кончится тем, что они снимут деньги с кредитки Отто, а нас, а нас… Что же они сделают с нами? Ох, не знаю, не знаю, только у меня отчего-то мурашки по коже забегали. Неимоверным усилием воли я заставила себя не думать о самом страшном и, чтобы хоть чем-то себя занять, стала исподлобья разглядывать приставленного к нам долговязого. А он как раз дожевал последнюю сосиску, громко икнул и произнес мечтательно:
— Пожалуй, я бы еще что-нибудь съел… Прямо бочка бездонная какая-то, куда в него только лезет!
Прожорливый бандюга погладил свой живот и изучающе посмотрел на меня. К чему бы такие взгляды? Может, собирается меня съесть и мысленно прикидывает, сколько во мне живого веса?
— Есть у тебя еще что-нибудь похавать? — Вопрос явно адресовался мне, поскольку, кроме меня и долговязого, в комнате никого не было. Но как, он думал, я ему отвечу с заклеенным ртом? Все, что я могла, — это сделать круглые глаза.
Лонг задумался на секунду-другую, а потом содрал с моего рта скотч. Между прочим, не очень приятная процедура. Я поморщилась и с ходу выпалила:
— Могу пожарить картошку! Если развяжешь, конечно.
— Хитрая какая, — сказал долговязый обжора и стал развязывать мне руки, приговаривая:
— Только рыпнись, изуродую, как бог черепаху.
Через пять минут я уже чистила на кухне картошку, а Лонг стоял у меня над душой, бдительно наблюдая, как я орудую ножом, и громко сглатывая слюну. И это после килограмма сосисок!
— А к картошке чего? — Лонг в двадцатый раз заглянул в холодильник, раздувая ноздри. Будто вынюхивал, что бы еще сожрать, пока жареная картошка в проекте. А чего там вынюхивать, ведь все уже съел, остались только полбанки майонеза да мазь от угрей, которую я заказываю для Петьки в аптеке. Петька сейчас в Котове, и мазь давно просрочена, надо бы ее выбросить, а я каждый раз забываю. — Так чего у нас к картошке?
— В каком смысле? — Я начистила, наверное, уже полведра картошки. — Выпить, что ли?
— А что, есть? — сразу оживился обжора.
— Нет, но, если надо, могу сбегать в магазин, — предложила я.
— Не надо никуда бегать. — Лонг не скрывал глубокого разочарования.
— Ну тогда из спиртного у меня только настойка пустырника.
— Хрен с ней, с настойкой, — отмахнулся бандюга, — ну а что-нибудь типа огурцов соленых или…
— …Яблочек моченых, — услужливо подсказала я.
— Во-во, яблочек тоже можно, — воодушевился ненасытный гангстер.
— К сожалению, не могу порадовать Ни тем, ни другим.
Физиономия Лонга обиженно вытянулась.
— Ну что за бабы пошли! Пожрать у них вечно нечего! А если кто-нибудь в гости придет?
Нет, вы видели наглеца, в гости он пришел! Давай, хозяйка, все, что есть в печи, все на стол мечи.
Я продолжала с остервенением чистить картошку, а Лонг достал из холодильника майонез, намазал им кусок хлеба и съел. Постоял, погладил себя по животу, после чего соорудил еще один «бутерброд» и опять слопал за милую душу. Того и гляди Петькина мазь от угрей в ход пойдет, с таким-то аппетитом.
— Ну скоро ты там? Когда картошка будет? — Покончив с майонезом, Лонг стал выражать неудовольствие.
— Столько хватит?
Лонг заглянул в миску, сморщился:
— Ты жарь, жарь давай.
