— Когда я был адвокатом, то и в самом деле не посещал подобных заведений. Я ходил к «Паркеру» или к «Чиро»…— Тогда почему надо было стремиться именно сюда и пробираться сквозь толпы тараканов?Амброджио опустил голову, сделав вид, что не обратил внимания на выпад Ларри, и подался вперед.— У них есть лангуст, — прошептал он.— Лангуст! Поразительно! — воскликнул Ларри. — А в штабе, кажется, доедают аквариумных рыбок! Откуда вы это узнали?— Моя агентура, — ответил Сальваро с тем же таинственным видом, с каким накануне говорил о своих связях.— Так вот, вашу агентуру надо хорошенько встряхнуть, — нетерпеливо произнес Ларри. — Я никого не вижу, а времени у меня мало.Амброджио нехотя встал и просунул голову за занавеску, отделявшую зал от кухни.— Маурицио! — позвал он.Почти тотчас появился человек в майке. Оглянувшись и убедившись, что в траттории никого нет, Амброджио спросил заговорщицким тоном:— Вас зовут Маурицио? Это правда, что у вас есть лангуст?— Конечно, господин адвокат, пойман сегодня на заре около Прочиды Остров в Неаполитанском заливе.
. Истинная правда.Амброджио мечтательно закрыл глаза, преклоняясь перед величием свершившегося чуда.— Значит, это правда, — прошептал он. — И… сколько он нам будет стоить?Он заметно волновался. Трактирщик склонился к самому его уху.— Тысячу, — тихо проговорил хозяин траттории.— Тысячу лир! — воскликнул Амброджио. — Маурицио, я человек серьезный и хотел бы, чтобы вы назначили разумную цену.— Тысячу, — упрямо повторил трактирщик. — Цена неизменна, как неизменно число соратников Гарибальди: тысяча!Амброджио повернулся к Ларри.— Этот разбойник запрашивает с нас немало, — прошептал он.— Я добавлю бесплатно два бокала фраскати Сорт итальянского вина.
, — сказал хозяин, выходя из комнаты, словно желая оставить их одних для того, чтобы они могли все обсудить, прежде чем принять столь важное решение.Ларри откашлялся.— Все зависит от того, какие сведения вы принесли, — сказал он. — Они могут стоить лангуста или тарелки морских блюдечек за десять лир.Адвокат высокопарно ответил:— Я могу дать только то, что имею. Судить вам.— Послушайте, Сальваро, не хитрите! — повысил голос Ларри. — Мне почему-то кажется, что вы знаете гораздо больше! Тысяча лир — это деньги. Я хочу сначала получить сведения.Амброджио, казалось, задумался.— А я хочу посмотреть на эту тварь, потому что для лангустов сейчас немного поздновато, — с подозрением нахмурился он. — Маурицио, покажи-ка мне его!Трактирщик появился с блюдом, покрытым клетчатым полотенцем, и торжественно поставил его на середину стола. Ларри с тревогой заметил, что на ткань моментально слетелись мухи. Эта деталь не ускользнула и от взгляда Амброджио, который тотчас же приподнял полотенце. Он молча посмотрел на ракообразное, сдвинул брови, нагнулся понюхать и тотчас же выпрямился, зажав нос.— Черт побери! — закричал он. — Вы шутите! Этот лангуст не красный и даже не голубой! Он зеленый!— И запах чувствуется на расстоянии, — подхватил Ларри.Амброджио, ободренный поддержкой, с угрожающим видом двинулся на трактирщика и заговорил, постепенно повышая голос:— Слышишь, что говорит господин офицер? Неудивительно, что я не знал о существовании твоей лавочки, отравитель! Ты говоришь, его поймали сегодня утром! До войны — вот это правда! Падаль! Я умираю с голоду, а ты издеваешься надо мной! И именно тогда, когда у меня есть деньги, чтобы купить что-нибудь вкусное! Ты что, думал, я настолько голоден, чтобы проглотить тухлого лангуста? Разбойник! Мерзавец! Ты мне за это заплатишь! Идемте отсюда, лейтенант, — произнес он величественно, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. — Я знал, что этот квартал не для нас. Истратим нашу тысячу в другом месте.— У меня есть сом, — промямлил растерянный хозяин.— Найди какого-нибудь простофилю среди солдат союзников и попытайся отравить его! Обезьяна! Тюремное мясо!