Так продолжалось до тех пор, пока к концу третьего года жизни в Лос-Анджелесе он не занялся поисками определенного типа женщины. Он стал искать такую женщину, которая была бы не только желанна, но и без возражений приняла тот единственный вид отношений, который он мог ей предложить.
* * *
И такую женщину — Мойру Лангтри — он нашел в церкви.
Было одно из тех сумасбродных сборищ, которыми славилось Западное побережье. Публику развлекал то ли йог, то ли свами, то ли кто-то еще. Пока аудитория внимала ему, словно под гипнозом, он что-то бубнил о высшей мудрости Востока, не удосужившись, однако, объяснить, почему самый высокий уровень неграмотности, заболеваний и смертности царил именно там, где процветала эта мудрость.
Рой был слегка ошарашен, увидев среди присутствующих такую женщину, как Мойра Лангтри. Она казалась здесь совершенно чужой. Он увидел, как она удивилась, увидев его, но у Роя были причины тут находиться, Так он проводил свободное время. Дешевле, чем кино, и раза в два веселее. К тому же дела его шли в гору, и он не упускал шанса продвинуться дальше. А такую возможность порой предоставляли именно такие встречи.
Основную часть посетителей составляли женщины. В большинстве своем это были весьма обеспеченные вдовы средних лет и старые девы; в общем, все те, кто страдал от смутных желаний и, лишь собравшись вместе, мог их унять. Никогда не знаешь, что припасет жизнь, верно?
Главное — внимание, даже в таком месте.
Клоун закончил свое действо. По рядам пошли корзины для благих пожертвований. Мойра кинула в одну из них свою программку и направилась прочь. Ухмыляясь, Диллон последовал за ней.
Она задержалась у выхода, натягивая перчатки. Когда он подошел, она осторожно, но одобрительно взглянула на него.
— Ну и что же такая милая девушка делала в таком неприглядном месте? — спросил он.
— Да так. — Она весело рассмеялась. — Просто заглянула на стаканчик йогурта.
— Надо же. Хорошо, что я не предложил вам «мартини».
— Конечно хорошо. На меньшее, чем двойное виски, я не согласна.
Они ушли.
И очень скоро оказались там, где были теперь. Или в каком-то очень похожем месте.
Позже — и особенно сегодня — он понимал, что она хотела чего-то большего.
Он подумал, что отвлечь ее можно только одним способом. Легким прикосновением. Невозможно одновременно смеяться и быть серьезным.
Он провел рукой по ее телу и остановился на пупке.
— Знаешь что, — сказал он. — Если положить туда изюминку, ты станешь похожа на пирожок.
— Перестань, — сказала она, взяв его руку и отбросив ее на постель.
— Или ты можешь нарисовать вокруг него круг и притвориться пончиком.
— Мне и так кажется, что я пончик, — ответила она. — Точнее, дырка от пончика.
— Отлично. Я боялся, что ты скажешь что-нибудь неприличное.
Резко оборвав его, она вернулась к своей теме:
— Ты же знаешь, что я имею в виду, Рой. Мы ничего друг о друге не знаем. Мы не друзья. Даже не приятели. С того самого дня, как мы познакомились, мы встречаемся только для того, чтобы переспать.
— Ты сказала, что не жалуешься.
— Не жалуюсь. Для меня это важно. Но не хочется, чтобы только этим все и ограничивалось. Все равно что есть сплошные бутерброды с горчицей.
— А ты предпочла бы паштет?
— Кусок жареного мяса. Что-нибудь существенное. Черт возьми, Рой! — Она нетерпеливо встряхнула головой. — Я не знаю. Может, этого и нет в меню. Может, я не в том ресторане?
— Мадам так жесток! Пьер утопиться в суп!
— Пьеру наплевать, — сказала она, — жива мадам или нет. Он четко дал это понять.
Она встала с кровати, взаправду собираясь уходить. Он схватил ее, притянул к кровати и прижал к себе. Осторожно обнял. Погладил волосы и поцеловал в губы.
— М-да, — сказал он. — Сделка состоялась. Купленные вещи возврату и обмену не подлежат.
— Начинается, — ответила она. — Шагнем прямо в никуда, вместо того чтобы почувствовать землю под ногами.
— Слушай, чего я только не пережил, чтобы найти тебя. Такую вот милую маленькую синичку. Может быть, в небе есть птички и получше, но, с другой стороны, их там может и не быть. А...
