Тем временем мои копьеносцы сменяли друг друга в быстром темпе, и я обслужила более пятидесяти оборванцев в течение трех часов. Дюран также не бездействовала и, имея большую слабость к мужским органам, не оставила ни один из них без внимания. Удовлетворив эту толпу бандитов, мы сели с ними пировать – таков был обычай в их среде.
– Я обожаю эти притоны, – шепнула мне Дюран, – в таких местах можно насладиться самым мерзким и грязным развратом.
Мы пили, ели и снова пили и в конце концов дошли до такого скотского состояния, что обе распростерлись на полу в середине таверны и еще раз пропустили через себя всю ораву, предварительно заставив всех блевать, мочиться и испражняться на нас. Когда эта безумная оргия подошла к концу, мы были по уши в моче, дерьме и сперме.
– А теперь, друзья, – заявила моя спутница, когда суматоха стихла, – мы хотим отблагодарить вас за чудесный ужин и подарить вам образцы наших товаров. Может быть, кому-то из вас нужно свести личные счеты с недругами? Если так, мы предоставим вам самые надежные средства.
Вы не поверите, друзья, – и это лишний раз говорит о том, какого прогресса достигло человечество в пороке, – но в тот же миг поднялся невероятный шум и гвалт; все потребовали адских снадобий, и никто не остался обделенным; по нашим скромным подсчетам наш разгул закончился несколькими десятками убийств.
– Еще не поздно, – сказала мне Дюран поднимаясь, – нас ждут новые приключения. Мне просто необходимо узнать, чем кончилась смерть моей юной прелестницы.
Мы тепло распрощались с хозяевами и подошли к площади, где стоял храм, как раз в тот момент, когда к нему приближалась похоронная процессия. В Италии существует традиция нести покойников в открытых гробах, и Дюран сразу узнала ребенка, на котором был испытан яд.
– Это она, – возбужденно зашептала колдунья, – это она, черт возьми мою душу! Давай встанем в тень и будем ласкать друг друга, когда ее понесут мимо.
– Мне кажется, лучше опередить их и пробраться в церковь; мы спрячемся в часовне и увидим всю процедуру.
– Ты права: самое интересное будет в конце, – согласилась Дюран, – пойдем скорее.
Нам повезло – мы нашли укромное место позади исповедальни в самой часовне, где должно было упокоиться юное тело. Мы прижались к стене и непрестанно ласкали друг друга в продолжение всей церемонии, распределяя свой пыл и свои движения таким образом, чтобы оргазм наступил не ранее того момента, как гроб опустится в склеп, чтобы семя наше стало святой водой для покойной. Все кончилось быстро, священники и плакальщицы удалились, но гроб оставался незаколоченным, и мы заметили, что могильщик не спешит заканчивать свое дело – может быть, ввиду позднего часа он собирался сделать это утром.
– Послушай, – сжала мою руку Дюран, – давай подойдем ближе, мне в голову пришла интересная мысль. Не правда ли, красивое создание похоронили сегодня?
– Ну и что?
– Мы вытащим ее из могилы, я сяду на ее лицо, прекрасное лицо, несмотря на печать смерти, и ты будешь ласкать меня. Или ты боишься?
– Нисколько.
– Тогда пойдем.
Церковь была уже закрыта, мы остались в ней одни, вместе с покойницей.
– Как мне нравится эта мрачная тишина, – заметила вполголоса Дюран, – как она вдохновляет на преступления, как будоражит чувства. Смерть всегда возбуждает во мне похоть. Итак, за дело.
– Постой, – прошипела я. – По-моему, кто-то идет.
И мы снова юркнули в нишу. Великие Боги! Кого, вы думаете, мы увидели? Кто еще хотел посягнуть на сокровищницу смерти? Воистину, это было немыслимое зрелище. Сам отец пришел насладиться ужасным делом своих рук – он входил в часовню, и дорогу ему освещал могильщик.
– Достань ее, – приказал отец, – скорбь моя настолько велика, что я должен еще раз обнять дочь, прежде чем потерять навсегда.
Снова появился гроб, из него вытащили мертвое тело, положили его на ступени алтаря.
– Очень хорошо, друг мой, спасибо. А теперь оставь меня, – сказал убийца-кровосмеситель, – я хочу поплакать в одиночестве, чтобы никто не мешал мне; ты можешь вернуться часа через два, и я щедро вознагражу тебя за труды.
За могильщиком снова закрылись двери.
