За последующие несколько минут Валдаев смог убедиться в этом. То, что людей завезли на Землю с других планет он слышал не раз. Но что на этих самых планетах растет пшеница с зернами, формой и размерами напоминающими батоны за три двадцать, поэтому в память о своей прошлом звездной жизни люди батоны пекут именно такие, — это впечатляло.
Дальше — больше. Атлантиду инопланетяне утопили. потому что атланты их совсем не уважали. Весь космос кишит разумными созданиями, как кухня в привокзальной столовке рыжими тараканами. Плохие инопланетяне принесли землянам вино, водку и матерные слова. А хорошие — все остальное. Звездные братья по разуму готовы утопить в море и нас, как атлантов. Но они готовы и дать нам знания, невероятные супертехнологии, естественно, через Королеву Космоса. Одна трудность — у нас нет ангаров для их космических кораблей.
— Вот таких ангаров, — Королева протянула председательствующему несколько мятых тетрадных листов, на которых были коряво нарисованы какие-то сооружения, напоминающие металлические склады для хранения армейского имущества. — Они стоят недорого. Десять миллионов долларов каждый — не больше. Нужны деньги. И быстрее!
— А почему быстрее?
— А то нас утопят…
— Ага, — озадаченно кивнул председательствующий. На этот раз молчание затягивалось. Валдаеву вдруг стало стыдно, будто он сам нес всю эту околесицу. Люди вдруг начали присматриваться к своим соседям, будто боясь, не укусят ли те в раже. И тут вскочил химик.
— Это все, конечно, хорошо. Но где критерии истинности ваших заявлений?!
Все. Заседание превратилось в то, во что постоянно превращались заседания «Прогрессора», — в сумасшедший дом.
Закончились бдения в девять часов. Валдаев бросил диктофон в «дипломат», с удовлетворением отметив про себя, что записи на кассетах потянут статей эдак на пять. Даже Королева Космоса может пойти в дело — для какой-нибудь газетенки, в которой слово «репутация» считается труднопроизносимым и устаревшим.
Почти стемнело. Была та самая четкая, хрустальная, еще не до конца сформировавшаяся темень, когда все становится яснее — и звуки, и чувства. Валдаев и Нонна вышли из здания на улицу, жалко освещаемую слабыми, немощными фонарями. Он как джентльмен поддерживал женщину под руку, зная, что та плохо видит в темноте и вообще неважно ориентируется в пространстве — даром что экстрасенс.
Естественно, Нонна не заставила долго ждать и с готовностью споткнулась о рельс узкоколейки, едва не упав.
— Осторожнее! — воскликнул Валдаев, придерживая ее достаточно весомую фигуру.
— Ничего, ничего, — Нонна выпрямилась и качнулась прижимаясь к нему, потом потребовала:
— Дай сигарету.
Валдаев протянул ей пачку «Честерфильда» и осведомился:
— Как тебе сегодняшние посиделки?
— Самонадеянные люди, которые лезут в проблемы в которых ничего не понимают.
— Это еще почему? — осведомился Валдаев.
— До них не доходит, что все вокруг нас — калейдоскоп отражений, — Нонна впадала в философию и, как обычно в таких случаях, начинала заговариваться.
— Объясни.
— Платона читай. Мы все — лишь отражения высшей реальности. Поэтому логику происходящего нам не познать. Мы видим лишь элементы, отражения. Мы пытаемся связать их сознанием, но оно не тот клей — которому склеить отражения.
— Умно.
— А то…
— Бред все это… Все бред, понимаешь. Зеленый бред.
— Слушай, Валера, ты мне что-то не нравишься сегодня. Ты какой-то разобранный больше чем обычно.
— Брось. Мне сегодня уже лапшу на уши вешали, что сам сатана на меня взор обратил.
— Ну-ка, ну-ка…
Валдаев в двух словах расписал ситуацию.
— А что, — кивнула Нонна. — Не такая уж и глупая у твоей сатанистки идея.
— И ты туда же, — неприязненно произнес Валдаев. — Ну и что мне теперь?
— Теперь? — Нонна задумалась, помолчала. — Жди событий, Валера.
— Осторожно, двери закрываются, — пропел из динамиков мелодичный голос.
Поезд тронулся. Начал набирать скорость и нырнул в темноту тоннеля. Внутри сложного, загадочного механизма московского метро опять что-то разладилось, и интервал между поездами растянулся аждо восьми минут, так что народу в вагон для этого времени набилось многовато.
