Инга замолчала. Молчала и я, потому что не знала, что сказать. Редкий случай, между прочим. Даже редчайший.
— Ну вот, — Инга изливала душу на полную катушку, — теперь можно перейти к самому главному. Как я собралась его убить. Только не затем, чтобы сделаться богатой вдовой, хотя и от его состояния я отказываться не собиралась, потому что рассматривала его в качестве компенсации за понесенные мной моральные потери. Я хотела казнить Ованеса по суду, как совершившего преступление против человечности. Суд, как ты понимаешь, был мой и Приговор тоже. Оставалось только найти его исполнителя. Я искала его долго…
— Эти твои романы?.. — внезапно прозрела я.
— Вот именно, — кивнула она, — нужны мне были эти козлы! Я просто подыскивала нужного человека. Юрис показался мне подходящим на эту роль. Потому-то наши отношения и затянулись, я его изучала, годится он или нет. Мы с ним даже договорились, я пообещала заплатить ему крупную сумму. Думаю, что слишком крупную, я ведь не знаю расценок на такие дела… Короче, все было на мази, но тут в дело вмешались эти моральные штучки-дрючки, про которые ты так любишь распространяться. Замучили меня угрызения совести проклятущие, замучили — и все! Поняла я, что потом мне до конца дней каяться, и решила: пусть живет. В общем, я его помиловала или амнистировала — не знаю, как правильно.
Не поверите, но с моей души громадный булыжник свалился. Ованеса, как вы уже догадались, я никогда не любила, местами даже ненавидела, но смерти ему не желала. Особенно от Ингиной руки. При том что, если бы его, к примеру, машина случайно сбила или, скажем, внезапный инфаркт хватил, я бы сильно убиваться не стала.
— А Юрис, — Инга опустила глаза и уперлась взглядом в валявшийся на ковре пистолет, — он не мог так просто отказаться от этой идеи. Вернее, все было еще ужаснее. Он… Он заявил, что все равно убьет Ованеса, и теперь… Теперь мне пришлось обещать, что я заплачу ему еще больше, лишь бы он этого не делал. А пистолет я у него потихоньку вытащила. Он разделся и лег в постель, а я сказала, что приму душ и, приду. А сама сунула пистолет в сумку — и за дверь. Это было как раз в тот день, когда все это случилось, ну, когда его кто-то убил… Но это не я, не я! И почему я этот поганый пистолет сразу не выбросила?! А теперь ты мне не веришь, я же вижу, не веришь!
— А ты бы поверила? — спросила я, изо всех сил стараясь быть строгой, но справедливой.
— Я бы? — Инга задумалась, а потом призналась с тяжким вздохом:
— Пожалуй, нет. Слишком все не правдоподобно выглядит. Но клянусь, все именно так и было. Ну поверь мне, поверь в последний раз!
— Допустим, я тебе поверю, — отозвалась я со вздохом. — Где гарантии, что ты меня не обманешь в очередной раз? Ну кто тебе не давал рассказать об этом еще тогда?
— Сначала я растерялась. — Инга с невероятной тщательностью разглаживала невидимые морщинки на своей коротенькой юбочке. — Потом подумала, что не так уж это и важно, если мы решили избавиться от… От трупа. Мне даже казалось, что это всего лишь дурной сон. Наступит утро, выглянет солнышко, и от него не останется и следа.
— Но солнышко не выглянуло, — едко заметила я, — а ты продолжала делать вид, будто ничего не случилось. И тебе это вполне удавалось. Конечно, ведь не в твоей кровати его застрелили, а в моей. Ты благополучно взвалила все это на мои плечи. Конечно, я же двужильная, все выдержу. — Черт, до чего же мне стало себя жалко, я с трудом слезы сдерживала!
Я-то сдержалась, а вот Инга снова заревела.
— Ну Танечка, ну лапочка, — выводила она почему-то басом, наверное, потому, что нос у нее распух от слез, — ну прости меня, подлую, я не со зла, честное слово, не со зла-а-а… Ты же моя единственная подруга, без тебя я пропаду, пропаду-у-у…
Считайте меня кем хотите, но очень скоро я составила Инге компанию — в смысле, тоже стала выводить рулады носом и приговаривать, давясь слезами:
— А я не двужильная…Я… я тоже хочу тепла и… и любви, между прочим… И в дружбу верить хочу… А ты меня так, так!..
— Ну-у Танечка, ну-у ягодка, — Инга уже сипела от избытка чувств, — хочешь, я перед тобой на колени встану! — И, не дожидаясь моего на то благословения, с размаху плюхнулась на ковер, прямо на злосчастный пистолет. Чуть коленную чашечку не расшибла!