Как мне описать, друзья мои, жуткую сцену, которая предстала нашим глазам? Но в любом случае я должна это сделать; я хочу показать вам непостижимость сердца человеческого, обнажить все его трещины и изломы.
Хотя церковь была заперта, негодяй для вящей безопасности забаррикадировался в часовне, зажег четыре восковые свечи, две поставил в изголовье, две – в ноги дочери, потом сдернул саван. Увидев ее обнаженное тело, он затрясся от вожделения; его тяжелое, хриплое дыхание и торчавший член свидетельствовали о пожаре, бушевавшем в этой злодейской душе.
– Лопни мои глаза! – прохрипел он. – Это сделал я, своими собственными руками. И не раскаиваюсь… Не за твой болтливый язычок наказал я тебя – я утолил свой порыв, мой орган твердел при мысли о твоей смерти. Ты много раз удовлетворяла меня, и вот теперь я удовлетворен окончательно.
Продолжая бормотать эти слова, он наклонился к трупу и принялся сначала целовать белые неподвижные груди, потом колоть их иглой.
– Ба, да она ничего уже не чувствует, – как безумный бормотал он, – жаль, что она ничего не чувствует. Может быть, я слишком поспешил? Ах, сука, сколько бы мучений я тебе доставил, будь ты жива!
Он раздвинул ей ноги, ущипнул нижние губки, залез пальцем во влагалище, и когда эрекция его достигла пика, мерзавец лег на мертвую дочь и начал совокупляться, впившись губами в ее рот; но он не смог проникнуть языком внутрь, так как в результате действия сильнейшего яда челюсти девушки были сжаты намертво. Через некоторое время он; поднялся, перевернул тело на живот, и мы увидели обольстительнейшие на свете ягодицы. Он пылкими поцелуями осыпал их, яростно массируя свой орган.
– Сколько раз я сношал этот божественный зад, сколько неземных удовольствий он мне доставлял за эти четыре года! – воскликнул мерзавец.
После этого он отошел, задумчиво поглядел на недвижимое тело, два или три раза обошел вокруг него, повторяя как заклятие: «Прекрасный труп! Какой прекрасный труп!»
Когда эти слова стихли, его член ожил на наших глазах, разбух до невероятных размеров, из чего мы заключили, что некрофилия – главная страсть этого злодея. Он опустился на колени между широко раздвинутыми бедрами дочери, снова долго целовал ее обольстительный зад, щипал, кусал его, даже вырвал зубами кусок плоти, потом начал содомию. Скоро нам стало ясно, что его экстаз достиг кульминации: он скрипел зубами, в глотке его что-то булькало, а в момент оргазма он достал из кармана нож и ловко отделил голову от трупа. Только потом поднялся на ноги.
Теперь он выглядел спокойным и умиротворенным, человеком твердых убеждений, удовлетворившим главную свою страсть. Окажись на его месте любой другой в этой жуткой могильной тишине, он непременно трясся бы от ужаса. Наш злодей спокойно и деловито собрал останки дочери, сложил их в гроб, опустил его в склеп, спустился туда сам и даже оставался там какое-то время. Вот тогда Дюран, не перестававшая мастурбировать и умудряясь ласкать меня в продолжение жуткого спектакля, предложила мне задвинуть тяжелую каменную плиту и похоронить отца вместе со своей жертвой.
– Нет, – твердо сказала я. – Он – злодей, а всем злодеям мы должны оказывать уважение и оберегать их.
– Ты права, конечно, – согласилась она, – но давай хотя бы напугаем его. Сделаем так: ты ляжешь на то место, где только что лежала его дочь, поглядим, что он будет делать, когда вылезет и увидит тебя. Представляю, как это будет весело.
Развратник выбрался из склепа, и первое, что бросилось ему в глаза, был мой роскошный голый зад. Бедняга был так потрясен, что пошатнулся и едва не рухнул обратно в черную яму, и спасла его только моя подруга, которая протянула ему руку; но ощутив ее прикосновение, он лишился чувств.
– Корделли, – успокоила Дюран дрожавшего всем телом развратника, – не пугайтесь, мы – ваши друзья; это я продала вам яд, которым вы столь удачно воспользовались, а эта прелестная девушка готова усладить вас всевозможными способами, если только вы не будете творить ужасов, которые мы сейчас наблюдали.
– Как вы меня напугали, сударыня, – с облегчением вздохнул торговец.
– Успокойтесь, друг мой, и поглядите на этот роскошный зад, который ждет вас: пятьдесят цехинов, и он – ваш. Имейте в виду, что его обладательница – необыкновенная женщина.
