Когда дверь за штабным подполковником захлопнулась, командир полка бросил в сердцах:
— Что ж ты сидел, молчал все время, индюк надутый! Небось этот побежал прямо к высокому начальству, крыса штабная! Орден Ленина ему гарантирован!
— Да хоть десять! Лишь бы план прошел… — широко улыбнулся Новиков.
* * *
«Ми-8» рассекал воздух лопастями винта. Залитые водой рисовые поля блестели в лучах ослепительного южного солнца.
— Хрен с ним, с этим Хостом! — перекрывая рокот двигателя, кричал пилот. — Хотят «духи» сделать его своей столицей, ну и пусть. Ты как считаешь, сержант?
Святой не отвлекался. За его спиной в грузовом отсеке находились десять парней, которым скорее всего придется в буквальной смысле на землю спуститься с небес и принять бой. Вторая десятка под командованием Новикова должна была десантироваться километров на восемь южнее.
— Пять минут — и начну сбрасывать! — Летчик постучал ногтем по стеклу часов.
— Ниже сойди! — попросил Рогожин.
— Не могу. Приказ! — мотнул головой пилот. — «Духи» могут достать.
— Целее будем! «Духам» сейчас не до твоей бандуры.
— Восемьдесят первый, — засипела рация, — приготовьтесь… Подарки пошли.
Белые купола парашютов огромными ромашками расцветали в небе. Самолеты опорожняли свое чрево и, заложив крутой вираж, уходили ввысь.
Глухо затукали зенитные установки. Пилот вертолета потянул на себя рукоять набора высоты.
— Начинаем концерт по заявкам, — усмехнулся он.
Сполохи разрывов заполнили небеса. Вертолет, точно гигантская желто-зеленая стрекоза, летел над землей, отбрасывая тень на рисовые чеки, тропы, холмы и пустынные равнины.
— Купились «духи», — удовлетворенно хмыкнул Рогожин. — Расстреливают манекены.
По одиноко кружащему вертолету моджахеды огонь не открывали — слишком незавидная цель.
«Лишь бы засекли большинство точек, — повторял про себя Рогожин, — лишь бы засекли».
Он и сам передавал координаты обнаруженных пулеметных гнезд, окопов с задранными стволами скорострельных пушек, блиндажей, из которых выбегали люди с трубами реактивных управляемых ракет на плечах.
— Четвертый! Я Восемьдесят первый! В шестом квадрате «духи» ставят две «эрушки»… Да… Уверен… — докладывал Рогожин в штаб полка. — Снимают с джипов и монтируют…
Да… По-моему, нашелся ушлый курбаши, усек, что мы их накололи…
Шестой квадрат — место высадки одного из подразделений полка — брался под прицел двух реактивных установок типа «град-5». Залп из двадцати четырех стволов перевернул бы каждую песчинку в квадрате и не оставил ничего живого.
— Четвертый! Я достану «духов»! Разрешите десантироваться?.. Понял! Сделаю все аккуратно, без шума и пыли!..
Ребята! Приготовиться к высадке!
«Вертушка» зависла над пересохшим руслом заброшенного канала. Десантники выпрыгивали прямо в ров и исчезали в клубах пыли.
— Все, сержант! — доложил младший сержант Гена Маркин, пересчитав людей.
— До «духов» километра три! — Рогожин специально определил место высадки чуть в стороне. — Идем по руслу канала. У начала полей возьмешь двоих бойцов и по-пластунски обойдешь гадов. Сигнал к атаке я подам выстрелом.
Будут дергаться — долби из гранатометов. Только нас не задень. Установки старайся не повредить, авось пригодятся.
Маркин обреченно вздохнул:
— Потопнем среди полей. Мы же десантура, не подводники.
— Отставить разговоры! Бегом марш! — скомандовал Рогожин, уверенный, что Маркин выполнит все как надо.
Канал вывел группу прямиком к установкам. Моджахеды уже успели установить цельнометаллические станины, смонтировать трубообразные стволы. Афганцы раскрывали ящики, доставали из них сигарообразные ракеты и заряжали установки.
— Шестнадцать «духов». Двое в джипах сидят, на рациях дежурят! — шепотом доложил ефрейтор Липин.
— Снайперам есть работа! — Рогожин жестом подозвал двоих солдат. — Снимите этих в машинах. Они не должны ни одного слова в рацию хрюкнуть!
— Маркин со своими дочухал! — сказал ефрейтор, возбужденно дыша. — Могут засветиться. Поле хорошо просматривается.
— Ставь, Липин, «керогаз». Чуть что, прикроешь!