Валдаев вздохнул, мысленно покраснел и уселся на сиденье, не по-джентльменски опередив женщину лет тридцати. Но так уж получается — ведь женщин в Москве несколько миллионов, а ноги всего две. И они гудят после того, как на этих самых двоих пришлось набегаться. И время поездки, если устроился на мягком сиденье, тянется куда быстрее, чем когда стоишь стоймя и о тебя бесцеремонно трутся чемоданами и частями тел. Особенно Валдаева раздражало, когда его обтирают и обтекают мягкие или жесткие тела попутчиков… Да, в метро быть джентльменом невозможно. Но совсем расстаться с джентльменскими предубеждениями Валдаев был не в силах. Поэтому установил для себя четкую градацию московских особей женского пола на две категории — тех, кому надо уступать место (это кому грянуло за пятьдесят или у кого на руках хнычущий ребенок), и тех, кто места недостоин, — все остальные. Надо только научиться полюбовно договариваться со своим стыдом. И учиться играть роли. Можно уткнуться носом в газету и делать вид, что не замечаешь пышущую здоровьем тетку с авоськами, чья поза — воплощенная укоризна. Можно прикрыть глаза и сделать вид, что ненароком задремал после того, как перетрудился на разгрузке вагонов. Можно просто насупиться и уставиться в одну точку, выражая всем видом — не подходи, укусит.
— Станция «Комсомольская», — проворковал голос из Динамика.
Это площадь трех вокзалов. Здесь обычно выходит много народу…
Действительно, полвагона вымело вместе с дамой, коварно стоявшей напротив Валдаева. Освободились места стало просторнее не только телу журналиста, но и его совести. И воздуху стало больше. Он не терпел толкотню и людей. Людей вообще развелось чересчур много.
Напротив Валдаева пышноволосая худая девушка с головой погрузилась в какую-то книженцию в мягкой обложке — похоже, один из романов серии «испепеляющая страсть». На ее лице царило выражение заинтересованности и озадаченности. Валдаев невольно залюбовался ею Нельзя сказать, что ее лицо было очень красивым, но оно было симпатичным, и, главное, было какое-то внутреннее очарование.
Валдаев любил глазеть в метро на девушек. А кто не любит? В Москве перебор красивых девушек. Но он со вздохом осознавал простую истину — все они не его. И никогда его не будут. Он не из тех, кто знакомится в транспорте. Прекрасно знал, какое это жалкое зрелище — он в роли троллейбусного Казановы.
На коленях девушки была большая сумка с чем-то квадратным, похоже, со стопкой книг. Сидела она под надписью: «ест детей и инвалидов». Есть старая народная забава — стирать отдельные буквы на надписях на стеклах в вагонах «места для пассажиров с детьми и инвалидов» и «не прислоняться», чтобы получалось нечто якобы смешное, «Не слоняться», «не слон я», «жир инвалидов» — и прочее в том же духе…
«Ну, посмотри на меня», — мысленно взмолился он.
Девушка, будто откликнувшись на этот беззвучный крик души, оторвала взор от книги. Огляделась. Столкнулась глазами с глазами Валдаева. И… слабая улыбка тронула ее губы.
Внутри у него будто что-то сладостно в ожидании запело. И тут же нота оборвалась, поскольку внутренний голос очень явственно произнес: «Дурак ты». Валдаев вздохнули стыдливо отвел взор. А когда снова посмотрел на девушку она уже плыла по волнам чьей-то фантазии в океане страстей дамского романа.
Поезд вырвался из темноты тоннеля в царство света на станции «Курская». Девушка поднялась и шагнула к дверям.
Тут все и произошло. Случайности — они правят порядком вещей порой куда тверже, чем закономерности. Поезд тормознул. Дородная тетка с сумкой на колесах, пытаясь держаться на ногах, резко качнулась. Сумка откатилась. Девушка споткнулась об нее, пролетела вперед и упала на пол. Глухо стукнулась об пол ее объемистая сумка, из нее вылетел тяжелый том «Литературных памятников». Девушка застонала.
Так как упала она совсем рядом с Валдаевым, тот устремился на помощь. Он подал руку и осведомился:
— Вы целы?
— Больно, — как-то обиженно произнесла девушка. Она начала привставать и вскрикнула, неудачно оперевшись о больную ногу.
Он помог ей усесться на сиденье.
— У, корова раззявистая, — заворчала тетка с сумкой на колесиках, хотя из них двоих если кто и был коровой, то явно не это пострадавшее от несовершенства грубого материального мира воздушное существо.