— Сейчас, сейчас… — Я встала на табурет, чтобы достать большую сковородку, которой я пользуюсь редко, а посему держу на самой верхней полке настенного шкафа рядом со сменными насадками от кухонного комбайна. А им, если честно, я не пользуюсь вовсе, поскольку более бесполезную вещь трудно себе представить. Хорошо еще, что мне его подарили, а то ведь некоторые бешеные деньги тратят, чтобы купить эту импортную электрическую машинку для шинкования копеечной морковки. Да где эта чертова сковородка, никак не найду…
— Эй, ты чего там возишься? Шевелись, а то жрать охота, — окликнул меня снизу Лонг.
Именно снизу, потому что вместе с табуретом я была выше его примерно на полголовы. Впрочем, он стоял, чуть склонившись, потому что заглядывал в банки с крупами в надежде разыскать еще что-нибудь мало-мальски съедобное. И я со своего табурета имела прекрасную возможность обозревать его костистый затылок и сильно оттопыренные уши.
— Ишь, раскомандовался, — бормотала я себе под нос, нашаривая сковородку. Ну кому это понравится: врываются в твой дом без приглашения, лупят по башке, отнимают деньги, съедают сосиски, а потом тебя же обвиняют в негостеприимности.
Ну наконец-то, вот и сковородка. Ого, а я уже и забыла, какая она тяжелая. Это вам не «Тефаль», который денно и нощно думает о нас, а стратегический советский «чугуний». Такую сковородку лучше не ронять, чтобы ненароком не зашибить соседей снизу.
— Чего ты там застряла? — Лонг перестал шарить по банкам для круп, поднял голову и даже попытался инстинктивно заслониться рукой. Поздно, стратегическая сковородка с неумолимой необратимостью уже приближалась к его зализанному темечку. Не проронив и звука, он шмякнулся на пол, широко разбросав длинные худые ноги. Уж не убила ли я его, часом?
Я спрыгнула со стула и присела рядом с Лонгом на корточки, по-прежнему сжимая в руках сковородку. Живой, дышит, а на затылке — здоровенная шишка и, между прочим, продолжает расти на глазах. Не теряя ни минуты, я притащила из комнаты моток бельевой веревки, той самой, которой прежде Лонг связывал меня, и, не особенно церемонясь, повторила ту же процедуру с ним. И рот ему скотчем заклеила, между прочим, не без удовольствия. Пусть на своей шкуре почувствует, каково это.
Потом обшарила его карманы. Обнаружила сотовый телефон и две смятые пятисотрублевые бумажки, жирный кулек из-под жареной картошки и полпригоршни засохших хлебных крошек. Все, кроме кулька и крошек, реквизировала в свою пользу: деньги — в порядке компенсации за Ингино портмоне, а телефон — на всякий случай.
— Порядок. — Я сдула волосы со вспотевшего лба и уже собиралась подняться с полу, как поверженный Лонг закопошился. Пришлось еще разок огреть его сковородкой и пнуть ногой для верности. Ненасытный тип сразу затих.
Ну вот, теперь можно было отправляться в спальню — освобождать своего американского кузена, пока Борода с Беляшом не нагрянули. Мне все еще не верилось, что я улизнула от них во второй раз. Почти улизнула. Кстати, не подозрительно ли это, учитывая, что я родом из печально знаменитого Виллабаджо? А, как по-вашему? Лично я могу найти только одно относительно разумное объяснение данному феномену: в нежданном появлении на моем туманном горизонте гражданина США Отто Кетлинга. Возможно, именно он привнес в эту затянувшуюся историю сказочный дух американских блокбастеров, в которых, как известно, все рано или поздно кончается — чем-чем? Вот именно: хеппи-эндом!
Глава 32
Только я содрала скотч со рта Отто, как сразу же об этом пожалела, потому что новоявленный американский родственник немедленно забросал меня вопросами на чистейшем русском языке. У меня к нему вопросов было не меньше, но я-то крепилась!
— Потом, потом, — повторяла я, сражаясь с узлами на веревке, стягивающей его запястья, — еще успеется.