— ...а птичка в постели лучше, чем в небе. Или еще где-нибудь. Кажется, я своими придирками оборвала твой монолог, Рой.
— Погоди. — Он удержал ее. — Я же пытаюсь тебе объяснить. Ты мне нравишься, а я жутко ленив. Я не хочу большего. Лучше скажи, что ты хочешь, и я сделаю, если смогу.
— Уже лучше. У меня есть мысль, которая может прийтись по вкусу нам обоим.
— С чего начнем? Со светских вечеров? Или прошвырнемся в Лас-Вегас?
— Пожалуй, нет. К тому же это тебе не по карману.
— Ты меня удивляешь, — сказал он. — У меня и в мыслях не было, чтобы ты за себя платила.
— Рой, — она нежно потрепала его по голове, — я вовсе не то имела в виду. Там блестящие женщины и блестящий хрусталь. Если мы решим куда-нибудь пойти, это должно быть обычное место на другом конце улицы. Тихое и спокойное, чтобы можно было поболтать для разнообразия.
— Ясно. В это время года в Ла Джолле довольно неплохо.
— В Ла Джолле неплохо в любое время года. А ты уверен, что тебе хватит денег?..
— Ты опять за свое, — предупредил он. — Еще слово, и у тебя будет самая красная попка в Ла Джолле. Люди подумают, что солнце садится второй раз за день.
— Да кто тебя боится!
— А ну катись отсюда! Давай, ползи обратно в свою нору. Ты из меня всю душу вынула, и я на тебя растранжирил деньги, которые копил всю жизнь, а теперь ты еще хочешь заговорить меня до смерти.
Она тихонько засмеялась и встала. Одевшись, опустилась на колени у его кровати, чтобы поцеловать на прощанье.
— С тобой все в порядке, Рой? — Она убрала пряди волос с его лба. — Ты такой бледный.
— Боже, — простонал он. — Эта женщина уйдет когда-нибудь? Сначала довела меня до ручки, а теперь говорит, что я бледный!
Она ушла, улыбаясь, очень довольная собой.
Рой поднялся с кровати. Пошел в ванную и заметил, что ноги у него дрожат. Вернувшись, рухнул в постель и впервые с тревогой подумал о своем здоровье. Откуда взялась эта странная слабость? Разумеется, не из-за Мойры — дело привычное. И не потому, что за последние три дня он почти ничего не ел. С ним и раньше случалось такое, когда кусок в горло не лез, но сейчас еда не задерживалась в желудке и выливалась обратно в виде коричневатой жидкости. Это было странно, потому что он не ел ничего, кроме мороженого и молока.
Он наклонился и осмотрел себя. На животе красовался светло-фиолетовый синяк. Но он уже не болел — только если сильно надавить. С того дня, как его ударили, Рой не чувствовал боли.
И что? Он пожал плечами и лег. Бывает, подумал он. Рой не был болен. Если человек болен, то он это чувствует.
Он положил подушки одна на другую и откинулся на них. Так было лучше, но он слишком устал и не мог расслабиться. С некоторым усилием дотянулся до брюк, лежащих на кресле у кровати, и вытащил из кармашка для часов монетку в 25 центов.
На первый взгляд монетка была такой же, как и любая другая, но при ближайшем рассмотрении все оказывалось совсем иначе. Оборотная сторона была сильно потерта, а лицевая нет. Рой зажал монету между большим и указательным пальцами и быстро сообразил, где какая сторона.
Он подбросил монетку, поймал и со шлепком прижал ее к другой руке. Это и был «шлепок», точнее, один из вариантов. Один из трех его стандартных трюков.
— Решка, — пробормотал он. Выпала решка.
Он снова подбросил монету и сказал:
— Орел.
Выпал орел.
Он стал закрывать глаза, когда называл стороны, дабы удостовериться, что он невольно сам себе не подыгрывает. Монета взлетала и падала, и он все хлопал ладонью по тыльной части другой руки.
Орел, решка... орел, орел...
Потом он остановился.
Глаза закрылись. Он уснул.
Времени было около полудня.
Когда он очнулся, уже сгустились сумерки и в комнате звонил телефон. Рой испуганно осмотрелся, не понимая, где находится, и ощутил себя потерянным в этом странном и пугающем мире. Потом, придя в себя, снял трубку.
— Да, — сказал он. И дальше: — Что? Что? Что вы сказали?
Служащий нес какую-то околесицу.
