Первым порывом девушки, ощутившей себя попавшей в силки птахой, было рвануться из его объятий, однако в следующее мгновение ею овладела внезапная слабость. Лицо фора показалось ей невыразимо прекрасным, и губы ее сами собой потянулись к его губам. И тут она подумала, что в одном ей здорово повезло: сверстницы ее, обладавшие излюбленным мужчинами ростом, обзавелись супругами как раз в то время, когда Азани был в южных провинциях. А потом ее накрыла волна ни с чем не сравнимой сладостной истомы, и ни ей самой, ни ее красавчику фору ничуть не помешало то, что она была по крайней мере на полголовы выше его…Сильясаль вскрикнула, ощутив, как неведомая сила оторвала ее от Азани и швырнула на ограждение террасы. Неведомая сила? Как бы не так! Это сам фор отбросил ее, словно ребенок изломанную, надоевшую игрушку! Слезы обиды, недоумения, оскорбленной гордости готовы были брызнуть из глаз девушки, когда она увидела уродливую, сгорбленную фигуру, выступившую из-за каменного изваяния Иегамеруса — птицебыка, в чьем облике Кен-Кан-вале любит носиться среди грозовых туч. Сильясаль прижала к груди переплетенные в молитвенном жесте пальцы — на миг ей показалось, что это волею Предвечного ожила одна из украшавших верхнюю террасу статуй. Затем она подумала, что это не что иное, как злобное порождение Агароса, посылаемое им, дабы разлучать влюбленных и другими способами препятствовать людскому счастью. И только когда гигантская, с непостижимой быстротой передвигавшаяся на четвереньках тварь прыгнула на фора, девушка поняла, что ни к светлому Кен-Канвале, ни к мрачному Агаросу не имеет она никакого отношения. Это был йомлог — огромная человекоподобная обезъяна, неведомым образом пробравшаяся в Золотую раковину, чтобы…Решить, для чего же пожаловала человекообезьяна во дворец яр-дана, Сильясаль не успела, ибо до нее вдруг дошло, что сейчас ее фор будет убит. И закричала так страшно и пронзительно, что йомлог обернулся. Кинжал воспользовавшегося этим Азани полоснул его по лапе, однако в следующий момент монстр уже вновь наступал на человека и ужасные когти рвали воздух у самого лица фора. А тот прыгал, увертывался и приплясывал на месте, будто исполняя диковинный танец. И без устали вычерчивал и вычерчивал перед мордой йомлога замысловатые узоры сияющим в свете звезд клинком. Слишком, увы, коротким, чтобы нанести мохнатой длиннолапой гадине сколько-нибудь ощутимый ущерб. Разъяренный йомлог в очередной раз ушел от удара кинжалом, попытался достать вертлявого противника страшными когтями и прыгнул, норовя смять, раздавить, разорвать его на куски. И снова Азани в самый последний момент, отпрянул в сторону, ухитрившись ткнуть прыгучую тварь клинком в меховой бок. Но что для йомлога эти царапины?Сильясаль охнула — когти полоснули по халату фора, вырвав клок серебристой парчи. Девушка представила, сколько трупов оставил йомлог на своем пути, прежде чем добраться до крыши Золотой раковины, и беспомощно огляделась по сторонам. Если бы у нее было хоть какое-нибудь оружие!Движения Азани начали замедляться, он уже не пытался нападать, а, перейдя к обороне, тянул время — должны же стражники в конце концов появиться! Йомлог тоже, отведав стали и убедившись, что противник его виртуозно владеет своим единственным сияющим когтем, сделался осторожнее. Перестав напрыгивать на фора, он медленно теснил его к перилам, ограждавшим внутренний край террасы. Чудище не понимает, что сейчас прибегут стражники и поднимут его на копья, пронеслось в мозгу Сильясаль, однако вспыхнувшая было в ее душе надежда сменилась самым черным отчаянием. Азани неожиданно замер с отведенной для удара рукой, устремив на йомлога остановившиеся, остекленевшие глаза. Что с ним? Чего же он медлит?! Чего ждет?!.— Фор! — завопила девушка во всю мощь своих легких.Лапа бесхвостой человекоподобной обезьяны медленно и неотвратимо, как в кошмарном сне, начала опускаться на голову Азани. Он услышал крик Сильясаль и попытался поднырнуть под смертоносную лапу монстра, но поздно, слишком поздно! Когти едва коснулись, чиркнули на излете удара по левой щеке фора, и все же его развернуло, подбросило, и, обливаясь кровью, он рухнул в страшные объятия громадной твари.