Ефрейтор сорвал чехол, освободил треногу автоматического гранатомета. Второй номер расчета подключил магазин, наполненный похожими на разварившиеся сосиски гранатами.
Внезапность атаки парализовала афганцев. Они суетливо метались под перекрестным огнем, словно перепуганные овцы при виде волка, забравшегося в кошару. Гортанные вопли заглушали крики раненых.
Но от установок афганцы не отступали.
— Короткими перебежками за мной! — поднял десантников Рогожин и сразу же пожалел об этом. Рядом с ним перевернулся через голову и упал солдат. С противоположной стороны продвигалась группа Маркина.
Всхлипывающими, воющими звуками отозвался гранатомет Липина. Одна из гранат попала в джип. Машина дрогнула, как загарпуненный кашалот, и осела, задрав радиатор к небу…
Пленные душманы сидели на корточках с заложенными за голову руками. В глазах у афганцев не было ни страха, ни боли. Одно лишь чувство светилось в них: ненависть.
— Рома Павлин убит… — утирая пот с лица, говорил Маркин. — Ваську задело…
— Сильно? — спросил Рогожин и стал рассматривать захваченные трофеи.
— Ногу пулей перебило. Кость торчит!
— Пойдем посмотрим! — Рогожин зашагал к краю поля, где вокруг раненого бойца хлопотали товарищи. — Придется Василию потерпеть. Двадцать минут до главного удара осталось.
Закусив зубами ворот куртки, чтобы не кричать, закрыв руками глаза, высокий, под два метра, десантник корчился на земле. Бисеринки пота серебристой сетью покрывали его лоб. Перебитая кость сахарным осколком выглядывала из рваной штанины, успевшей выше колена пропитаться кровью.
— Держись, Васек! — Рогожин потрогал лоб раненого.
— Я ничего… — простонал солдат искусанными в кровь губами.
— Жгут потуже затяните! — приказал Рогожин, не отводя глаз от страдающего парня.
Афганцы сбились в кучу и обреченно ждали. Многие шептали молитвы.
— К Аллаху торопятся! — повел стволом в сторону пленных Маркин.
— Отставить, — устало одернул его Рогожин.
— Что, до полка басмачей потянем? — недовольно поинтересовался Маркин.
— Угадал! — Сержант расстегнул верхние пуговицы «афганки», подставляя грудь под едва ощущаемый ветерок.
— Наши их парандоевцам <В то время — афганские правительственные войска.> передадут. А те сородичам «чайники» поотрезают. Как пить дать открутят им «банки», — уверенно заявил младший сержант. В его глазах плясали хищные огоньки.
— Предлагаешь облегчить мучения «духов»? — усмехнулся Рогожин.
— У нас трое убитых, двое ранены. Надо бы отплатить за ребят. Куда нам такое стадо гнать? Оставим парочку для штаба, а остальных отправим к ихнему Аллаху!
— Заткнись, Маркин! — Рогожин поставил автомат на предохранитель. Стрельбы больше не предвиделось. — Сходи потрогай мозоли у них на руках. От оружия таких не бывает. Они против нас целыми кишлаками воюют: от мала до велика…
— Знаю, знаю… — разочарованно протянул младший сержант. — Всенародная партизанская война в тылу врага…
Проходил «Войну и мир» в девятом классе. — Он встал в позу чтеца-декламатора и с завыванием начал:
— Поднялась дубина народной войны и пошла гвоздить врагов по котелку…
— Грамотный! Выучили вас на свою голову, — проворчал Рогожин, с трудом сдерживая улыбку.
Маркин засвистал какой-то очередной шлягер и двинулся к машине. Это была потрепанная «Тойота» с бахромой над лобовым стеклом, побитыми подфарниками, погнутым бампером. Обычная афганская «бурбухайка», годная, чтобы возить овощи на городской базар и реактивные установки на огневые позиции.
Дверь джипа приоткрылась, и Рогожин успел увидеть залитое кровью лицо, а также вытянутую руку с пистолетом.
Два выстрела прозвучали почти одновременно.
Перед тем как упасть, Маркин успел обернуться, как будто хотел попрощаться с командиром. Его недоуменный взгляд переместился на грудь, где с левой стороны на накладном кармане «афганки» чернела точка.
— Мама, достали! — ровным, отчетливым голосом произнес младший сержант и упал.
Десантники хлестали по джипу длинными очередями.
Кто-то попал в бензобак. Клуб огня вырвался к небу рыже-черной шапкой.
— Прекратить огонь! — кричал Рогожин и сам продолжал исступленно палить из автомата, словно отдавал погибшему младшему сержанту последние воинские почести.