С театральным жестом, призванным выразить всю глубину его досады, Амброджио покинул тесную тратторию. Пока они шли по проходу, он продолжал громко выкрикивать оскорбления, но как только заведение исчезло из виду, произошло превращение, достойное комедии дель арте: из рыгающий проклятия фанфарон на глазах у Ларри превратился в жалкую спотыкающуюся марионетку. Щеки, казалось, ввалились еще больше, а лицо приобрело оттенок восковой бледности. На углу переулка на него напал приступ неудержимого кашля.— Все кружится, — прошептал он, прислонившись к стене.Ларри старался побороть в себе сострадание.— Вы не знаете какого-нибудь другого места, где мы могли бы поесть?— «У тетушки Альбы» всегда есть яйца в вине. Это недалеко, в двух шагах отсюда, — неохотно ответил Амброджио. — Там можно есть, не опасаясь за здоровье, но пара яиц за сведения, которыми я располагаю… Не хочется продавать их слишком дешево!— Тем хуже для вас, господин адвокат.Ларри притворился, что уходит, но, увидев, что Сальваро не двинулся с места, вернулся.— Хотите, я скажу вам одну вещь? У меня с собой нет тысячи, которую просил этот обманщик.Амброджио был изумлен:— А что бы мы сделали, если?..— Съели бы лангуста, а потом… я оставил бы под тарелкой купюру в сто лир и мы бы быстро ушли. Для этого я и занял ближайший к двери столик, — ответил он небрежно.— Но в конце концов этот каналья поймал бы именно меня! — воскликнул Амброджио.— В таком случае, мой бедный друг, вы уладили бы это дело по-свойски, как разбойник с разбойником! — воскликнул Ларри, делая жест, как будто умывает руки.Лицо его собеседника застыло.— Еще раз повторяю: я не бандит, а человек, находящийся в нужде! — воскликнул он. — Чего вы хотели этим добиться? Вы бы не получили от меня больше никаких сведений!— Я пошутил, Сальваро… На самом деле, если бы этот лангуст оказался свежим, я отдал бы вашему приятелю все деньги, что у меня были, то есть двести тринадцать лир, и подвеску в форме рога буйвола, которую я нашел на теле какого-то бандита, убитого на виа Форчелла. Кажется, она немало стоит.Амброджио кивнул:— Еще бы! Рог буйвола защищает от предсказателей и колдунов, которые издревле считаются одной из, с позволения сказать, достопримечательностей нашего города. Все их боятся до смерти…— Кажется, подвески оказалось недостаточно, чтобы обеспечить нас достойным обедом. Представьте себе, я тоже рассчитывал поесть.— Так вы не собирались бросать меня!— Да нет же, я пошутил, Амброджио. Мы нужны друг другу.Ларри впервые назвал его по имени, и Сальваро, казалось, воспрял духом.— Мне это нравится больше, гораздо больше, — пробормотал он. — Ну что, идем к тетушке Альбе, если, конечно, сумею туда дотащиться, в чем я совсем не уверен.Искомое заведение в самом деле находилось поблизости, на Каталонской улице. Каталонцам повезло не больше, чем французам, подумал Ларри, такой узкой и темной показалась ему эта улочка. Траттория «У тетушки Альбы», однако, ничем не походила на предыдущий притон, хотя была такой же пустынной.Приятный, если не сказать кокетливый, интерьер, на стенах — гравюры в рамках под стеклом с видами извергающегося Везувия, на сервировочном столе — букет целлулоидных цветов. Юная официантка одарила их широкой улыбкой. К несчастью, только для того, чтобы сообщить, что не было главного, самого основного, что составляло цель их путешествия от площади Витториа (по крайней мере цель столь же важную, как и получение информации): не было вкусной и ароматной, как в прежние времена, еды.— Ничего нет, все кончилось, — огорченно сказала девушка.Рядом с Ларри раздался вздох, перешедший в приглушенный стон.— Не говорите так, или я больше не буду верить в силу рога буйвола, — загробным голосом произнес Амброджио.— Я испекла немного пирожков, но как только прохожие почувствовали запах, они прямо-таки набросились на них, и те исчезли, не успела я их вынуть из духовки.— Может быть, вы испечете немного и для нас… — в отчаянии попросил Амброджио.— У меня больше нет ни сахара, ни муки, синьор, а сладкие пирожки без этих ингредиентов…Когда она произнесла слово «ингредиенты», лицо Амброджио вытянулось. На него было жалко смотреть.