— Мистер Диллон, к вам посетитель. Очень привлекательная молодая женщина. Она говорит, — раздался тактичный смешок, — она говорит, что она ваша мать.
5
Рою Диллону не было еще и восемнадцати, когда он ушел из дома. Он не взял с собой ничего, кроме одежды — той, которую купил на свои деньги. Все его состояние поместилось в карманах, но заработал он его сам.
От Лилли он не хотел брать ничего. Она не помогала ему, когда он нуждался в ее помощи, когда был слишком мал, чтобы самостоятельно добывать деньги, а теперь ему не хотелось ее запоздалого внимания.
Первые полгода он не общался с ней. Потом, на Рождество, послал открытку, потом еще одну — на День матери. Это были самые обыкновенные сентиментальные открытки, приторные до тошноты, но последняя просто источала патоку. На ней были изображены два сердца, цветы и роящиеся в веселом оживлении пухлые ангелочки. Надпись, выдавленная на поверхности, гласила: «Дорогой мамочке» — и вызывала поток ностальгических воспоминаний о поцелуях перед сном и о стакане молока со свежим печеньем прямо из духовки, когда мальчик, наигравшись за целый день, возвращался домой.
Можно было подумать, что «дорогая мамочка» (Боже, благослови ее седины) была хозяйкой молочного магазина и кондитерской, которые обслуживали только ее любимчика (и ему только что купили шикарный новый велосипед).
Он так смеялся, когда посылал эту открытку, что чуть не сделал ошибку в адресе. Но потом ему стало грустно. Похоже, что шутку сыграли с ним. Быть может, желая поддеть Лилли, он разбередил в себе глубокую ноющую рану, и это лишний раз доказывало, что мать была сильнее его. Не следовало этого делать. Он получил от нее все, что она могла дать, но в его жизни это не оставило никакого следа. И не дай бог она подумает, что ему больно.
После этого он продолжал посылать ей открытки на Рождество, день рождения и другие праздники. Но очень сдержанные. Он редко ее вспоминал, а потому был заранее застрахован от ее насмешек. Такая женщина, как Лилли Диллон, не доберется до его души.
Они дарили друг другу подарки, и, пожалуй, только в этом он проявлял свои истинные чувства. Лилли явно могла позволить себе более дорогие подарки, но он отказывался это признать. И не признавал до тех пор, пока соревнование «чей подарок лучше» не только стадо представлять угрозу его планам на будущее, но и не обнаружило своей истинной природы. Для Роя оно было еще одним проявлением боли. Лилли ранила его — или так, по крайней мере, он думал, — и он по-детски отвергал все попытки искупления вины.
Она могла так подумать, а этого нельзя было допустить. Он написал ей, как бы между прочим, что подарки — это теперь сплошная коммерция, а они должны все-таки иметь отношение к воспоминаниям из былых времен. Если она хочет сделать благотворительный взнос от его имени, прекрасно. Какой-нибудь детский фонд вполне подойдет. Он, конечно, сделает взнос от ее имени.
К примеру, какой-нибудь организации проституток...
Однако не стоит забегать вперед и пропускать один из главных эпизодов сюжета.
От Балтимора до Нью-Йорка всего два часа езды. Покинув дом, Рой туда и отправился, что было вполне логично для молодого человека, чьим имуществом являлась только хорошая внешность и унаследованная страсть к легким деньгам.
Деньги были нужны ему немедленно, и он поступил на работу коммивояжером. Он ходил от двери к двери и продавал журналы, купоны на фотографии, кухонные принадлежности, пылесосы — в общем, все, что могло принести доход. Хороший заработок маячил на горизонте, но в руки давался с трудом.
Возможно, Майлс из Мичигана и сделал на своем «Суперматериале» 1380 долларов только за первый месяц презентации друзьям, а О'Хара из Оклахомы зарабатывал 90 долларов в день, принимая заказы на детские ходунки «Упси-Дудл». Но Рой в этом сильно сомневался. Он выбивался из сил, но у него не выходило больше 125 долларов в неделю — если повезет. Средний заработок составлял от 75 до 80 долларов, и, чтобы получить их, он должен был выложиться полностью.
Но это все-таки было лучше, чем работа курьера или клерка, когда вместо хорошей зарплаты тебе обещают «отличные перспективы» и «возможность роста». Обещания ничего не стоят. К примеру, он идет в такое место, где ему обещают, что однажды он станет президентом — но как насчет небольшого аванса?
