ваше географическое положение на вершине этого холма! Очень скоро у стен этого выдающегося центра христианской цивилизации начнется решающее сражение, и самой большой бедой для обители станет именно ее господствующее положение на вершине крутой скалы, возвышающейся над всей округой! Вы представляете собой идеальный наблюдательный пункт, и ни одна из воюющих сторон не сможет без него обойтись. А уж союзники не упустят возможности использовать такую обзорную площадку, и вы рискуете оказаться в западне, в самом центре сражения, как невинная овечка между двумя волчьими стаями.Полковник говорил так горячо и взволнованно, что отец Грегорио невольно посмотрел в окно, словно уже слышал грохот движущихся по равнине танков. Шлегель проследил за его взглядом.— Союзники прорвали нашу линию обороны на реке Волтурно, и я боюсь, что не пройдет и месяца, как вы будете наблюдать из этих окон за прорывом Пятой американской армии к долине Лири, откуда открывается дорога на Рим. Почувствовав реальную угрозу, я счел своей обязанностью вам о ней сообщить. Уже сейчас можно предсказать, как будут разворачиваться события: судя по обычной стратегии генерала Кларка, прежде чем попытаться прорвать строящуюся сейчас «линию Густава», он предпримет широкомасштабный воздушный налет, которому мы не сможем противостоять, поскольку уже давно потеряли господствующее положение в воздухе… Это главная опасность, потому что стены монастыря рухнут не на седьмой день, а в первый же час.Сказав это, Шлегель внимательно посмотрел на каждого из присутствующих, и отец Гаэтано уже было решил, что офицер собирается проститься, оставив беспомощных монахов в растерянности и тревоге. Вместо этого Шлегель спокойно сложил карту, затем медленно вдохнул застоявшийся воздух приемной, взгляд его затуманился, как будто запах, исходящий от дубовой обшивки стен, навеял ему воспоминания о путешествиях, которые он совершил в юности.— Полковник, — мягко произнес отец Грегорио, — мы признательны вам за ваш интерес к нашему ордену и к аббатству, но я, право, не понимаю, куда вы клоните, если только вы не решили поступить к нам в монастырь, что в данных обстоятельствах было бы несколько неожиданно…Почувствовав иронию в словах аббата, Шлегель не смог сдержать раздражения.— Простите, святой отец, но тот, кто не хочет слышать, хуже глухого. Именно интерес, который я питаю к этому аббатству, заставляет меня, несмотря на сложившиеся обстоятельства и всевозможные трудности, предостеречь вас от того, что может случиться, а вы принимаете мои слова с иронией, граничащей, позвольте вам сказать, с беспечностью…— Это не так, полковник, и святые отцы, которых вы здесь видите, могут это подтвердить. Но что, по-вашему, мне остается делать, как не отдать себя в руки божественного Провидения? Оно никогда не оставляло нас. За двенадцать веков нашей истории мы видели катастрофы, войны, пожары, разорения и даже землетрясения. Уже трижды аббатство разрушалось и восстанавливалось вновь… Но на этот раз я чувствую, что вы преувеличиваете грозящую нам опасность: не будем бояться того, что никогда не случится. Союзники не станут ни штурмовать, ни бомбить нас, потому что знают, какое почетное место занимает Монтекассино в истории христианства и что оно не входит в число укреплений на «линии Густава». Полковник пожал плечами:— Эти добрые души не задумываясь бомбили церкви в Палермо, Санта-Кьяра в Неаполе, Сан-Лоренцо в Риме, собор в Беневенто и даже дворец епископа. А «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи была бы полностью уничтожена, если бы ее не защитили. Вы лучше меня знаете, что в монастыре хранятся бесценные сокровища, которые несколько столетий собирали его выдающиеся аббаты. Что станет с этими святынями, с этими произведениями искусства, с тысячами ценнейших книг, если противник пойдет на штурм? Уверяю вас, что месяц — это не такой уж большой срок, чтобы осознать опасность и принять необходимые меры. Требуется…Он остановился, подыскивая слово, которое не покоробило бы слуха монахов.— Я осмелюсь сказать… перемещение, которое станет спасением. Необходимо, чтобы вы нашли в себе смелость, если опасность станет реальной, подумать о возможности такого решения.