– В самом деле, эта попка весьма соблазнительна, – признал Корделли, поглаживая мне ягодицы, – но, увы, вы же видите, в каком я состоянии после недавнего оргазма.
– Это поправимо, – утешила его Дюран, – поверьте, что через минуту вы снова будете в форме. У меня с собой есть одна вещица, которая творит чудеса. Где вы хотите заняться утехами?
– В склепе; мы все трое спустимся туда, вы не представляете себе, как меня возбуждают останки моей жертвы.
Мы спустились в усыпальницу, зажгли свечи, и не успел Корделли приподнять покрывало, закрывавшее то, что осталось от его несчастной дочери, как член его зашевелился, Дюран натерла его мошонку какой-то мазью, помассировала орган, я подставила ему свой зад, он пощекотал пальцем отверстие, поцеловал меня в губы, и эрекция завершилась.
– Пусть эта юная синьора соблаговолит лечь в гроб, – неожиданно сказал он, – и позволит завернуть себя в саван, а мы поднимемся в часовню и ненадолго прикроем склеп плитой. Только таким образом я смогу испытать извержение,
Дюран вопросительно взглянула на меня; мой ответ не заставил себя ждать.
– Мы неразлучны, синьор, – заявила я, – поэтому вам придется ненадолго закрыть нас здесь обеих.
– Неужели ты до сих пор не веришь мне, Жюльетта, – покачала головой Дюран. – Тогда поднимайся наверх вместе с синьором Корделли, а я останусь здесь. И учти, только в твои руки и вверяю себя.
Меня охватила настоящая паника. Я боготворила Дюран и понимала, что даже малейшее недоверие с моей стороны обратится В клин, вбитый между нами. Насколько велика опасность, что они похоронят меня заживо? Правда, можно рассчитывать на возвращение могильщика. А если ничего не случится, если все обойдется… Как безгранична будет тогда вера в мою новую подругу! Как мне будет с ней спокойно и надежно!
– Чепуха, – небрежно бросила я, – и чтобы доказать тебе, любовь моя, что у меня нет никаких сомнений на твой счет, я остаюсь здесь. Делайте свое дело, Корделли, но за это я потребую тысячу цехинов.
– Вы их получите, – пообещал торговец, – я щедро вознаграждаю послушание.
Из гроба вытащили останки, я забралась туда, и Корделли завернул меня в саван.
– Ах, какой прекрасный труп, – опять произнес он свое жуткое заклинание, потом несколько раз поцеловал мне задний проход, несколько раз обошел вокруг гроба, после чего вместе с Дюран поднялся по крутым каменным ступеням, ведущим в часовню.
Не скрою, что смертельный озноб пронзил меня до мозга костей, когда я услышала, как с глухим стуком опустилась на свое место тяжелая плита. Что же будет? Такая мысль билась у меня в висках, когда я, совершенно беспомощная, лежала в полной темноте, оказавшись во власти двух отъявленных злодеев. Куда же ты завело меня, безоглядное мое распутство!
Но очевидно, судьбе было угодно устроить мне это тяжкое испытание.
Моя тревога превратилась в безнадежное отчаяние, когда шум наверху возвестил о том, что Корделли разбирает баррикады в часовне, и когда после этого наступила жуткая тишина.
Теперь все кончено, подумала я и перестала чувствовать свое сердце. Коварная Дюран предала меня. Все мое тело, от затылка до лодыжек, покрылось холодным потом. Собрав остатки мужества, я начала рассуждать так: успокойся и не поддавайся панике, ведь ты не совершила никакого добродетельного поступка, за который судьба может покарать тебя; ты была и осталась порочной, поэтому у тебя нет причин бояться.
Мои тягостные мысли прервал стон, возвестивший об оргазме Корделли, потом подняли камень, и через мгновение надо мной склонилась Дюран.
– Все в порядке, мой ангел. Ты свободна и можешь получить свою тысячу цехинов. Надеюсь, больше ты не будешь подозревать меня?
– Никогда! – искренне воскликнула я. – Никогда в жизни! Прости меня за этот безрассудный порыв, причиной которого скорее был Корделли, а не ты. Только поскорее уйдем отсюда, я едва не задохнулась в этой могиле.
На плите темнела лужица спермы, оставленная Корделли, а он сам, смертельно уставший, сидел на ступенях алтаря. В эту минуту появился могильщик, Корделли расплатился с ним, и мы вышли из храма. Остаток ночи Дюран пожелала провести в моей постели.
