Но Диггер был намного выше ростом, что исключало приемы головой, а Шеферд держал руки внизу и мог блокировать его колено. Диггер представлял серьезную угрозу, но для атаки выбрал неверную позицию.
— Ты хочешь стать моей головной болью, Макдоналд?
— Здесь твоя территория. Просто мне надоело сидеть в своей камере, только и всего.
— Если завтра вечером деньги не будут у моей сестры, я нанесу тебе визит.
— Она их получит.
Диггер кивнул и отодвинулся от стены. Шеферд взглянул на его пах и усмехнулся:
— Значит, это правда, что про вас говорят, ребята?
Диггер улыбнулся:
— Пока никто не жаловался.
* * *
Бонни Карпентер поставила в микроволновую печь два контейнера со спагетти «карбонара» и закрыла дверцу.
— Я не хочу макароны, мама, — заныла Жаклин.
Она сидела за кухонным столом с научно-популярной книгой.
— Я тоже, — сказал Пол, старательно скопировав интонацию старшей сестры.
Бонни покрутила тумблер, и печь начала гудеть.
— Это спагетти из «Маркс энд Спаркс», — пояснила она. — Они совсем не такие, как готовлю я.
Бонни взяла батон и стала резать его хлебным ножом.
— Я вегетарианец, мама, — объявил Пол, скорчив физиономию.
— Во-первых, ты не вегетарианец, — возразила Бонни, сложив куски хлеба в корзинку. — Ты просто подражаешь Гарри, который стал вегетарианцем лишь потому, что его родители все еще воображают себя хиппи и не разрешают ему есть мясо.
— Они слишком молоды для хиппи, — произнесла Жаклин. — Хиппи были в шестидесятых.
Бонни махнула на дочь хлебным ножом.
— Я и не говорила, что они были хиппи, я сказала, что они воображают себя хиппи.
— Гарри говорит, что они были панками, — заметил Пол. — Его папа носил в носу булавку. Он нашел его фотографию в одном альбоме. А на другом снимке у его мамы видно грудь. Почти целиком. Гарри сказал, что принесет его в школу.
Хлебный нож Бонни переместился в сторону сына.
— А во-вторых, в спагетти «карбонара» нет мяса, и тебе не придется нарушать свои новые принципы.
Жаклин отодвинула стул и подошла к разделочному столу, где Бонни перекладывала в стеклянную вазу вымытый салат.
— Хочешь соус? — спросила мать.
— От него толстеют, — ответила Жаклин, разглядывая одну из коробок, стоявших рядом с приготовленной едой.
Бонни разорвала зубами пластиковый пакет и выдавила в салат приправу.
— У тебя растущий организм, — промолвила она. — Тебе нужны витамины и минеральные вещества, содержащиеся в оливковом масле.
— Здесь написано, что в состав соуса входит ветчина.
— Думаешь, речь идет о настоящем мясе? — спросила Бонни, переставив корзинку с хлебом и салатницу на кухонный стол. — Это искусственный продукт. Его делают из сои.
Она недовольно посмотрела на дочь. Не хватало еще, чтобы Пол отказывался от мяса. Он и так слишком привередничает.
Жаклин подняла коробку и продемонстрировала матери этикетку:
— Выглядит очень натурально.
— Это только доказывает, как ловко они научились подделывать еду, — не сдавалась Бонни. — Можешь мне поверить, она не настоящая.
— А наш папа тоже был панком? — поинтересовался Пол.
— Уж кем точно не был твоей отец, так это панком, — улыбнулась Бонни. — Жаклин, принеси из холодильника бутылку «Пино гриджио».
— Ты слишком много пьешь, — нахмурилась Жаклин.
— С вами сопьешься! — воскликнула Бонни. — Принеси и открой вино.
— Я открою! — крикнул Пол и побежал к шкафчику, где лежал штопор.
Телефонный звонок заставил его изменить направление и броситься к аппарату.
В печи сработал зуммер, и Бонни достала два пластмассовых блюда с дымящимися макаронами.
— Эта папа! — объявил Пол.
— Дай я с ним поговорю, — попросила Бонни, протянув руку к трубке.
— Я хочу рассказать ему про свой футбольный матч, — заявил Пол.
— Нет, сначала поговорю я, — твердо возразила Бонни.
Пол неохотно передал ей трубку.
— Здравствуй, милый, — произнесла Бонни. — Сколько у тебя осталось времени?
— Ровно шесть минут, — ответил Карпентер. — Извини. Через пару дней выделят побольше.
На разделочном столе стоял маленький таймер, и Бонни поставила его на шесть минут. Пол посмотрел на время и насупился.
— Сможешь завтра прийти? — спросил Карпентер.