Хотя работать продавцом было утомительно, больше он ничего не умел. Он злился на себя. Ему скоро будет двадцать, а он все еще полный неудачник. Что же с ним не так? Почему у Лилли все по-другому? Чем он хуже?
Потом ему исполнилось двадцать.
Все началось как-то случайно. Болван хозяин сигарной лавки сам подал Рою идею. Задумавшись, Рой продолжал искать в кармане мелочь уже после того, как получил сдачу с банкноты, и нетерпеливый продавец, жаждущий обслужить и других покупателей, внезапно потерял терпение.
— Ради всего святого, мистер! — раздраженно произнес он. — Это всего лишь пять центов! Отдадите в следующий раз, когда сюда придете.
Он швырнул двадцатку обратно, и Рой осознал, что произошло, когда был уже за квартал оттуда.
Осознав случившееся, он пришел к выводу, что молодой человек, не лишенный честолюбия, не ждет подобной счастливой случайности. Он творит ее сам. И Рой взялся за дело.
В двух местах ему холодно указали на дверь. В трех других ему более или менее вежливо заметили, что свою двадцатку он назад не получит. В трех оставшихся ему удалось получить деньги.
Удача вдохновляла его (а он действительно был невероятно удачлив). Ему хотелось узнать, есть ли какие-нибудь приемы, похожие на фокус с двадцаткой, какие-нибудь способы заработать за час столько денег, сколько лохи получают за неделю.
Такие приемы были. Он познакомился с ними в баре тем самым вечером, когда праздновал там очередную удачу.
Толкнув Роя под руку, рядом уселся посетитель. Выпивка немного расплескалась, и незнакомец настоял на том, чтобы угостить его. Потом еще. После этого и Рой захотел его угостить. Но сосед в это время на что-то отвлекся. Он таращился на пол, потом наклонился и поднял игральные кости, которые затем положил на стойку.
— Это ты уронил, старина? Нет? Послушай, я не люблю так быстро пить, но, если хочешь, можем сыграть разок на выпивку; просто чтобы сквитаться...
Они бросили кости. Рой выиграл. Это, разумеется, было только началом. Они сыграли еще, уже на стоимость четырех стаканов, и на этот раз выиграл его сосед. Но это был еще не конец. Он не позволил закончить игру. В конце концов, они же просто сидят и выпивают, как старые друзья, — почему он должен уходить отсюда, обобрав приятеля до нитки?
— Теперь давай на восемь стаканов; скажем, это будет пять долларов, и...
«Кружево», постепенно удваиваемые ставки, — настоящая смерть для лоха. В этом есть жестокая красота. Человек, если только он не слишком напился, спокойно, всего за несколько партий обдирает простака как липку — исключительно из лучших побуждений.
Деньги, которые Рой заработал мошенничеством, были проиграны за двадцать минут.
Еще через десять минут он выложил все деньги, нажитые честным трудом. Новый приятель рассыпался в извинениях. Рой просто обязан взять назад хотя бы пару долларов...
Но Рой почуял здесь запах и вкус двойной игры. Он твердо заявил, что заберет половину денег. Кидала — его звали Минц — получит вторую, а за это научит Роя своим фокусам.
— Можешь приступать прямо сейчас, — сказал он. — Начни с этого приема с костями, который ты только что отработал на мне.
Минц негодующе запротестовал, но Рой оставался непреклонен. В конце концов они зашли в одну из кабинок, и на этот вечер, равно как и на несколько последующих, превратились в учителя и ученика. Минц не утаивал ничего. Напротив, он говорил столько, что становился почти невыносимым. Он получил счастливую возможность на время перестать притворяться. В своей обычной жизни он был вынужден прикидываться простофилей, а сейчас мог без всякой боязни продемонстрировать свои умственные способности.
Минцу не нравился трюк с двадцатками. Чтобы делать его как надо, Минцу чего-то не хватало. Он никогда не делал его без напарника, который отвлекал лоха, пока шла игра. Что до напарников, то их он тоже не любил. Удачу не стоит разрубать пополам. Получается так, что держишь на голове яблоко, а другой целится в тебя из пушки. Потому что кидалы, по всей вероятности, страдают от непреодолимого желания переплюнуть своих коллег. Чтобы «сделать» лоха, не надо большого умения — в конце концов, они для того и созданы. А вот победа над профессионалом, даже если она обойдется дорого, может заставить человека сиять от гордости.
Минц любил «шлепок». Отличная штука. Ведь все играют в орлянку.