— У меня есть яйца в вине, — сказала официантка, словно желая его подбодрить. — По два яйца на человека.— Я не собираюсь предоставлять вам информацию за два яйца! — воскликнул Амброджио.— Вы съедите и мою порцию, — пообещал Ларри.Амброджио помедлил, потом нехотя сел за один из чистеньких столиков. На стене, словно в насмешку, висело довоенное меню.— «Яичница с молодыми кабачками, фаршированными моццареллой, — начал читать адвокат жалобным голосом. — Спагетти с грибами в белом соусе. Отбивная по-милански».— Лучше выучите это наизусть, — бросил Ларри, — для тренировки памяти.Девушка принесла два стакана марсалы. В тот момент, когда она собиралась разбить яйца и смешать их с вином, Амброджио ее остановил:— Дайте их мне отдельно, а вино оставьте себе. Алкоголь мне не нужен.— Я не имею на это права, синьор. Надо есть здесь, именно поэтому все и смешивают.Амброджио оторопел, а девушка бросила взгляд на Ларри:— Но если господин офицер не возражает…— Да, да, конечно, — нетерпеливо кивнул Ларри.Она молча завернула четыре яйца в газету «Маттино». Ларри выпил свое вино, пытаясь заставить собеседника сделать то же самое, чтобы тот стал немного разговорчивее. Но его усилия оказались напрасными.— Шестьдесят лир, — сказала официантка.Под тяжелым взглядом Амброджио Ларри отсчитал деньги. Адвокат взял яйца, осторожно прижав их к груди.— Вы хотите высидеть из них цыплят? — спросил Ларри.— Надо же, вы дешево отделались! Четыре яйца за важнейшую информацию, которую я собираюсь вам сообщить!— Прекратите, наконец, кривляться, Амброджио, — ответил Ларри раздраженно. — Если вы будете моим осведомителем, жить вам станет гораздо легче… Вот увидите, это совсем не трудно.— Хорошо, — неохотно ответил адвокат. — У меня есть агент на заводе по производству фруктовых соков возле Кассино, в ста километрах отсюда по дороге в Рим. Я говорю не об аббатстве, а о городе у подножия холма. Заводская служба доставки получила заказ на изготовление трех тысяч деревянных ящиков, похожих на те, в которые они обычно упаковывают свою продукцию.— Это заказ от немецких властей или от монахов монастыря?— Не знаю, но мой собеседник заметил, что весь ноябрь по дороге сновали немецкие военные грузовики.Ларри нагнулся к Сальваро.— А ваш… агент — это кто-то из монастыря? — спросил он. Амброджио помотал головой.— Вы могли бы по крайней мере сказать, монах это или рабочий с завода! Это очень важно!Лицо Сальваро оставалось бесстрастным. Ларри попытался зайти с другой стороны.— По вашему мнению, этот заказ на ящики мог быть связан с перевозкой произведений искусства из аббатства?— У меня давно нет своего мнения, — устало ответил Амброджио.— Хорошо бы вам им обзавестись! — повысил голос Ларри. — Вы знаете гораздо больше, чем говорите!Амброджио пожал плечами:— Колонна немецких грузовиков едет в монастырь не для того, чтобы перевозить индульгенции!— Прекратите шутить! Я хотел бы поговорить серьезно, Амброджио. Не думаете ли вы, что в этих ящиках находились картины из Неаполитанской пинакотеки?— Если картины и переехали в аббатство, то это могло произойти не менее трех месяцев назад! С тех пор они могли уплыть куда угодно… А я вам рассказываю о недавних событиях. В монастыре имеются не только картины…Ларри нервно дернул себя за нос и подозвал официантку.— Синьорина, не могли бы вы положить в этот пакет еще несколько яиц? Я вам заплачу еще двадцать лир.— Два яйца на человека, я не могу дать больше…— Нас должно было быть трое, с нами должна была прийти дочь этого господина, — сказал Ларри, кладя на стол сорок лир.Девушка заколебалась.— Хорошо, раз вы так просите, лейтенант, — почти застенчиво проговорила официантка и осторожно принесла еще два яйца.— Надеюсь, ваша дочь любит яичницу, — сказал Ларри. Амброджио устало улыбнулся.— Я давно не видел столько яиц, — прошептал он.Воцарилось молчание, которое нарушал только звук далеких голосов.