— Конечно. Что тебе принести?
— Только чистую одежду. Посмотри, у меня остались джинсы тридцать второго размера? А то тридцатого стали маловаты.
— Джерри...
— Знаю, любимая, но здесь нездоровая пища. Сплошные углеводы и крахмал.
— Мам... — заныл Пол.
Он показал на таймер, где осталось пять с половиной минут.
— Пол хочет с тобой поговорить, — сказала Бонни.
— У вас все в порядке? — спросил Карпентер.
— В последние три дня у дома стоит фургон телевизионщиков, — ответила Бонни. — Они думают, я дура.
— Не обращай внимания, — посоветовал Карпентер. — Если им некуда девать время, пусть стоят.
— DVD-плейер в спальне так и не работает. Вставляешь диск, а он сообщает, что его там нет. Что творится с этими машинами? Они считают себя умнее нас.
— Выброси его и купи новый. Дешевле заменить, чем отдавать в ремонт. В этих ремонтных мастерских настоящие грабители.
— Мам... — начал хныкать Пол.
Бонни протянула трубку сыну.
— У тебя девяносто секунд, потом передашь сестре.
Пол схватил трубку и принялся рассказывать отцу о футбольном матче, в котором участвовал накануне.
Бонни поднялась по лестнице и постучалась к Стефани. На двери был наклеен листок бумаги с печатной надписью: «ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ. ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ». Внизу было приписано: «Это касается и тебя, Пол!» Бонни открыла дверь. Стефани сидела перед телевизором с приставкой «PlayStation-2».
— Стеф, звонит папа, — промолвила мать.
— Ну и что? — спросила Стефани, не отрывая взгляда от экрана. Игра относилась к классу «убей их всех», десятки монстров разлетались на мелкие кусочки.
— Ты могла бы с ним немного поговорить.
— О чем?
— Например, спросить, как у него дела. Сказать, что скучаешь.
— Мне некогда, мам.
— Стеф, ступай вниз и побеседуй с отцом. Немедленно.
— Дай мне перейти на следующий уровень.
— У него всего несколько минут.
— Значит, я побеседую с ним завтра.
Бонни посмотрела на свою упрямую дочь. Ей хотелось подойти и выдернуть из приставки провод, но она знала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Начнутся слезы, угрозы, потом Стефани будет дуться целую неделю. Бонни закрыла дверь и тихо выругалась.
Когда она вернулась в кухню, оставалось всего три минуты, и Жаклин стояла за спиной брата, тыкая ему в спину ложкой.
— Пол, дай сестре поговорить с папой!
— Я еще не закончил, — запротестовал Пол.
— Хватит.
Бонни отобрала у него трубку и передала Жаклин.
Пока дочь общалась с отцом, она разложила спагетти по четырем тарелкам и поставила их на стол. Пол с кислой миной уселся на стул. Бонни взяла вино, которое налила ей дочь, и залпом выпила половину бокала.
Когда на таймере осталась минута, Бонни взяла у Жаклин телефон.
— Где Стеф? — спросил Карпентер.
— В ванной комнате.
— В прошлый раз она тоже была там.
— Радуйся, что она не похожа на своего брата. Он так быстро вылетает из душа, что остается почти сухим.
— С ней все в порядке?
— Да, насколько может быть в порядке десятилетний ребенок.
— Жаль, что ничем не могу тебе помочь, — вздохнул Карпентер.
— Мне тоже жаль, — промолвила Бонни. — Как долго нам тебя еще ждать, любимый?
Бонни напрасно задала этот вопрос, ведь она знала, что муж делает все, чтобы вырваться из тюрьмы, но не может говорить откровенно, поскольку телефон прослушивается тюремным начальством.
— Я вернусь очень скоро, милая, — пообещал Карпентер.
— Прости, — промолвила Бонни. — Я понимаю, как тебе трудно.
— Ерунда. Мне пора идти. Увидимся завтра.
На линии пошли гудки, и Бонни положила трубку. Допив остатки вина, она снова наполнила бокал.
— Твой папа не виноват, — обратилась она к Полу. — Ему не разрешают дольше говорить по телефону. — Бонни взъерошила ему волосы. — Если бы он мог, то говорил бы с тобой весь день.
— Так нечестно! — воскликнул Пол. — Раз его уже посадили в тюрьму, какая разница, сколько он будет звонить?
— Это часть наказания.
— Но почему надо наказывать меня, если я не сделал ничего плохого?
— Папа тоже не сделал ничего плохого, правда, мама? — спросила Жаклин.
Бонни задержала дыхание и выдавила из себя улыбку.
— Конечно, нет. Сходи к Стеф и скажи, что еда на столе.
