Глаза, наверное, заплыли бы опухшими веками, если бы глазные яблоки сами не стали вылезать из глазниц. И все равно Полынов практически ничего не видел из-за слепящего света незащищенного разреженной атмосферой солнца, хлынувшего в открытый люк.
Мгновенно окоченев от лятидесятиградусного мороза, ничего не видя, ошалев от распирающего изнутри давления, Полынов больше держался за «уазик», чем толкал его, и шел, шел… Пока сильный рывок страховочной стропы не опрокинул его на пол. И все-таки, лежа на полу, он успел увидеть, как машина, перевалив за край люка, сорвалась в ослепительную солнечную муть за бортом.
Не прошло и пяти секунд, как корпус самолета дрогнул, приняв на себя слабую в разреженном воздухе взрывную волну близкого взрыва сброшенного «уазика». Хитро настроили барометрический взрыватель – на какую бы высоту ни взобрался самолет, взрыватель не реагировал, но при малейшем снижении он обязан был сработать. Не хотели в ФСБ привлекать повышенное внимание к Каменной степи, поэтому крушение самолета должно было случиться далеко от нее, не менее чем в ста километрах, на подлете.
Когда люк закрылся, Полынов еще пару минут неподвижно лежал на полу, чувствуя, как опухшее тело постепенно начинает приходить в норму, в глазах проясняется, а невесть откуда взявшиеся на коже кристаллики льда превращаются в холодную испарину. Наконец он поднялся, проковылял к лежащему у борта Устюжанину, наклонился над ним.
Старый летчик хрипло, натужно, со стоном дышал, мертвой хваткой вцепившись в страховочную стропу Полынова.
– Как ты, Тимофеич? – сипло спросил Никита и не узнал своего голоса. Уши словно заложило ватой.
– Ничего… – Устюжанин закашлялся. – Жив…
– Спасибо. – Никита подал ему руку и помог встать. – Если бы не ты, болтался бы сейчас за хвостом самолета мой окоченевший труп на веревочке, как дерьмо в проруби.
– Да не за что, – слабо отмахнулся Устюжанин. – Вижу, бредешь за машиной как завороженный, ну я и дернул за страховку… Тебе, видно, с парашютом прыгать не доводилось?
– Приходилось, – честно признался Никита, – Но не с такой высоты.
– С такой высоты не прыгают, – согласился командир корабля. Он отдышался и вдруг крепко, с чувством пожал руку Никите. – Тебе спасибо. Как ты только догадался, что нам такую подлянку устроят?
Полынов промолчал. Не заслужил он благодарности. Не будь его на борту самолета, никто бы его взрывать и не подумал. Впрочем, в этом случае и рейса такого не было бы.
Когда Устюжанин ушел в пилотскую кабину, Никита поднялся по лесенке трейлера, провернул ключ в замочной скважине и вошел в жилой отсек. Ребята сидели за столом молча, злые как черти.
– Между прочим, начальник, – процедил Олег, непримиримо глядя ему в глаза, – у нас за такие дела, как запирать людей на замок, морду бьют.
Он раздраженно похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет.
– А вот это – отставить! – сипло гаркнул Полынов, но тут же смягчил тон и криво усмехнулся. – Нет, морду ты мне можешь попытаться набить, но курить не советую.
– А что случилось? – недоуменно спросил Володя.
– Бак с бензином в «уазике» от разрежения потек, – устало вздохнул Полынов и сел на кровать. Врать ему было не занимать – целый курс обучения в спецшколе по придумыванию на ходу правдоподобных «сказок» прошел. – Бензин по полу растекся, под обшивку проникать стал. А там электропроводка. Еще немного – и быть пожару. Пришлось машину на парашюте десантировать.
– Серьезно? – недоверчиво уставился на Никиту Володя.
Ничего не говоря, Олег сорвался с места и выглянул в дверь.
– Ну ни фига себе… – присвистнул он оттуда.
– Ладно, – благодушно махнул рукой Никита. – Предлагаю мировую. Наливай, Олег. Только мне чуть-чуть, все-таки печень еще пошаливает.
Он глянул на Фокину. Леночка сидела молча и смотрела на него во все глаза. Как на героя.
«С чего бы это она так? – удивился Никита. – Уж героев она среди спасателей на местах чрезвычайных происшествий навидалась предостаточно. Для нее такое поведение мужчин – будни. Или, может, в данном случае я для нее какой-нибудь особенный герой?» Приятное тепло проникло в сердце.