А ему, видать, не терпелось донести до меня свою сугубо американскую точку зрения:
— Да, говорили мне, что в России сплошная мафия, но чтобы вот так вот, сразу…
Естественно, мне стало обидно за Россию, и я прошипела сквозь зубы:
— Вот и сидел бы в своей Америке, кто не давал…
— Они кто, твои дружки? — Отто, морщась, растирал затекшие руки.
Смотри-ка, на «ты» перешел. Видимо, уверенность в том, что перед ним стопроцентная русская Сонька Золотая Ручка, избавила его от излишков учтивости.
— Ага, они мои сообщники, — с готовностью подтвердила я, — раньше мы вместе грабили и убивали, а потом не поделили добычу и немного поссорились. Ничего, еще помиримся, а там, глядишь, банк возьмем или самолет угоним, что подвернется…
— Это серьезно? — Пришибленная американская физиономия Отто заметно вытянулась.
— Конечно, серьезно, — кивнула я, отдуваясь (Беляш связал глупого янки на совесть). — Да у нас тут все такие. Народ в основном уже попривык, ничего не боится. Ну разве что, когда медведь на Красную площадь забредет, тогда переполох случается, это точно. Потому что неизвестно, чего от него ждать, от медведя-то. Косолапый, он ведь долларами не интересуется, просто съест без долгих разговоров — и поминай как звали. Но медведь — это сейчас редкость, ну, может, раз в неделю забредет, ну два, от силы — три…
— Понятно… — Маленькие аккуратные уши Отто слегка порозовели. Окончательно избавившись от пут, он встал на ноги и немного потоптался на месте, словно проверяя, не утратил ли способность передвигаться.
— Ладно, пошли отсюда, — поторопила я его, поскольку в своих способностях вязать надежные узлы была не слишком уверена. Оглушенный сковородкой, Лонг мог в любую минуту очухаться, выпутаться и сильно затруднить наш с Отто тактический отход.
Племянника тети Любы — долгожительницы долго уговаривать не пришлось, вот только в прихожей, пока я снимала с вешалки ветровку, он слегка замешкался. Увидел торчащие из кухни ноги Лонга и спросил шепотом:
— Что это с ним?
Я отмахнулась:
— Пал жертвой одного из смертных грехов.
— Какого именно? — Эти янки такие дотошные!
— Чревоугодия, — удовлетворила я его любопытство уже за дверью.
— Отравился, что ли? — туго соображал буква-лист Отто.
— Вроде того, — уклончиво ответила я, хотела вызвать лифт, но передумала. Вдруг еще застрянет, хватит с меня одного печального опыта.
Через два квартала от дома я в первый раз остановилась, чтобы отдышаться. Молчавший до того Отто коварно воспользовался этой минутой, чтобы обрушиться на меня с новой порцией вопросов, от которых я кое-как отбивалась, пока дело не дошло до советов.
Совет номер один звучал следующим образом:
— Нужно обратиться в органы правопорядка.
— Нет, только не это! — выпалила я.
— Почему?
— Почему-почему… — повторяла я, ловя себя на том, что начинаю тихо ненавидеть этого бедолагу, за каким-то чертом нагрянувшего в Россию и тем самым сильно усложнившего мою и без того нелегкую жизнь. Чувствую, зря я его развязала. — Да потому, что у нас кругом мафия, ты же сам сказал! В милиции тоже коррупция. А… а иностранцев вообще не любят, запросто могут куда-нибудь услать. В Сибирь, например.
— Да ну? — не поверил Отто. — Но они же украли мои деньги и мой паспорт!
— Вот именно, паспорт, — подхватила я, — попробуй теперь докажи, что ты американец. А что, — я оглядела его с головы до ног, — по внешнему виду ведь ни за что не скажешь.
— Что же тогда делать? — Отто заметно приуныл.
— Самому нужно свой паспорт спасать! — заявила я с пафосом и углубилась в раздумья.