Шеферд кивнул Карпентеру, когда тот повесил трубку.
— Как дела? — спросил он.
Шеферд стоял в очереди к двум телефонам и слышал последнюю часть разговора Карпентера. «Я вернусь очень скоро», — произнес тот, и его голос звучал очень уверенно.
— Неплохо, — ответил Карпентер. — Ты Макдоналд?
— Боб. Я сижу с Джейсоном Ли, второй ярус.
— Джерри Карпентер. Третий этаж.
— Тебя посадили в одиночку?
Карпентер пожал плечами.
— Как бы и мне в такую попасть? — Шеферд снял трубку с аппарата.
— Что, поссорился с Джейсоном?
— Просто хочется уединения. С кем мне нужно побеседовать?
— Обратись с Стаффорду. Он здесь главный.
— Он только включит мою фамилию в список?
— Так здесь принято.
— А как ускорить дело?
— Понятия не имею, — ответил Карпентер и ушел.
Шеферд ввел четыре цифры своего пин-кода и услышал посылку вызова. Он набрал лондонский номер, который Харгроув дал ему при первой встрече. Трубку сняли после второго звонка.
— Это Боб Макдоналд, — сказал Шеферд.
— Привет, Боб. Это Ричард. Что нужно?
Шеферд назвал фамилию, адрес сестры Диггера и объяснил, что ей следует передать пятьсот фунтов.
— Что-нибудь еще?
— Пока все, — промолвил Шеферд и повесил трубку.
Когда он отходил от телефона, его подозвала Ллойд-Дэвис. Она смотрела на состязание двух бильярдистов.
— Жаль, что ты вчера не попал в спортзал, Боб.
— Пустяки, мэм. Можно включить меня в новый список?
Она улыбнулась.
— Не знаешь, куда девать энергию?
— На воле я частенько бегал.
— От полицейских?
Шеферд рассмеялся.
— Теперь от них не бегают, мэм. Они никогда не вылезают из своих машин. Надо ездить быстрее, вот и все.
— Ладно, я подумаю, что можно сделать. Часы еще у тебя?
— Никто не пытался их отнять.
— Значит, ты не из-за этого поссорился с Дикобразом?
Шеферд сделал недоумевающий вид и принялся соображать. Откуда она узнала о Дикобразе? Когда Шеферд его ударил, охраны рядом не было. А такой человек, как Дикобраз, никогда не стал бы жаловаться надзирателю.
— Поссорился, мэм?
— Изображаешь невинную овечку, Макдоналд? Ты понимаешь, о чем я говорю. Я слышала, как ты ударил его коленом в пах, а потом толкнул на пол. — Она огорченно покачала головой. — Теперь тебе надо вести себя очень осторожно.
— Зачем, ведь вы так хорошо за мной присматриваете, мэм?
— Я серьезно. Ты впервые в тюрьме и не в курсе, какие тут порядки. Когда поднимаешь волны, легко вывалиться из лодки.
Шеферд направился к прогулочной площадке и присоединился к очереди стоявших у входа заключенных. Обыск проводили два охранника — Ратбон и немолодая латиноамериканка, которую Шеферд раньше не видел. У нее была приятная улыбка, и она знала всех арестантов по именам. Они явно предпочитали пройти через руки надзирательницы, а не Ратбона, и кое-кто даже выпячивал пах, когда она проводила ладонями по его ногам. Женщина воспринимала это добродушно.
Шеферд остановился перед Ратбоном, приняв позу для обыска. Охранник проверил верхнюю часть его рук, потом нижнюю, скользнул ладонями вокруг подмышек к талии и огладил ноги снаружи и изнутри. В заключение он хлопнул его по спине, груди и дал пройти.
Оказавшись на свежем воздухе, Шеферд несколько раз глубоко вздохнул. Он нашел свободный уголок и начал разминать руки, откинув голову назад так, чтобы смотреть на небо.
— Все в порядке, Боб? — раздался чей-то голос.
Шеферд повернулся и увидел Эда Харриса.
— А что?
— Я слышал, у тебя была стычка с Дикобразом.
— Быстро тут распространяются новости.
— Заняться больше нечем, вот все и болтают.
Харрис протянул ему песочного цвета брошюру, на которой было написано: «Управляем гневом», — а ниже мелкими буквами: «Как контролировать свои эмоции в трудных обстоятельствах».
Шеферд полистал страницы. Брошюра включала в себя тесты для самооценки, рисунки с упражнениями и разные графики.
— Ты шутишь?
— Гнев — вполне естественная реакция в подобных обстоятельствах, — объяснил Харрис. — Главное, надо понять, что на самом деле ты злишься на себя. Ты набрасываешься на других, поскольку не хочешь бороться с самим собой.
