Столько бесполезной траты денег в мире, где царит нищета! С другой стороны, глупо голодать в таком изобилии.
Ей был отвратителен красногубый бородатый шиддем с его иудейской ученостью. Он казался ей паразитом, которого надо было заставить работать. Ее шокировала глупость, маскирующаяся под гордость, или то, что она считала глупостью: полное нежелание принимать новый язык и новый, возможно лучший, стиль жизни. Сознательная изоляция пугала ее, и Кэрол чувствовала, что это может привести к трагедии.
Поскольку родственники были к ней добры или хотели казаться добрыми, то она в свою очередь пыталась на них походить. Она даже была готова поверить, что они правы, а она нет. Но простого усилия и желания было недостаточно. Они обвиняли ее в отказе от веры, хотя она никогда не знала ее постулатов. Их своеобразная тирания оказалась ничуть не лучше той, от которой она сбежала в Америку, и в конце концов ей пришлось покинуть их.
Жизнь вне общины беженцев оказалась непростой. В мире, в котором она очутилась, предубеждений было ничуть не меньше. Но бывало и по-другому. Находились люди, которым не было дела до того, кем она была раньше. Они — исключение, и миссис Диллон, можно сказать, лучший пример, — она принимала ее такой, как она есть, сейчас.
Она увидела, как миссис Диллон с обычным надменным выражением лица идет между столиками. Кэрол торопливо поставила чашку и вскочила.
— Миссис Диллон, пожалуйста, присядьте. Угостить вас чаем? Или кофе? Хотите что-нибудь съесть?
— Нет, — улыбнулась Лилли, усаживая ее обратно на стул. — Я сегодня не останусь в больнице и перед уходом хочу с вами поговорить.
— Что-нибудь не так? Я все делаю, чтобы...
— Все в порядке, вы отлично работаете. Все просто прекрасно, — заверила ее Лилли. — Возьмите себе еще чаю, если хотите. Спешить некуда.
— Нет, спасибо. — Кэрол покачала головой. — Уже почти шесть, и другая сестра...
— Другой сестре я тоже плачу, — отрезала Лилли. — Она работает на меня, а не на больницу. Если не хочет посидеть лишние полчаса за дополнительную плату, может взять расчет.
Кэрол кивнула и что-то вяло пробормотала. С такой миссис Диллон она еще ни разу не сталкивалась. Лилли снова улыбнулась:
— Расслабьтесь, Кэрол. Мне нравится, как вы работаете. И сами вы мне нравитесь. Надеюсь, что и я вам тоже. Я и мой сын.
— О, вы мне очень нравитесь! Вы так хорошо ко мне относитесь.
— Почему у вас нет постоянной работы? Как так вышло, что вы работаете как вспомогательный персонал?
— Ну... — Кэрол замялась. — Почти в каждой больнице обучают собственных сестер, а я ничего не заканчивала. Потом, постоянная работа, например у врача, требует определенных навыков, которых у меня нет. Часто нужно вести бухгалтерию, уметь стенографировать...
— Понятно. Ну и сколько вы получаете за ваши дежурства? Нормально?
— Обычно я получаю немного, — серьезно сказала Кэрол. — Все зависит от того, сколько дежурств мне дадут, а обычно их по пальцам можно пересчитать. Потом, если регистрируешься как медсестра, надо платить взносы. Но все равно... мне хватает. Когда я больше узнаю и лучше буду понимать английский...
— Ну разумеется. Сколько вам лет, Кэрол?
— Двадцать семь.
— О! — удивилась Лилли. — Я бы и не подумала.
— Я ощущаю себя гораздо старше. Как будто жила вечно. Да, мне двадцать семь.
— Ну хорошо. А друг у вас есть? С кем-нибудь сложилось? Нет? — Лилли подумала, что это тоже странно. — Послушайте, у такой девушки, как вы, от ухажеров, наверное, отбою нет.
Кэрол покачала головой; она выглядела очень важной и оттого немного смешной. Она снимает меблированную комнату и не может достойным образом принять молодого человека. Ко всему прочему, у нее нет четкого графика и она должна выходить на работу, когда вызовут, а при такой ситуации невозможно что-то планировать или брать на себя какие-то обязательства.
— И еще, — краснея, закончила она, — молодые люди пытаются делать некоторые вещи. Они... часто я очень смущаюсь.
Лилли слегка кивнула, чувствуя странную нежность к этой девушке. В ней было что-то настоящее, то, что существовало в иной реальности, в светлом и честном мире. Возможно, при иных обстоятельствах Лилли тоже могла бы стать прямодушной и честной — и настоящей, как Кэрол. Но, мысленно покачала она головой, к лешему все это.