Йомлог сжал свою жертву железной хваткой, отбросил и, повернув хищную вытянутую морду к Сильясаль, сделал в ее сторону один шаг, другой и повалился на каменные плиты. Оцепеневшая от ужаса и горя девушка почти без удивления разглядела торчащую из густой шерсти рукоять кинжала, а затем чьи-то сильные руки подхватили ее, набежавшие откуда ни возьмись стражники обступили изломанное тело фора и мерзкую мохнатую образину, загородив их своими спинами от Сильясали, и она, погружаясь во мрак небытия, порадовала», что предстанет перед лицом Кен-Канвале рука об руку со своим возлюбленным.Помещение, в которое разбойного вида парни привели Гиля и Марикаль, больше всего напоминало расположенный позади лавки склад, хотя никаких товаров здесь уже давно не хранили. Не было здесь ни бочек, ни тюков, ни ящиков, ни какой-либо мебели, только двое спящих на полу мужчин, от которых сильно разило вином, и краснокожая женщина, сидевшая в дальнем углу, охватив колени руками. При появлении новых пленников она подняла скуластое, безбровое лицо с сильно выдающимся вперед подбородком и тонкими губами, окинула юношу равнодушным взглядом, перевела глаза на его спутницу и нетвердым голосом позвала:— Высокородная госпожа!Марикаль, не повернув головы, замерла посредине просторной комнаты, и видно было, что стоять она так может бесконечно долго. Страх и отчаяние уступили место полнейшей апатии, наведшей Гиля на неприятнейшие размышления о том, что он, может статься, оказал этой несчастной скверную услугу, — разбойники, схватившие их на берегу Главного канала, вряд ли будут церемониться с сумасшедшей девушкой. Убедившись, что она в самом деле лишилась рассудка, они вышвырнут ее на улицу, а уж там-то Марикаль ждет верная смерть.— Садись, ради отца своего, фора Таралана, и попытайся уснуть, — велел Гиль, стараясь не обращать внимания на уставившуюся на них во все глаза женщину. Опустившись рядом с Марикаль, он, преодолевая усталость, попытался вновь вступить с ней в эмоциональный контакт, однако и на этот раз, как и в дворцовой тюрьме, ничего путного из этого не вышло. С таким же успехом юноша мог кричать в совершенно пустой комнате — ему отвечало только эхо, и означать это могло лишь одно — личность Марикаль была стерта, выжжена, уничтожена с целью превратить ее в живую куклу, послушно исполняющую приказы своих хозяев. И поскольку никаких следов того, что приказы эти были ей даны, он не обнаружил, следовало предположить, что заложить их в нее еще не успели.Гиль не сомневался в том, что вбить в голову этого несчастного существа намеревались какую-нибудь пакость, и потому не жалел о содеяном — пока в искалеченной памяти девушки теплится образ отца, оставалась надежда и на ее выздоровление. Хотя нельзя было исключать возможность того, что волны безумия и беспамятства захлестнут светлый островок, загасят искорку чуть теплящегося сознания, и тогда смерть будет лучшим выходом для телесной оболочки души Марикаль, отправящейся в дивные сады Самаата, которого обитатели империи величают Предвечным или Божественным Кен-Канвале…— Высокородная госпожа, узнаешь ли ты меня? — Женщина в желто-зеленом халате, из-под которого выглядывали широкие темно-синие шаровары, присела на корточки возле Марикаль, и юноша с раздражением подумал, что в довершение испытаний им «посчастливилось» столкнуться не то с побирушкой, схваченной разбойниками по ошибке, не то с еще одной умалишенной. Грабители, кстати, тоже вели себя более чем странно — чего ради понадобилось им набрасываться на двух бедняков, у которых даже платья приличного нет, и запирать их в пустой комнате? Ведь не написано же у Марикаль на лице, что она сестра фора! Или она столь известная в Ул-Патаре личность, что ее знает каждый второй житель столицы?— Марикаль, почему ты мне не отвечаешь? — снова обратилась незнакомка к спутнице Гиля. Видя, что та никак не реагирует на ее слова, и сообразив по поведению девушки, что дело тут нечисто, женщина впилась глазами в лицо Гиля и все тем же тихим, бесцветным голосом произнесла: — Если ты немедленно не объяснишь мне, что случилось с моей госпожой, я оторву тебе сначала руки, потом ноги, а оставшееся скормлю свиньям, которые заперли нас в этом поганом хлеву. Ну, будешь говорить, или мне заняться членовредительством?