и Тоня прониклась глубоким уважением к своему «идеальному» мужу.
Скоро снова возобновились командировки, и как Виктор ни пытался от них отмахнуться, все равно ему изредка приходилось покидать свою семью.
Как ни странно, уезжал он в командировки с облегчением. В самолете или в двухместном купе СВ он расслаблялся и душевно отдыхал от всех передряг и домашней суеты, но уже через неколько дней с грустинкой вспоминал о своем крошечном, таком беззащитном Данильчике, Тоне, Маринке и даже о теще. Своим родителям он давно уже не писал, тем более что они сами не особенно горели желанием поддерживать с ним взаимоотношения.
На этот раз предстояла командировка в город С. Осинин еще никогда не был там. Поразил его этот городок большим количеством девчат. Не успел Осинин подойти к ресторану, как к нему тут же подбежало двое девушек 20 — 25 лет и предложили ему поужинать с ними, разумеется, за его счет.
Виктора это очень удивило и в то же время польстило, но, поразмыслив трезво, он решил, что они хотят, видимо, «прокрутить ему динамо», выпить и покушать на дармовщину, а потом под любым благовидным предлогом ускакать. Такая перспектива не особенно его прельщала, тем более, что он был в определенной степени стеснен в финансах. Он решил не связываться с ними.
— А почему вы не хотите пойти с нами? Посидим хорошо, — задорно предложила узколицая миловидная девушка. Была она смуглая от загара.
— А потом?
— А потом продолжим веселье у нас дома, — потупившись, ответила девушка, невольно смущаясь от твердого проникающего взгляда Осинина.
— Как вас зовут?
— Меня? Рая.
— А меня Зоя, — жеманно ответила вторая, высокая худощавая блондинка.
«Каланча», — окрестил ее про себя Виктор.
Поразмыслив немного, Виктор согласился. Ну, подумаешь, выкинет он какой-нибудь полтинник, зато интересно проведет вечер с приятными девушками. Динамо ему прокрутят? — Ну и пускай крутят. Не такой уж он похотливый, чтобы кидаться на первую попавшуюся. Главное — умудриться пристроить или сплавить кому-нибудь Каланчу.
Ждать долго не пришлось. К их столику, который уже украшала бутылка запотевшей «Столичной», три лангета и три порции красной икры, подсел разбитной малый из местного оркестра — саксофонист.
Виктор с большим удовольствием познакомил Зою с музыкантом.
Одного пузыря оказалось мало, заказали еще. Саксофонист прилично вмазал, он так и сыпал шутками и прибаутками, громко рассказывал анекдоты и смешные случаи.
Его круглое, как футбольный мяч, лицо излучало благодушие и доброжелательность.
В общем, вечер прошел недурственно. Потом отправились к Рае на квартиру.
Это была большая четырехкомнатная квартира, довольно неуютная и почти без мебели — родители Раи уехали на Север за длинным рублем, а девушка осталась сама себе хозяйкой.
Музыкант, у которого была жена и дети, долго задерживаться с белокурой девицей не стал. Он в первом часу ночи покинул квартиру.
С Раей Виктор оказался в спальне. Она как-то быстро и обыденно, как будто так и полагалось, разделась догола. От неожиданности Виктор растерялся.
— Ну, чего не раздеваешься?
— А куда спешить? — Виктор ошарашенно смотрел на ее выточенное тело. «Ей бы на конкурс красоты, — подумал он, — она бы королевой была».
— Как куда спешить? Вы же все мужики на один лад, — засмеялась она. — Вам только этого и надо.
Дважды Виктору повторять не надо было.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать.
«Боже! Ведь она же мне годится в дочки. Что я делаю?»
Почти всю ночь он не сомкнул глаз. У Раи было юное, стройное тело, но оно не излучало радости. Возбуждала ее молодость и эластичная кожа.
Рая отдавалась как-то очень спокойно.
«Неужели фригидная? — думал Виктор. — Неужели никто не может разбудить в ней женщину?» — Но все его попытки и усилия были тщетны. Легкое разочарование не покидало его. «Уж лучше спать со страшненькой, но страстненькой», — подумал он.
Несколько дней Виктор встречался с Раей, и каждый раз их встречи начинались с ресторана. Можно было подумать, что она не могла жить без водки и сигарет.
«А ведь довольно неглупая девушка, — мрачно размышлял Виктор. — Зачем она так живет?»
Почему не было огня в этом юном теле — ему было непонятно.