Предложение было встречено гробовым молчанием.— Перемещение, полковник! Как у вас все просто! — сказал наконец приор. — А как, о Господи? У нас нет никаких средств передвижения, даже автомобиля, чтобы возить в Кассино братьев-фельдшеров, которые ухаживают за ранеными в городе и тратят ежедневно по нескольку часов на дорогу туда и обратно. Даже если бы машина у нас и была, то бензина нет, как нет и кофе!— Но все это есть у меня! — вежливо, но настойчиво проговорил Шлегель — По крайней мере пока есть. Я командую специализированной группой обслуживания в одном крупном армейском подразделении и в силу этого располагаю несколькими грузовиками и определенным количеством талонов на горючее. Я приехал, чтобы предоставить их в ваше распоряжение, пока еще есть время, то есть пока мы еще удерживаем дорогу на Рим.Аббат снова наклонился к полковнику:— Допускаю, что вы ничего не выдумываете, и не преувеличиваете грозящую нам опасность, и действительно можете собрать необходимые средства, но неужели вы считаете, что в это время года мы согласимся везти по разбитым дорогам, ночью, без охраны, драгоценные реликвии, которые никогда не покидали этих святых стен, все эти замечательные собрания древних рукописей и первопечатных книг, сотни картин и прочих предметов, составляющих бесценное наследие, веками преумножавшееся во славу святого Бенедикта?.. И все это будет свалено кое-как в машины, перепутано, плохо защищено… Согласитесь, полковник, это не имеет смысла. Представьте себе, какую ответственность мы на себя возьмем. Эти ценности подвергнутся большему риску при перевозке, чем если бы они остались здесь… Если положение станет угрожающим и обстоятельства того потребуют, то в монастыре достаточно подвалов и склепов, чтобы спрятать в них самые редкие предметы, — добавил он уверенно, словно стараясь отвести грядущую опасность.— Достаточно одной зажигательной бомбы, чтобы склеп обернулся печью! Прибавьте к этому отсутствие воды, сквозняки из-за пробоин в стенах… Пожар превратит подвалы в ловушки, — ответил Шлегель.— Хорошо. Возможно, вы правы, и мы должны ясно представлять себе, что нас ожидает. Представим себе самое худшее: монастырь в огне, а картины — на дорогах. Куда нам идти? Cras ingens iterabimus aequor? — как вопрошал Гораций. «Неужели нам придется плыть по бескрайнему морю?»Шлегель рассмеялся:— Нет, святой отец, не придется, потому что у меня нет кораблей, а есть только грузовики, и я не повезу вас ни в Соединенные Штаты, ни в Англию. Только в Ватикан, и каждую машину будет сопровождать монах, который распишется в квитанции о доставке.Аббат с изумлением посмотрел на отца Гаэтано.— Боже мой, он уже все предусмотрел, даже то, что должны делать наши братья-бенедиктинцы! Похоже, мне следует поручить ему председательствовать на собрании капитула! — воскликнул он, внезапно развеселившись. — А что думает ваш генерал об этом великодушном предложении?— Ничего не думает: мое начальство не в курсе дела.Монахи переглянулись.— Я прибыл сюда из расположения моей дивизии в Сполето, руководствуясь личным убеждением, что настало время действовать, — ответил полковник, четко выговаривая каждое слово.Отец Грегорио и отец Гаэтано о чем-то зашептались. Приор, казалось, успокоился.— Мне представляется совершенно невероятным, что вам удастся скрыть от начальства подобную инициативу!— Думаю, я пользуюсь доверием генерала Конрата, — уверенно, но не без скромности, которая, казалось, была ему свойственна, ответил офицер. — Я убежден, что смогу получить его согласие, если вы дадите свое.— Но мы не знаем даже названия вашей части! — воскликнул приор. — На вашей форме только нашивка с двумя буквами…— Это знак принадлежности к знаменитой дивизии Германа Геринга, которая располагается сейчас в самом центре наших боевых порядков.Трое монахов смущенно переглянулись.— Вы шутите, полковник, — воскликнул аббат. — Всем известна репутация вашего покровителя! Позвольте заметить, что этот факт не делает вам чести и не может внушать нам доверия.— Совершенно ясно, куда все это переправят! — раздался дрожащий и гнусавый голос отца Мауро, которого, казалось, разбудило затянувшееся осуждающее молчание.Лицо подполковника Шлегеля налилось кровью.