— Осторожно, двери закрываются, — пропел из динамиков женский голос.
Двери закрылись, и поезд снова тронулся с места, продолжая свой круговой, бесконечный путь по кольцу.
— Ну что же это, — шмыгнула носом девушка. От боли на ее глазах выступили слезы. Она обхватила ногу. — Не сломала, а? — обратилась она к Валдаеву. И тот пожалел, что окончил журфак, а не медицинский институт. Неплохо было бы сейчас, профессионально ощупав эту соблазнительную ногу, бросить: «Ничего особенного». И дать пару мудрых советов.
— Думаю, не сломали, — он почувствовал, что краснеет. и поделать с собой не мог ничего.
— Остановку проехала, — она снова всхлипнула, достала платок и вытерла слезы.
Поезд отмахал очередной перегон.
Девушка попыталась подняться с сиденья. Валдаев поддержал ее под локоть, мысленно осудив себя за то, что в его голове отнюдь не добродетельные мысли о сострадании куда более игривые мыслишки. Она покачнулась. Скривилась от боли.
— Вам далеко ехать? — спросил Валдаев.
— До метро «Семеновская», — девушка шмыгнула носом, и сердце Валдаева сдавило от нежной жалости.
— Давайте я вас провожу.
— Ну, если не затруднит, — неуверенно протянула она. Если бы она сказала, что ей надо куда-нибудь в Митино он бы сильно подумал, так ли уж нужно проявлять галантность. Но «Семеновская» — это совсем близко. Совсем не обременительно.
Он взял ее тяжелую, набитую увесистыми фолиантами сумку. Сумка была тяжелая, резала руку, и Валдаев с уважением подумал, что девушка вовсе не так хрупка, как казалось. Другой рукой он поддерживал девушку за локоть.
От метро нужно было ехать несколько остановок на автобусе — благо тот подошел быстро. Проблема была, чтобы помочь девушке забраться в салон, а потом выйти.
— Как ваша нога?
— Ничего, — тут она наступила на больную ногу и сдавленно вскрикнула.
— Больно? — с сочувствием спросил Валдаев.
— Ничего, выздоровлю. Одна нога длиннее другой будет, зато живая… Шучу.
— Я понимаю.
— Кстати, я Элла…
— Валера.
— Спасибо, Валера. Я не знаю, как бы добралась одна.
— Как вы столько книг тащили?
— «Литературные памятники». Средневековая классика. Подарок ко дню рождения.
— Ваш молодой человек обладает недурным вкусом.
— Уже не молодой… Это дядя подарил. Он немного зацикленный на этих памятниках. С детства меня пичкал замшелыми печатными древностями.
Валдаев перехватил поудобнее сумку. На пальцах остаюсь красные вмятины от ручки. Пройдет.
— Вот мой дом, — сказала Элла.
Дом был девятиэтажный, кирпичный, с продовольственным магазином внизу. Они поднялись на второй этаж. Остановились перед обшарпанной деревянной дверью.
— Вас, наверное, заждались, — сказал Валдаев.
— Некому. Живу одна… Ну, спасибо, — она протянула ему руку для рукопожатия.
Он кивнул, пожал ее неуверенно. Все, прекрасный образ возник и растаял. И не будет никакого продолжения. Будет только горечь несбывшейся надежды, будет тщеславная гордость от джентльменского поступка. Как должен вести себя не такой тюфяк, а полноценный самец? Брякнуть: «А вы не угостите мужчину чашечкой кофе?» Или выдать какую другую пошлость? А потом — жаркий поцелуй, приветливо распахнувшаяся мягкая постель… Нет, такую девушку подобным наскоком не возьмешь. Впрочем, когда он общался с женщинами, ему всегда начинало казаться, что именно с ней нахрапом не выйдет. И стыдливо отчаливал в сторону. Чтобы через некоторое время выяснить, что у кого-то другого все выходит, и именно нахрапом, просто, без проблем…
— Очень приятно было познакомиться, — сказала она. И ему показалась, будто она ждет от него что-то еще.
— Элла, я могу позвонить и узнать, выжили вы?
— Ну конечно, — она полезла в сумку, вытащила белую с золотым тиснением визитку. — Остатки былой роскоши. Докризисной. Сделал шеф на работе нам визитки, а через неделю уволил.
— Возьмите мою, — в ответ он протянул свою визитку.
— О, журналист, — улыбнулась она, бегло взглянув на нее в слабом желтом свете лампы под потолком.
— Журналист.