Потом Осинин узнал: отчим изнасиловал ее, когда ей не было еще и четырнадцати, с этих пор она испытывала отвращение к сексу и мужчинам.
Мать, боясь потерять своего хахаля, не стала заявлять в органы, а отчиму это понравилось. Он, войдя во вкус, часто наведывался к своей «дочери» и с жадностью набрасывался на нее, а потом задаривал ее всякими подарками.
И, странное дело, девочка привыкла к этому и со временем стала отдаваться почти всем, кто мог хорошо заплатить.
Глава тридцать первая
Виктор не хотел больше встречаться с Раей, он пресытился ею, но когда случайно встретил ее около своей гостиницы, животный инстинкт заявил о себе настойчиво и требовательно.
«Ну ладно, в последний раз», — подумал он.
— Сегодня я хочу лишь одно шампанское, — капризно заявила она, почувствовав страсть во взгляде Виктора, значит, он готов выполнить любую ее прихоть.
— Сколько угодно.
Он заказал четыре бутылки шампанского, закуски и горячие блюда.
Стол был шикарный, а Рая все пила и пила, с какой-то жадностью и ненасытностью. Потом она, охмелев, стала кидаться на молодых парней и приглашала их танцевать, обнимала их, целовала, неся всякую околесицу.
Виктору было противно, больно и стыдно смотреть на все это. С помощью нескольких парней он решил увести ее домой, чтобы Рая пришла в себя, а не попала в какую-нибудь глупую историю, но получилось все наоборот. Когда ребята подвели ее к троллейбусной остановке и распрощались с Виктором, который поблагодарил их и дал им на бутылку, Рая начала вырываться от него и кричать что-то несуразное. В это время подошли какие-то двое рослых, атлетического сложения парней, которым Рая стала жаловаться на свою судьбу и однозначно кивала в сторону Осинина, как на какого-то злодея, который якобы приставал к ней.
Ребята были в изрядном подпитии, и их энергии требовался выход, в «благородном» негодовании двинулись они на Осинина.
— Ребята, я вам сейчас все объясню, — спокойно заявил Виктор, но те не захотели ждать его исповеди.
Широкоплечий малец, что был пониже ростом, не долго думая, врезал ему по лицу. Второй, высокий и поджарый, решил в стороне не оставаться. Он двинул увесистым кулаком по голове Виктора.
Машинально Осинин ударил высокого в сплетение, тот от неожиданности и боли согнулся, а широкоплечий на долю секунды опешил, не ожидая от интеллигента такой прыти.
Воспользовавшись этим замешательством и поняв, что его могут изрядно поколотить, а то и забить насмерть ногами, Виктор быстро вытащил нож — «лису» и что было силы воткнул в живот широкоплечему, а потом развернулся и нанес удар ножом высокому, попав ему в правое плечо.
Но странное дело — то ли нож не причинил широкоплечему большой боли, то ли он был в горячке, но он с сумасшедшим блеском в глазах схватил урну и попытался ударить ею Осинина. Тогда Виктор ударил его ножом в грудь.
— А-а-а! — дико заорал широкоплечий, согнувшись и медленно оседая на землю.
Виктору стало жутко. Он подумал, что убил парня.
Тут подбежало двое милиционеров и Виктора, а заодно и высокого мальца, у которого правая рука висела как плеть, отправили в ближайшее отделение милиции.
Нож попал в сухожилие и сделал «гладиатора» неспособным продолжать дальше битву.
«Иначе, — сознался впоследствии Виктору высокий парень, — я бы тебя вырубил».
Приехавшая через несколько минут «скорая» забрала почти безжизненное тело баклана.
Глава тридцать вторая
Бегемота и Узбека взяли на следующий же день после того, как показали по телевидению их фотороботы.
То ли фотороботы были исполнены классически, то ли уголовный розыск проявил расторопность и смекалку, но результаты были налицо.
Взяли бандитов порознь, без всякого шума.
Узбека, по документам Погорелова Бориса Аликперовича, арестовали еще «тепленьким», в постели на. квартире его любовницы в шесть утра.
Бегемота, по фамилии Бегемонтов Андрей Петрович, — чуть позже, в 10 часов утра, когда он усаживался в «свою» новенькую «шестерку» светло-кофейного цвета.
Эту машину угнали из гаража преподавателя автошколы Моисея Абрамовича, суетливого, прижимистого и очень хитрого человечка.