— Вы не можете так говорить, потому что я сам предлагаю провести эту операцию с согласия Ватикана и под контролем служителей Церкви!Тут и отец Гаэтано подал голос.— В любом случае мы не вправе распоряжаться этими ценностями, — сказал он. — Вы не можете не знать, что по закону о конгрегациях тысяча восемьсот шестьдесят шестого года все это принадлежит итальянскому государству.Тут Шлегель впервые потерял самообладание.— Но, святой отец, неужели вы не понимаете, что итальянского государства больше нет! Неужели вы, витая в своих эмпиреях, так и не поняли, что после перемирия, которое заключил маршал Бадольо, Италия перешла от диктатуры к двойной оккупации и разделена теперь линией фронта на две части? У вас здесь был уполномоченный правительства по сохранению художественных ценностей? Вы хотя бы знаете, как его зовут? Понимает ли он, какая беда бродит вокруг этой христианской святыни? Заботит ли его, что аббатству и всему, что в нем хранится, грозит смертельная опасность? У нас совсем мало времени, чтобы попробовать что-нибудь сделать, и я готов предоставить вам гарантии.— Гарантии, какие гарантии? — издевательски усмехнулся отец Мауро. — Гарантию того, что все это противоречит здравому смыслу! По крайне мере в том, что касается книг! И вынести хоть одну из библиотеки вы сможете только через мой труп!Отец аббат вдруг сник, словно устав спорить.— Послушайте, — произнес он слабым дрожащим голосом, — мы обсудим все это на заседании капитула. Если окажется, что угроза вполне реальна, мы по крайней мере не будем застигнуты врасплох.Отец Мауро встал, покраснев от гнева.— Прошу вас, отец мой, откажитесь сейчас же, сразу и окончательно! — патетически воскликнул он. — Откажемся так же, как отказались наши отцы-основатели! Подумайте о драгоценных мощах святого Бенедикта и святой Схоластики, которые ни разу за все четырнадцать веков не покидали этих стен! Нет никакой необходимости созывать капитул для того, чтобы дать ответ, который и так ясен! Полковник Шлегель, безусловно, действует вполне искренне, но его используют втемную и…Внезапно отец Мауро умолк. Из долины донеслась серия глухих взрывов, после чего раздались крики ужаса и рыдания беженцев, укрывшихся в здании семинарии. Монахи и офицер встали и поспешили к окну. В бледное небо медленно поднимался столб дыма.— Я вижу два самолета, летящие в сторону Черваро, смотрите, они прячутся в тени Монтекассино! — воскликнул отец Гаэтано.— Я их узнал, это бомбардировщики Б-17, которые бомбили Неаполь, — сказал Шлегель.Самолеты медленно летели на небольшой высоте, и казалось, собирали нектар с верхушек олив, словно большие шмели. По тому, как точно они следовали за изгибами рельефа, было ясно, что бомбардировщики ищут конкретную цель. Потом они исчезли за холмом, и сразу же прозвучало два новых взрыва. Шлегель вернулся к столу и наклонился над развернутой картой.— Они ударили здесь: видите, Альта, сразу за «линией Густава». Атакуя наши тылы, они хотят напомнить нам, кто хозяин в воздухе… Это только подтверждает мои опасения, — с тревогой сказал он.— Кажется, будто вы сами их и послали, чтобы напугать нас! — воскликнул отец Мауро, тыча пальцем в грудь Шлегелю. — Вы сам дьявол, полковник!..Он не смог продолжать и покачнулся. Аббат и отец Гаэтано подхватили его и помогли сесть.— Отец Мауро устал от всего, что здесь происходит, — шепнул полковнику аббат.— Коррадо! — позвал приор, открыв дверь, ведущую в галерею.— Нет, только не он! — слабым голосом воскликнул отец Мауро. — Вы смерти моей хотите! Дайте мне лучше допить отвар, от него мне полегчает.Старый монах двумя руками взял чашку, поданную отцом Гаэтано, выпил целебное снадобье, и на его впалых щеках и в самом деле появился легкий румянец.— Я добавил к зверобою вербены и корень мандрагоры, — произнес он слабым голосом, прикрыв глаза и приоткрыв рот, словно пытался собраться с силами, которых ему не хватало. — Ох, как подумаю, что будет с моим садиком, с лекарственными травами, кто будет за ними ухаживать, если нам всем придется уехать… И кто будет каждый день приносить цветы к подножию статуи нашей святой покровительницы… Кто? — повторил он, словно жалуясь кому-то. — Ох, святой отец, стоит мне представить, что это место опустеет, мне начинает казаться, что я сам умираю и…— Не бойтесь ничего, отец Мауро, об этом и речи не идет, — ласково сказал аббат.