Она такая, какая есть, и Рой стал таким, какой есть. С этим ничего не поделать, даже если бы и захотелось что-то изменить, но, возможно, было еще не поздно...
— Наверное, вы удивлены, что я сую нос не в свои дела. Вот все выспрашиваю про вас, — сказала Лилли. — Дело вот в чем. Я боюсь говорить, что с сыном все будет в порядке, боюсь сглазить...
— Я уверена, что он поправится, миссис Диллон...
— Не надо! — резко сказала Лилли и постучала по деревянному столу. — Сглазите. Скажем так: когда — и если — он выйдет из больницы, мне бы хотелось, чтобы вы еще некоторое время за ним ухаживали. В смысле, у меня дома. Как вам такое предложение?
Кэрол с готовностью кивнула, глаза ее загорелись. Уже больше двух недель она работала у миссис Диллон; никогда раньше ей не приходилось так долго служить у одного человека. Вот будет здорово, если она вправду и дальше сможет работать у миссис Диллон и ее славного сына.
— Вот и отлично! — сказала Лилли. — Значит, договорились. Теперь мне нужно бежать... Вы что-то хотели?
— Я просто хотела узнать, — смутилась Кэрол. — Я думала, вдруг мистер Диллон не хочет, чтобы я работала. Он всегда очень добр, но... — Она замолчала, не зная, как выразить то, что она имела в виду, не переходя границ приличия.
Лилли озвучила ее мысль:
— Имеете в виду, что Рой злится на меня? Что бы я ни делала, он всегда сделает наоборот, просто потому, что я так делаю.
— Нет, я не то имела в виду. Вернее, не совсем это. Я хотела сказать...
— Примерно то же самое. — Лилли улыбнулась, делая вид, что ее это не заботит. — Не беспокойтесь, дорогая. Вы работаете на меня, а не на него. Я все делаю ради его блага, поэтому не страшно, если поначалу он будет немного дуться.
Кэрол кивнула, хотя у нее не было такой уверенности. Лилли поднялась со стула и стала надевать перчатки.
— Пусть это пока будет между нами, — сказала она. — Кто знает, может, Рой однажды сам попросит об этом.
— Как скажете, — пробормотала Кэрол.
Они подошли к выходу из столовой. Лилли направилась к выходу, а Кэрол поспешила в палату своего пациента.
Сестра, которую она заменяла, ушла, как только они сняли все необходимые показания и занесли в лист наблюдения. Рой лениво улыбнулся Кэрол и сказал, что она очень плохо выглядит.
— Вам надо в постель, мисс Роберг, — сказал он. — Могу потесниться.
— Нет, мне не надо! — гневно покраснела Кэрол. — И вам не надо.
— Вам точно надо. Я видел девушек, которые выглядели вот как вы сейчас. Только постель могла привести их в божеский вид.
Кэрол непроизвольно хихикнула, хотя чувствовала себя не в своей тарелке. Рой строго сказал, что не следует смеяться над такими вещами.
— Будьте паинькой, а не то никакого поцелуя на ночь. И вам будет стыдно за плохое поведение.
— Не будет! — Кэрол покраснела, отвернулась и хихикнула. — Перестаньте!
Через пару минут Рой перестал откалывать шуточки. Казалось, ей действительно не по себе, к тому же и сам он не чувствовал желания шутить.
Слева от кровати на металлической подставке висела капельница с кровью, похожей на сироп. Из капельницы выходила трубка, которая подсоединялась к длинной тонкой игле, торчавшей из его руки. Справа на такой же подставке висела капельница с солевым раствором, подсоединенная к вене на его правой руке. Кровь и вода поступали в него с тех пор, как он попал в больницу. Постоянно лежа на спине с вытянутыми вдоль тела руками, он почти все время страдал от боли, испытывая облегчение лишь тогда, когда его тело и руки теряли чувствительность. Иногда он с удивлением думал, стоит ли жизнь таких мучений, но мысли его были ироничны и даже саркастичны.
Он долго смотрел смерти в лицо, и она ему не понравилась.
Он был очень рад, что выжил.
Теперь, когда ему ничего не угрожало, он жалел лишь об одном — что именно Лилли спасла ему жизнь. Она была единственным человеком, которому он не хотел быть ничем обязан, а теперь он был обязан ей всем, и этот долг — невозвратен.
Он обдумывал ситуацию. Истинной причиной того, что Рой поборол смерть, конечно, могло быть его невероятно крепкое здоровье, удивительная воля к жизни. Да и врачи говорили почти то же самое. Наука не допускала, что человек с таким кровяным давлением и таким гемоглобином мог выжить. А его показатели поначалу были гораздо ниже критической отметки. Без всякой помощи он пытался выжить самостоятельно еще до того, как что-то было сделано. Так что...