Чтобы предотвратить угон своей автомашины, по совету друзей он врезал в двери гаража два сложнейших французских замка, на ночь вынимал ротор из стартера и перепутывал все провода зажигания, словом, применял массу всяческих ухищрений, как талантливый на выдумки автомеханик, но похитители оказались очень ушлыми и смекалистыми ребятами. Они не стали утруждать себя исследовательским трудом для отмыкания сложнейших импортных устройств, а быстренько вырезали автогеном замочки и угнали его новый автомобиль, номера которого даже не стали перебивать и перекрашивать.
Бедный Моисей Абрамович осунулся за несколько дней от свалившегося на него горя, и, каждый раз встречая своих друзей, посоветовавших ему врезать французские замки, просто терроризировал их причитаниями с одесским акцентом: «И зачем, я умный еврей, послушал вас, русских дураков?»
Когда же его машина была найдена, он стал шумно выражать свое ликование. Потом он внимательно изучил все причиндалы своей машины и обратил внимание на отсутствие «запаски» — основного запасного ската! Путем логических умозаключений он пришел к выводу, что его колесо должно находиться не у кого-нибудь, а именно у прокурора автономной республики, у которого тоже угнали автомашину, но потом отыскали. Аналитически поразмыслив, Моисей Абрамович, который дотошно переписал все номера своих колес, пришел к выводу, что его скат должен находиться не у кого-нибудь, а именно у титулованного собрата по несчастью, который авторитетом своей власти мог присвоить его имущество.
Так оно и оказалось. Работники милиции конфисковали скат у прокурора города и торжественно вручили его сияющему Моисею Абрамовичу.
Операцию по захвату опасных бандитов возглавил лично Понтияков Герман Владимирович, но их допрос, как и следовало ожидать, ничего не дал.
"Необходимо было выждать, пока они не «сварятся», — подумал Понтияков и дал указание посадить разбойников порознь в одиночки, находящиеся далеко друг от друга.
Погорелов и Бегемонтов, согласно данным с Петровки, 38, ранее не были судимы и к уголовной ответственности не привлекались. Поэтому, когда их поместили в одиночные камеры, они восприняли эти склепы, как моральную пытку. Эти жесткие нары с оголенными досками, эта могильная тишина камеры, отсутствие курева и нормального человеческого питания, заменявшегося каким-то пойлом, которое не стали бы жрать даже свиньи, — все это неимоверно давило на психику и моральный настрой их обитателей.
На Бегемота в принципе одиночка не оказала такого удручающего впечатления, как на эмоционального Узбека. Бегемот был довольно толстокож, он не курил и мог дрыхнуть целыми суткам и.
Узбек же вообще не мог прожить без сигарет ни одного дня. Он выклянчил у дежурных контролеров бычки и был безмерно рад, когда ему удавалось сделать две-три затяжки из обслюнявленного замусоленного остатка сигареты.
Понтияков внимательно следил за поведением арестованных. Наконец он вызвал на прием Погорелова. Узбека привели к замначальнику по уголовному розыску УВД края в наручниках.
— Снимите с него «браслеты», — коротко бросил Герман Владимирович сержанту милиции.
Тот недоуменно посмотрел на «шефа».
— Снимите, снимите, — властно проговорил Герман Владимирович и мимолетно в упор посмотрел на милиционера.
Узбек затравленно и в то же время почти с благодарностью посмотрел на Понтиякова, потирая отекшие запястья рук.
— Вы свободны, — заявил шеф сержанту. Несколько секунд в кабинете царило глубокое молчание.
Погорелов недоуменно озирался по сторонам, мельком взглянул на портрет Дзержинского, потом остановил взгляд на Понтиякове, который словно и не замечал его, а что-то сосредоточенно записывал в журнал.
— Ну что? — многозначительно спросил Герман Владимирович, глубоко затянувшись сигаретой, от чего Погорелову стало не по себе. — Курить хочешь? Бери, — подвинул он Узбеку пачку сигарет «Мальборо».
Тот трясущимися руками выудил сигарету из пачки и с жадностью сделал несколько затяжек. У него вдруг закружилась голова, и это не ускользнуло от внимания Понтиякова.
— Что, кайф поймал?
— Да, — смущенно проговорил Погорелов.
— Борис, не будем играть в кошки-мышки, — после недолгого молчания произнес Понтияков. — Ваша песенка спета, ты это понял? — и незаметно включил кнопку магнитофона, закамуфлированного в столе.