— Эд, я ни на кого не злюсь.
Это была правда. Он не злился, когда бил Дикобраза или ломал ногу Юржаку. Гнев не имел к этому никакого отношения. Шеферд просто выполнял свою работу. То, чему его научили. Даже в армии, когда Шеферду приходилось воевать, он не злился на людей, которые в него стреляли. И стрелял в ответ тоже безо всякой злобы.
— Чувство протеста, — продолжил Харрис. — Я сталкиваюсь с ним каждый день. Ты сражаешься с другими или причиняешь вред себе.
— Я не склонен к суициду.
— Ты устроил драку, — возразил Харрис. — Не успел попасть в тюрьму, как уже бросаешься на людей.
Шеферд не мог объяснить Харрису, почему он ударил Дикобраза или Юржака. Но объяснений и не требовалось. Он понимал, что надо вести себя так, как положено закоренелому преступнику Бобу Макдоналду, а не тайному агенту Дэну Шеферду. В этом заключалась одна из сложностей работы под прикрытием. Он мог запомнить свою легенду и все подробности из жизни врагов, но гораздо труднее было поступать правильно. Приходилось сверять все свои действия и шаги с разыгрываемой ролью. И делать это надо было мгновенно, ведь внимательный глаз мог заметить малейшее колебание. Вот почему так много полицейских агентов заканчивали свои дни в лечебнице для алкоголиков или в психушке. И дело не в опасности и риске, а в необходимости постоянно исполнять свою роль в игре, когда расплатой за ошибку служила в лучшем случае пуля в затылок.
— Он сам напросился, — промолвил Шеферд.
— Не хочешь рассказать мне, что случилось?
Шеферд усмехнулся:
— Нет, Эд, не хочу. А теперь проваливай и оставь меня в покое.
Харрис ушел. Шеферд выполнил несколько разминочных упражнений и начал пробежку вокруг двора. Двое немолодых мужчин в спортивных костюмах «Найк» кивнули ему, и он поприветствовал их. Один, кажется, работал на кухне, но Шеферд не знал их имен. Они просто выказывали ему уважение. Он добился, чтобы его заметили.
Надзиратель с облегчением вздохнул, увидев, что металлодетектор еще не включен. Он специально прибыл за десять минут до смены, чтобы избежать сканирования, но определенный риск все-таки существовал. Мобильный телефон — маленький аппарат фирмы «Нокиа» — торчал у него за краем левого ботинка.
* * *
Надзиратель миновал коридор безопасности и вошел в блок предварительного заключения. Мобильник обошелся ему недорого, он положил на его счет сотню фунтов. А Карпентер заплатит за телефон десять тысяч. Кроме того, он обещал ему две тысячи за батарейку и еще по сотне за каждые лишние десять фунтов на счету. На Карпентере можно много заработать. Жаль, что он сидит в предварительном блоке. Через несколько месяцев его выпустят на свободу или переведут в распределитель. Тогда из него больше ничего не вытянешь. Надзиратель улыбнулся. Ладно, на Карпентере свет клином не сошелся. Найдутся и другие, не хуже него. Те, у кого хватит средств заплатить за небольшие поблажки и сделать свою жизнь за решеткой более комфортной.
За последний месяц он заработал на Карпентере больше тридцати тысяч фунтов. Деньги передавал ему на воле человек, которого он никогда не видел. Рядом с его домом в Финчли находился маленький парк, где надзиратель в свободные от службы вечера выгуливал свою собаку. Когда у него было сообщение для Карпентера, он вкладывал его в свежий номер «Сан» и бросал в мусорную урну возле входа в парк. Потом делал круг со спаниелем и снова возвращался к урне, где вместо «Сан» уже лежал «Ивнинг пост», а в нем конверт, набитый старыми банкнотами. Надзиратель хранил деньги в депозитном сейфе, арендованном на вымышленную фамилию в западной части Лондона. Он знал, что делал: министерство регулярно проверяло счета тюремных офицеров, чтобы выяснить, кто из них живет не по средствам. Надзиратель не собирался трогать эти накопления, пока не уйдет в отставку и не выждет время.
Беря деньги у Карпентера или других заключенных, он не испытывал угрызений совести. Это — одно из преимуществ его профессии. Так же, как больничные, для которых не требовалось медицинской справки. Или плата за сверхурочные. Он смотрел на взятки как на прибавку к жалованью. А если из-за Карпентера возникнут какие-нибудь проблемы на воле, то это вина полицейских, плохо выполняющих свою работу.