– Никита, у вас сосуды в глазах полопались, – сказала Леночка и в момент разрушила идиллически-романтическую картину, начавшуюся было формироваться в голове Полынова. – Давайте, я вам их альбуцидом закапаю.
Глава 8
Степь затянуло мглистой пеленой пожарища, и карантинная зона с высоты тысячи метров напоминала собой громадную заплату с обожженными краями на теле планеты. Гореть в пустынной, голой, как лунная поверхность, степи было нечему, но горела сама земля, обильно орошаемая из огнеметов, чьи огненные языки короткими вспышками прорезали то здесь, то там медленно вспухающие в безветрии клубы дыма.
Но не только этим отличалась оцепленная территория от снимков из космоса недельной давности – в просветах дымной пелены на переднем крае выжженной земли просматривалась вторая линия окопов, сузившая зону метров на пятьсот, а у поселка Пионер-5 линия окопов даже подошла вплотную к околице.
Панорама ошеломляла своей грандиозностью, а скрупулезная обстоятельность, с которой проводилась стерилизация голой земли, невольно наводила на недоуменные размышления: откуда у нищей, по нынешним временам, армии взялись миллиарды рублей на проведение подобных «учений» и какой такой «джинн» просочился в степь из подземелья заброшенной военной базы, если против него применяют столь крупномасштабные и радикальные меры, не считаясь ни с затратами, ни со средствами? Именно от этой мысли в сердце закрадывалась леденящая жуть. Ни в какое сравнение с увиденной картиной не шли карантинные меры в Центральной Африке против эпидемии «тофити» – там разве что аэропорт закрыли, а границы – как были «прозрачными», так и остались.
– Мудрят они что-то, ядрен корень! – недовольно поморщился Устюжанин.
– В каком смысле? – тихо спросил Полынов. На время посадки он пришел в пилотскую кабину, чтобы с высоты осмотреть место предстоящей работы.
– В самом прямом… – Устюжанин вздохнул. – На второй круг заходим, а они все никак не определятся, где нам лучше приземлиться. Будто не ждали нас.
– Может, без их координат сядем? – предложил штурман. – За пределами зоны оцепления степь плоская, как стол. И ветра внизу нет. Садись где хочу.
Лучше не придумаешь. Почти как в Афгане.
– Продолжай запрашивать, – буркнул командир корабля. – И забудь о своих «подвигах» в Афганистане. Авось не во вражеском тылу, чтобы лихачить.
– Есть координаты! – крикнул радист.
Штурман придавил плечом шлемофон к уху и начал наносить отметки на карту.
– Вот здесь, – протянул он планшет Устюжанину.
Полынов заглянул через плечо командира корабля на карту. Место посадки находилось далеко не только от карантинной зоны, но и километрах в пяти-шести от командного пункта учений.
– Что это они нас к черту на кулички запроваживают? – недоуменно впился глазами в планшет Устюжанин. – Ладно, выбирать не приходится. Заходим на посадку!
– Тимофеич, – тихо спросил Полынов, наклонившись к уху командира корабля, – как у тебя с горючим?
– В смысле? – вскинул тот брови.
– Дозаправляться на обратную дорогу надо?
– У армии дозаправишься… – скривил губы Устюжанин. – Хватит с избытком.
– Тогда не глуши турбины. Как мы выгрузимся, сразу взлетай. Ясно?
Устюжанин повернул к Никите лицо и внимательно посмотрел ему в глаза. Будто ища подтверждение своим догадкам.
– Понял, – хмуро кивнул он.
– Вот и хорошо. А мы постараемся выгрузиться как можно скорее.
Никита на прощание сжал ладонью плечо командира и быстро покинул пилотскую кабину.
Чем дальше, тем больше не нравилась Полынову «командировка» в Каменную степь. Откровенно настораживал и даже пугал своей непредсказуемостью тот непрофессионализх с которым он столкнулся в лице полковника Федорчука, хотя на совещании у министра обороны полковник произвел впечатление матерого оперативника. То ли в ФСБ утратили годами нарабатываемые КГБ навыки, то ли где-то «в верхах» некто, имевший самое непосредственное отношение к точке «Минус», запаниковал и, пустившись во все тяжкие, самолично с дубовой прямотой планировал «зачистку» оперативного поля. Впрочем, если рассматривать второй вариант поглубже, можно предположить, что как раз в ФСБ об акциях против Полынова знают единицы, и контрразведчики-профи к ним не привлечены. А «писарчуков» и «секретчиков», не имеющих представления об оперативной работе и тонкостях диверсионных актов, там предостаточно.