Так что ничего. Ему срочно нужна была помощь, и Лилли вызвала врачей. Мойра ничего не видела, и сам он не замечал — заметила только Лилли. И откуда, интересно, у него взялось столько душевных и физических сил, чтобы продержаться до прихода врачей? Взял в долг у чужих людей? Ха-ха.
Как ни верти, он был обязан своим спасением Лилли. И Лилли, бессознательно или осознанно, делала так, чтобы он никогда этого не забывал.
В своей вкрадчивой кошачьей манере она напустила на Мойру Лангтри такого страха, что та после пары визитов прекратила навещать Роя. Она звонила каждый день, давая понять, что беспокоится о нем, но в больнице больше не показывалась. И Лилли частенько удавалось застать его во время этих разговоров, после чего Рой начинал что-то односложно ронять в трубку.
Лилли явно стремилась рассорить их с Мойрой. Но ей этого было мало. Она выбрала для него дневную сиделку, которая была заботливой, умелой, но страшной, как грязный забор. А потом, для контраста, наняла ночную, да такую красотку, которая привлекла бы его, даже если в Лилли не расчистила для нее дорогу.
Он прекрасно видел, что происходило вокруг. Повсюду он натыкался на следы деятельности его матери. Но что он мог с этим поделать? Сказать, чтобы она убиралась к чертям со своей заботой и оставила его в покое? К примеру, так: «Ты спасла мне жизнь, но это не значит, что только поэтому у тебя на меня есть какие-то права».
Вошел врач, веселый молодой человек — не тот доктор, который приехал к Рою в гостиницу, потому что Лилли отказалась от его услуг с самого начала. Позади него санитар катил металлическую тележку. Рой посмотрел на содержимое тележки и застонал:
— Нет, только не это!
— Хотите сказать, это вам не нравится? — рассмеялся врач. — Он, наверное, шутит, а, сестра? Он ведь обожает этот зонд!
— Прошу вас, — укоризненно нахмурилась Кэрол. — Это не смешно.
— Да ладно, этот парень — кремень! Давайте, быстрее начнем — быстрее кончим.
Санитар ухватил его с одной стороны, придерживая внутривенную иглу. Кэрол держала другую иглу, ее рука замерла над чашей с кубиками льда. Доктор взял гладкую резиновую трубку и просунул ее Рою в нос.
— Теперь спокойно, приятель. Лежи тихо, или иголки из рук вылетят.
Рой пытался лежать спокойно, но не мог. Когда трубка проходила через дыхательные пути и дальше вниз по пищеводу, он дергался и пытался сопротивляться. Он давился, глотал воздух и вырывался из рук Кэрол и санитара. Доктор весело ругал его, а Кэрол прикладывала к его губам кубики льда.
— Пожалуйста, глотайте, мистер Диллон. Глотайте лед, и тогда трубка пойдет легче.
Рой глотал. Наконец трубка опустилась ему в желудок. Доктор отрегулировал ее, слегка подвигав вверх-вниз.
— А теперь как? Не упирается в дно желудка?
Рой сказал, что, скорее всего, нет. Кажется, все в порядке.
— Хорошо. — Доктор проверил стеклянную емкость, к которой была присоединена трубка. — Я вернусь через полчаса. Если он будет дергаться, хорошенько двиньте ему в живот.
Кэрол холодно кивнула. Она недовольно посмотрела, как доктор вышел из комнаты, а потом вернулась к постели и вытерла с лица Роя пот.
— Прошу прощения. Надеюсь, вы не очень обижаетесь.
— Ничего. — Он чувствовал себя несколько смущенно из-за суеты, возникшей вокруг него. — Я почти не чувствую эту штуку.
— Знаю. Самое плохое — когда она идет вниз, но потом тоже нехорошо. Не можешь нормально глотать, трудно дышать. К этому никогда не привыкнешь. Всегда будет казаться, что что-то не так.
— А что, вам тоже вводили зонд?
— Да, много раз.
— Внутреннее кровотечение?
— Нет. Оно началось позже, не сразу.
— Да? — нахмурился он. — Не понимаю. Тогда зачем вам это делали, если...
— Не знаю. — Она внезапно улыбнулась и покачала головой. — Это было очень давно. В общем, об этом не очень приятно говорить.
— Но...
— Да и вам не надо так много разговаривать. Просто лежите спокойно и ничего не делайте, чтобы не беспокоить содержимое вашего желудка.
— Разве там есть сейчас какое-нибудь содержимое?
— Все равно, — сказала она твердо. И он не стал возражать.