— " Да, — кивнул головой Узбек.
— Я не собираюсь от тебя выпытывать, что, где, как было, тебе это придется в любом случае рассказать следователю.
— Ни за что! — вдруг набрался решимости Погорелов. — Вы думаете меня расколоть? Я никого и ничего не боюсь. Я никого не убивал.
— А если тебе докажут? — мрачно спросил его Герман Владимирович. — Тогда тебе хуже будет. На тебе уже висит один труп. Шофера кто около банка убил? Тебе нужны свидетели? Я могу их сейчас вызвать. Хочешь?
Погорелов на миг сник. Несколько минут он молчал, переваривая сказанное, не ведая о том, что шофера еле выходили в реанимации.
— Можно закурить? — спросил вдруг Узбек.
— Закуривай.
— Я бы вам все рассказал, но я боюсь Людоеда, его мести, да и Бегемот по головке не погладит.
— Тебе плохо? Может, уколоться хочешь?
— Нет, я не шировой.
— Мы ничего с тобой записывать не будем. Разговор останется между нами, понял? Никто никогда ни о чем не узнает, это я тебе говорю по-мужски. Слово офицера.
— Хорошо, я вам верю. Я вам все расскажу, только переведите меня из одиночки в общую, я не могу находиться без людей, я не могу быть без сигарет. Дайте еще закурить.
— Возьми эту пачку себе. Все твои просьбы будут выполнены. Если хочешь — можешь получить передачку.
— У меня никого нет.
— Но деньги-то есть?
— Да, У дежурного.
— Хорошо, я дам указание, чтобы тебе купили все необходимое на твои деньги. А теперь рассказывай.
— А что рассказывать? — понуро склонил голову Узбек. — Я «замочил» водителя «Жигулей». Оскорбил он меня. На… послал.
Понтияков молчал. Сидел он расслабившись и ничего не выражающим взглядом смотрел в одну точку поверх головы Погорелова.
— А полячку я не убивал. Не было меня там. У меня алиби есть. Это, наверное, Людоед.
— А Арутюнова кто?
— Бегемот. Я здесь не при делах.
— Ты не рассказал еще про семь трупов.
— Я в этих эпизодах не участвовал, болел. Это, наверное, Бегемот с Людоедом и Лютым, они мне об этом не докладывали. Ну что, расстреляют меня? — спросил он понуро.
— Если все расскажешь подробно, обещаю пятнашку, а может, даже меньше. Но я ничего не записываю. Для формальности надо будет кое-что потом записать.
— А Людоед с Бегемотом не узнают?
— Нет, нет, я же тебе сказал. Все равно им вышак. Ты теперь с ними на суде только встретишься. Я тебе даже очных ставок с ними устраивать не буду, но ты мне должен все рассказать, все подробности и детали, понял?
— Понял, понял, товарищ начальник!
— Смотри, — жестко проговорил Понтияков. — Где живет Котенкин?
— Последнее время он часто менял хаты. Бывает иногда в поселке Александровка на улице Кабардинской, 3.
— Кто у него там?
— Сожительница.
— Ладно, на сегодня все. Я тебя еще вызову.
— А как насчет одиночки?
— Я же сказал: я дам указание перевести тебя. Может, завтра отправлю тебя в тюрьму, там веселей будет.
Глава тридцать третья
И вот он, Осинин Виктор Александрович, 1947 года рождения, уроженец Ростовской области, русский, образование незаконченное высшее, снова арестован.
Что это? Рок? Судьба-злодейка или демоническая закономерность, когда человека, познавшего вкус тюремной похлебки и запах вонючих нар и параши, снова невольно тянет на дно жизни благодаря порочному желанию окунуться в грязь, познать грех и низменность своих ближних, обнажить свои язвы и лицезреть их у своих сокамерников и друзей по несчастью с чувством облегчения, что ты не один такой прокаженный, ты — частица огромной массы отверженных, и тебе с ними хорошо, потому что тебе, покрытому душевными язвами, было плохо среди обычных людей и ты себя чувствовал с ними неловко, так как тебя незримо отвергали и утонченно унижали, начиная от обывателя и кончая закоснелым чиновником.
А если и находится человек в нашем бесправном варварско-анархическом государстве, который захочет вырваться из тюремного болота и очистить себя от скверны, ему этого никогда не позволят, ему никто не протянет руку, чтобы вытянуть на другой берег Свободы. Незримые кандалы все равно потянут его на дно жизни. За этим строго следят государственные чиновники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Скоро снова возобновились командировки, и как Виктор ни пытался от них отмахнуться, все равно ему изредка приходилось покидать свою семью.