Иначе никак не объяснишь промахи ФСБ во время слежки за Никитой по улицам Москвы, вечерний визит двух «участковых» и совсем уж из ряда вон – противопехотную мину в «уазике». Профессионализмом здесь и не пахло. Так может поступить лишь школьник-дебил, которому училка закатала в дневник пару по поведению, а он в панике, чтобы родители не узнали, расстрелял ее из автомата прямо в классе во время урока. Работать против дилетантов всегда трудно и, как ни странно, гораздо опаснее, чем против профессионалов. Самое страшное, что дилетанты непредсказуемы, поскольку вначале делают, а потом думают. И если на многие их неуклюжие уловки профессионал может махнуть рукой и с легкостью ускользнуть из расставленных «капканов», то против некоторых действий не спасут и семь пядей во лбу.
Потому что дилетант не будет мудрствовать лукаво, как проникнуть в квартиру фигуранта, чтобы там тихонько, «без шуму и пыли», устранить его, а попросту взорвет к чертовой матери весь многоквартирный дом со всеми потрохами. И всех «делов». И плевать ему на остальных жильцов, пусть даже у фигуранта соседом по площадке окажется министр внутренних дел. В общем, попал Полынов еще в ту переделку, как кур в ощип. И никаким лаптем эти щи не расхлебать…
К трейлеру Полынов добрался как раз в тот момент, когда шасси лайнера коснулось высушенной до бетонной твердости почвы Каменной степи. Никита едва успел ухватиться за поручни лесенки, ведущей в жилой отсек трейлера, как пол трюма под ним вздыбился и заходил ходуном. Болтанка при посадке была гораздо жестче, чем при взлете, – казалось, еще мгновение, и фюзеляж самолета сомнется в гармошку, давя и круша содержимое трюма. Никиту снова замутило, и он, до ломоты в скулах сцепив зубы, старался перебороть внезапно нахлынувшую тошноту. Да что это с ним? Чего это вдруг его стало укачивать? Может, фээсбэшники вчера проникли в квартиру и что-то в водку подмешали? Тогда зачем сегодня еще мину подложили? Нескладуха получается…
Постепенно немилосердная тряска сошла практически на нет, и, когда осталась только легкая дрожь пола, Полынов стремительно взлетел по лесенке и рванул дверь жилого отсека трейлера.
– Подъем! – стараясь придать хриплому голосу веселые нотки, крикнул он. – Экстренная выгрузка!
– Эт мы могем! – бодро вскочил с кровати Володя.
– К чему такая спешка? – недовольно пробурчал Олег. Видно, все-таки затаил обиду на своего начальника.
– Самолет сразу же улетает, – мгновенно нашелся Никита. – ЧП в Красноярском крае, и срочно нужен транспорт.
Тут он правильно угадал «слабую» жилку бригады.
Прав был Беспалов, характеризуя Полынову его подчиненных. Действовали они быстро, слаженно, без лишних слов. И в то же время все вокруг себя подмечая.
– Ну вот что, бледненький ты наш, – схватил Никиту за рукав Олег, когда он непослушными от дурноты пальцами попытался отстегнуть карабин одного из крепежных тросов. Ничего у него не получилось, пальцы соскальзывали. – Пойди-ка, прогуляйся на свежем воздухе. А то наблюешь здесь, а нам потом убирай.
– Еще чего… – воспротивился было Никита, но наткнулся на насмешливый взгляд старшего лаборанта.
– Сейчас в жилом отсеке трейлера запру, – на этот раз без тени улыбки пообещал Олег. По всему было видно, что он не шутит и свое обещание сдержит.
И Никита, тяжко вздохнув, побрел к начавшему открываться десантному люку. Братчиков был прав – он, со своей нежданно-негаданно проявившейся «морской болезнью», только бы мешал, постоянно путаясь под ногами.
Из люка, как из печи, пахнуло жаром, и Полынову на мгновение показалось, что он теряет сознание. Ни черта себе – «свежий» воздух! Пересиливая тошноту, Никита быстрым шагом, почти бегом, спустился по пандусу и неуверенной трусцой удалился от самолета метров на тридцать – не блевать же начальнику на глазах бравых подчиненных? Во «рекомендация» будет – вовек не отмоешься! Тело мгновенно покрылось испариной – но, как ни странно, принудительная пробежка принесла облегчение. Тошнота, подступившая было к горлу, исчезла, в голове прояснилось.