Меня не покидало какое-то странное чувство. Ну вроде я что-то забыла. Может, газ выключить? Или утюг? Со мной такое бывает: только выйду из дома — и начинается! Но в данном случае меня, конечно, другое беспокоило. Ну звезданула я Лонга сковородкой, ну удрала, прихватив с собой зачем-то этого американского дурачка, с которым только лишние хлопоты, но вот что это, собственно, меняет? Ведь все мое остается со мной. И исчезнувший труп Юриса, и мистический Ингин сын, и неизвестный брюнет, наведывавшийся в мою квартиру наряду с Юрисом. Что же получается: мне и дальше бегать от Юрисовых приятелей и шарахаться от милиции? Ну нет, я этого не перенесу.
Нужно вернуться, привести в чувство Лонга и вытрясти из него все, что он знает про Юриса. Ага, так он мне и сказал! А сковородка на что? Так-то оно так, только вдруг Борода с Беляшом заявятся? Что ж, чисто теоретически такая опасность, конечно, остается, но практически — вряд ли им удастся вырваться из лап Покемоновых бодигардов. Впрочем, это в том случае, если они еще сунутся в эти лапы, а то ведь запросто могут перетрухать заранее и ограничиться окончательным разорением Отто. Снимут с его золотой карточки оставшиеся баксы — и назад. Чтобы облегчить свою бандитскую душу нарезанием ремней из меня и Отто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
…Ой, вы только посмотрите, что делает этот долговязый нахал! (Это я про Лонга, оторвавшего меня от светлых воспоминаний о пребывающем в Котове Петьке.) Ест мои сосиски! А перед этим опять были яблоки! Еще и кетчуп из кухни приволок, устроился за Петькиным столом и включил телевизор. Прямо как у себя дома. По-свойски пощелкал пультом, немного посмотрел МТВ, на бразильском сериале задерживаться не стал, а вот конец передачи «Наши соседи» досмотрел с удовольствием.
Еще бы, такое-то пропустить! Там как раз какая-то молодайка делилась своим горем. Горе было весьма небанальным, под названием «Никому не могу отказать». Вот и хотела бы, да никак, а эгоисты-мужчины этим пользуются без зазрения совести. Пришел, к примеру, сантехник, прокладку поменять — в кране, не подумайте чего другого — и с ходу кувырк в койку. Заглянул сосед за солью — и туда же. Забежал школьный приятель сына-восьмиклассника, хороший мальчик, начитанный, а сын как нарочно на тренировке задержался, и опять бес попутал. «Соседи» из телевизора, конечно, наперебой с советами лезут, кто чего предлагает, кто — к врачу обратиться, кто — пустить дело на самотек, а долговязый бандюга заржал как жеребец, уминая мои сосиски:
— Дустом их надо, дустом!
Тут безутешная молодайка с экрана пропала, а ее место занял ведущий передачи, которого я намедни лицезрела в музее Сусанина на опереточной презентации вызывающего изжогу пойла под названием «Сусанинское патриотическое». И вклинился он, конечно, неспроста, а чтобы подвести итоги дискуссии, что свелось к пространной трескотне, сколь цветистой, столь и бессмысленной, а завершилось непременным реверансом в сторону спонсоров. В числе коих, представьте себе, был поименован и Ингин Покемон. Надо же, раскошелился, отстегнул на дорогую передачу! Следом пошел рекламный блок, длинный, минут на десять. Чего туда только не втулили: и шампуни, и стиральные машины, и колготки, и внедорожники и… небезызвестное «Сусанинское патриотическое»!
В жизни не видела ничего глупее. Если моя челюсть и не отвалилась, то только потому, что была плотно прихвачена скотчем. Сначала на экране возник реденький перелесок, потом мужик в зипуне и лаптях, ну точь-в-точь как на пивной бутылке. Мужик шел по сугробам и выводил басом: «Эх, дубинушка, ухнем!» За ним медленно тащились закутанные по самые глаза фигуры — надо понимать, польские супостаты, обессиленные долгим блужданием по непролазной чащобе, представленной на экране редким перелеском.