Не знаю, как на вас, а на меня подобные сцены действуют почище «мыльных» сериалов. Я заголосила и бросилась Инге на шею.
Не представляю, сколько мы так просидели, уткнувшись мокрыми хлюпающими носами друг дружке в плечо, поминутно всхлипывая и посылая господу малоразборчивые молитвы дрожащими жалобными голосами. А кончилось это — чем бы вы думали? Полным примирением, естественно. Для порядка и острастки я, конечно, взяла с Инги парочку страшных клятв, но тем, собственно, и ограничилась. Вот такая я великодушная. Дура из Виллабаджо.
— С этого дня никаких тайн от меня, никаких! — несколько раз повторила я как заклинание. Инга кивала, изо всех сил сжимая мне руку.
— А пистолет я сегодня же выброшу, сегодня же, — божилась Инга, — у нас здесь неподалеку есть озеро, очень глубокое. Поедем туда вечером на прогулку и утопим вместе, а? — Инга смотрела мне в глаза, как преданная собачонка. Как давно уже не смотрела, с тех самых пор, как снюхалась с Покемоном, будь он неладен!
— Утопим, утопим, — вторила я, полная торжества.
А потом в голове у меня что-то щелкнуло, словно невидимый тумблер переключился. А зачем нам его топить? Утопить-то мы его всегда успеем. К тому же еще неизвестно, как дело обернется. Может, придется им кого-нибудь попугать. Я вспомнила бородатого бандита, в лапы которого попала, пытаясь разузнать хоть что-нибудь о Юрисе, и окончательно утвердилась в этом решении. С одной оговоркой: Инга больше не должна иметь доступа к пистолету, а еще лучше — вообще что-либо знать о нем. Не то чтобы я ей совсем не доверяла, просто уж очень утомилась от всяческих потрясений.
Пусть вам не покажется странным, но остаток дня мы провели очень даже неплохо. Сначала я позвонила маме, узнала, что у них все в порядке (хоть у них!), и поговорила с Петькой.
— Ма, я хочу домой, — заканючил он в трубку, даже не поздоровавшись, — тут скучно. И порядки как в концлагере: в девять вечера — ноги мыть и спать. Даже телевизор не посмотришь! Забери меня, а то я сбегу! — пригрозил этот паршивец.
— Ну потерпи еще немного, буквально недельку, — уговаривала я, — зато там фрукты и солнце, а в Москве целыми днями дождь хлещет.
— Не ври! В Москве жара, плюс двадцать восемь. Сам прогноз видел! — заорал Петька. Да так громко, словно нас разделяли не полторы тысячи километров родных просторов, а каких-нибудь пара шагов.
— Как ты с матерью разговариваешь? — немедленно вызверилась я. — Я тебе что, девочка? Вот оставлю тебя у бабушки еще на год, пусть научит тебя со старшими разговаривать!
Петька замолчал и обиженно засопел, а я велела, чтобы он снова передал трубку бабушке.
— Вы что, с ним не ладите? — спросила я ее.
— Да все у нас отлично, — оптимистично заверила она. — Тут к нам один родственник заезжал, от какой-то тети Любы…
— А, знаю. — Я сообразила, что речь идет об Отто. — Он у меня тоже был.
Затем разговор переключился на житейские проблемы, как-то: почем нынче помидоры на рынке, какие виды на урожай и прочее.
Я рассеянно поддакивала, не в силах сосредоточиться. В голове как заноза засела Петькина угроза. А что как вправду сбежит? Короче, я не выдержала, во второй раз истребовала Петьку к телефону и затараторила примирительно:
— Ну Пит, будь же ты человеком, в конце концов. Понимаешь, я сейчас не могу, очень много дел. Но как только освобожусь, сразу за тобой приеду. Потерпишь, а?
— Ладно, неделю я еще потерплю, — пообещал Петька после продолжительной паузы и тут же выставил условие:
— Если ты мне новые ролики купишь. И не с барахолки, а настоящие.
— Хорошо, куплю, — устало выдохнула я. Вот такая из меня мать, никудышная. Кого я, интересно, воспитаю при такой-то непоследовательности? Буду потом себе локти кусать до мяса, всенепременно буду!
— И учти: детей обманывать непедагогично, — предупредил меня Петька строгим голосом, — иначе я могу потерять к тебе доверие.
Ну ты посмотри, какой нахал на мою шею! А где я ему деньги возьму на эти настоящие ролики, нарисую, что ли? Придется у Инги одолжить. Вот вам, кстати, и еще одна причина для того, чтобы не сдавать ее в милицию.