Полынов вытер пот с лица своим кепи, немного постоял, щурясь от яркого солнца, а затем, нацепив солнцезащитные очки, огляделся.
Окружающий ландшафт своей ирреальностью напоминал фон картин Ренуара – словно Полынов каким-то мистическим образом перенесся в бредовый мир полотен постимпрессионизма. Только был этот мир трехмерным и бесконечным. Блеклое небо с ослепительным солнцем; рыжая, однотонная степь; над горизонтом, на юге, в стороне оцепленной зоны – расплывчатое темно-коричневое пятно дыма.
Лишь самолет своими четкими формами убеждал, что под ногами не марсианская пустыня, а родная матушка-земля. Везло в последнее время Полынову на экзотику. Еще три дня назад он находился в африканских джунглях, а теперь вот – на безводном каменистом плато, почти пустыне. Одно общее, правда, между джунглями и Каменной степью имелось – и там и здесь ходили слухи о каннибалах.
С неясным беспокойством Никита посмотрел на юго-запад, где за размытой линией горизонта находился командный пункт учений. Как бы генерал Потапов не устроил какую-нибудь пакость. Слишком уж «весело» началась командировка, чтобы поверить в ее спокойное продолжение.
Никита перевел взгляд на открытый люк транспортника. Турбины самолета продолжали реветь, корпус подрагивал, огромные крылья вибрировали, будто готовясь к взлету, а трейлер из трюма все не выезжал. Непредвиденная задержка начинала не на шутку тревожить. И тут Полынов краем глаза уловил на горизонте две короткие, почти одновременные вспышки. Словно кто-то зеркальцами пустил солнечных зайчиков.
Интуиция среагировала раньше сознания, и лишь через мгновение Никита понял, что сломя голову бежит прочь от самолета, подчиняясь дикому инстинкту сохранения жизни. Удивительно, насколько быстро может работать человеческая мысль. Спрашивается, сколько времени нужно, чтобы засечь пуск двух ракет, оценить ситуацию и принять решение?
Секунды, доли секунд? Нет. Ноль! Ноль времени! Как электрон в возбужденном атоме перескакивает с одной орбитали на другую вне времени, так и готовое решение порой появляется в голове одновременно с происшедшим событием.
Хорошую пословицу некогда придумал полководец Суворов: «Сам погибай, а товарища выручай!» – да только для данного случая она не подходила. Даже криком Никита никого не смог бы предупредить – не услышали бы его из-за рева турбин. Поэтому оставалось лишь два варианта – либо бежать к самолету и погибнуть вместе со всеми, либо постыдно удирать прочь, спасая свою жизнь. Инстинкт выбрал второй вариант…
Между вспышками на горизонте и страшным взрывом лайнера прошло не более трех-четырех секунд, и Полынов не успел преодолеть за это время и двадцати метров. Но обострившаяся интуиция сработала мгновенно – будто почувствовав спиной, Никита прыгнул, распластавшись в воздухе, как бы ныряя в воду.
Взрывная волна подхватила его, пронесла метров семь над землей, отпустила, и Никита, сгруппировавшись, пару раз кувыркнулся, перекатившись по каменистой равнине, вскочил и, не снижая темпа, побежал дальше. Несколько мелких осколков просвистели поблизости, а затем скрученный спиралью кусок обшивки пролетел над головой, упал и некоторое время катился впереди, пока Полынов, как заправский барьерист, не перепрыгнул через него, ухитрившись при этом оттолкнуться подошвой ботинка от рваного края катящегося обломка. Этому, как и прыжку во время взрыва, его до автоматизма натаскали в спецшколе – перепрыгивать через катящиеся впереди бочки, обязательно отталкиваясь от них, иначе они тут же догонят и отобьют пятки. Но, опять же, все это Полынов проделал чисто машинально, на уровне условного рефлекса, как опытная секретарь-машинистка ударяет по клавиатуре компьютера, абсолютно не задумываясь, каким пальцем по какой клавише бить. Та же спецподготовка не позволила инстинкту перерасти в панику, чтобы удирать без оглядки, до умопомрачения.
Заметив на плоской поверхности степи небольшую ложбинку, Никита прыгнул в нее, перекатился, стараясь как можно больше запорошить себя пылью, и замер, распластавшись на земле, лицом к взорванному самолету.