Он любил «кружево», достоинства которого не поддавались исчислению. Подцепи на этот крючок нескольких парней, и у тебя хватит денег на неделю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
* * *
И такую женщину — Мойру Лангтри — он нашел в церкви.
Было одно из тех сумасбродных сборищ, которыми славилось Западное побережье. Публику развлекал то ли йог, то ли свами, то ли кто-то еще. Пока аудитория внимала ему, словно под гипнозом, он что-то бубнил о высшей мудрости Востока, не удосужившись, однако, объяснить, почему самый высокий уровень неграмотности, заболеваний и смертности царил именно там, где процветала эта мудрость.
Рой был слегка ошарашен, увидев среди присутствующих такую женщину, как Мойра Лангтри. Она казалась здесь совершенно чужой. Он увидел, как она удивилась, увидев его, но у Роя были причины тут находиться, Так он проводил свободное время. Дешевле, чем кино, и раза в два веселее. К тому же дела его шли в гору, и он не упускал шанса продвинуться дальше. А такую возможность порой предоставляли именно такие встречи.
Основную часть посетителей составляли женщины. В большинстве своем это были весьма обеспеченные вдовы средних лет и старые девы; в общем, все те, кто страдал от смутных желаний и, лишь собравшись вместе, мог их унять. Никогда не знаешь, что припасет жизнь, верно?
Главное — внимание, даже в таком месте.
Клоун закончил свое действо. По рядам пошли корзины для благих пожертвований. Мойра кинула в одну из них свою программку и направилась прочь. Ухмыляясь, Диллон последовал за ней.
Она задержалась у выхода, натягивая перчатки. Когда он подошел, она осторожно, но одобрительно взглянула на него.
— Ну и что же такая милая девушка делала в таком неприглядном месте? — спросил он.
— Да так. — Она весело рассмеялась. — Просто заглянула на стаканчик йогурта.
— Надо же. Хорошо, что я не предложил вам «мартини».
— Конечно хорошо. На меньшее, чем двойное виски, я не согласна.
Они ушли.
И очень скоро оказались там, где были теперь. Или в каком-то очень похожем месте.
Позже — и особенно сегодня — он понимал, что она хотела чего-то большего.
Он подумал, что отвлечь ее можно только одним способом. Легким прикосновением. Невозможно одновременно смеяться и быть серьезным.
Он провел рукой по ее телу и остановился на пупке.
— Знаешь что, — сказал он. — Если положить туда изюминку, ты станешь похожа на пирожок.
— Перестань, — сказала она, взяв его руку и отбросив ее на постель.
— Или ты можешь нарисовать вокруг него круг и притвориться пончиком.
— Мне и так кажется, что я пончик, — ответила она. — Точнее, дырка от пончика.
— Отлично. Я боялся, что ты скажешь что-нибудь неприличное.
Резко оборвав его, она вернулась к своей теме:
— Ты же знаешь, что я имею в виду, Рой. Мы ничего друг о друге не знаем. Мы не друзья. Даже не приятели. С того самого дня, как мы познакомились, мы встречаемся только для того, чтобы переспать.
— Ты сказала, что не жалуешься.
— Не жалуюсь. Для меня это важно. Но не хочется, чтобы только этим все и ограничивалось. Все равно что есть сплошные бутерброды с горчицей.
— А ты предпочла бы паштет?
— Кусок жареного мяса. Что-нибудь существенное. Черт возьми, Рой! — Она нетерпеливо встряхнула головой. — Я не знаю. Может, этого и нет в меню. Может, я не в том ресторане?
— Мадам так жесток! Пьер утопиться в суп!
— Пьеру наплевать, — сказала она, — жива мадам или нет. Он четко дал это понять.
Она встала с кровати, взаправду собираясь уходить. Он схватил ее, притянул к кровати и прижал к себе. Осторожно обнял. Погладил волосы и поцеловал в губы.
— М-да, — сказал он. — Сделка состоялась. Купленные вещи возврату и обмену не подлежат.
— Начинается, — ответила она. — Шагнем прямо в никуда, вместо того чтобы почувствовать землю под ногами.
— Слушай, чего я только не пережил, чтобы найти тебя. Такую вот милую маленькую синичку. Может быть, в небе есть птички и получше, но, с другой стороны, их там может и не быть. А...
— ...а птичка в постели лучше, чем в небе. Или еще где-нибудь. Кажется, я своими придирками оборвала твой монолог, Рой.