– Этот эпизод навеки связал нас друг с другом, – сказала я подруге, – он стал печатью, скрепившей наше взаимное доверие. Теперь-то мы никогда не расстанемся.
– Я же говорила тебе, – улыбнулась Дюран, – что вместе мы причиним людям много зла.
– А что, если бы на моем месте была другая женщина? Неужели она так бы и осталась в склепе?
– Непременно. Кстати, Корделли предлагал мне две тысячи цехинов, если я соглашусь оставить тебя в этой яме.
– Тогда надо найти для него хорошенькую девицу и попросить его повторить это представление.
– У тебя уже есть такая.
– Кто же она?
– Элиза.
– Как ты безжалостна к моим служанкам! Наверное, это и есть ревность?
– Нет, но я не хочу, чтобы возле тебя был еще кто-то и чтобы ты подумала, что этот кто-то любит тебя больше, чем я. К тому же, разве тебе не надоела эта стерва? Я оставлю тебе другую, зачем тебе две служанки? Я вполне могу заменить вторую, если уж ты не можешь заснуть, пока тебя не обнимут две лесбиянки.
– Твой план меня возбуждает, но все-таки в нем есть что-то мерзкое.
– Но это лишний раз говорит в его пользу, – тут же вставила Дюран, – ибо большие удовольствия рождаются, когда мы преодолеваем отвращение. Позови ее, мы развлечемся с ней и во время ласк мысленно приговорим ее к смерти; я безумно люблю такие коварные шуточки.
– Ах, Дюран, ты меня сделаешь настоящей львицей и заставишь совершать немыслимые злодеяния.
– Скажи лучше, что я готовлю для тебя немыслимые наслаждения.
Появилась Элиза, прекрасная как всегда – живой образ Любви; она послушно легла между нами, и Дюран, которая до сих пор видела ее только мельком, с удовольствием принялась ласкать девушку.
– Клянусь честью, это настоящий вулкан сладострастия, – сказала злодейка, целуя Элизу. – Положи ее на себя, Жюльетта, пусть она щекочет тебе клитор, пока я буду ее содомировать. Ого, какой обольстительный зад, как будет рад наш коммерсант, увидев эти несравненные полушария!
И блудница, пощекотав язычком притаившуюся между ними норку, вставила в нее свой хоботок.
– Сегодня я двенадцать часов кряду занималась телесными утехами, – сказала она, – и, казалось бы, должна была утомиться, но не тут-то было: я чувствую себя так, будто отдыхала весь день.
– Представь себе, я тоже, – шепотом призналась я. – Это, наверное, наш замысел так благотворно действует на нас, Дюран. – После чего я удвоила свои ласки, Дюран живее заработала своим клитором, и наша служанка первой испытала извержение. Почувствовав судорожные спазмы девушки, моя подруга резко отстранилась от нее и обрушилась на бедняжку за то, что та помешала ей своим оргазмом.
– Обязанность жертвы, – со злобой проговорила она, сопроводив эти слова пощечиной, – подчиняться и угождать; она не имеет право разделить удовольствие госпожи. Ты – мерзкая тварь, ты – шлюха бессовестная, и я научу тебя примерному поведению.
Я держала девушку, а ведьма в продолжение четверти часа порола ее. Элиза не впервые столкнулась с такой прихотью, она частенько получала порку от меня, но никогда еще ее не избивали с такой жестокостью.
– Ты же испортишь ей всю задницу, – недовольно заметила я, – а завтра Корделли…
– Шрамы ему больше нравятся, они ускоряют его эрекцию.
Ноги Элизы были в крови, и буря наконец стихла; Дюран предпочла содомировать меня, а в преддверии извержения захотела целовать истерзанные ягодицы нашей жертвы.
– Вот теперь я получила все, что хотела, – удовлетворенно произнесла она, когда спазмы закончились. – А ты, прекраснейшая из прекрасных, скажи, ты кончила? Не сердись, что, я обратила так мало внимания на твои наслаждения: в минуты экстаза я забываю обо всем и думаю только о себе.
– Не волнуйся, дорогая, я получила не меньшее удовольствие, чем ты; взгляни, сколько сока в моей куночке.
– А как твой мозг? Он тоже наслаждался?
– Еще как!
Мы снова легли в постель и опять уложили Элизу в середину. Я погасила свечу; перед тем, как уснуть, Дюран прижалась губами к моему уху:
– Я и во сне буду лелеять мысль, что завтра, благодаря мне, это сладкое создание умрет в страшных муках.
Рано утром она вызвала Корделли. Он был в восхищении от предложенного товара, и сделка состоялась;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72