Шлегель продолжал смотреть на равнину, завороженный зрелищем поднимающихся столбов дыма, которые словно обменивались друг с другом зловещими сигналами. Аббат подошел к нему.— Полковник, я благодарен вам за то, что приехали издалека и проявили такую заботу о нашем монастыре, я хотел бы, чтобы вы не судили нас слишком строго за наши колебания перед необходимостью принять такие… чрезвычайные решения, на которых вы настаиваете, но которые мы не хотим рассматривать в настоящий момент. Мне бы не хотелось, чтобы вы уехали, не увидев вновь фреску Луки Джордано, которой вы когда-то так восхищались.Шлегель медленно обернулся.— Я не говорил, что это последняя возможность ее увидеть, — ответил он. — Если вы действительно решили отказаться от моего предложения, я предпочту немедленно откланяться.— Будем считать, что я решил положиться на божественное Провидение, — попытался объясниться отец Грегорио. — И может быть, на собственную интуицию.Шлегель напрягся.— Так или иначе… возможность, о которой я вам сегодня говорил, больше не предоставится, господин аббат. Грузовики, имеющиеся сейчас в моем распоряжении, вскоре будут затребованы для выполнения куда менее благородных задач. Это и в самом деле был случай, который вы должны были использовать.Его разочарование было, казалось, так глубоко, что аббат дружески взял его за руку чуть выше локтя.— Я ни минуты не сомневался в том, что вы человек чести и просто хороший человек, — негромко произнес он.— Этого оказалось мало, — прошептал Шлегель.Аббат медленно пошел с ним к выходу. В тот момент, когда они проходили мимо отца Мауро, офицер коротко кивнул.— Вы, кажется, думаете, что ваше предложение отвергли из-за меня и из-за моего упрямства, — проговорил вдруг монах. — Но это решение продиктовано здравым смыслом, и отцы Церкви, которыми вы столь восхищаетесь, повели бы себя так же…— Я больше не стану спорить с вами, — ответил Шлегель. — Curae leves loquuntur, ingentes stupent.— Марк Аврелий? Марк Аврелий (121—180) — римский император и мыслитель.

— спросил отец Мауро.— Сенека, святой отец: «Малые заботы болтливы, большие — молчаливы». Следовательно, я умолкаю.Отец Мауро одобрительно кивнул, словно оценил цитату.— Я хотел бы тем не менее сказать вам, что не прячусь в своих эмпиреях, — ответил он, — но, напротив, чувствую себя неуязвимым на гранитном фундаменте Святой Церкви. Так говорил о нашем аббатстве святой Ансельм, перефразируя Дионисия Ареопагита Дионисий Ареопагит, святой (I в.) — епископ афинский, мученик.

…Шлегель пожал плечами:— Неудачный выбор! Эти тексты были сфабрикованы неоплатониками в пятом веке! По крайней мере так говорил мне отец Федерико Мансольт.— Я встречался с отцом Федерико в Террачине, — заметил приор.— Это он дал мне почитать все шесть томов «Historia Cassinensis» «Истории Кассино» (лат.).

отца Диаса… — сказал Шлегель.— Ну-ка, полковник, — сказал отец Мауро, отношение которого к собеседнику, казалось, неуловимо изменилось. — Ne utile quidem est scire quid futurum sit. Miserum est enim nihil proficientem angi.Шлегель усмехнулся:— «Если даже в простом знании будущего нет никакой пользы, то понапрасну тревожиться о нем — это несчастье». Цицерон, не правда ли? «De natura deorum» «О природе богов» (лат.).

.— Правильно, — согласился отец Мауро, — я так хорошо знаю его еще и потому, что именно благодаря переписчикам из Монтекассино этот трактат не был утрачен.— У меня есть ответ на сентенцию Цицерона: «Turn quoque cum pax est, trepidant formidine belli».— «Здесь внезапной войны и в спокойное время страшатся», — перевел на этот раз отец Мауро, включившись в игру. — Опять Сенека. Нет, Сенека выразился бы оригинальнее. Цезарь? Нет, неверно.— Боюсь, что это Овидий, «Тристии».— Не уверен, — ответил, помрачнев, отец Мауро.— Лучше будет, если вы вдвоем пойдете в библиотеку и проверите, — неожиданно предложил аббат. — Я хотел бы, чтобы мы с полковником расстались друзьями и чтобы в этой дуэли знатоков появился победитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49