— Коль скоро вы вспомнили о ней — заметьте, разговор начали вы, а не я, — мне бы не хотелось, чтобы вы обижались на письмо, полученное вами утром… Если бы вы знали, в каком положении оказался я… и она… Она хочет оставить меня. И я ее понимаю. Вы не представляете, какое трудное было у нее детство. Мать ее умерла, когда ей не было и двенадцати лет… А потом сразу началась война. Поэтому я, наверное, слишком стеснял ее свободу. Она считает, что я не разрешаю ей выходить на улицу, что я виноват в том, что в ее жизни не было молодых людей, что я незаконно держу ее под арестом… И все потому, что она хотела стать медсестрой в военном госпитале в Баньоли и ухаживать за ранеными союзниками… Это в пятнадцать лет, можете себе представить! Мне известно, что говорят о Баньоли и как раненые относятся к медсестрам! Я считаю, что не держу ее взаперти, но нет смысла ничего ей объяснять. Она злится на меня. Хуже, она меня презирает.Он казался подавленным и говорил глухим, срывающимся голосом, которого Ларри прежде у него не слышал.— Она думает, что во всем виноват я, — продолжил адвокат, — даже в смерти ее матери. Несчастье случилось в декабре, вечером, и может быть, именно поэтому каждую зиму на нее накатывает это… Я нанял грузовичок, чтобы перевезти на мебельный склад в Вомеро Название холма и района в Неаполе.
, туда, наверх, привезенные из итальянских полярных экспедиций сувениры, которые смог выкупить… Не знаю, говорил ли я вам, — продолжал он, подняв голову, — но в тот период жизни я страстно увлекся полярными экспедициями герцога Савойского и Умберто Нобиле. Особенно исследованиями этого последнего и его знаменитыми дирижаблями. Имя Нобиле о чем-нибудь вам говорит?Голос его понемногу окреп, лицо оживилось: теперь это был совсем другой человек.— Да, немного, — ответил Ларри, удивившись, что беседует с Амброджио на столь необычную тему. — Мне было лет десять, когда он перелетел через Северный полюс. Я не думал, что вас это интересует.— Интересует? Страстно увлекает, вы хотите сказать? Ведь Нобиле был родом из Лауро, маленького городка неподалеку отсюда, и мой отец только о нем и говорил. В 1928 году, когда я служил в армии, мне удалось получить место в экипаже корабля «Город Милан», который сопровождал вторую экспедицию Нобиле на дирижабле «Италия». Это намного лучше, чем Эритрея! Тогда я и увлекся Арктикой. Я находился рядом с тем местом, куда упал дирижабль и где разбили лагерь Нобиле и восемь его спутников… Об этом говорил весь мир… Они просидели семь недель в своей красной палатке, прежде чем их спас русский ледокол. Меня так захватила спасательная операция, что позже, в память о времени, проведенном на Шпицбергене, я выкупил — в то время я еще мог себе позволить подобные фантазии — часть оборудования экспедиции. В частности, кусок знаменитой палатки, который значит для меня столько же, сколько частица Креста Господня… В благодарность Нобиле подарил мне кольцо, которое я ношу не снимая, — добавил адвокат и показал Ларри перстень темного золота с выгравированной надписью «Италия. 1928».Он прервал свой монолог, словно испугавшись, что официантка, небрежно вытиравшая тряпкой пыль с искусственных цветов на сервировочном столе, услышит его рассказ.— Я спрашиваю себя, не эта ли красная палатка стала причиной моего несчастья, — продолжил он, понизив голос, когда девушка удалилась. — Все эти реликвии занимали слишком много места в квартире на Ривьера-ди-Кьяйя, которую вы видели. Надо ли говорить, что тогда она была хорошо обставлена. И вот я нанял грузовичок, куда мы погрузили все это барахло: палатку, колышки, снегоступы, части потерпевшей крушение гондолы и бог знает что еще…Он замолчал, задумался и, казалось, еще больше осунулся. Официантка вышла из зала.— Это случилось на углу улиц Бернини и Чимароза. Несколько деталей каркаса палатки были плохо закреплены и отвязались на повороте; я отвлекся и не заметил встречного грузовика. Удар пришелся прямо на жену. Она промучилась два дня и умерла. Я был в прострации. Вещи отвезли на склад хозяева автомобиля. Я проклял это место и приезжал туда с тех пор только один раз. Теперь одно имя Нобиле приводит меня в ужас.Он снова замолчал. Его руки дрожали.— Домитилла так меня и не простила. Тогда и начались наши раздоры. Я уверен, что именно из-за этого рокового дня она хочет уехать из дома. Поэтому, с легкомыслием, свойственным ее возрасту, она решила выйти замуж за первого офицера союзников, который встретится ей на пути. Если она ему понравится, конечно.— Скажите вашей дочери, что я офицер только волею случая и войны. В мирное время я всего лишь скромный преподаватель литературы, поставивший себе целью написать биографию, которая не будет иметь успеха у покупателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