* * *
Шеферд записался в душ, поэтому при первых звуках открываемых дверей спрыгнул с койки и взял полотенце. Ли сидел за столом и запивал чаем кукурузные хлопья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Ты хочешь стать моей головной болью, Макдоналд?
— Здесь твоя территория. Просто мне надоело сидеть в своей камере, только и всего.
— Если завтра вечером деньги не будут у моей сестры, я нанесу тебе визит.
— Она их получит.
Диггер кивнул и отодвинулся от стены. Шеферд взглянул на его пах и усмехнулся:
— Значит, это правда, что про вас говорят, ребята?
Диггер улыбнулся:
— Пока никто не жаловался.
* * *
Бонни Карпентер поставила в микроволновую печь два контейнера со спагетти «карбонара» и закрыла дверцу.
— Я не хочу макароны, мама, — заныла Жаклин.
Она сидела за кухонным столом с научно-популярной книгой.
— Я тоже, — сказал Пол, старательно скопировав интонацию старшей сестры.
Бонни покрутила тумблер, и печь начала гудеть.
— Это спагетти из «Маркс энд Спаркс», — пояснила она. — Они совсем не такие, как готовлю я.
Бонни взяла батон и стала резать его хлебным ножом.
— Я вегетарианец, мама, — объявил Пол, скорчив физиономию.
— Во-первых, ты не вегетарианец, — возразила Бонни, сложив куски хлеба в корзинку. — Ты просто подражаешь Гарри, который стал вегетарианцем лишь потому, что его родители все еще воображают себя хиппи и не разрешают ему есть мясо.
— Они слишком молоды для хиппи, — произнесла Жаклин. — Хиппи были в шестидесятых.
Бонни махнула на дочь хлебным ножом.
— Я и не говорила, что они были хиппи, я сказала, что они воображают себя хиппи.
— Гарри говорит, что они были панками, — заметил Пол. — Его папа носил в носу булавку. Он нашел его фотографию в одном альбоме. А на другом снимке у его мамы видно грудь. Почти целиком. Гарри сказал, что принесет его в школу.
Хлебный нож Бонни переместился в сторону сына.
— А во-вторых, в спагетти «карбонара» нет мяса, и тебе не придется нарушать свои новые принципы.
Жаклин отодвинула стул и подошла к разделочному столу, где Бонни перекладывала в стеклянную вазу вымытый салат.
— Хочешь соус? — спросила мать.
— От него толстеют, — ответила Жаклин, разглядывая одну из коробок, стоявших рядом с приготовленной едой.
Бонни разорвала зубами пластиковый пакет и выдавила в салат приправу.
— У тебя растущий организм, — промолвила она. — Тебе нужны витамины и минеральные вещества, содержащиеся в оливковом масле.
— Здесь написано, что в состав соуса входит ветчина.
— Думаешь, речь идет о настоящем мясе? — спросила Бонни, переставив корзинку с хлебом и салатницу на кухонный стол. — Это искусственный продукт. Его делают из сои.
Она недовольно посмотрела на дочь. Не хватало еще, чтобы Пол отказывался от мяса. Он и так слишком привередничает.
Жаклин подняла коробку и продемонстрировала матери этикетку:
— Выглядит очень натурально.
— Это только доказывает, как ловко они научились подделывать еду, — не сдавалась Бонни. — Можешь мне поверить, она не настоящая.
— А наш папа тоже был панком? — поинтересовался Пол.
— Уж кем точно не был твоей отец, так это панком, — улыбнулась Бонни. — Жаклин, принеси из холодильника бутылку «Пино гриджио».
— Ты слишком много пьешь, — нахмурилась Жаклин.
— С вами сопьешься! — воскликнула Бонни. — Принеси и открой вино.
— Я открою! — крикнул Пол и побежал к шкафчику, где лежал штопор.
Телефонный звонок заставил его изменить направление и броситься к аппарату.
В печи сработал зуммер, и Бонни достала два пластмассовых блюда с дымящимися макаронами.
— Эта папа! — объявил Пол.
— Дай я с ним поговорю, — попросила Бонни, протянув руку к трубке.
— Я хочу рассказать ему про свой футбольный матч, — заявил Пол.
— Нет, сначала поговорю я, — твердо возразила Бонни.
Пол неохотно передал ей трубку.
— Здравствуй, милый, — произнесла Бонни. — Сколько у тебя осталось времени?
— Ровно шесть минут, — ответил Карпентер. — Извини. Через пару дней выделят побольше.
На разделочном столе стоял маленький таймер, и Бонни поставила его на шесть минут. Пол посмотрел на время и насупился.
— Сможешь завтра прийти? — спросил Карпентер.
— Конечно. Что тебе принести?