Секунд десять он еще ощущал себя загнанным животным, затаившимся от погони, с бешено колотящимся сердцем и чуть ли не разрывающимися от судорожных сокращений легкими – страх отнюдь не способствует соблюдению правил экономного дыхания во время бега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Мгновенно окоченев от лятидесятиградусного мороза, ничего не видя, ошалев от распирающего изнутри давления, Полынов больше держался за «уазик», чем толкал его, и шел, шел… Пока сильный рывок страховочной стропы не опрокинул его на пол. И все-таки, лежа на полу, он успел увидеть, как машина, перевалив за край люка, сорвалась в ослепительную солнечную муть за бортом.
Не прошло и пяти секунд, как корпус самолета дрогнул, приняв на себя слабую в разреженном воздухе взрывную волну близкого взрыва сброшенного «уазика». Хитро настроили барометрический взрыватель – на какую бы высоту ни взобрался самолет, взрыватель не реагировал, но при малейшем снижении он обязан был сработать. Не хотели в ФСБ привлекать повышенное внимание к Каменной степи, поэтому крушение самолета должно было случиться далеко от нее, не менее чем в ста километрах, на подлете.
Когда люк закрылся, Полынов еще пару минут неподвижно лежал на полу, чувствуя, как опухшее тело постепенно начинает приходить в норму, в глазах проясняется, а невесть откуда взявшиеся на коже кристаллики льда превращаются в холодную испарину. Наконец он поднялся, проковылял к лежащему у борта Устюжанину, наклонился над ним.
Старый летчик хрипло, натужно, со стоном дышал, мертвой хваткой вцепившись в страховочную стропу Полынова.
– Как ты, Тимофеич? – сипло спросил Никита и не узнал своего голоса. Уши словно заложило ватой.
– Ничего… – Устюжанин закашлялся. – Жив…
– Спасибо. – Никита подал ему руку и помог встать. – Если бы не ты, болтался бы сейчас за хвостом самолета мой окоченевший труп на веревочке, как дерьмо в проруби.
– Да не за что, – слабо отмахнулся Устюжанин. – Вижу, бредешь за машиной как завороженный, ну я и дернул за страховку… Тебе, видно, с парашютом прыгать не доводилось?
– Приходилось, – честно признался Никита, – Но не с такой высоты.
– С такой высоты не прыгают, – согласился командир корабля. Он отдышался и вдруг крепко, с чувством пожал руку Никите. – Тебе спасибо. Как ты только догадался, что нам такую подлянку устроят?
Полынов промолчал. Не заслужил он благодарности. Не будь его на борту самолета, никто бы его взрывать и не подумал. Впрочем, в этом случае и рейса такого не было бы.
Когда Устюжанин ушел в пилотскую кабину, Никита поднялся по лесенке трейлера, провернул ключ в замочной скважине и вошел в жилой отсек. Ребята сидели за столом молча, злые как черти.
– Между прочим, начальник, – процедил Олег, непримиримо глядя ему в глаза, – у нас за такие дела, как запирать людей на замок, морду бьют.
Он раздраженно похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет.
– А вот это – отставить! – сипло гаркнул Полынов, но тут же смягчил тон и криво усмехнулся. – Нет, морду ты мне можешь попытаться набить, но курить не советую.
– А что случилось? – недоуменно спросил Володя.
– Бак с бензином в «уазике» от разрежения потек, – устало вздохнул Полынов и сел на кровать. Врать ему было не занимать – целый курс обучения в спецшколе по придумыванию на ходу правдоподобных «сказок» прошел. – Бензин по полу растекся, под обшивку проникать стал. А там электропроводка. Еще немного – и быть пожару. Пришлось машину на парашюте десантировать.
– Серьезно? – недоверчиво уставился на Никиту Володя.
Ничего не говоря, Олег сорвался с места и выглянул в дверь.
– Ну ни фига себе… – присвистнул он оттуда.
– Ладно, – благодушно махнул рукой Никита. – Предлагаю мировую. Наливай, Олег. Только мне чуть-чуть, все-таки печень еще пошаливает.
Он глянул на Фокину. Леночка сидела молча и смотрела на него во все глаза. Как на героя.
«С чего бы это она так? – удивился Никита. – Уж героев она среди спасателей на местах чрезвычайных происшествий навидалась предостаточно. Для нее такое поведение мужчин – будни. Или, может, в данном случае я для нее какой-нибудь особенный герой?» Приятное тепло проникло в сердце.
– Никита, у вас сосуды в глазах полопались, – сказала Леночка и в момент разрушила идиллически-романтическую картину, начавшуюся было формироваться в голове Полынова. – Давайте, я вам их альбуцидом закапаю.