— Отдохнуть бы… — заунывно молили замордованные польские фигуры.
— Отчего же не отдохнуть? — хитро соглашался мужик в зипуне, усаживался в сугроб и развязывал свой мешок. А оттуда как по команде выскакивали пивные бутылки.
Доверчивые поляки радостно эти бутылки похватали и дружно к ним приложились, не ведая, что расположились аккурат на краю трясины. И вот только они пиво-то распробовали, как снега под ними расступились, а из образовавшейся полыньи вынырнули русалки в русских кокошниках и, повиливая хвостами, всех до одного супостатов утащили за собой в пучину. Такой вот «Сусанин-тур». Только мужик в зипуне на поверхности остался. Важно так подбоченился, зажал в мозолистой руке заветную бутылку и грянул:
— «Сусанинское» — пиво для настоящих патриотов!
— Видала? — хмыкнул, обернувшись ко мне, Лонг. — Ничего рекламка, да? А пиво — дрянь!
Насчет пива я была с ним полностью согласна, только сказать ничего не могла из-за скотча.
— Ну, после водки оно, может, и ничего, — со знанием дела рассуждал долговязый, посылая в рот уже шестую, по моим подсчетам, сосиску, — ну это нужно не меньше литра на грудь принять. Точно!
Чтоб ты подавился! Я заерзала на стуле. Все тело затекло, скулы ломило от непривычной неподвижности. Сколько мне так еще сидеть, спрашивается? По всей видимости, до возвращения Бороды с Беляшом. Скорее бы уж, что ли. С другой стороны, где гарантии, что они нас с Отто отпустят? И вообще, я довольно смутно себе представляла их дальнейшие действия. Ну, допустим, сунутся они к Покемону и чего добьются? Покемонова охрана им враз кости переломает, вот и вся недолга. Беляш, конечно, жлоб коллекционный, но с целой ротой себе подобных ему не справиться.
Только не подумайте, что мне их жалко. Наоборот, именно такое развитие событий я и предполагала, рассказывая Бороде об Инге. Пусть колошматят друг дружку, на здоровье, только бы нас с Отто оставили в покое. Хуже, если они заранее прикинут свои шансы и придут к выводу, что к Покемону лучше не соваться. Что тогда? Боюсь, что при таких раскладах дело, скорее всего, кончится тем, что они снимут деньги с кредитки Отто, а нас, а нас… Что же они сделают с нами? Ох, не знаю, не знаю, только у меня отчего-то мурашки по коже забегали. Неимоверным усилием воли я заставила себя не думать о самом страшном и, чтобы хоть чем-то себя занять, стала исподлобья разглядывать приставленного к нам долговязого. А он как раз дожевал последнюю сосиску, громко икнул и произнес мечтательно:
— Пожалуй, я бы еще что-нибудь съел… Прямо бочка бездонная какая-то, куда в него только лезет!
Прожорливый бандюга погладил свой живот и изучающе посмотрел на меня. К чему бы такие взгляды? Может, собирается меня съесть и мысленно прикидывает, сколько во мне живого веса?
— Есть у тебя еще что-нибудь похавать? — Вопрос явно адресовался мне, поскольку, кроме меня и долговязого, в комнате никого не было. Но как, он думал, я ему отвечу с заклеенным ртом? Все, что я могла, — это сделать круглые глаза.
Лонг задумался на секунду-другую, а потом содрал с моего рта скотч. Между прочим, не очень приятная процедура. Я поморщилась и с ходу выпалила:
— Могу пожарить картошку! Если развяжешь, конечно.
— Хитрая какая, — сказал долговязый обжора и стал развязывать мне руки, приговаривая:
— Только рыпнись, изуродую, как бог черепаху.