— Только чистую одежду. Посмотри, у меня остались джинсы тридцать второго размера? А то тридцатого стали маловаты.
— Джерри...
— Знаю, любимая, но здесь нездоровая пища. Сплошные углеводы и крахмал.
— Мам... — заныл Пол.
Он показал на таймер, где осталось пять с половиной минут.
— Пол хочет с тобой поговорить, — сказала Бонни.
— У вас все в порядке? — спросил Карпентер.
— В последние три дня у дома стоит фургон телевизионщиков, — ответила Бонни. — Они думают, я дура.
— Не обращай внимания, — посоветовал Карпентер. — Если им некуда девать время, пусть стоят.
— DVD-плейер в спальне так и не работает. Вставляешь диск, а он сообщает, что его там нет. Что творится с этими машинами? Они считают себя умнее нас.
— Выброси его и купи новый. Дешевле заменить, чем отдавать в ремонт. В этих ремонтных мастерских настоящие грабители.
— Мам... — начал хныкать Пол.
Бонни протянула трубку сыну.
— У тебя девяносто секунд, потом передашь сестре.
Пол схватил трубку и принялся рассказывать отцу о футбольном матче, в котором участвовал накануне.
Бонни поднялась по лестнице и постучалась к Стефани. На двери был наклеен листок бумаги с печатной надписью: «ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ. ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ». Внизу было приписано: «Это касается и тебя, Пол!» Бонни открыла дверь. Стефани сидела перед телевизором с приставкой «PlayStation-2».
— Стеф, звонит папа, — промолвила мать.
— Ну и что? — спросила Стефани, не отрывая взгляда от экрана. Игра относилась к классу «убей их всех», десятки монстров разлетались на мелкие кусочки.
— Ты могла бы с ним немного поговорить.
— О чем?
— Например, спросить, как у него дела. Сказать, что скучаешь.
— Мне некогда, мам.
— Стеф, ступай вниз и побеседуй с отцом. Немедленно.
— Дай мне перейти на следующий уровень.
— У него всего несколько минут.
— Значит, я побеседую с ним завтра.
Бонни посмотрела на свою упрямую дочь. Ей хотелось подойти и выдернуть из приставки провод, но она знала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Начнутся слезы, угрозы, потом Стефани будет дуться целую неделю. Бонни закрыла дверь и тихо выругалась.
Когда она вернулась в кухню, оставалось всего три минуты, и Жаклин стояла за спиной брата, тыкая ему в спину ложкой.
— Пол, дай сестре поговорить с папой!
— Я еще не закончил, — запротестовал Пол.
— Хватит.
Бонни отобрала у него трубку и передала Жаклин.
Пока дочь общалась с отцом, она разложила спагетти по четырем тарелкам и поставила их на стол. Пол с кислой миной уселся на стул. Бонни взяла вино, которое налила ей дочь, и залпом выпила половину бокала.
Когда на таймере осталась минута, Бонни взяла у Жаклин телефон.
— Где Стеф? — спросил Карпентер.
— В ванной комнате.
— В прошлый раз она тоже была там.
— Радуйся, что она не похожа на своего брата. Он так быстро вылетает из душа, что остается почти сухим.
— С ней все в порядке?
— Да, насколько может быть в порядке десятилетний ребенок.
— Жаль, что ничем не могу тебе помочь, — вздохнул Карпентер.
— Мне тоже жаль, — промолвила Бонни. — Как долго нам тебя еще ждать, любимый?
Бонни напрасно задала этот вопрос, ведь она знала, что муж делает все, чтобы вырваться из тюрьмы, но не может говорить откровенно, поскольку телефон прослушивается тюремным начальством.
— Я вернусь очень скоро, милая, — пообещал Карпентер.
— Прости, — промолвила Бонни. — Я понимаю, как тебе трудно.
— Ерунда. Мне пора идти. Увидимся завтра.
На линии пошли гудки, и Бонни положила трубку. Допив остатки вина, она снова наполнила бокал.
— Твой папа не виноват, — обратилась она к Полу. — Ему не разрешают дольше говорить по телефону. — Бонни взъерошила ему волосы. — Если бы он мог, то говорил бы с тобой весь день.
— Так нечестно! — воскликнул Пол. — Раз его уже посадили в тюрьму, какая разница, сколько он будет звонить?
— Это часть наказания.
— Но почему надо наказывать меня, если я не сделал ничего плохого?
— Папа тоже не сделал ничего плохого, правда, мама? — спросила Жаклин.
Бонни задержала дыхание и выдавила из себя улыбку.
— Конечно, нет. Сходи к Стеф и скажи, что еда на столе.
Шеферд кивнул Карпентеру, когда тот повесил трубку.