Как ни странно, уезжал он в командировки с облегчением. В самолете или в двухместном купе СВ он расслаблялся и душевно отдыхал от всех передряг и домашней суеты, но уже через неколько дней с грустинкой вспоминал о своем крошечном, таком беззащитном Данильчике, Тоне, Маринке и даже о теще. Своим родителям он давно уже не писал, тем более что они сами не особенно горели желанием поддерживать с ним взаимоотношения.
На этот раз предстояла командировка в город С. Осинин еще никогда не был там. Поразил его этот городок большим количеством девчат. Не успел Осинин подойти к ресторану, как к нему тут же подбежало двое девушек 20 — 25 лет и предложили ему поужинать с ними, разумеется, за его счет.
Виктора это очень удивило и в то же время польстило, но, поразмыслив трезво, он решил, что они хотят, видимо, «прокрутить ему динамо», выпить и покушать на дармовщину, а потом под любым благовидным предлогом ускакать. Такая перспектива не особенно его прельщала, тем более, что он был в определенной степени стеснен в финансах. Он решил не связываться с ними.
— А почему вы не хотите пойти с нами? Посидим хорошо, — задорно предложила узколицая миловидная девушка. Была она смуглая от загара.
— А потом?
— А потом продолжим веселье у нас дома, — потупившись, ответила девушка, невольно смущаясь от твердого проникающего взгляда Осинина.
— Как вас зовут?
— Меня? Рая.
— А меня Зоя, — жеманно ответила вторая, высокая худощавая блондинка.
«Каланча», — окрестил ее про себя Виктор.
Поразмыслив немного, Виктор согласился. Ну, подумаешь, выкинет он какой-нибудь полтинник, зато интересно проведет вечер с приятными девушками. Динамо ему прокрутят? — Ну и пускай крутят. Не такой уж он похотливый, чтобы кидаться на первую попавшуюся. Главное — умудриться пристроить или сплавить кому-нибудь Каланчу.
Ждать долго не пришлось. К их столику, который уже украшала бутылка запотевшей «Столичной», три лангета и три порции красной икры, подсел разбитной малый из местного оркестра — саксофонист.
Виктор с большим удовольствием познакомил Зою с музыкантом.
Одного пузыря оказалось мало, заказали еще. Саксофонист прилично вмазал, он так и сыпал шутками и прибаутками, громко рассказывал анекдоты и смешные случаи.
Его круглое, как футбольный мяч, лицо излучало благодушие и доброжелательность.
В общем, вечер прошел недурственно. Потом отправились к Рае на квартиру.
Это была большая четырехкомнатная квартира, довольно неуютная и почти без мебели — родители Раи уехали на Север за длинным рублем, а девушка осталась сама себе хозяйкой.
Музыкант, у которого была жена и дети, долго задерживаться с белокурой девицей не стал. Он в первом часу ночи покинул квартиру.
С Раей Виктор оказался в спальне. Она как-то быстро и обыденно, как будто так и полагалось, разделась догола. От неожиданности Виктор растерялся.
— Ну, чего не раздеваешься?
— А куда спешить? — Виктор ошарашенно смотрел на ее выточенное тело. «Ей бы на конкурс красоты, — подумал он, — она бы королевой была».
— Как куда спешить? Вы же все мужики на один лад, — засмеялась она. — Вам только этого и надо.
Дважды Виктору повторять не надо было.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать.
«Боже! Ведь она же мне годится в дочки. Что я делаю?»
Почти всю ночь он не сомкнул глаз. У Раи было юное, стройное тело, но оно не излучало радости. Возбуждала ее молодость и эластичная кожа.
Рая отдавалась как-то очень спокойно.
«Неужели фригидная? — думал Виктор. — Неужели никто не может разбудить в ней женщину?» — Но все его попытки и усилия были тщетны. Легкое разочарование не покидало его. «Уж лучше спать со страшненькой, но страстненькой», — подумал он.
Несколько дней Виктор встречался с Раей, и каждый раз их встречи начинались с ресторана. Можно было подумать, что она не могла жить без водки и сигарет.
«А ведь довольно неглупая девушка, — мрачно размышлял Виктор. — Зачем она так живет?»
Почему не было огня в этом юном теле — ему было непонятно.