Прекратить разговор было легко. Легко, потому что он отбрасывал все, что могло помешать ему выжить. За годы практики он так к этому привык, что навык перешел в инстинкт.
Он тихо лежал, с удовольствием наблюдая за ходившей по палате Кэрол, юной и свежей, особенно по сравнению с Мойрой. Очень симпатичная девочка, подумал он, просто крайне мила. Правильно, так и должно быть. С другой стороны, странно, что такая привлекательная девушка всегда так замкнута. Разве это нормально? А если у нее есть на то причина...
Об этом нужно было поразмыслить. Вообще-то было бы хорошо таким образом поставить Лилли на место.
Вернулся врач. Он проверил стеклянную емкость отсоса и весело фыркнул:
— Ничего, кроме желчи. Вот, сестра, чего в нем больше всего. Но вы, наверное, уже это знаете.
Он вытащил трубку. Потом случилось чудо — он приказал вытащить из рук Роя иглы.
— Вот и хватит. Почему это мы должны нянчиться с таким здоровяком?
— Идите к черту, — ухмыльнулся Рой, с удовольствием сгибая руки. — Дайте-ка мне хорошенько потянуться.
— Ну и нахал! Как насчет перекусить?
— Что, будете поить меня своим жидким мелом под названием «молоко»? Давайте, тащите.
— Нет. Сегодня получите бифштекс, пюре, полный обед. Даже, может быть, пару сигарет.
— Шутите?
Врач покачал головой, тут же посерьезнев:
— Уже три дня у вас нет кровотечения. Пора восстанавливать перистальтику, укреплять стенки, а этого жидкостями не сделаешь.
Рою стало немного не по себе. В конце концов, это его желудок. Но врач уверял, что волноваться не о чем.
— Если ваш желудок этого не примет, мы вас вскроем и отрежем все лишнее. Никаких проблем.
Он ушел, насвистывая какую-то мелодию. Кэрол снова проводила его мрачным взглядом:
— Ну и человек! Хотела бы я его встряхнуть хорошенько!
— Как думаете, можно мне это? — спросил Рой. — Ну, в смысле, есть твердую пищу? Я в общем-то не особо голоден...
— Разумеется, можно! Иначе вам бы этого не предложили.
Она взяла его руку и так заботливо посмотрела ему в глаза, что Рою захотелось улыбнуться. Однако он сдержался, нежно потянув Кэрол за руку, чтобы она села на стул с ним рядом.
— Вы добрая девушка, — мягко сказал он. — Я таких никогда не видел.
— Спасибо. — Она опустила глаза и понизила голос до шепота: — Я тоже никогда не видела таких, как вы.
Он лежал, глядя на нее в сгущающихся сумерках, изучая ее открытое личико со вздернутым носом, и думал, что она похожа на чистого, невинного ребенка. Потом он повернулся на бок и придвинулся к краю постели.
— Мне будет вас не хватать, Кэрол. Я увижу вас, после того как меня выпишут?
— Не знаю. — Она тяжело дышала, все еще не глядя на него. — Мне бы этого хотелось, но у меня работа... Меня могут вызвать в любое время...
— Кэрол.
— Да?
— Иди сюда.
Он притянул ее к себе, обвив рукой ее плечи. Она наконец робко подняла на него глаза, полные страха. И вдруг она оказалась в его объятиях, прижавшись к нему лицом.
— Я тебе нравлюсь, Кэрол?
— Да, да. — Она кивнула. — Очень, очень нравитесь...
— Слушай, — сказал он. Она приготовилась слушать, но он молчал. Притормозил. Сказал себе, что дальше заходить не стоит.
А может быть, стоит? Ему ведь нужно, чтобы за ним ухаживали еще какое-то время? Лилли на что-то намекала, когда предлагала остановиться в ее квартире на недельку-другую. Он, разумеется, был против: во-первых, это была ее идея, а во-вторых, в этом не было смысла. Она будет целыми днями пропадать на скачках, а он, выходит, опять окажется в одиночестве. Но теперь...
Кэрол чуть заметно вздрогнула. Он хотел было оттолкнуть ее, но вместо этого лишь еще крепче сжал девушку в объятиях.
— Я просто подумал, — сказал он, — что, когда выйду отсюда, мне еще понадобится помощь. Может...
— Что? — Она подняла голову и взволнованно улыбнулась. — Вы хотите, чтобы я еще немного за вами ухаживала? Вы это хотели сказать?
— А вы не против?
— Конечно нет!
— Отлично, — ответил он, чувствуя неловкость. — Мы об этом подумаем. Посмотрим, что скажет моя мать. Я живу в гостинице, но на время остановлюсь у нее...