Уладив дела с Петькой, я почувствовала некоторое облегчение, а заодно и чувство голода. И это было неудивительно, учитывая, когда я ела в последний раз (еще утром) и что именно: чипсы и просроченный йогурт. А тут такие катаклизмы, потребовавшие от меня немереное количество килокалорий! Инга сбегала вниз, на кухню, и притащила поднос с неизвестными как мне, так и ей блюдами кавказской кухни, приготовленными усатыми тетушками. Мы дружно поужинали, а потом отправились к тому самому озеру, в котором Инга собиралась утопить пистолет Юриса.
Озеро оказалось на редкость живописное, одно плохо — комаров в его окрестностях было невпроворот. Что, впрочем, здорово облегчило мою задачу — не выбросить пистолет, а спрятать, причем сделать это так, чтобы Инга ни о чем не догадалась. Как раз из-за комаров Инга, опасаясь за свою нежную кожу, предпочла остаться в машине, тем самым возложив на меня обязанность по избавлению от Юрисовой пушки.
Ну что ж, тем лучше, обрадовалась я и резво нырнула в прибрежные камыши, где и собиралась, скрывшись от Ингиных глаз, осуществить заранее разработанный план. Спрятать пистолет под одеждой, а в воду для видимости зашвырнуть какой-нибудь булыжник. Но в последний момент я отказалась от мысли держать при себе оружие — как-никак в доме полным-полно народу — и придумала кое-что получше. Оставить пистолет в укромном местечке прямо здесь, на берегу: и карман не тянет, и в то же время всегда можно в случае чего вернуться и отыскать его.
К счастью, с укромным местечком проблемы не было. Таковым я назначила кем-то выброшенную старую автомобильную покрышку, успевшую основательно завязнуть в песке. В ее резиновое нутро я и засунула пистолет Юриса, убедилась, что тайник надежный, и швырнула в воду найденный поблизости кусок кирпича. Его отчетливое бульканье специально предназначалось для сидящей в машине Инги. Ну все, дело сделано. Нет, еще кое-что. Ориентир нужен, а то камыши везде одинаковые. Я приподнялась на цыпочки и огляделась. Так, а это что за деревянная хибара виднеется? Ладно, неважно, главное, что в качестве ориентира сгодится.
И все-таки про развалюху я Ингу как бы между прочим расспросила.
— Говорят, лесничество когда-то было, — равнодушно отозвалась она.
Потом мы еще немного посидели на берегу на поваленном дереве. Отгоняли от себя назойливых комаров и ностальгически вспоминали школьные годы чудесные. А Инга в припадке умиления вырезала пилкой для ногтей на бревне наши бессмертные имена. Не иначе в назидание потомкам.
Не знаю, с чего мне вдруг пришел на ум мистер Тореро.
— Слушай, — спросила я Ингу, — а Юрис, он в каком виде задницей вертел? Ну, в смысле, в каком он был костюме, до того как раздеться?
— Кажется, он был рыцарем… — рассеянно отозвалась разомлевшая от воспоминаний Инга.
— Рыцарем?! — Я попыталась вообразить, как Юрис, покачивая бедрами под музыку, сбрасывал с себя гремящие доспехи. — Что, в прямом смысле: в латах, в шлеме?
— Да все было из картона, а сверху оклеено фольгой, — успокоила меня Инга.
— А почему, интересно, бандит с бородой сказал мне, что Юрис «голубой»? — подумала я вслух.
— «Голубой»? Чушь какая-то, — нервно дернулась Инга. — По крайней мере когда мы с ним… гм-гм… у него все было на месте.
Стыдно признаться, но на языке у меня вертелся еще один вопрос. Про мистера Тореро. Мысль о том, что он запросто мог быть одним из Ингиных Адамов, упорно не давала мне покоя. Но пока я изобретала обтекаемую формулировку, измученная комарами Инга засобиралась домой. В результате допрос так и остался открытым.

Часть III
МЕСТЬ ДОЛГОНОСИКОВ
Глава 19
Я сладко потянулась, открыла глаза, скользнула взглядом по белым стенам и, убаюканная плавным колыханием тюля на распахнутых окнах, приготовилась снова погрузиться в приятную дремоту, когда кто-то плюхнулся со мною рядом и бесцеремонно сцапал меня рукой чуть пониже талии. А еще этот кто-то самым мерзким образом захрапел. Первое, что я сделала, — избавилась от граблей, царапающих мою нежную плоть, применив простой, но весьма эффективный прием. И уж только потом повернулась, чтобы рассмотреть, кого это я так удачно нокаутировала. Глянула и испугалась, потому что обнаружила в непосредственной близости от себя существо, обросшее волосами с головы до ног. Впечатление усиливали и звуки, которые оно издавало: то ли стоны, то ли скрежетание вперемежку с завыванием. Снежный человек, пронеслось у меня в подсознании, йети!