Потом Осинин узнал: отчим изнасиловал ее, когда ей не было еще и четырнадцати, с этих пор она испытывала отвращение к сексу и мужчинам.
Мать, боясь потерять своего хахаля, не стала заявлять в органы, а отчиму это понравилось. Он, войдя во вкус, часто наведывался к своей «дочери» и с жадностью набрасывался на нее, а потом задаривал ее всякими подарками.
И, странное дело, девочка привыкла к этому и со временем стала отдаваться почти всем, кто мог хорошо заплатить.
Глава тридцать первая
Виктор не хотел больше встречаться с Раей, он пресытился ею, но когда случайно встретил ее около своей гостиницы, животный инстинкт заявил о себе настойчиво и требовательно.
«Ну ладно, в последний раз», — подумал он.
— Сегодня я хочу лишь одно шампанское, — капризно заявила она, почувствовав страсть во взгляде Виктора, значит, он готов выполнить любую ее прихоть.
— Сколько угодно.
Он заказал четыре бутылки шампанского, закуски и горячие блюда.
Стол был шикарный, а Рая все пила и пила, с какой-то жадностью и ненасытностью. Потом она, охмелев, стала кидаться на молодых парней и приглашала их танцевать, обнимала их, целовала, неся всякую околесицу.
Виктору было противно, больно и стыдно смотреть на все это. С помощью нескольких парней он решил увести ее домой, чтобы Рая пришла в себя, а не попала в какую-нибудь глупую историю, но получилось все наоборот. Когда ребята подвели ее к троллейбусной остановке и распрощались с Виктором, который поблагодарил их и дал им на бутылку, Рая начала вырываться от него и кричать что-то несуразное. В это время подошли какие-то двое рослых, атлетического сложения парней, которым Рая стала жаловаться на свою судьбу и однозначно кивала в сторону Осинина, как на какого-то злодея, который якобы приставал к ней.
Ребята были в изрядном подпитии, и их энергии требовался выход, в «благородном» негодовании двинулись они на Осинина.
— Ребята, я вам сейчас все объясню, — спокойно заявил Виктор, но те не захотели ждать его исповеди.
Широкоплечий малец, что был пониже ростом, не долго думая, врезал ему по лицу. Второй, высокий и поджарый, решил в стороне не оставаться. Он двинул увесистым кулаком по голове Виктора.
Машинально Осинин ударил высокого в сплетение, тот от неожиданности и боли согнулся, а широкоплечий на долю секунды опешил, не ожидая от интеллигента такой прыти.
Воспользовавшись этим замешательством и поняв, что его могут изрядно поколотить, а то и забить насмерть ногами, Виктор быстро вытащил нож — «лису» и что было силы воткнул в живот широкоплечему, а потом развернулся и нанес удар ножом высокому, попав ему в правое плечо.
Но странное дело — то ли нож не причинил широкоплечему большой боли, то ли он был в горячке, но он с сумасшедшим блеском в глазах схватил урну и попытался ударить ею Осинина. Тогда Виктор ударил его ножом в грудь.
— А-а-а! — дико заорал широкоплечий, согнувшись и медленно оседая на землю.
Виктору стало жутко. Он подумал, что убил парня.
Тут подбежало двое милиционеров и Виктора, а заодно и высокого мальца, у которого правая рука висела как плеть, отправили в ближайшее отделение милиции.
Нож попал в сухожилие и сделал «гладиатора» неспособным продолжать дальше битву.
«Иначе, — сознался впоследствии Виктору высокий парень, — я бы тебя вырубил».
Приехавшая через несколько минут «скорая» забрала почти безжизненное тело баклана.
Глава тридцать вторая
Бегемота и Узбека взяли на следующий же день после того, как показали по телевидению их фотороботы.
То ли фотороботы были исполнены классически, то ли уголовный розыск проявил расторопность и смекалку, но результаты были налицо.
Взяли бандитов порознь, без всякого шума.
Узбека, по документам Погорелова Бориса Аликперовича, арестовали еще «тепленьким», в постели на. квартире его любовницы в шесть утра.
Бегемота, по фамилии Бегемонтов Андрей Петрович, — чуть позже, в 10 часов утра, когда он усаживался в «свою» новенькую «шестерку» светло-кофейного цвета.
Эту машину угнали из гаража преподавателя автошколы Моисея Абрамовича, суетливого, прижимистого и очень хитрого человечка.