— Она согласится!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Ей был отвратителен красногубый бородатый шиддем с его иудейской ученостью. Он казался ей паразитом, которого надо было заставить работать. Ее шокировала глупость, маскирующаяся под гордость, или то, что она считала глупостью: полное нежелание принимать новый язык и новый, возможно лучший, стиль жизни. Сознательная изоляция пугала ее, и Кэрол чувствовала, что это может привести к трагедии.
Поскольку родственники были к ней добры или хотели казаться добрыми, то она в свою очередь пыталась на них походить. Она даже была готова поверить, что они правы, а она нет. Но простого усилия и желания было недостаточно. Они обвиняли ее в отказе от веры, хотя она никогда не знала ее постулатов. Их своеобразная тирания оказалась ничуть не лучше той, от которой она сбежала в Америку, и в конце концов ей пришлось покинуть их.
Жизнь вне общины беженцев оказалась непростой. В мире, в котором она очутилась, предубеждений было ничуть не меньше. Но бывало и по-другому. Находились люди, которым не было дела до того, кем она была раньше. Они — исключение, и миссис Диллон, можно сказать, лучший пример, — она принимала ее такой, как она есть, сейчас.
Она увидела, как миссис Диллон с обычным надменным выражением лица идет между столиками. Кэрол торопливо поставила чашку и вскочила.
— Миссис Диллон, пожалуйста, присядьте. Угостить вас чаем? Или кофе? Хотите что-нибудь съесть?
— Нет, — улыбнулась Лилли, усаживая ее обратно на стул. — Я сегодня не останусь в больнице и перед уходом хочу с вами поговорить.
— Что-нибудь не так? Я все делаю, чтобы...
— Все в порядке, вы отлично работаете. Все просто прекрасно, — заверила ее Лилли. — Возьмите себе еще чаю, если хотите. Спешить некуда.
— Нет, спасибо. — Кэрол покачала головой. — Уже почти шесть, и другая сестра...
— Другой сестре я тоже плачу, — отрезала Лилли. — Она работает на меня, а не на больницу. Если не хочет посидеть лишние полчаса за дополнительную плату, может взять расчет.
Кэрол кивнула и что-то вяло пробормотала. С такой миссис Диллон она еще ни разу не сталкивалась. Лилли снова улыбнулась:
— Расслабьтесь, Кэрол. Мне нравится, как вы работаете. И сами вы мне нравитесь. Надеюсь, что и я вам тоже. Я и мой сын.
— О, вы мне очень нравитесь! Вы так хорошо ко мне относитесь.
— Почему у вас нет постоянной работы? Как так вышло, что вы работаете как вспомогательный персонал?
— Ну... — Кэрол замялась. — Почти в каждой больнице обучают собственных сестер, а я ничего не заканчивала. Потом, постоянная работа, например у врача, требует определенных навыков, которых у меня нет. Часто нужно вести бухгалтерию, уметь стенографировать...
— Понятно. Ну и сколько вы получаете за ваши дежурства? Нормально?
— Обычно я получаю немного, — серьезно сказала Кэрол. — Все зависит от того, сколько дежурств мне дадут, а обычно их по пальцам можно пересчитать. Потом, если регистрируешься как медсестра, надо платить взносы. Но все равно... мне хватает. Когда я больше узнаю и лучше буду понимать английский...
— Ну разумеется. Сколько вам лет, Кэрол?
— Двадцать семь.
— О! — удивилась Лилли. — Я бы и не подумала.
— Я ощущаю себя гораздо старше. Как будто жила вечно. Да, мне двадцать семь.
— Ну хорошо. А друг у вас есть? С кем-нибудь сложилось? Нет? — Лилли подумала, что это тоже странно. — Послушайте, у такой девушки, как вы, от ухажеров, наверное, отбою нет.
Кэрол покачала головой; она выглядела очень важной и оттого немного смешной. Она снимает меблированную комнату и не может достойным образом принять молодого человека. Ко всему прочему, у нее нет четкого графика и она должна выходить на работу, когда вызовут, а при такой ситуации невозможно что-то планировать или брать на себя какие-то обязательства.
— И еще, — краснея, закончила она, — молодые люди пытаются делать некоторые вещи. Они... часто я очень смущаюсь.
Лилли слегка кивнула, чувствуя странную нежность к этой девушке. В ней было что-то настоящее, то, что существовало в иной реальности, в светлом и честном мире. Возможно, при иных обстоятельствах Лилли тоже могла бы стать прямодушной и честной — и настоящей, как Кэрол. Но, мысленно покачала она головой, к лешему все это.