. Истинная правда.Амброджио мечтательно закрыл глаза, преклоняясь перед величием свершившегося чуда.— Значит, это правда, — прошептал он. — И… сколько он нам будет стоить?Он заметно волновался. Трактирщик склонился к самому его уху.— Тысячу, — тихо проговорил хозяин траттории.— Тысячу лир! — воскликнул Амброджио. — Маурицио, я человек серьезный и хотел бы, чтобы вы назначили разумную цену.— Тысячу, — упрямо повторил трактирщик. — Цена неизменна, как неизменно число соратников Гарибальди: тысяча!Амброджио повернулся к Ларри.— Этот разбойник запрашивает с нас немало, — прошептал он.— Я добавлю бесплатно два бокала фраскати Сорт итальянского вина.
, — сказал хозяин, выходя из комнаты, словно желая оставить их одних для того, чтобы они могли все обсудить, прежде чем принять столь важное решение.Ларри откашлялся.— Все зависит от того, какие сведения вы принесли, — сказал он. — Они могут стоить лангуста или тарелки морских блюдечек за десять лир.Адвокат высокопарно ответил:— Я могу дать только то, что имею. Судить вам.— Послушайте, Сальваро, не хитрите! — повысил голос Ларри. — Мне почему-то кажется, что вы знаете гораздо больше! Тысяча лир — это деньги. Я хочу сначала получить сведения.Амброджио, казалось, задумался.— А я хочу посмотреть на эту тварь, потому что для лангустов сейчас немного поздновато, — с подозрением нахмурился он. — Маурицио, покажи-ка мне его!Трактирщик появился с блюдом, покрытым клетчатым полотенцем, и торжественно поставил его на середину стола. Ларри с тревогой заметил, что на ткань моментально слетелись мухи. Эта деталь не ускользнула и от взгляда Амброджио, который тотчас же приподнял полотенце. Он молча посмотрел на ракообразное, сдвинул брови, нагнулся понюхать и тотчас же выпрямился, зажав нос.— Черт побери! — закричал он. — Вы шутите! Этот лангуст не красный и даже не голубой! Он зеленый!— И запах чувствуется на расстоянии, — подхватил Ларри.Амброджио, ободренный поддержкой, с угрожающим видом двинулся на трактирщика и заговорил, постепенно повышая голос:— Слышишь, что говорит господин офицер? Неудивительно, что я не знал о существовании твоей лавочки, отравитель! Ты говоришь, его поймали сегодня утром! До войны — вот это правда! Падаль! Я умираю с голоду, а ты издеваешься надо мной! И именно тогда, когда у меня есть деньги, чтобы купить что-нибудь вкусное! Ты что, думал, я настолько голоден, чтобы проглотить тухлого лангуста? Разбойник! Мерзавец! Ты мне за это заплатишь! Идемте отсюда, лейтенант, — произнес он величественно, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. — Я знал, что этот квартал не для нас. Истратим нашу тысячу в другом месте.— У меня есть сом, — промямлил растерянный хозяин.— Найди какого-нибудь простофилю среди солдат союзников и попытайся отравить его! Обезьяна! Тюремное мясо!С театральным жестом, призванным выразить всю глубину его досады, Амброджио покинул тесную тратторию. Пока они шли по проходу, он продолжал громко выкрикивать оскорбления, но как только заведение исчезло из виду, произошло превращение, достойное комедии дель арте: из рыгающий проклятия фанфарон на глазах у Ларри превратился в жалкую спотыкающуюся марионетку. Щеки, казалось, ввалились еще больше, а лицо приобрело оттенок восковой бледности. На углу переулка на него напал приступ неудержимого кашля.— Все кружится, — прошептал он, прислонившись к стене.Ларри старался побороть в себе сострадание.— Вы не знаете какого-нибудь другого места, где мы могли бы поесть?