— Командир! «Духи» ломятся! — заорал ефрейтор Липин, выпучив глаза, и тыкал пальцем в ровную линию горизонта.
С юга приближалось облако пыли. Пять машин неслись по степи, точно волки, загоняющие добычу.
— Передал, гад! — воскликнул ефрейтор, прижимая к груди автомат, словно тот был палочкой-выручалочкой.
— Ох, блин, засекли!
— К установкам, быстро! — крикнул Рогожин.
— Как стрелять из этого металлолома? — пробормотал ефрейтор. — Ни буссоли, ни прицельных устройств. Каналом уходить надо… Сматываемся, сержант!
Рогожин уже взял себя в руки. Опасность действовала на него отрезвляюще.
— Не ори, Липин! Пальнем по «духам», да так, что их яйца до Пакистана лететь будут.
Уверенность командира передалась остальным десантникам. Белозубые улыбки засветились на запыленных, загоревших до черноты лицах.
— Так, парни. Берите пленных — и к установкам!
— «Духи» в своих стрелять не станут! — не унимался Липин.
— Сделать петли! Набросить им на глотки и перекрыть кислород! — отдавал лаконичные приказы Рогожин.
Десантники удивленно переглядывались, не понимая замысла командира.
— Вешать пленных, что ли? — робко переспросил ефрейтор.
— Дурак! — Рогожин выразительно постучал себя по лбу. — Они же мусульмане. Для них, воинов Аллаха, смерть без крови — что для тебя служба без дембеля. В рай не попадут. По своим «духи» пулять, конечно же, не станут, но отпугнуть — отпугнут! Давайте!
Пленные, трясясь от страха, глазели на приготовления десантников.
— Только не до смерти! Осторожно! — предупредил Рогожин.
Машины приближались. Раненный снайпером моджахед, воспользовавшись замешательством, успел предупредить своих о дерзком захвате установок, и сейчас «духи» торопились наказать зарвавшихся «шурави».
— Алла… — истошно вскричал тощий афганец, которого первым подвергли испытанию.
Он тяжело, с ефрейтором на спине, обхватил сапоги сержанта и затараторил, пуская слюни и сопли. Свою речь воин ислама сопровождал выразительной восточной жестикуляцией.
Рогожин склонился над ним.
— Шугани разок своих. Иначе… — Он чиркнул ладонью по горлу.
— Не улавливает! — констатировал Липин и крутанул удавку.
Афганец зашелся в кашле. Его тонкие губы стали на глазах синеть, на них выступили белые хлопья пены.
— Ослабь! — Рогожин хлопнул ефрейтора по плечу. — И поставь его на ноги!
Теперь покачивающийся душман был похож на марафонца после финиша. Он уткнул глаза в землю и часто дышал широко открытым ртом, в котором по-собачьи подергивался язык, точно просил отпустить его наружу.
Рогожин сбил с пленного грязную чалму и повернул голову «духа». Приставив к его глазам бинокль, сержант показал на машины. Потом указал на установки и сделал жест руками, словно отгонял от себя назойливую мошкару. Афганец замычал, отрицательно тряся головой.
— Петлю, Липин. Потуже! Время уходит! — рявкнул Рогожин.
— Есть! — так же решительно выпалил ефрейтор и снова перекрыл душману кислород.
Пленный бился всем телом, как бьется рыба, выброшенная на лед.
— Сержант, кажись, мой согласен! — Один из десантников подвел смуглолицего пожилого афганца в просторных полотняных штанах и длинной рубахе.
— И мой дошел до кондиции! — ухмыльнулся Липин.
Его подопечный уткнулся лбом в землю и стучал рукой, давая понять, что согласен…
Как они наводили установки. Рогожин так и не понял. Но залп получился отменный. Установки дрогнули, затем залились огнем, и от протяжного воя снарядов, вырвавшихся из стальных труб, заложило уши.
В бинокль Рогожин видел, как черная стена разрывов выросла на безопасном расстоянии от машин. Моторизованный отряд притормозил, заложил резкий вираж и быстро начал удаляться, не дожидаясь очередного залпа.
— Перелет сделали, блин! — горестно выдохнул ефрейтор, подводя результат.
— Порядочные «духи». Не предатели… — рассмеялся Рогожин. — Дай-ка водички попить. У меня, видишь, фляжку пробило…
* * *
Последняя крупная военная операция Советской Армии в Афганистане — снятие блокады с Хоста — проходила строго по установленному плану. Огневые точки моджахедов были нанесены на карты, переданы в батареи и дивизионы, вертолетные полки и эскадрильи фронтовой авиации. Расчеты занимали места у орудий, артиллеристы реактивных установок следили за красными флажками в руках своих комбатов.