Она такая, какая есть, и Рой стал таким, какой есть. С этим ничего не поделать, даже если бы и захотелось что-то изменить, но, возможно, было еще не поздно...
— Наверное, вы удивлены, что я сую нос не в свои дела. Вот все выспрашиваю про вас, — сказала Лилли. — Дело вот в чем. Я боюсь говорить, что с сыном все будет в порядке, боюсь сглазить...
— Я уверена, что он поправится, миссис Диллон...
— Не надо! — резко сказала Лилли и постучала по деревянному столу. — Сглазите. Скажем так: когда — и если — он выйдет из больницы, мне бы хотелось, чтобы вы еще некоторое время за ним ухаживали. В смысле, у меня дома. Как вам такое предложение?
Кэрол с готовностью кивнула, глаза ее загорелись. Уже больше двух недель она работала у миссис Диллон; никогда раньше ей не приходилось так долго служить у одного человека. Вот будет здорово, если она вправду и дальше сможет работать у миссис Диллон и ее славного сына.
— Вот и отлично! — сказала Лилли. — Значит, договорились. Теперь мне нужно бежать... Вы что-то хотели?
— Я просто хотела узнать, — смутилась Кэрол. — Я думала, вдруг мистер Диллон не хочет, чтобы я работала. Он всегда очень добр, но... — Она замолчала, не зная, как выразить то, что она имела в виду, не переходя границ приличия.
Лилли озвучила ее мысль:
— Имеете в виду, что Рой злится на меня? Что бы я ни делала, он всегда сделает наоборот, просто потому, что я так делаю.
— Нет, я не то имела в виду. Вернее, не совсем это. Я хотела сказать...
— Примерно то же самое. — Лилли улыбнулась, делая вид, что ее это не заботит. — Не беспокойтесь, дорогая. Вы работаете на меня, а не на него. Я все делаю ради его блага, поэтому не страшно, если поначалу он будет немного дуться.
Кэрол кивнула, хотя у нее не было такой уверенности. Лилли поднялась со стула и стала надевать перчатки.
— Пусть это пока будет между нами, — сказала она. — Кто знает, может, Рой однажды сам попросит об этом.
— Как скажете, — пробормотала Кэрол.
Они подошли к выходу из столовой. Лилли направилась к выходу, а Кэрол поспешила в палату своего пациента.
Сестра, которую она заменяла, ушла, как только они сняли все необходимые показания и занесли в лист наблюдения. Рой лениво улыбнулся Кэрол и сказал, что она очень плохо выглядит.
— Вам надо в постель, мисс Роберг, — сказал он. — Могу потесниться.
— Нет, мне не надо! — гневно покраснела Кэрол. — И вам не надо.
— Вам точно надо. Я видел девушек, которые выглядели вот как вы сейчас. Только постель могла привести их в божеский вид.
Кэрол непроизвольно хихикнула, хотя чувствовала себя не в своей тарелке. Рой строго сказал, что не следует смеяться над такими вещами.
— Будьте паинькой, а не то никакого поцелуя на ночь. И вам будет стыдно за плохое поведение.
— Не будет! — Кэрол покраснела, отвернулась и хихикнула. — Перестаньте!
Через пару минут Рой перестал откалывать шуточки. Казалось, ей действительно не по себе, к тому же и сам он не чувствовал желания шутить.
Слева от кровати на металлической подставке висела капельница с кровью, похожей на сироп. Из капельницы выходила трубка, которая подсоединялась к длинной тонкой игле, торчавшей из его руки. Справа на такой же подставке висела капельница с солевым раствором, подсоединенная к вене на его правой руке. Кровь и вода поступали в него с тех пор, как он попал в больницу. Постоянно лежа на спине с вытянутыми вдоль тела руками, он почти все время страдал от боли, испытывая облегчение лишь тогда, когда его тело и руки теряли чувствительность. Иногда он с удивлением думал, стоит ли жизнь таких мучений, но мысли его были ироничны и даже саркастичны.
Он долго смотрел смерти в лицо, и она ему не понравилась.
Он был очень рад, что выжил.
Теперь, когда ему ничего не угрожало, он жалел лишь об одном — что именно Лилли спасла ему жизнь. Она была единственным человеком, которому он не хотел быть ничем обязан, а теперь он был обязан ей всем, и этот долг — невозвратен.
Он обдумывал ситуацию. Истинной причиной того, что Рой поборол смерть, конечно, могло быть его невероятно крепкое здоровье, удивительная воля к жизни. Да и врачи говорили почти то же самое. Наука не допускала, что человек с таким кровяным давлением и таким гемоглобином мог выжить. А его показатели поначалу были гораздо ниже критической отметки. Без всякой помощи он пытался выжить самостоятельно еще до того, как что-то было сделано. Так что...