— «У тетушки Альбы» всегда есть яйца в вине. Это недалеко, в двух шагах отсюда, — неохотно ответил Амброджио. — Там можно есть, не опасаясь за здоровье, но пара яиц за сведения, которыми я располагаю… Не хочется продавать их слишком дешево!— Тем хуже для вас, господин адвокат.Ларри притворился, что уходит, но, увидев, что Сальваро не двинулся с места, вернулся.— Хотите, я скажу вам одну вещь? У меня с собой нет тысячи, которую просил этот обманщик.Амброджио был изумлен:— А что бы мы сделали, если?..— Съели бы лангуста, а потом… я оставил бы под тарелкой купюру в сто лир и мы бы быстро ушли. Для этого я и занял ближайший к двери столик, — ответил он небрежно.— Но в конце концов этот каналья поймал бы именно меня! — воскликнул Амброджио.— В таком случае, мой бедный друг, вы уладили бы это дело по-свойски, как разбойник с разбойником! — воскликнул Ларри, делая жест, как будто умывает руки.Лицо его собеседника застыло.— Еще раз повторяю: я не бандит, а человек, находящийся в нужде! — воскликнул он. — Чего вы хотели этим добиться? Вы бы не получили от меня больше никаких сведений!— Я пошутил, Сальваро… На самом деле, если бы этот лангуст оказался свежим, я отдал бы вашему приятелю все деньги, что у меня были, то есть двести тринадцать лир, и подвеску в форме рога буйвола, которую я нашел на теле какого-то бандита, убитого на виа Форчелла. Кажется, она немало стоит.Амброджио кивнул:— Еще бы! Рог буйвола защищает от предсказателей и колдунов, которые издревле считаются одной из, с позволения сказать, достопримечательностей нашего города. Все их боятся до смерти…— Кажется, подвески оказалось недостаточно, чтобы обеспечить нас достойным обедом. Представьте себе, я тоже рассчитывал поесть.— Так вы не собирались бросать меня!— Да нет же, я пошутил, Амброджио. Мы нужны друг другу.Ларри впервые назвал его по имени, и Сальваро, казалось, воспрял духом.— Мне это нравится больше, гораздо больше, — пробормотал он. — Ну что, идем к тетушке Альбе, если, конечно, сумею туда дотащиться, в чем я совсем не уверен.Искомое заведение в самом деле находилось поблизости, на Каталонской улице. Каталонцам повезло не больше, чем французам, подумал Ларри, такой узкой и темной показалась ему эта улочка. Траттория «У тетушки Альбы», однако, ничем не походила на предыдущий притон, хотя была такой же пустынной.Приятный, если не сказать кокетливый, интерьер, на стенах — гравюры в рамках под стеклом с видами извергающегося Везувия, на сервировочном столе — букет целлулоидных цветов. Юная официантка одарила их широкой улыбкой. К несчастью, только для того, чтобы сообщить, что не было главного, самого основного, что составляло цель их путешествия от площади Витториа (по крайней мере цель столь же важную, как и получение информации): не было вкусной и ароматной, как в прежние времена, еды.— Ничего нет, все кончилось, — огорченно сказала девушка.Рядом с Ларри раздался вздох, перешедший в приглушенный стон.— Не говорите так, или я больше не буду верить в силу рога буйвола, — загробным голосом произнес Амброджио.— Я испекла немного пирожков, но как только прохожие почувствовали запах, они прямо-таки набросились на них, и те исчезли, не успела я их вынуть из духовки.— Может быть, вы испечете немного и для нас… — в отчаянии попросил Амброджио.— У меня больше нет ни сахара, ни муки, синьор, а сладкие пирожки без этих ингредиентов…Когда она произнесла слово «ингредиенты», лицо Амброджио вытянулось. На него было жалко смотреть.— У меня есть яйца в вине, — сказала официантка, словно желая его подбодрить. — По два яйца на человека.— Я не собираюсь предоставлять вам информацию за два яйца! — воскликнул Амброджио.— Вы съедите и мою порцию, — пообещал Ларри.Амброджио помедлил, потом нехотя сел за один из чистеньких столиков. На стене, словно в насмешку, висело довоенное меню.— «Яичница с молодыми кабачками, фаршированными моццареллой, — начал читать адвокат жалобным голосом. — Спагетти с грибами в белом соусе. Отбивная по-милански».— Лучше выучите это наизусть, — бросил Ларри, — для тренировки памяти.