Глава 8
Степь затянуло мглистой пеленой пожарища, и карантинная зона с высоты тысячи метров напоминала собой громадную заплату с обожженными краями на теле планеты. Гореть в пустынной, голой, как лунная поверхность, степи было нечему, но горела сама земля, обильно орошаемая из огнеметов, чьи огненные языки короткими вспышками прорезали то здесь, то там медленно вспухающие в безветрии клубы дыма.
Но не только этим отличалась оцепленная территория от снимков из космоса недельной давности – в просветах дымной пелены на переднем крае выжженной земли просматривалась вторая линия окопов, сузившая зону метров на пятьсот, а у поселка Пионер-5 линия окопов даже подошла вплотную к околице.
Панорама ошеломляла своей грандиозностью, а скрупулезная обстоятельность, с которой проводилась стерилизация голой земли, невольно наводила на недоуменные размышления: откуда у нищей, по нынешним временам, армии взялись миллиарды рублей на проведение подобных «учений» и какой такой «джинн» просочился в степь из подземелья заброшенной военной базы, если против него применяют столь крупномасштабные и радикальные меры, не считаясь ни с затратами, ни со средствами? Именно от этой мысли в сердце закрадывалась леденящая жуть. Ни в какое сравнение с увиденной картиной не шли карантинные меры в Центральной Африке против эпидемии «тофити» – там разве что аэропорт закрыли, а границы – как были «прозрачными», так и остались.
– Мудрят они что-то, ядрен корень! – недовольно поморщился Устюжанин.
– В каком смысле? – тихо спросил Полынов. На время посадки он пришел в пилотскую кабину, чтобы с высоты осмотреть место предстоящей работы.
– В самом прямом… – Устюжанин вздохнул. – На второй круг заходим, а они все никак не определятся, где нам лучше приземлиться. Будто не ждали нас.
– Может, без их координат сядем? – предложил штурман. – За пределами зоны оцепления степь плоская, как стол. И ветра внизу нет. Садись где хочу.
Лучше не придумаешь. Почти как в Афгане.
– Продолжай запрашивать, – буркнул командир корабля. – И забудь о своих «подвигах» в Афганистане. Авось не во вражеском тылу, чтобы лихачить.
– Есть координаты! – крикнул радист.
Штурман придавил плечом шлемофон к уху и начал наносить отметки на карту.
– Вот здесь, – протянул он планшет Устюжанину.
Полынов заглянул через плечо командира корабля на карту. Место посадки находилось далеко не только от карантинной зоны, но и километрах в пяти-шести от командного пункта учений.
– Что это они нас к черту на кулички запроваживают? – недоуменно впился глазами в планшет Устюжанин. – Ладно, выбирать не приходится. Заходим на посадку!
– Тимофеич, – тихо спросил Полынов, наклонившись к уху командира корабля, – как у тебя с горючим?
– В смысле? – вскинул тот брови.
– Дозаправляться на обратную дорогу надо?
– У армии дозаправишься… – скривил губы Устюжанин. – Хватит с избытком.
– Тогда не глуши турбины. Как мы выгрузимся, сразу взлетай. Ясно?
Устюжанин повернул к Никите лицо и внимательно посмотрел ему в глаза. Будто ища подтверждение своим догадкам.
– Понял, – хмуро кивнул он.
– Вот и хорошо. А мы постараемся выгрузиться как можно скорее.
Никита на прощание сжал ладонью плечо командира и быстро покинул пилотскую кабину.
Чем дальше, тем больше не нравилась Полынову «командировка» в Каменную степь. Откровенно настораживал и даже пугал своей непредсказуемостью тот непрофессионализх с которым он столкнулся в лице полковника Федорчука, хотя на совещании у министра обороны полковник произвел впечатление матерого оперативника. То ли в ФСБ утратили годами нарабатываемые КГБ навыки, то ли где-то «в верхах» некто, имевший самое непосредственное отношение к точке «Минус», запаниковал и, пустившись во все тяжкие, самолично с дубовой прямотой планировал «зачистку» оперативного поля. Впрочем, если рассматривать второй вариант поглубже, можно предположить, что как раз в ФСБ об акциях против Полынова знают единицы, и контрразведчики-профи к ним не привлечены. А «писарчуков» и «секретчиков», не имеющих представления об оперативной работе и тонкостях диверсионных актов, там предостаточно.