Так что ничего. Ему срочно нужна была помощь, и Лилли вызвала врачей. Мойра ничего не видела, и сам он не замечал — заметила только Лилли. И откуда, интересно, у него взялось столько душевных и физических сил, чтобы продержаться до прихода врачей? Взял в долг у чужих людей? Ха-ха.
Как ни верти, он был обязан своим спасением Лилли. И Лилли, бессознательно или осознанно, делала так, чтобы он никогда этого не забывал.
В своей вкрадчивой кошачьей манере она напустила на Мойру Лангтри такого страха, что та после пары визитов прекратила навещать Роя. Она звонила каждый день, давая понять, что беспокоится о нем, но в больнице больше не показывалась. И Лилли частенько удавалось застать его во время этих разговоров, после чего Рой начинал что-то односложно ронять в трубку.
Лилли явно стремилась рассорить их с Мойрой. Но ей этого было мало. Она выбрала для него дневную сиделку, которая была заботливой, умелой, но страшной, как грязный забор. А потом, для контраста, наняла ночную, да такую красотку, которая привлекла бы его, даже если в Лилли не расчистила для нее дорогу.
Он прекрасно видел, что происходило вокруг. Повсюду он натыкался на следы деятельности его матери. Но что он мог с этим поделать? Сказать, чтобы она убиралась к чертям со своей заботой и оставила его в покое? К примеру, так: «Ты спасла мне жизнь, но это не значит, что только поэтому у тебя на меня есть какие-то права».
Вошел врач, веселый молодой человек — не тот доктор, который приехал к Рою в гостиницу, потому что Лилли отказалась от его услуг с самого начала. Позади него санитар катил металлическую тележку. Рой посмотрел на содержимое тележки и застонал:
— Нет, только не это!
— Хотите сказать, это вам не нравится? — рассмеялся врач. — Он, наверное, шутит, а, сестра? Он ведь обожает этот зонд!
— Прошу вас, — укоризненно нахмурилась Кэрол. — Это не смешно.
— Да ладно, этот парень — кремень! Давайте, быстрее начнем — быстрее кончим.
Санитар ухватил его с одной стороны, придерживая внутривенную иглу. Кэрол держала другую иглу, ее рука замерла над чашей с кубиками льда. Доктор взял гладкую резиновую трубку и просунул ее Рою в нос.
— Теперь спокойно, приятель. Лежи тихо, или иголки из рук вылетят.
Рой пытался лежать спокойно, но не мог. Когда трубка проходила через дыхательные пути и дальше вниз по пищеводу, он дергался и пытался сопротивляться. Он давился, глотал воздух и вырывался из рук Кэрол и санитара. Доктор весело ругал его, а Кэрол прикладывала к его губам кубики льда.
— Пожалуйста, глотайте, мистер Диллон. Глотайте лед, и тогда трубка пойдет легче.
Рой глотал. Наконец трубка опустилась ему в желудок. Доктор отрегулировал ее, слегка подвигав вверх-вниз.
— А теперь как? Не упирается в дно желудка?
Рой сказал, что, скорее всего, нет. Кажется, все в порядке.
— Хорошо. — Доктор проверил стеклянную емкость, к которой была присоединена трубка. — Я вернусь через полчаса. Если он будет дергаться, хорошенько двиньте ему в живот.
Кэрол холодно кивнула. Она недовольно посмотрела, как доктор вышел из комнаты, а потом вернулась к постели и вытерла с лица Роя пот.
— Прошу прощения. Надеюсь, вы не очень обижаетесь.
— Ничего. — Он чувствовал себя несколько смущенно из-за суеты, возникшей вокруг него. — Я почти не чувствую эту штуку.
— Знаю. Самое плохое — когда она идет вниз, но потом тоже нехорошо. Не можешь нормально глотать, трудно дышать. К этому никогда не привыкнешь. Всегда будет казаться, что что-то не так.
— А что, вам тоже вводили зонд?
— Да, много раз.
— Внутреннее кровотечение?
— Нет. Оно началось позже, не сразу.
— Да? — нахмурился он. — Не понимаю. Тогда зачем вам это делали, если...
— Не знаю. — Она внезапно улыбнулась и покачала головой. — Это было очень давно. В общем, об этом не очень приятно говорить.
— Но...
— Да и вам не надо так много разговаривать. Просто лежите спокойно и ничего не делайте, чтобы не беспокоить содержимое вашего желудка.
— Разве там есть сейчас какое-нибудь содержимое?
— Все равно, — сказала она твердо. И он не стал возражать.