— Погоди. — Он удержал ее. — Я же пытаюсь тебе объяснить. Ты мне нравишься, а я жутко ленив. Я не хочу большего. Лучше скажи, что ты хочешь, и я сделаю, если смогу.
— Уже лучше. У меня есть мысль, которая может прийтись по вкусу нам обоим.
— С чего начнем? Со светских вечеров? Или прошвырнемся в Лас-Вегас?
— Пожалуй, нет. К тому же это тебе не по карману.
— Ты меня удивляешь, — сказал он. — У меня и в мыслях не было, чтобы ты за себя платила.
— Рой, — она нежно потрепала его по голове, — я вовсе не то имела в виду. Там блестящие женщины и блестящий хрусталь. Если мы решим куда-нибудь пойти, это должно быть обычное место на другом конце улицы. Тихое и спокойное, чтобы можно было поболтать для разнообразия.
— Ясно. В это время года в Ла Джолле довольно неплохо.
— В Ла Джолле неплохо в любое время года. А ты уверен, что тебе хватит денег?..
— Ты опять за свое, — предупредил он. — Еще слово, и у тебя будет самая красная попка в Ла Джолле. Люди подумают, что солнце садится второй раз за день.
— Да кто тебя боится!
— А ну катись отсюда! Давай, ползи обратно в свою нору. Ты из меня всю душу вынула, и я на тебя растранжирил деньги, которые копил всю жизнь, а теперь ты еще хочешь заговорить меня до смерти.
Она тихонько засмеялась и встала. Одевшись, опустилась на колени у его кровати, чтобы поцеловать на прощанье.
— С тобой все в порядке, Рой? — Она убрала пряди волос с его лба. — Ты такой бледный.
— Боже, — простонал он. — Эта женщина уйдет когда-нибудь? Сначала довела меня до ручки, а теперь говорит, что я бледный!
Она ушла, улыбаясь, очень довольная собой.
Рой поднялся с кровати. Пошел в ванную и заметил, что ноги у него дрожат. Вернувшись, рухнул в постель и впервые с тревогой подумал о своем здоровье. Откуда взялась эта странная слабость? Разумеется, не из-за Мойры — дело привычное. И не потому, что за последние три дня он почти ничего не ел. С ним и раньше случалось такое, когда кусок в горло не лез, но сейчас еда не задерживалась в желудке и выливалась обратно в виде коричневатой жидкости. Это было странно, потому что он не ел ничего, кроме мороженого и молока.
Он наклонился и осмотрел себя. На животе красовался светло-фиолетовый синяк. Но он уже не болел — только если сильно надавить. С того дня, как его ударили, Рой не чувствовал боли.
И что? Он пожал плечами и лег. Бывает, подумал он. Рой не был болен. Если человек болен, то он это чувствует.
Он положил подушки одна на другую и откинулся на них. Так было лучше, но он слишком устал и не мог расслабиться. С некоторым усилием дотянулся до брюк, лежащих на кресле у кровати, и вытащил из кармашка для часов монетку в 25 центов.
На первый взгляд монетка была такой же, как и любая другая, но при ближайшем рассмотрении все оказывалось совсем иначе. Оборотная сторона была сильно потерта, а лицевая нет. Рой зажал монету между большим и указательным пальцами и быстро сообразил, где какая сторона.
Он подбросил монетку, поймал и со шлепком прижал ее к другой руке. Это и был «шлепок», точнее, один из вариантов. Один из трех его стандартных трюков.
— Решка, — пробормотал он. Выпала решка.
Он снова подбросил монету и сказал:
— Орел.
Выпал орел.
Он стал закрывать глаза, когда называл стороны, дабы удостовериться, что он невольно сам себе не подыгрывает. Монета взлетала и падала, и он все хлопал ладонью по тыльной части другой руки.
Орел, решка... орел, орел...
Потом он остановился.
Глаза закрылись. Он уснул.
Времени было около полудня.
Когда он очнулся, уже сгустились сумерки и в комнате звонил телефон. Рой испуганно осмотрелся, не понимая, где находится, и ощутил себя потерянным в этом странном и пугающем мире. Потом, придя в себя, снял трубку.
— Да, — сказал он. И дальше: — Что? Что? Что вы сказали?
Служащий нес какую-то околесицу.
— Мистер Диллон, к вам посетитель. Очень привлекательная молодая женщина. Она говорит, — раздался тактичный смешок, — она говорит, что она ваша мать.