Иначе никак не объяснишь промахи ФСБ во время слежки за Никитой по улицам Москвы, вечерний визит двух «участковых» и совсем уж из ряда вон – противопехотную мину в «уазике». Профессионализмом здесь и не пахло. Так может поступить лишь школьник-дебил, которому училка закатала в дневник пару по поведению, а он в панике, чтобы родители не узнали, расстрелял ее из автомата прямо в классе во время урока. Работать против дилетантов всегда трудно и, как ни странно, гораздо опаснее, чем против профессионалов. Самое страшное, что дилетанты непредсказуемы, поскольку вначале делают, а потом думают. И если на многие их неуклюжие уловки профессионал может махнуть рукой и с легкостью ускользнуть из расставленных «капканов», то против некоторых действий не спасут и семь пядей во лбу.
Потому что дилетант не будет мудрствовать лукаво, как проникнуть в квартиру фигуранта, чтобы там тихонько, «без шуму и пыли», устранить его, а попросту взорвет к чертовой матери весь многоквартирный дом со всеми потрохами. И всех «делов». И плевать ему на остальных жильцов, пусть даже у фигуранта соседом по площадке окажется министр внутренних дел. В общем, попал Полынов еще в ту переделку, как кур в ощип. И никаким лаптем эти щи не расхлебать…
К трейлеру Полынов добрался как раз в тот момент, когда шасси лайнера коснулось высушенной до бетонной твердости почвы Каменной степи. Никита едва успел ухватиться за поручни лесенки, ведущей в жилой отсек трейлера, как пол трюма под ним вздыбился и заходил ходуном. Болтанка при посадке была гораздо жестче, чем при взлете, – казалось, еще мгновение, и фюзеляж самолета сомнется в гармошку, давя и круша содержимое трюма. Никиту снова замутило, и он, до ломоты в скулах сцепив зубы, старался перебороть внезапно нахлынувшую тошноту. Да что это с ним? Чего это вдруг его стало укачивать? Может, фээсбэшники вчера проникли в квартиру и что-то в водку подмешали? Тогда зачем сегодня еще мину подложили? Нескладуха получается…
Постепенно немилосердная тряска сошла практически на нет, и, когда осталась только легкая дрожь пола, Полынов стремительно взлетел по лесенке и рванул дверь жилого отсека трейлера.
– Подъем! – стараясь придать хриплому голосу веселые нотки, крикнул он. – Экстренная выгрузка!
– Эт мы могем! – бодро вскочил с кровати Володя.
– К чему такая спешка? – недовольно пробурчал Олег. Видно, все-таки затаил обиду на своего начальника.
– Самолет сразу же улетает, – мгновенно нашелся Никита. – ЧП в Красноярском крае, и срочно нужен транспорт.
Тут он правильно угадал «слабую» жилку бригады.
Прав был Беспалов, характеризуя Полынову его подчиненных. Действовали они быстро, слаженно, без лишних слов. И в то же время все вокруг себя подмечая.
– Ну вот что, бледненький ты наш, – схватил Никиту за рукав Олег, когда он непослушными от дурноты пальцами попытался отстегнуть карабин одного из крепежных тросов. Ничего у него не получилось, пальцы соскальзывали. – Пойди-ка, прогуляйся на свежем воздухе. А то наблюешь здесь, а нам потом убирай.
– Еще чего… – воспротивился было Никита, но наткнулся на насмешливый взгляд старшего лаборанта.
– Сейчас в жилом отсеке трейлера запру, – на этот раз без тени улыбки пообещал Олег. По всему было видно, что он не шутит и свое обещание сдержит.
И Никита, тяжко вздохнув, побрел к начавшему открываться десантному люку. Братчиков был прав – он, со своей нежданно-негаданно проявившейся «морской болезнью», только бы мешал, постоянно путаясь под ногами.
Из люка, как из печи, пахнуло жаром, и Полынову на мгновение показалось, что он теряет сознание. Ни черта себе – «свежий» воздух! Пересиливая тошноту, Никита быстрым шагом, почти бегом, спустился по пандусу и неуверенной трусцой удалился от самолета метров на тридцать – не блевать же начальнику на глазах бравых подчиненных? Во «рекомендация» будет – вовек не отмоешься! Тело мгновенно покрылось испариной – но, как ни странно, принудительная пробежка принесла облегчение. Тошнота, подступившая было к горлу, исчезла, в голове прояснилось.
Полынов вытер пот с лица своим кепи, немного постоял, щурясь от яркого солнца, а затем, нацепив солнцезащитные очки, огляделся.