Чтобы предотвратить угон своей автомашины, по совету друзей он врезал в двери гаража два сложнейших французских замка, на ночь вынимал ротор из стартера и перепутывал все провода зажигания, словом, применял массу всяческих ухищрений, как талантливый на выдумки автомеханик, но похитители оказались очень ушлыми и смекалистыми ребятами. Они не стали утруждать себя исследовательским трудом для отмыкания сложнейших импортных устройств, а быстренько вырезали автогеном замочки и угнали его новый автомобиль, номера которого даже не стали перебивать и перекрашивать.
Бедный Моисей Абрамович осунулся за несколько дней от свалившегося на него горя, и, каждый раз встречая своих друзей, посоветовавших ему врезать французские замки, просто терроризировал их причитаниями с одесским акцентом: «И зачем, я умный еврей, послушал вас, русских дураков?»
Когда же его машина была найдена, он стал шумно выражать свое ликование. Потом он внимательно изучил все причиндалы своей машины и обратил внимание на отсутствие «запаски» — основного запасного ската! Путем логических умозаключений он пришел к выводу, что его колесо должно находиться не у кого-нибудь, а именно у прокурора автономной республики, у которого тоже угнали автомашину, но потом отыскали. Аналитически поразмыслив, Моисей Абрамович, который дотошно переписал все номера своих колес, пришел к выводу, что его скат должен находиться не у кого-нибудь, а именно у титулованного собрата по несчастью, который авторитетом своей власти мог присвоить его имущество.
Так оно и оказалось. Работники милиции конфисковали скат у прокурора города и торжественно вручили его сияющему Моисею Абрамовичу.
Операцию по захвату опасных бандитов возглавил лично Понтияков Герман Владимирович, но их допрос, как и следовало ожидать, ничего не дал.
"Необходимо было выждать, пока они не «сварятся», — подумал Понтияков и дал указание посадить разбойников порознь в одиночки, находящиеся далеко друг от друга.
Погорелов и Бегемонтов, согласно данным с Петровки, 38, ранее не были судимы и к уголовной ответственности не привлекались. Поэтому, когда их поместили в одиночные камеры, они восприняли эти склепы, как моральную пытку. Эти жесткие нары с оголенными досками, эта могильная тишина камеры, отсутствие курева и нормального человеческого питания, заменявшегося каким-то пойлом, которое не стали бы жрать даже свиньи, — все это неимоверно давило на психику и моральный настрой их обитателей.
На Бегемота в принципе одиночка не оказала такого удручающего впечатления, как на эмоционального Узбека. Бегемот был довольно толстокож, он не курил и мог дрыхнуть целыми суткам и.
Узбек же вообще не мог прожить без сигарет ни одного дня. Он выклянчил у дежурных контролеров бычки и был безмерно рад, когда ему удавалось сделать две-три затяжки из обслюнявленного замусоленного остатка сигареты.
Понтияков внимательно следил за поведением арестованных. Наконец он вызвал на прием Погорелова. Узбека привели к замначальнику по уголовному розыску УВД края в наручниках.
— Снимите с него «браслеты», — коротко бросил Герман Владимирович сержанту милиции.
Тот недоуменно посмотрел на «шефа».
— Снимите, снимите, — властно проговорил Герман Владимирович и мимолетно в упор посмотрел на милиционера.
Узбек затравленно и в то же время почти с благодарностью посмотрел на Понтиякова, потирая отекшие запястья рук.
— Вы свободны, — заявил шеф сержанту. Несколько секунд в кабинете царило глубокое молчание.
Погорелов недоуменно озирался по сторонам, мельком взглянул на портрет Дзержинского, потом остановил взгляд на Понтиякове, который словно и не замечал его, а что-то сосредоточенно записывал в журнал.
— Ну что? — многозначительно спросил Герман Владимирович, глубоко затянувшись сигаретой, от чего Погорелову стало не по себе. — Курить хочешь? Бери, — подвинул он Узбеку пачку сигарет «Мальборо».
Тот трясущимися руками выудил сигарету из пачки и с жадностью сделал несколько затяжек. У него вдруг закружилась голова, и это не ускользнуло от внимания Понтиякова.
— Что, кайф поймал?
— Да, — смущенно проговорил Погорелов.
— Борис, не будем играть в кошки-мышки, — после недолгого молчания произнес Понтияков. — Ваша песенка спета, ты это понял? — и незаметно включил кнопку магнитофона, закамуфлированного в столе.
— " Да, — кивнул головой Узбек.