— Ну, до встречи, журналист, — улыбнулась она и легонько коснулась пальцами его груди. От этого прикосновения сердце куда-то провалилось, а потом заколотилось, как перегретый мотор. Это был жест прощания… и обещания новых встреч…
Около автобусной остановки работал ларек. Около него сшивалась шумная компания подвыпивших злобных молокососов. Валдаеву стало неуютно от их оценивающих взглядов.
— Э, а закурить? — вопросил один из шпанят, отделившийся от компании.
Валдаев похлопал по карманам, вытащил пачку «Честер-фильда».
— У, круто, — причмокнул пацан, глядя на сигареты. — На всех, — сказал он, сграбастав штук пять сигарет. — Хорошие сигареты куришь, лысый…
Валдаев со вздохом подумал, что блюсти собственное достоинство в такой ситуации слишком дорого. Внутри было тошнотно. Он находился сейчас во власти настроения этой гоп-компании, которая могла отметелить его, убить.
Шпаненок залыбился криво, по-блатному, смачно харкнул на асфальт и отчалил к своим. Что-то сказал им, они дружно уставились на Валдаева и опять-таки дружно заржали. Они будто были одним злобным существом, название которому шобла.
Светлое настроение Валдаева, сложная гамма чувств в его душе — все было моментально изгажено. Будто черную кляксу посадили на белоснежное полотно. Ну что же, отметил Валдаев, мерзость и грязь города созданы для того, чтобы губить чувства. Нужно относиться к этому философски. Нужно ко всему относиться философски…
С облегчением он увидел поворачивающий автобус. Поднялся на ступеньку. Перевел дух. Но отпечаток пакостности остался.
Ночные улицы… Родное метро… Родная улица… Родной подъезд… Все, дома. Еще один бег по минному полю, а точнее, по ночной Москве, позади. Жив, и ладно.
Он перевел дух и закрыл за собой тяжелую металлическую дверь.
Зашел в прихожую. Скинул туфли. Шагнул в большую комнату. Включил свет. И застыл как вкопанный.
Что его насторожило? Вроде бы все в порядке. Все как было. Но…
Запах. Неуловимый. Где-то приятный. И вместе с тем затхлый. Откуда он? Показалось?
Да нет, не показалось… И еще Валдаев ощутил чье-то постороннее присутствие. Кто-то здесь был…
Понедельник у Валдаева выдался сумасшедший. С утра два часа он дожидался гонорара в «Мегаполис-экспрессе». Еще полдня общался с психованным исследователем Бермудского треугольника — как он его исследует, не выезжая из Москвы, было непонятно. Потом отправил два письма в Оренбургскую область; одно — матери, другое — родному брату, председателю колхоза (или как они ныне называются). Затем выстоял очередь в сберкассу, через которую переводил алименты на свое чадо — обожаемого Левоньку. Правда, обожать его давали больше на расстоянии.
Около сберкассы это и произошло…
Было все именно так, как пишут в книгах, — будто в замедленном кино. Валдаев видел надвигающуюся на него безжалостную, сверкающую никелем и полировкой темно-синюю массу и понимал, что не успевает сделать ничего. Он сам попал в этот замедленный кинофильм и двигался тоже медленно. Зато мысли текли быстро. Сколько он их успел передумать за эти секунды?
Мир вдруг стал необычайно четким. Казалось, воздух наполнен электричеством, в нем было плотно упаковано напряжение. Картинка была ясная, яркая и воспринимаюсь отстраненно. В ней был он сам, двигающийся по проезжей части. Была в ней и мчащаяся на всех парах «БМВ». Мелькнул мимолетный образ — иномарка похожа на крылатую ракету, нашедшую свою цель. И эта цель — он. Никому не мешающий в жизни, тихий журналист желтой газеты «Запределье». Всколыхнулась обида от несправедливости всего происходящего. Почему он? За что? Что он сделал такого, чтобы эта синяя торпеда смяла его в лепешку?
Он ощущал себя жалким и беззащитным. Ему казалось что он лягушка, разложенная на столе для физиологических опытов, над которой невидимый экспериментатор занес скальпель. Скальпель вот только необычной формы — синяя машина марки «БМВ».
Вся Вселенная сжалась сейчас в этой точке. Все будущее, настоящее и прошлое схлопнулось здесь, на кусочке асфальта. Один краткий миг, которого могло и не быть. шагни он на проезжую часть, когда включился светофор, секундой позже. Тогда «БМВ», вырвавшийся на всех парах из-за троллейбуса, как сверхскоростной поезд, промчался бы мимо, ударив потоком воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25