5
Рою Диллону не было еще и восемнадцати, когда он ушел из дома. Он не взял с собой ничего, кроме одежды — той, которую купил на свои деньги. Все его состояние поместилось в карманах, но заработал он его сам.
От Лилли он не хотел брать ничего. Она не помогала ему, когда он нуждался в ее помощи, когда был слишком мал, чтобы самостоятельно добывать деньги, а теперь ему не хотелось ее запоздалого внимания.
Первые полгода он не общался с ней. Потом, на Рождество, послал открытку, потом еще одну — на День матери. Это были самые обыкновенные сентиментальные открытки, приторные до тошноты, но последняя просто источала патоку. На ней были изображены два сердца, цветы и роящиеся в веселом оживлении пухлые ангелочки. Надпись, выдавленная на поверхности, гласила: «Дорогой мамочке» — и вызывала поток ностальгических воспоминаний о поцелуях перед сном и о стакане молока со свежим печеньем прямо из духовки, когда мальчик, наигравшись за целый день, возвращался домой.
Можно было подумать, что «дорогая мамочка» (Боже, благослови ее седины) была хозяйкой молочного магазина и кондитерской, которые обслуживали только ее любимчика (и ему только что купили шикарный новый велосипед).
Он так смеялся, когда посылал эту открытку, что чуть не сделал ошибку в адресе. Но потом ему стало грустно. Похоже, что шутку сыграли с ним. Быть может, желая поддеть Лилли, он разбередил в себе глубокую ноющую рану, и это лишний раз доказывало, что мать была сильнее его. Не следовало этого делать. Он получил от нее все, что она могла дать, но в его жизни это не оставило никакого следа. И не дай бог она подумает, что ему больно.
После этого он продолжал посылать ей открытки на Рождество, день рождения и другие праздники. Но очень сдержанные. Он редко ее вспоминал, а потому был заранее застрахован от ее насмешек. Такая женщина, как Лилли Диллон, не доберется до его души.
Они дарили друг другу подарки, и, пожалуй, только в этом он проявлял свои истинные чувства. Лилли явно могла позволить себе более дорогие подарки, но он отказывался это признать. И не признавал до тех пор, пока соревнование «чей подарок лучше» не только стадо представлять угрозу его планам на будущее, но и не обнаружило своей истинной природы. Для Роя оно было еще одним проявлением боли. Лилли ранила его — или так, по крайней мере, он думал, — и он по-детски отвергал все попытки искупления вины.
Она могла так подумать, а этого нельзя было допустить. Он написал ей, как бы между прочим, что подарки — это теперь сплошная коммерция, а они должны все-таки иметь отношение к воспоминаниям из былых времен. Если она хочет сделать благотворительный взнос от его имени, прекрасно. Какой-нибудь детский фонд вполне подойдет. Он, конечно, сделает взнос от ее имени.
К примеру, какой-нибудь организации проституток...
Однако не стоит забегать вперед и пропускать один из главных эпизодов сюжета.
От Балтимора до Нью-Йорка всего два часа езды. Покинув дом, Рой туда и отправился, что было вполне логично для молодого человека, чьим имуществом являлась только хорошая внешность и унаследованная страсть к легким деньгам.
Деньги были нужны ему немедленно, и он поступил на работу коммивояжером. Он ходил от двери к двери и продавал журналы, купоны на фотографии, кухонные принадлежности, пылесосы — в общем, все, что могло принести доход. Хороший заработок маячил на горизонте, но в руки давался с трудом.
Возможно, Майлс из Мичигана и сделал на своем «Суперматериале» 1380 долларов только за первый месяц презентации друзьям, а О'Хара из Оклахомы зарабатывал 90 долларов в день, принимая заказы на детские ходунки «Упси-Дудл». Но Рой в этом сильно сомневался. Он выбивался из сил, но у него не выходило больше 125 долларов в неделю — если повезет. Средний заработок составлял от 75 до 80 долларов, и, чтобы получить их, он должен был выложиться полностью.
Но это все-таки было лучше, чем работа курьера или клерка, когда вместо хорошей зарплаты тебе обещают «отличные перспективы» и «возможность роста». Обещания ничего не стоят. К примеру, он идет в такое место, где ему обещают, что однажды он станет президентом — но как насчет небольшого аванса?
Хотя работать продавцом было утомительно, больше он ничего не умел. Он злился на себя. Ему скоро будет двадцать, а он все еще полный неудачник. Что же с ним не так? Почему у Лилли все по-другому? Чем он хуже?