Через пять минут я уже чистила на кухне картошку, а Лонг стоял у меня над душой, бдительно наблюдая, как я орудую ножом, и громко сглатывая слюну. И это после килограмма сосисок!
— А к картошке чего? — Лонг в двадцатый раз заглянул в холодильник, раздувая ноздри. Будто вынюхивал, что бы еще сожрать, пока жареная картошка в проекте. А чего там вынюхивать, ведь все уже съел, остались только полбанки майонеза да мазь от угрей, которую я заказываю для Петьки в аптеке. Петька сейчас в Котове, и мазь давно просрочена, надо бы ее выбросить, а я каждый раз забываю. — Так чего у нас к картошке?
— В каком смысле? — Я начистила, наверное, уже полведра картошки. — Выпить, что ли?
— А что, есть? — сразу оживился обжора.
— Нет, но, если надо, могу сбегать в магазин, — предложила я.
— Не надо никуда бегать. — Лонг не скрывал глубокого разочарования.
— Ну тогда из спиртного у меня только настойка пустырника.
— Хрен с ней, с настойкой, — отмахнулся бандюга, — ну а что-нибудь типа огурцов соленых или…
— …Яблочек моченых, — услужливо подсказала я.
— Во-во, яблочек тоже можно, — воодушевился ненасытный гангстер.
— К сожалению, не могу порадовать Ни тем, ни другим.
Физиономия Лонга обиженно вытянулась.
— Ну что за бабы пошли! Пожрать у них вечно нечего! А если кто-нибудь в гости придет?
Нет, вы видели наглеца, в гости он пришел! Давай, хозяйка, все, что есть в печи, все на стол мечи.
Я продолжала с остервенением чистить картошку, а Лонг достал из холодильника майонез, намазал им кусок хлеба и съел. Постоял, погладил себя по животу, после чего соорудил еще один «бутерброд» и опять слопал за милую душу. Того и гляди Петькина мазь от угрей в ход пойдет, с таким-то аппетитом.
— Ну скоро ты там? Когда картошка будет? — Покончив с майонезом, Лонг стал выражать неудовольствие.
— Столько хватит?
Лонг заглянул в миску, сморщился:
— Ты жарь, жарь давай.
— Сейчас, сейчас… — Я встала на табурет, чтобы достать большую сковородку, которой я пользуюсь редко, а посему держу на самой верхней полке настенного шкафа рядом со сменными насадками от кухонного комбайна. А им, если честно, я не пользуюсь вовсе, поскольку более бесполезную вещь трудно себе представить. Хорошо еще, что мне его подарили, а то ведь некоторые бешеные деньги тратят, чтобы купить эту импортную электрическую машинку для шинкования копеечной морковки. Да где эта чертова сковородка, никак не найду…
— Эй, ты чего там возишься? Шевелись, а то жрать охота, — окликнул меня снизу Лонг.
Именно снизу, потому что вместе с табуретом я была выше его примерно на полголовы. Впрочем, он стоял, чуть склонившись, потому что заглядывал в банки с крупами в надежде разыскать еще что-нибудь мало-мальски съедобное. И я со своего табурета имела прекрасную возможность обозревать его костистый затылок и сильно оттопыренные уши.
— Ишь, раскомандовался, — бормотала я себе под нос, нашаривая сковородку. Ну кому это понравится: врываются в твой дом без приглашения, лупят по башке, отнимают деньги, съедают сосиски, а потом тебя же обвиняют в негостеприимности.
Ну наконец-то, вот и сковородка. Ого, а я уже и забыла, какая она тяжелая. Это вам не «Тефаль», который денно и нощно думает о нас, а стратегический советский «чугуний». Такую сковородку лучше не ронять, чтобы ненароком не зашибить соседей снизу.