— Я не собираюсь от тебя выпытывать, что, где, как было, тебе это придется в любом случае рассказать следователю.
— Ни за что! — вдруг набрался решимости Погорелов. — Вы думаете меня расколоть? Я никого и ничего не боюсь. Я никого не убивал.
— А если тебе докажут? — мрачно спросил его Герман Владимирович. — Тогда тебе хуже будет. На тебе уже висит один труп. Шофера кто около банка убил? Тебе нужны свидетели? Я могу их сейчас вызвать. Хочешь?
Погорелов на миг сник. Несколько минут он молчал, переваривая сказанное, не ведая о том, что шофера еле выходили в реанимации.
— Можно закурить? — спросил вдруг Узбек.
— Закуривай.
— Я бы вам все рассказал, но я боюсь Людоеда, его мести, да и Бегемот по головке не погладит.
— Тебе плохо? Может, уколоться хочешь?
— Нет, я не шировой.
— Мы ничего с тобой записывать не будем. Разговор останется между нами, понял? Никто никогда ни о чем не узнает, это я тебе говорю по-мужски. Слово офицера.
— Хорошо, я вам верю. Я вам все расскажу, только переведите меня из одиночки в общую, я не могу находиться без людей, я не могу быть без сигарет. Дайте еще закурить.
— Возьми эту пачку себе. Все твои просьбы будут выполнены. Если хочешь — можешь получить передачку.
— У меня никого нет.
— Но деньги-то есть?
— Да, У дежурного.
— Хорошо, я дам указание, чтобы тебе купили все необходимое на твои деньги. А теперь рассказывай.
— А что рассказывать? — понуро склонил голову Узбек. — Я «замочил» водителя «Жигулей». Оскорбил он меня. На… послал.
Понтияков молчал. Сидел он расслабившись и ничего не выражающим взглядом смотрел в одну точку поверх головы Погорелова.
— А полячку я не убивал. Не было меня там. У меня алиби есть. Это, наверное, Людоед.
— А Арутюнова кто?
— Бегемот. Я здесь не при делах.
— Ты не рассказал еще про семь трупов.
— Я в этих эпизодах не участвовал, болел. Это, наверное, Бегемот с Людоедом и Лютым, они мне об этом не докладывали. Ну что, расстреляют меня? — спросил он понуро.
— Если все расскажешь подробно, обещаю пятнашку, а может, даже меньше. Но я ничего не записываю. Для формальности надо будет кое-что потом записать.
— А Людоед с Бегемотом не узнают?
— Нет, нет, я же тебе сказал. Все равно им вышак. Ты теперь с ними на суде только встретишься. Я тебе даже очных ставок с ними устраивать не буду, но ты мне должен все рассказать, все подробности и детали, понял?
— Понял, понял, товарищ начальник!
— Смотри, — жестко проговорил Понтияков. — Где живет Котенкин?
— Последнее время он часто менял хаты. Бывает иногда в поселке Александровка на улице Кабардинской, 3.
— Кто у него там?
— Сожительница.
— Ладно, на сегодня все. Я тебя еще вызову.
— А как насчет одиночки?
— Я же сказал: я дам указание перевести тебя. Может, завтра отправлю тебя в тюрьму, там веселей будет.
Глава тридцать третья
И вот он, Осинин Виктор Александрович, 1947 года рождения, уроженец Ростовской области, русский, образование незаконченное высшее, снова арестован.
Что это? Рок? Судьба-злодейка или демоническая закономерность, когда человека, познавшего вкус тюремной похлебки и запах вонючих нар и параши, снова невольно тянет на дно жизни благодаря порочному желанию окунуться в грязь, познать грех и низменность своих ближних, обнажить свои язвы и лицезреть их у своих сокамерников и друзей по несчастью с чувством облегчения, что ты не один такой прокаженный, ты — частица огромной массы отверженных, и тебе с ними хорошо, потому что тебе, покрытому душевными язвами, было плохо среди обычных людей и ты себя чувствовал с ними неловко, так как тебя незримо отвергали и утонченно унижали, начиная от обывателя и кончая закоснелым чиновником.
А если и находится человек в нашем бесправном варварско-анархическом государстве, который захочет вырваться из тюремного болота и очистить себя от скверны, ему этого никогда не позволят, ему никто не протянет руку, чтобы вытянуть на другой берег Свободы. Незримые кандалы все равно потянут его на дно жизни. За этим строго следят государственные чиновники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30