Потом ему исполнилось двадцать.
Все началось как-то случайно. Болван хозяин сигарной лавки сам подал Рою идею. Задумавшись, Рой продолжал искать в кармане мелочь уже после того, как получил сдачу с банкноты, и нетерпеливый продавец, жаждущий обслужить и других покупателей, внезапно потерял терпение.
— Ради всего святого, мистер! — раздраженно произнес он. — Это всего лишь пять центов! Отдадите в следующий раз, когда сюда придете.
Он швырнул двадцатку обратно, и Рой осознал, что произошло, когда был уже за квартал оттуда.
Осознав случившееся, он пришел к выводу, что молодой человек, не лишенный честолюбия, не ждет подобной счастливой случайности. Он творит ее сам. И Рой взялся за дело.
В двух местах ему холодно указали на дверь. В трех других ему более или менее вежливо заметили, что свою двадцатку он назад не получит. В трех оставшихся ему удалось получить деньги.
Удача вдохновляла его (а он действительно был невероятно удачлив). Ему хотелось узнать, есть ли какие-нибудь приемы, похожие на фокус с двадцаткой, какие-нибудь способы заработать за час столько денег, сколько лохи получают за неделю.
Такие приемы были. Он познакомился с ними в баре тем самым вечером, когда праздновал там очередную удачу.
Толкнув Роя под руку, рядом уселся посетитель. Выпивка немного расплескалась, и незнакомец настоял на том, чтобы угостить его. Потом еще. После этого и Рой захотел его угостить. Но сосед в это время на что-то отвлекся. Он таращился на пол, потом наклонился и поднял игральные кости, которые затем положил на стойку.
— Это ты уронил, старина? Нет? Послушай, я не люблю так быстро пить, но, если хочешь, можем сыграть разок на выпивку; просто чтобы сквитаться...
Они бросили кости. Рой выиграл. Это, разумеется, было только началом. Они сыграли еще, уже на стоимость четырех стаканов, и на этот раз выиграл его сосед. Но это был еще не конец. Он не позволил закончить игру. В конце концов, они же просто сидят и выпивают, как старые друзья, — почему он должен уходить отсюда, обобрав приятеля до нитки?
— Теперь давай на восемь стаканов; скажем, это будет пять долларов, и...
«Кружево», постепенно удваиваемые ставки, — настоящая смерть для лоха. В этом есть жестокая красота. Человек, если только он не слишком напился, спокойно, всего за несколько партий обдирает простака как липку — исключительно из лучших побуждений.
Деньги, которые Рой заработал мошенничеством, были проиграны за двадцать минут.
Еще через десять минут он выложил все деньги, нажитые честным трудом. Новый приятель рассыпался в извинениях. Рой просто обязан взять назад хотя бы пару долларов...
Но Рой почуял здесь запах и вкус двойной игры. Он твердо заявил, что заберет половину денег. Кидала — его звали Минц — получит вторую, а за это научит Роя своим фокусам.
— Можешь приступать прямо сейчас, — сказал он. — Начни с этого приема с костями, который ты только что отработал на мне.
Минц негодующе запротестовал, но Рой оставался непреклонен. В конце концов они зашли в одну из кабинок, и на этот вечер, равно как и на несколько последующих, превратились в учителя и ученика. Минц не утаивал ничего. Напротив, он говорил столько, что становился почти невыносимым. Он получил счастливую возможность на время перестать притворяться. В своей обычной жизни он был вынужден прикидываться простофилей, а сейчас мог без всякой боязни продемонстрировать свои умственные способности.
Минцу не нравился трюк с двадцатками. Чтобы делать его как надо, Минцу чего-то не хватало. Он никогда не делал его без напарника, который отвлекал лоха, пока шла игра. Что до напарников, то их он тоже не любил. Удачу не стоит разрубать пополам. Получается так, что держишь на голове яблоко, а другой целится в тебя из пушки. Потому что кидалы, по всей вероятности, страдают от непреодолимого желания переплюнуть своих коллег. Чтобы «сделать» лоха, не надо большого умения — в конце концов, они для того и созданы. А вот победа над профессионалом, даже если она обойдется дорого, может заставить человека сиять от гордости.
Минц любил «шлепок». Отличная штука. Ведь все играют в орлянку.
Он любил «кружево», достоинства которого не поддавались исчислению. Подцепи на этот крючок нескольких парней, и у тебя хватит денег на неделю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16