— Как дела? — спросил он.
Шеферд стоял в очереди к двум телефонам и слышал последнюю часть разговора Карпентера. «Я вернусь очень скоро», — произнес тот, и его голос звучал очень уверенно.
— Неплохо, — ответил Карпентер. — Ты Макдоналд?
— Боб. Я сижу с Джейсоном Ли, второй ярус.
— Джерри Карпентер. Третий этаж.
— Тебя посадили в одиночку?
Карпентер пожал плечами.
— Как бы и мне в такую попасть? — Шеферд снял трубку с аппарата.
— Что, поссорился с Джейсоном?
— Просто хочется уединения. С кем мне нужно побеседовать?
— Обратись с Стаффорду. Он здесь главный.
— Он только включит мою фамилию в список?
— Так здесь принято.
— А как ускорить дело?
— Понятия не имею, — ответил Карпентер и ушел.
Шеферд ввел четыре цифры своего пин-кода и услышал посылку вызова. Он набрал лондонский номер, который Харгроув дал ему при первой встрече. Трубку сняли после второго звонка.
— Это Боб Макдоналд, — сказал Шеферд.
— Привет, Боб. Это Ричард. Что нужно?
Шеферд назвал фамилию, адрес сестры Диггера и объяснил, что ей следует передать пятьсот фунтов.
— Что-нибудь еще?
— Пока все, — промолвил Шеферд и повесил трубку.
Когда он отходил от телефона, его подозвала Ллойд-Дэвис. Она смотрела на состязание двух бильярдистов.
— Жаль, что ты вчера не попал в спортзал, Боб.
— Пустяки, мэм. Можно включить меня в новый список?
Она улыбнулась.
— Не знаешь, куда девать энергию?
— На воле я частенько бегал.
— От полицейских?
Шеферд рассмеялся.
— Теперь от них не бегают, мэм. Они никогда не вылезают из своих машин. Надо ездить быстрее, вот и все.
— Ладно, я подумаю, что можно сделать. Часы еще у тебя?
— Никто не пытался их отнять.
— Значит, ты не из-за этого поссорился с Дикобразом?
Шеферд сделал недоумевающий вид и принялся соображать. Откуда она узнала о Дикобразе? Когда Шеферд его ударил, охраны рядом не было. А такой человек, как Дикобраз, никогда не стал бы жаловаться надзирателю.
— Поссорился, мэм?
— Изображаешь невинную овечку, Макдоналд? Ты понимаешь, о чем я говорю. Я слышала, как ты ударил его коленом в пах, а потом толкнул на пол. — Она огорченно покачала головой. — Теперь тебе надо вести себя очень осторожно.
— Зачем, ведь вы так хорошо за мной присматриваете, мэм?
— Я серьезно. Ты впервые в тюрьме и не в курсе, какие тут порядки. Когда поднимаешь волны, легко вывалиться из лодки.
Шеферд направился к прогулочной площадке и присоединился к очереди стоявших у входа заключенных. Обыск проводили два охранника — Ратбон и немолодая латиноамериканка, которую Шеферд раньше не видел. У нее была приятная улыбка, и она знала всех арестантов по именам. Они явно предпочитали пройти через руки надзирательницы, а не Ратбона, и кое-кто даже выпячивал пах, когда она проводила ладонями по его ногам. Женщина воспринимала это добродушно.
Шеферд остановился перед Ратбоном, приняв позу для обыска. Охранник проверил верхнюю часть его рук, потом нижнюю, скользнул ладонями вокруг подмышек к талии и огладил ноги снаружи и изнутри. В заключение он хлопнул его по спине, груди и дал пройти.
Оказавшись на свежем воздухе, Шеферд несколько раз глубоко вздохнул. Он нашел свободный уголок и начал разминать руки, откинув голову назад так, чтобы смотреть на небо.
— Все в порядке, Боб? — раздался чей-то голос.
Шеферд повернулся и увидел Эда Харриса.
— А что?
— Я слышал, у тебя была стычка с Дикобразом.
— Быстро тут распространяются новости.
— Заняться больше нечем, вот все и болтают.
Харрис протянул ему песочного цвета брошюру, на которой было написано: «Управляем гневом», — а ниже мелкими буквами: «Как контролировать свои эмоции в трудных обстоятельствах».
Шеферд полистал страницы. Брошюра включала в себя тесты для самооценки, рисунки с упражнениями и разные графики.
— Ты шутишь?
— Гнев — вполне естественная реакция в подобных обстоятельствах, — объяснил Харрис. — Главное, надо понять, что на самом деле ты злишься на себя. Ты набрасываешься на других, поскольку не хочешь бороться с самим собой.
— Эд, я ни на кого не злюсь.