Девушка принесла два стакана марсалы. В тот момент, когда она собиралась разбить яйца и смешать их с вином, Амброджио ее остановил:— Дайте их мне отдельно, а вино оставьте себе. Алкоголь мне не нужен.— Я не имею на это права, синьор. Надо есть здесь, именно поэтому все и смешивают.Амброджио оторопел, а девушка бросила взгляд на Ларри:— Но если господин офицер не возражает…— Да, да, конечно, — нетерпеливо кивнул Ларри.Она молча завернула четыре яйца в газету «Маттино». Ларри выпил свое вино, пытаясь заставить собеседника сделать то же самое, чтобы тот стал немного разговорчивее. Но его усилия оказались напрасными.— Шестьдесят лир, — сказала официантка.Под тяжелым взглядом Амброджио Ларри отсчитал деньги. Адвокат взял яйца, осторожно прижав их к груди.— Вы хотите высидеть из них цыплят? — спросил Ларри.— Надо же, вы дешево отделались! Четыре яйца за важнейшую информацию, которую я собираюсь вам сообщить!— Прекратите, наконец, кривляться, Амброджио, — ответил Ларри раздраженно. — Если вы будете моим осведомителем, жить вам станет гораздо легче… Вот увидите, это совсем не трудно.— Хорошо, — неохотно ответил адвокат. — У меня есть агент на заводе по производству фруктовых соков возле Кассино, в ста километрах отсюда по дороге в Рим. Я говорю не об аббатстве, а о городе у подножия холма. Заводская служба доставки получила заказ на изготовление трех тысяч деревянных ящиков, похожих на те, в которые они обычно упаковывают свою продукцию.— Это заказ от немецких властей или от монахов монастыря?— Не знаю, но мой собеседник заметил, что весь ноябрь по дороге сновали немецкие военные грузовики.Ларри нагнулся к Сальваро.— А ваш… агент — это кто-то из монастыря? — спросил он. Амброджио помотал головой.— Вы могли бы по крайней мере сказать, монах это или рабочий с завода! Это очень важно!Лицо Сальваро оставалось бесстрастным. Ларри попытался зайти с другой стороны.— По вашему мнению, этот заказ на ящики мог быть связан с перевозкой произведений искусства из аббатства?— У меня давно нет своего мнения, — устало ответил Амброджио.— Хорошо бы вам им обзавестись! — повысил голос Ларри. — Вы знаете гораздо больше, чем говорите!Амброджио пожал плечами:— Колонна немецких грузовиков едет в монастырь не для того, чтобы перевозить индульгенции!— Прекратите шутить! Я хотел бы поговорить серьезно, Амброджио. Не думаете ли вы, что в этих ящиках находились картины из Неаполитанской пинакотеки?— Если картины и переехали в аббатство, то это могло произойти не менее трех месяцев назад! С тех пор они могли уплыть куда угодно… А я вам рассказываю о недавних событиях. В монастыре имеются не только картины…Ларри нервно дернул себя за нос и подозвал официантку.— Синьорина, не могли бы вы положить в этот пакет еще несколько яиц? Я вам заплачу еще двадцать лир.— Два яйца на человека, я не могу дать больше…— Нас должно было быть трое, с нами должна была прийти дочь этого господина, — сказал Ларри, кладя на стол сорок лир.Девушка заколебалась.— Хорошо, раз вы так просите, лейтенант, — почти застенчиво проговорила официантка и осторожно принесла еще два яйца.— Надеюсь, ваша дочь любит яичницу, — сказал Ларри. Амброджио устало улыбнулся.— Я давно не видел столько яиц, — прошептал он.Воцарилось молчание, которое нарушал только звук далеких голосов.— Коль скоро вы вспомнили о ней — заметьте, разговор начали вы, а не я, — мне бы не хотелось, чтобы вы обижались на письмо, полученное вами утром… Если бы вы знали, в каком положении оказался я… и она… Она хочет оставить меня. И я ее понимаю. Вы не представляете, какое трудное было у нее детство. Мать ее умерла, когда ей не было и двенадцати лет… А потом сразу началась война. Поэтому я, наверное, слишком стеснял ее свободу. Она считает, что я не разрешаю ей выходить на улицу, что я виноват в том, что в ее жизни не было молодых людей, что я незаконно держу ее под арестом… И все потому, что она хотела стать медсестрой в военном госпитале в Баньоли и ухаживать за ранеными союзниками… Это в пятнадцать лет, можете себе представить! Мне известно, что говорят о Баньоли и как раненые относятся к медсестрам! Я считаю, что не держу ее взаперти, но нет смысла ничего ей объяснять. Она злится на меня. Хуже, она меня презирает.Он казался подавленным и говорил глухим, срывающимся голосом, которого Ларри прежде у него не слышал.— Она думает, что во всем виноват я, — продолжил адвокат, — даже в смерти ее матери. Несчастье случилось в декабре, вечером, и может быть, именно поэтому каждую зиму на нее накатывает это… Я нанял грузовичок, чтобы перевезти на мебельный склад в Вомеро Название холма и района в Неаполе.