— Мало одной тихо помешанной, так еще и буйная на мою голову свалилась, — пробормотал Гиль, разглядывая лицо знавшей откуда-то Марикаль женщины, показавшееся ему неправдоподобно спокойным из-за скупого света, с трудом просачивавшегося сквозь крохотные оконца, забраннные к тому же толстыми металлическими решетками. — Я бы, пожалуй, поведал тебе, что случилось с моей спутницей, если бы ты прежде объяснила, почему это тебя интересует. Ей, как видишь, причинили великое зло, и, согласись, рассказывать о нем каждому встречному было бы не слишком разумно.Лицо незнакомки и при любом другом освещении напоминало бы, по-видимому, вырезанную из дерева маску, но сумасшедшей эта чрезвычайно воинственно настроенная женщина явно не была. Более того, в прищуренных глазах ее Гилю померещилось тщательно скрываемое страдание, и, как знать, подумалось ему, не окажется ли встреча эта тем самым счастливым случаем, который рассеет все хитроумные козни ополчившихся на беззащитную девушку злодеев?— Я — Кульмала, служанка и Оберегательница Марикаль. Несколько дней я тщилась проникнуть во дворец Хранителя веры, приложившего, разумеется, руку к похищению моей госпожи. Наблюдавшие за дворцом, по приказу Вокама, ночные стервятники Мисюма выследили и схватили меня только потому, что я позволила им это сделать, рассудив, что враги Базурута — мои друзья.— Значит, мы находимся у друзей? Если бы ты не сказала, сам бы я об этом не догадался, — проворчал Гиль, обводя пыльное мрачное помещение выразительным взглядом.— Не знаю, как ты, а я-то уж точно у друзей. И когда придет время, они об этом узнают. Итак, если ты удовлетворен, я хотела бы услышать, что эти мерзавцы сделали с моей госпожой и каким образом вам удалось выбраться из дворца Базурута, подле которого вас, надо думать, и сцапали ночные стервятники.Кульмала опустилась на дощатый пол напротив юноши, и тот после недолгих колебаний поведал ей о том, как он попал и как бежал из дворца Хранителя веры. При этом он не обмолвился ни словом ни о слепом певце, ни о Рашалайне, полагая, что говорить о них время еще не настало. Женщина, надо отдать ей должное, нескромных вопросов не задавала — подробности, не связанные с Марикаль, нисколько не интересовали ее, так что рассказ Гиля не занял много времени.— Стало быть, ты хочешь доставить Марикаль в дом фора Азани в надежде на то, что он выслушает тебя и сообщит яр-дану еще об одном готовящемся на него покушении? А тот уж, естественно, не забудет верного подданного с удивительно черной кожей. Судьба моей госпожи, как я поняла, не слишком тебя волнует. Так?— Мне ужасно жаль, что прислужники Хранителя веры лишили Марикаль разума, — потупившись, сказал Гиль. — Я сделал для нее все, что было в моих силах, и теперь могу только сочувствовать ей. Слишком мало разбираюсь я во врачевании ран и болезней, чтобы оказать несчастной по-настоящему действенную помощь. Одно могу сказать с уверенностью: чем скорее она вернется в свой дом, чем скорее к ней пригласят искусного лекаря или ворожея, тем больше у тебя шансов увидеть свою госпожу в добром здравии.— Хм-м… Рассказ твой похож на правду, а сочувствие кажется искренним. Подсыл Базурута неверняка бы уже рыдал или брызгал слюной от гнева, изображая попеременно то безумную скорбь, то необузданную ярость. Однако лучшим подтверждением твоих слов является упоминание об ее отце — она и в самом деле была очень сильно привязана к нему. Бедная моя девочка… — Куль-мала протянула руку, чтобы погладить Марикаль по голове, но так и не закончила движения. Она превосходно владела собой и выслушала Гиля с поразительным спокойствием, но теперь лицо ее дрогнуло, казалось, еще мгновение, и подавляемые изо всех сил рыдания прорвутся наружу…— Значит, излечить ее может очень хороший враче-ватель или колдун? — спросила женщина чужим, нехорошим голосом и, когда юноша кивнул, пружинисто поднялась с пола. — Попробую потолковать с нашими стражами, хотя вернее было бы дождаться прихода кого-нибудь из людей «тысячеглазого».Кульмала покосилась на Марикаль, еще раз окинула Гиля испытующим взглядом и направилась к двери, которая распахнулась едва ли не раньше, чем на нее опустился кулак женщины.