Это была правда. Он не злился, когда бил Дикобраза или ломал ногу Юржаку. Гнев не имел к этому никакого отношения. Шеферд просто выполнял свою работу. То, чему его научили. Даже в армии, когда Шеферду приходилось воевать, он не злился на людей, которые в него стреляли. И стрелял в ответ тоже безо всякой злобы.
— Чувство протеста, — продолжил Харрис. — Я сталкиваюсь с ним каждый день. Ты сражаешься с другими или причиняешь вред себе.
— Я не склонен к суициду.
— Ты устроил драку, — возразил Харрис. — Не успел попасть в тюрьму, как уже бросаешься на людей.
Шеферд не мог объяснить Харрису, почему он ударил Дикобраза или Юржака. Но объяснений и не требовалось. Он понимал, что надо вести себя так, как положено закоренелому преступнику Бобу Макдоналду, а не тайному агенту Дэну Шеферду. В этом заключалась одна из сложностей работы под прикрытием. Он мог запомнить свою легенду и все подробности из жизни врагов, но гораздо труднее было поступать правильно. Приходилось сверять все свои действия и шаги с разыгрываемой ролью. И делать это надо было мгновенно, ведь внимательный глаз мог заметить малейшее колебание. Вот почему так много полицейских агентов заканчивали свои дни в лечебнице для алкоголиков или в психушке. И дело не в опасности и риске, а в необходимости постоянно исполнять свою роль в игре, когда расплатой за ошибку служила в лучшем случае пуля в затылок.
— Он сам напросился, — промолвил Шеферд.
— Не хочешь рассказать мне, что случилось?
Шеферд усмехнулся:
— Нет, Эд, не хочу. А теперь проваливай и оставь меня в покое.
Харрис ушел. Шеферд выполнил несколько разминочных упражнений и начал пробежку вокруг двора. Двое немолодых мужчин в спортивных костюмах «Найк» кивнули ему, и он поприветствовал их. Один, кажется, работал на кухне, но Шеферд не знал их имен. Они просто выказывали ему уважение. Он добился, чтобы его заметили.
Надзиратель с облегчением вздохнул, увидев, что металлодетектор еще не включен. Он специально прибыл за десять минут до смены, чтобы избежать сканирования, но определенный риск все-таки существовал. Мобильный телефон — маленький аппарат фирмы «Нокиа» — торчал у него за краем левого ботинка.
* * *
Надзиратель миновал коридор безопасности и вошел в блок предварительного заключения. Мобильник обошелся ему недорого, он положил на его счет сотню фунтов. А Карпентер заплатит за телефон десять тысяч. Кроме того, он обещал ему две тысячи за батарейку и еще по сотне за каждые лишние десять фунтов на счету. На Карпентере можно много заработать. Жаль, что он сидит в предварительном блоке. Через несколько месяцев его выпустят на свободу или переведут в распределитель. Тогда из него больше ничего не вытянешь. Надзиратель улыбнулся. Ладно, на Карпентере свет клином не сошелся. Найдутся и другие, не хуже него. Те, у кого хватит средств заплатить за небольшие поблажки и сделать свою жизнь за решеткой более комфортной.
За последний месяц он заработал на Карпентере больше тридцати тысяч фунтов. Деньги передавал ему на воле человек, которого он никогда не видел. Рядом с его домом в Финчли находился маленький парк, где надзиратель в свободные от службы вечера выгуливал свою собаку. Когда у него было сообщение для Карпентера, он вкладывал его в свежий номер «Сан» и бросал в мусорную урну возле входа в парк. Потом делал круг со спаниелем и снова возвращался к урне, где вместо «Сан» уже лежал «Ивнинг пост», а в нем конверт, набитый старыми банкнотами. Надзиратель хранил деньги в депозитном сейфе, арендованном на вымышленную фамилию в западной части Лондона. Он знал, что делал: министерство регулярно проверяло счета тюремных офицеров, чтобы выяснить, кто из них живет не по средствам. Надзиратель не собирался трогать эти накопления, пока не уйдет в отставку и не выждет время.
Беря деньги у Карпентера или других заключенных, он не испытывал угрызений совести. Это — одно из преимуществ его профессии. Так же, как больничные, для которых не требовалось медицинской справки. Или плата за сверхурочные. Он смотрел на взятки как на прибавку к жалованью. А если из-за Карпентера возникнут какие-нибудь проблемы на воле, то это вина полицейских, плохо выполняющих свою работу.
* * *
Шеферд записался в душ, поэтому при первых звуках открываемых дверей спрыгнул с койки и взял полотенце. Ли сидел за столом и запивал чаем кукурузные хлопья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41