Как слабая искра приводит в движение поршни двигателя, так команда, отданная с главного КП этой войны, заставила повернуться десятки ключей стрельбы, взреветь моторы БМП, танков и БТР, подняться в воздух «вертушки», истребители-штурмовики.
* * *
Ахали гаубицы «Д-30», вторили им самоходные орудия с нежным названием «Гиацинт», завывали, выпуская огненные стрелы, реактивные «бээмки». Вертолеты огневой поддержки, утяжеленные снаряженными по максимуму подвесками, грязно-зелеными мухами уходили к горизонту, а матушка-пехота выдвигалась на передовые позиции…
Десантники спрятались в русле старого канала. Артиллеристы работали аккуратно, но Рогожин решил не искушать судьбу. Уж слишком близко катилась страшная лавина огня и металла.
— Подкорректируйте пушкарей! — кричал он в ларингофон рации. — Близехонько к нам забирают… Я говорю: пусть не шпуляют сюда. У нас чисто…
Стены канала тряслись от разрывов, осыпаясь тысячами ручейков песка. Десантники инстинктивно прижимались друг к другу, словно плечо товарища могло уберечь их от шального разрыва.
На лицо погибшего младшего сержанта Маркина все время оседала пыль. Рогожину то и дело приходилось смахивать ее. Маленькая дырочка слева на груди закрылась корочкой запекшейся крови и стала похожей на большое родимое пятно.
Дым стлался над рисовыми полями, степью, закрывал солнце. Он полз по дну старого русла, обволакивал десантников серо-коричневыми космами. От него першило в горле и щипало в глазах. Казалось, всю планету заволокло этим дымом.
— Да-а, бардак! — прокомментировал ефрейтор Липин.
Он сидел у глинистой стены канала, обхватив стриженую голову руками. Рядом прикорнул пленный афганец — недавняя жертва ефрейтора. Русский десантник и солдат повстанческой армии были одинаково слабы и беззащитны перед огненной бурей, созданной людьми и безумствовавшей на десятках квадратных километров.
Яркая точка ракетницы зависла в небе.
— Поднимаемся! — бросил Рогожин бойцам. — «Такси» свободно. Эх, прокачу!
«Бээрдээмки» их батальона ждали десантников у шоссе.
Стволы семимиллиметровых станковых пулеметов были повернуты в сторону рисовых полей. Раненых, пленных и убитых погрузили внутрь разведывательных машин. Десантники устроились на броне — так было безопаснее. Если «бээрдээмка» подорвется на мине, можно отделаться контузией.
Колонна двигалась вперед по петляющей дороге. Рогожин сидел у башни, держась за ствол пулемета, и дымил сигаретой. Изрытая воронками степь с редкими островками зелени угрюмо молчала.
— Вернусь домой, возьму пузырь водяры — ив лес! — мечтательно произнес ефрейтор Липин. — Растянусь на травке, буду лежать целый день и пить. К ночи ужрусь, засну… Проснусь и опять буду пить. У нас на Брянщине леса, товарищ сержант, обалденные! Задолбал меня этот Чучмекистан!..
Добравшись до полка. Рогожин узнал, что взводный ранен. Осколок гранаты ударил в глаз и застрял под надбровной дугой. Вместе с другими ранеными взводного отправляют в кабульский госпиталь, где ему предстоит операция.
Рогожин отпросился у комбата и поспешил к самолету.
Загрузка шла полным ходом. Летчик-транспортник торопил.
Ему хотелось побыстрее убраться из Хоста, пока «духи» не очухались и не вернулись на свои огневые точки в горах.
Новиков лежал на носилках, прикрытый до пояса синим солдатским одеялом. Правая сторона его лица была скрыта под маской из бинтов.
— Здоров, Кутузов, — попытался пошутить Рогожин, но тут же осекся.
Лейтенант страдальчески сморщился.
— Обидно, Димка! — по-родственному назвал он Рогожина. — По глупости схлопотал. Был десантник Новиков и весь вышел. — Лейтенант тяжело вздохнул. — Жаль, семьей не успел обзавестись! Трудноватенько небось одному на дачке ковыряться будет… Ты, Дмитрий, своих ребят береги!
За что им тут гибнуть? Влезли, идиоты, в чужую страну и удобряем ее собственными костями…
Откуда-то с гор донесся хлопок.
— Миномет! — равнодушно определил лейтенант. — Отрыгнется, Дмитрий, нам Афган. Всему Союзу…
Двое хмурых солдатиков в застиранной форме подхватили носилки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42