Я открыла рот, чтобы заорать во всю глотку, и точно в это мгновение углядела на лапе у мастодонта большие золотые часы. Это навело меня на размышления, поскольку представить себе снежного человека, совершенно голого, но с золотыми часами, довольно затруднительно даже с моим богатым воображением. А волосатый урод потянул на себя простыню и издал гортанный вопль, отдаленно напоминающий человеческую речь. Только после этого я наконец догадалась, кто передо мной: Ованес, ненавистный мне Покемон. Чудовище, заполучившее себе красавицу Ингу с помощью наворованных в смутные времена стихийного рынка денег!
Но какого черта он полез ко мне в кровать? А теперь, смотри-ка, корчится… Ничего, будет знать в другой раз. Думал, что ему все можно, если он пивной король, а фигу не хотел? Да чтобы по моему телу ползал такой паук! Кстати, откуда он взялся? Ведь он же должен быть в Голландии. Так Инга мне вчера сказала. Гм-гм, а может, это все-таки не он? Надо бы получше присмотреться.
— Эй, ты кто? — спросила я копошащегося под простыней волосатика.
— Это ти хто? — Из-под простыни показалась взлохмаченная голова Ованеса.
Все, последние сомнения отпали. Это Покемон, точно Покемон.
Наконец и он меня опознал, продрал глаза и уставился, будто на Мону Лизу в Лувре. Говорят, она там всегда облеплена туристами, они пялятся на нее и тщетно силятся понять, что же в ней такого замечательного. Но стоит им вернуться на родину, как сразу же начинается. Все разговоры только вокруг нее и вертятся: «Нет, „Джоконда“ — это бессмертная вещь! Нет-нет, это надо видеть! Описанию не поддается!»
Я-то в Париже пока что не была и, думаю, вряд ли туда попаду раньше, чем в следующей жизни, но, случись такая оказия, первым делом рванула бы в музей Орсэ поглядеть на «голубых танцовщиц», а уж потом на Мону Лизу, если время останется.
Что касается Покемона, то он в Париже бывал раз сто, не меньше, а спросите, что он там видел, кроме Эйфелевой башни, и то только потому, что она с любой точки просматривается.
— Што ти здэсь делаешь? — От возмущения характерный акцент Ованеса сильно усилился.
— Я? — Что за странный вопрос! — Сплю, конечно, что же еще! — На всякий случай я отодвинулась к стене и натянула простыню до самых глаз. Теперь, когда я приняла сидячее положение, мне были хорошо видны разбросанные на ковре Покемоновы шмотки. Такое впечатление, что он их буквально рвал на себе.
— А пачему здэсь?
Ну вот, начинается. Хотя вернее было бы сказать: продолжение следует. Сначала меня выставила долгоносая истеричка Соня, теперь эстафетную палочку подхватывает Покемон. А я так рассчитывала, что ближайшие два дня пройдут более или менее спокойно. И чего ему в Голландии не сиделось?
— В общем, так… — Я подняла глаза к потолку. — Сюда меня поселила Инга. На пару дней, всего лишь на пару дней.
— Инга? — свирепо прорычал Покемон и стал изрыгать в адрес моей подружки невнятные ругательства, из коих мне удалось понять следующее: эта белая комната — Ингина, и, уступив ее мне, она невольно подложила мне свинью в виде своего волосатого муженька. Не специально, конечно, а исключительно из добрых побуждений. Хотела мне угодить. Спасибо, угодила.
Проснуться и обнаружить в постели рядом с собой самого злейшего врага — чем не завязка для триллера? Впрочем, у этого триллера одна завязка уже имеется, по странному стечению обстоятельств опять-таки связанная с постелью. А вот развязки в виде хеппи-энда пока что не намечается.
Однако вернемся к Покемону. Осыпав проклятиями Ингу, он взялся за меня. В жизни не слышала ничего отвратительнее.
Мое терпение лопнуло.
— Молчать! — заорала я на Покемона. И, не поверите, он замолчал! И заморгал глазами от неожиданности.
— Значит, так… — Я не дала ему опомниться. — То, что здесь произошло, всего лишь случайность. Давайте сделаем так: я отвернусь к стене, а вы оденетесь и уйдете. После чего будем считать инцидент исчерпанным.
Я немного опасалась, что он предложит мне поступить наоборот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31