Прекратить разговор было легко. Легко, потому что он отбрасывал все, что могло помешать ему выжить. За годы практики он так к этому привык, что навык перешел в инстинкт.
Он тихо лежал, с удовольствием наблюдая за ходившей по палате Кэрол, юной и свежей, особенно по сравнению с Мойрой. Очень симпатичная девочка, подумал он, просто крайне мила. Правильно, так и должно быть. С другой стороны, странно, что такая привлекательная девушка всегда так замкнута. Разве это нормально? А если у нее есть на то причина...
Об этом нужно было поразмыслить. Вообще-то было бы хорошо таким образом поставить Лилли на место.
Вернулся врач. Он проверил стеклянную емкость отсоса и весело фыркнул:
— Ничего, кроме желчи. Вот, сестра, чего в нем больше всего. Но вы, наверное, уже это знаете.
Он вытащил трубку. Потом случилось чудо — он приказал вытащить из рук Роя иглы.
— Вот и хватит. Почему это мы должны нянчиться с таким здоровяком?
— Идите к черту, — ухмыльнулся Рой, с удовольствием сгибая руки. — Дайте-ка мне хорошенько потянуться.
— Ну и нахал! Как насчет перекусить?
— Что, будете поить меня своим жидким мелом под названием «молоко»? Давайте, тащите.
— Нет. Сегодня получите бифштекс, пюре, полный обед. Даже, может быть, пару сигарет.
— Шутите?
Врач покачал головой, тут же посерьезнев:
— Уже три дня у вас нет кровотечения. Пора восстанавливать перистальтику, укреплять стенки, а этого жидкостями не сделаешь.
Рою стало немного не по себе. В конце концов, это его желудок. Но врач уверял, что волноваться не о чем.
— Если ваш желудок этого не примет, мы вас вскроем и отрежем все лишнее. Никаких проблем.
Он ушел, насвистывая какую-то мелодию. Кэрол снова проводила его мрачным взглядом:
— Ну и человек! Хотела бы я его встряхнуть хорошенько!
— Как думаете, можно мне это? — спросил Рой. — Ну, в смысле, есть твердую пищу? Я в общем-то не особо голоден...
— Разумеется, можно! Иначе вам бы этого не предложили.
Она взяла его руку и так заботливо посмотрела ему в глаза, что Рою захотелось улыбнуться. Однако он сдержался, нежно потянув Кэрол за руку, чтобы она села на стул с ним рядом.
— Вы добрая девушка, — мягко сказал он. — Я таких никогда не видел.
— Спасибо. — Она опустила глаза и понизила голос до шепота: — Я тоже никогда не видела таких, как вы.
Он лежал, глядя на нее в сгущающихся сумерках, изучая ее открытое личико со вздернутым носом, и думал, что она похожа на чистого, невинного ребенка. Потом он повернулся на бок и придвинулся к краю постели.
— Мне будет вас не хватать, Кэрол. Я увижу вас, после того как меня выпишут?
— Не знаю. — Она тяжело дышала, все еще не глядя на него. — Мне бы этого хотелось, но у меня работа... Меня могут вызвать в любое время...
— Кэрол.
— Да?
— Иди сюда.
Он притянул ее к себе, обвив рукой ее плечи. Она наконец робко подняла на него глаза, полные страха. И вдруг она оказалась в его объятиях, прижавшись к нему лицом.
— Я тебе нравлюсь, Кэрол?
— Да, да. — Она кивнула. — Очень, очень нравитесь...
— Слушай, — сказал он. Она приготовилась слушать, но он молчал. Притормозил. Сказал себе, что дальше заходить не стоит.
А может быть, стоит? Ему ведь нужно, чтобы за ним ухаживали еще какое-то время? Лилли на что-то намекала, когда предлагала остановиться в ее квартире на недельку-другую. Он, разумеется, был против: во-первых, это была ее идея, а во-вторых, в этом не было смысла. Она будет целыми днями пропадать на скачках, а он, выходит, опять окажется в одиночестве. Но теперь...
Кэрол чуть заметно вздрогнула. Он хотел было оттолкнуть ее, но вместо этого лишь еще крепче сжал девушку в объятиях.
— Я просто подумал, — сказал он, — что, когда выйду отсюда, мне еще понадобится помощь. Может...
— Что? — Она подняла голову и взволнованно улыбнулась. — Вы хотите, чтобы я еще немного за вами ухаживала? Вы это хотели сказать?
— А вы не против?
— Конечно нет!
— Отлично, — ответил он, чувствуя неловкость. — Мы об этом подумаем. Посмотрим, что скажет моя мать. Я живу в гостинице, но на время остановлюсь у нее...
— Она согласится!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16