Окружающий ландшафт своей ирреальностью напоминал фон картин Ренуара – словно Полынов каким-то мистическим образом перенесся в бредовый мир полотен постимпрессионизма. Только был этот мир трехмерным и бесконечным. Блеклое небо с ослепительным солнцем; рыжая, однотонная степь; над горизонтом, на юге, в стороне оцепленной зоны – расплывчатое темно-коричневое пятно дыма.
Лишь самолет своими четкими формами убеждал, что под ногами не марсианская пустыня, а родная матушка-земля. Везло в последнее время Полынову на экзотику. Еще три дня назад он находился в африканских джунглях, а теперь вот – на безводном каменистом плато, почти пустыне. Одно общее, правда, между джунглями и Каменной степью имелось – и там и здесь ходили слухи о каннибалах.
С неясным беспокойством Никита посмотрел на юго-запад, где за размытой линией горизонта находился командный пункт учений. Как бы генерал Потапов не устроил какую-нибудь пакость. Слишком уж «весело» началась командировка, чтобы поверить в ее спокойное продолжение.
Никита перевел взгляд на открытый люк транспортника. Турбины самолета продолжали реветь, корпус подрагивал, огромные крылья вибрировали, будто готовясь к взлету, а трейлер из трюма все не выезжал. Непредвиденная задержка начинала не на шутку тревожить. И тут Полынов краем глаза уловил на горизонте две короткие, почти одновременные вспышки. Словно кто-то зеркальцами пустил солнечных зайчиков.
Интуиция среагировала раньше сознания, и лишь через мгновение Никита понял, что сломя голову бежит прочь от самолета, подчиняясь дикому инстинкту сохранения жизни. Удивительно, насколько быстро может работать человеческая мысль. Спрашивается, сколько времени нужно, чтобы засечь пуск двух ракет, оценить ситуацию и принять решение?
Секунды, доли секунд? Нет. Ноль! Ноль времени! Как электрон в возбужденном атоме перескакивает с одной орбитали на другую вне времени, так и готовое решение порой появляется в голове одновременно с происшедшим событием.
Хорошую пословицу некогда придумал полководец Суворов: «Сам погибай, а товарища выручай!» – да только для данного случая она не подходила. Даже криком Никита никого не смог бы предупредить – не услышали бы его из-за рева турбин. Поэтому оставалось лишь два варианта – либо бежать к самолету и погибнуть вместе со всеми, либо постыдно удирать прочь, спасая свою жизнь. Инстинкт выбрал второй вариант…
Между вспышками на горизонте и страшным взрывом лайнера прошло не более трех-четырех секунд, и Полынов не успел преодолеть за это время и двадцати метров. Но обострившаяся интуиция сработала мгновенно – будто почувствовав спиной, Никита прыгнул, распластавшись в воздухе, как бы ныряя в воду.
Взрывная волна подхватила его, пронесла метров семь над землей, отпустила, и Никита, сгруппировавшись, пару раз кувыркнулся, перекатившись по каменистой равнине, вскочил и, не снижая темпа, побежал дальше. Несколько мелких осколков просвистели поблизости, а затем скрученный спиралью кусок обшивки пролетел над головой, упал и некоторое время катился впереди, пока Полынов, как заправский барьерист, не перепрыгнул через него, ухитрившись при этом оттолкнуться подошвой ботинка от рваного края катящегося обломка. Этому, как и прыжку во время взрыва, его до автоматизма натаскали в спецшколе – перепрыгивать через катящиеся впереди бочки, обязательно отталкиваясь от них, иначе они тут же догонят и отобьют пятки. Но, опять же, все это Полынов проделал чисто машинально, на уровне условного рефлекса, как опытная секретарь-машинистка ударяет по клавиатуре компьютера, абсолютно не задумываясь, каким пальцем по какой клавише бить. Та же спецподготовка не позволила инстинкту перерасти в панику, чтобы удирать без оглядки, до умопомрачения.
Заметив на плоской поверхности степи небольшую ложбинку, Никита прыгнул в нее, перекатился, стараясь как можно больше запорошить себя пылью, и замер, распластавшись на земле, лицом к взорванному самолету.
Секунд десять он еще ощущал себя загнанным животным, затаившимся от погони, с бешено колотящимся сердцем и чуть ли не разрывающимися от судорожных сокращений легкими – страх отнюдь не способствует соблюдению правил экономного дыхания во время бега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38