— Чего ты там застряла? — Лонг перестал шарить по банкам для круп, поднял голову и даже попытался инстинктивно заслониться рукой. Поздно, стратегическая сковородка с неумолимой необратимостью уже приближалась к его зализанному темечку. Не проронив и звука, он шмякнулся на пол, широко разбросав длинные худые ноги. Уж не убила ли я его, часом?
Я спрыгнула со стула и присела рядом с Лонгом на корточки, по-прежнему сжимая в руках сковородку. Живой, дышит, а на затылке — здоровенная шишка и, между прочим, продолжает расти на глазах. Не теряя ни минуты, я притащила из комнаты моток бельевой веревки, той самой, которой прежде Лонг связывал меня, и, не особенно церемонясь, повторила ту же процедуру с ним. И рот ему скотчем заклеила, между прочим, не без удовольствия. Пусть на своей шкуре почувствует, каково это.
Потом обшарила его карманы. Обнаружила сотовый телефон и две смятые пятисотрублевые бумажки, жирный кулек из-под жареной картошки и полпригоршни засохших хлебных крошек. Все, кроме кулька и крошек, реквизировала в свою пользу: деньги — в порядке компенсации за Ингино портмоне, а телефон — на всякий случай.
— Порядок. — Я сдула волосы со вспотевшего лба и уже собиралась подняться с полу, как поверженный Лонг закопошился. Пришлось еще разок огреть его сковородкой и пнуть ногой для верности. Ненасытный тип сразу затих.
Ну вот, теперь можно было отправляться в спальню — освобождать своего американского кузена, пока Борода с Беляшом не нагрянули. Мне все еще не верилось, что я улизнула от них во второй раз. Почти улизнула. Кстати, не подозрительно ли это, учитывая, что я родом из печально знаменитого Виллабаджо? А, как по-вашему? Лично я могу найти только одно относительно разумное объяснение данному феномену: в нежданном появлении на моем туманном горизонте гражданина США Отто Кетлинга. Возможно, именно он привнес в эту затянувшуюся историю сказочный дух американских блокбастеров, в которых, как известно, все рано или поздно кончается — чем-чем? Вот именно: хеппи-эндом!
Глава 32
Только я содрала скотч со рта Отто, как сразу же об этом пожалела, потому что новоявленный американский родственник немедленно забросал меня вопросами на чистейшем русском языке. У меня к нему вопросов было не меньше, но я-то крепилась!
— Потом, потом, — повторяла я, сражаясь с узлами на веревке, стягивающей его запястья, — еще успеется.
А ему, видать, не терпелось донести до меня свою сугубо американскую точку зрения:
— Да, говорили мне, что в России сплошная мафия, но чтобы вот так вот, сразу…
Естественно, мне стало обидно за Россию, и я прошипела сквозь зубы:
— Вот и сидел бы в своей Америке, кто не давал…
— Они кто, твои дружки? — Отто, морщась, растирал затекшие руки.
Смотри-ка, на «ты» перешел. Видимо, уверенность в том, что перед ним стопроцентная русская Сонька Золотая Ручка, избавила его от излишков учтивости.
— Ага, они мои сообщники, — с готовностью подтвердила я, — раньше мы вместе грабили и убивали, а потом не поделили добычу и немного поссорились. Ничего, еще помиримся, а там, глядишь, банк возьмем или самолет угоним, что подвернется…
— Это серьезно? — Пришибленная американская физиономия Отто заметно вытянулась.
— Конечно, серьезно, — кивнула я, отдуваясь (Беляш связал глупого янки на совесть). — Да у нас тут все такие. Народ в основном уже попривык, ничего не боится. Ну разве что, когда медведь на Красную площадь забредет, тогда переполох случается, это точно. Потому что неизвестно, чего от него ждать, от медведя-то. Косолапый, он ведь долларами не интересуется, просто съест без долгих разговоров — и поминай как звали. Но медведь — это сейчас редкость, ну, может, раз в неделю забредет, ну два, от силы — три…
— Понятно… — Маленькие аккуратные уши Отто слегка порозовели. Окончательно избавившись от пут, он встал на ноги и немного потоптался на месте, словно проверяя, не утратил ли способность передвигаться.