— Вот вам пополнение, чтобы не скучали! — жизнерадостно возвестил появившийся на пороге разбойник, и в комнату втолкнули высокого мужчину с незапоминающимися чертами длинного лица и чересчур светлой для мланго кожей.— Эй, парни! А ну-ка постойте! Проведите меня к вашему главарю, есть у меня к нему срочное дело! — Куль-мала обогнула длиннолицего, и не успели стервятники Мисюма захлопнуть перед ней дверь, как она змеей выскользнула из комнаты.— Ай да женщина! — восхищенно покачал головой длиннолицый и, громко хлопнув себя ладонями по бедрам, заорал: — Гиль! Вот ты где, маленький паршивец! Зря, стало быть, Мгал от этих раззяв отбивался!— Эмрик? — Голос юноши предательски дрогнул, и в следующее мгновение он уже летел через комнату, забыв о том, что взрослому барра надлежит вести себя достойно при любых обстоятельствах, забыв о Марикаль, о храпящих на пыльном, сорном полу пьяницах, забыв обо всем, кроме чудесного воскрешения погибшего на Глеговой отмели друга. Мысль о том, что это мог быть не Эмрик, а его призрак или выходец с того света, если и посетила его, то тут же и пропала. Призрак друга — хоть и бесплотный, а все же кусочек того, кто любил тебя при жизни и кого любил ты сам, и, стало быть, это — радость. А настоящий друг, с какого бы света он ни явился, все равно друг, и нечего тут долго рассусоливать!— Здоров! Ну и здоров стал! И ведь не виделись-то всего ничего! А как вширь раздался, как вытянулся! — восторгался Эмрик, стискивая Гиля так, что у того по-хрустывали и потрескивали суставы.— Да как же так?! Живой! А мы-то… А что же море? Глеги?.. Подавились?.. И Мгал тут?.. Да ты что!.. — Юноша всхлипывал, и смеялся, и рассказывал сам, и задавал вопросы, и выслушивал ответы, из которых следовало, что Мгал, Лив, Лагашир и Мисаурэнь с Батигар миновали страну Черных Дев, перевалили горы Оцулаго, пересекли половину империи и, прибыв в Ул-Патар полтора суток назад, успели уже прознать о возвращении в столицу Ваджирола и Ушамвы, привезших с собой из Бай-Балана слепого певца, певшего для самой ай-даны, и некоего старца, прославившегося своими пророчествами, одно из которых он, по слухам, намерен огласить в Священный день в храме Обретения Истины…— Ого! Узилище наше, как я погляжу, превращается в дом свиданий! — изумленно провозгласил возникший в дверях разбойник и, сгоняя с лица добродушную улыбку, никак не приличествующую грозному ночному стервятнику, строго приказал: — Эй ты, чернокожий! Бери свою девку и выметайтесь отсюда!— Без Эмрика шагу не сделаю! — решительно заявил Гиль, вцепившись в руку воскресшего товарища так, будто отпусти он его на миг, и никогда больше не увидит.— Да вы что, вислозадые ослы, сговорились, что ли?!. Да я вас!.. Я те не сделаю шагу! Я те не выйду!.. — зарычал разбойник, явно не привыкший к подобному своеволию узников, но тут кто-то из смежной комнаты окликнул его и коротко посоветовал не драть понапрасно глотку.— Ладно, ты тоже выходи. Пусть старшой сам с тобой разбирается. И девку свою, девку прихватите! Ну и времена настали! Вместо того чтобы толстосумов грабить, ловим всякую шваль, потом выпускаем, и хоть бы у одного монетка завалящая отыскалась, так нет же! Босяк на босяке, а ты на них и голос повысить не моги! — бурчал разбойник вполголоса, выпроваживая из бывшего склада Эмрика, Гиля и Марикаль. Встретившись глазами с пустым, потухшим взором девушки, он прикусил язык и поспешно начертил в воздухе оберегающий от порчи знак. Ух и странный же люд бродит ночами под стенами дворца Хранителя веры!— Они не поверили мне и ведут нас к «тысячеглазому», — сказала Кульмала и, когда стражник указал им на открытую беломраморную лестницу, ведущую на кровлю второго этажа дворца яр-дана, добавила: — Все устраивается как нельзя лучше. Ты сообщишь самому Вокаму то, что тебе известно о заговоре, и, быть может, удостоишься беседы с Баржурмалом. А госпожу мою примут здесь не хуже, чем в собственном доме. Вокам был близким другом ее отца и любит Марикаль как родную дочь. Он сумеет позаботиться о ней как должно и, я уверена, немедленно пошлет за искуснейшими лекарями Ул-Патара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54