, туда, наверх, привезенные из итальянских полярных экспедиций сувениры, которые смог выкупить… Не знаю, говорил ли я вам, — продолжал он, подняв голову, — но в тот период жизни я страстно увлекся полярными экспедициями герцога Савойского и Умберто Нобиле. Особенно исследованиями этого последнего и его знаменитыми дирижаблями. Имя Нобиле о чем-нибудь вам говорит?Голос его понемногу окреп, лицо оживилось: теперь это был совсем другой человек.— Да, немного, — ответил Ларри, удивившись, что беседует с Амброджио на столь необычную тему. — Мне было лет десять, когда он перелетел через Северный полюс. Я не думал, что вас это интересует.— Интересует? Страстно увлекает, вы хотите сказать? Ведь Нобиле был родом из Лауро, маленького городка неподалеку отсюда, и мой отец только о нем и говорил. В 1928 году, когда я служил в армии, мне удалось получить место в экипаже корабля «Город Милан», который сопровождал вторую экспедицию Нобиле на дирижабле «Италия». Это намного лучше, чем Эритрея! Тогда я и увлекся Арктикой. Я находился рядом с тем местом, куда упал дирижабль и где разбили лагерь Нобиле и восемь его спутников… Об этом говорил весь мир… Они просидели семь недель в своей красной палатке, прежде чем их спас русский ледокол. Меня так захватила спасательная операция, что позже, в память о времени, проведенном на Шпицбергене, я выкупил — в то время я еще мог себе позволить подобные фантазии — часть оборудования экспедиции. В частности, кусок знаменитой палатки, который значит для меня столько же, сколько частица Креста Господня… В благодарность Нобиле подарил мне кольцо, которое я ношу не снимая, — добавил адвокат и показал Ларри перстень темного золота с выгравированной надписью «Италия. 1928».Он прервал свой монолог, словно испугавшись, что официантка, небрежно вытиравшая тряпкой пыль с искусственных цветов на сервировочном столе, услышит его рассказ.— Я спрашиваю себя, не эта ли красная палатка стала причиной моего несчастья, — продолжил он, понизив голос, когда девушка удалилась. — Все эти реликвии занимали слишком много места в квартире на Ривьера-ди-Кьяйя, которую вы видели. Надо ли говорить, что тогда она была хорошо обставлена. И вот я нанял грузовичок, куда мы погрузили все это барахло: палатку, колышки, снегоступы, части потерпевшей крушение гондолы и бог знает что еще…Он замолчал, задумался и, казалось, еще больше осунулся. Официантка вышла из зала.— Это случилось на углу улиц Бернини и Чимароза. Несколько деталей каркаса палатки были плохо закреплены и отвязались на повороте; я отвлекся и не заметил встречного грузовика. Удар пришелся прямо на жену. Она промучилась два дня и умерла. Я был в прострации. Вещи отвезли на склад хозяева автомобиля. Я проклял это место и приезжал туда с тех пор только один раз. Теперь одно имя Нобиле приводит меня в ужас.Он снова замолчал. Его руки дрожали.— Домитилла так меня и не простила. Тогда и начались наши раздоры. Я уверен, что именно из-за этого рокового дня она хочет уехать из дома. Поэтому, с легкомыслием, свойственным ее возрасту, она решила выйти замуж за первого офицера союзников, который встретится ей на пути. Если она ему понравится, конечно.— Скажите вашей дочери, что я офицер только волею случая и войны. В мирное время я всего лишь скромный преподаватель литературы, поставивший себе целью написать биографию, которая не будет иметь успеха у покупателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49