— Ладно, пошли отсюда, — поторопила я его, поскольку в своих способностях вязать надежные узлы была не слишком уверена. Оглушенный сковородкой, Лонг мог в любую минуту очухаться, выпутаться и сильно затруднить наш с Отто тактический отход.
Племянника тети Любы — долгожительницы долго уговаривать не пришлось, вот только в прихожей, пока я снимала с вешалки ветровку, он слегка замешкался. Увидел торчащие из кухни ноги Лонга и спросил шепотом:
— Что это с ним?
Я отмахнулась:
— Пал жертвой одного из смертных грехов.
— Какого именно? — Эти янки такие дотошные!
— Чревоугодия, — удовлетворила я его любопытство уже за дверью.
— Отравился, что ли? — туго соображал буква-лист Отто.
— Вроде того, — уклончиво ответила я, хотела вызвать лифт, но передумала. Вдруг еще застрянет, хватит с меня одного печального опыта.
Через два квартала от дома я в первый раз остановилась, чтобы отдышаться. Молчавший до того Отто коварно воспользовался этой минутой, чтобы обрушиться на меня с новой порцией вопросов, от которых я кое-как отбивалась, пока дело не дошло до советов.
Совет номер один звучал следующим образом:
— Нужно обратиться в органы правопорядка.
— Нет, только не это! — выпалила я.
— Почему?
— Почему-почему… — повторяла я, ловя себя на том, что начинаю тихо ненавидеть этого бедолагу, за каким-то чертом нагрянувшего в Россию и тем самым сильно усложнившего мою и без того нелегкую жизнь. Чувствую, зря я его развязала. — Да потому, что у нас кругом мафия, ты же сам сказал! В милиции тоже коррупция. А… а иностранцев вообще не любят, запросто могут куда-нибудь услать. В Сибирь, например.
— Да ну? — не поверил Отто. — Но они же украли мои деньги и мой паспорт!
— Вот именно, паспорт, — подхватила я, — попробуй теперь докажи, что ты американец. А что, — я оглядела его с головы до ног, — по внешнему виду ведь ни за что не скажешь.
— Что же тогда делать? — Отто заметно приуныл.
— Самому нужно свой паспорт спасать! — заявила я с пафосом и углубилась в раздумья.
Меня не покидало какое-то странное чувство. Ну вроде я что-то забыла. Может, газ выключить? Или утюг? Со мной такое бывает: только выйду из дома — и начинается! Но в данном случае меня, конечно, другое беспокоило. Ну звезданула я Лонга сковородкой, ну удрала, прихватив с собой зачем-то этого американского дурачка, с которым только лишние хлопоты, но вот что это, собственно, меняет? Ведь все мое остается со мной. И исчезнувший труп Юриса, и мистический Ингин сын, и неизвестный брюнет, наведывавшийся в мою квартиру наряду с Юрисом. Что же получается: мне и дальше бегать от Юрисовых приятелей и шарахаться от милиции? Ну нет, я этого не перенесу.
Нужно вернуться, привести в чувство Лонга и вытрясти из него все, что он знает про Юриса. Ага, так он мне и сказал! А сковородка на что? Так-то оно так, только вдруг Борода с Беляшом заявятся? Что ж, чисто теоретически такая опасность, конечно, остается, но практически — вряд ли им удастся вырваться из лап Покемоновых бодигардов. Впрочем, это в том случае, если они еще сунутся в эти лапы, а то ведь запросто могут перетрухать заранее и ограничиться окончательным разорением Отто. Снимут с его золотой карточки оставшиеся баксы — и назад. Чтобы облегчить свою бандитскую душу нарезанием ремней из меня и Отто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31