Думайте о том, что вам предстоит увидеть восхитительную тайну, которая будет раскрываться прямо перед вашими глазами. Забудьте всякую сдержанность, преступите все ограничения: скромность никогда не была добродетелью. Если бы Природа пожелала, чтобы мы прятали какие-то участки нашего тела, она предприняла бы для этого меры. Однако она создала нас голыми, а значит, она хочет, чтобы мы ходили голыми, и всё, противоречащее этому, есть надругательство над её законами. Дети, у которых ещё нет никакого понимания сути наслаждения, а следовательно, и необходимости рапалять его скромностью, не прячут ничего. Иногда встречаются обычаи ещё более странные:
есть края, где скромность нравов полностью отсутствует, но тем не менее там принято носить одежду. На Таити девушки ходят одетыми, но по первому требованию скидывают одежду.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Что я люблю в Дольмансе, так это то, что он не теряет ни минуты: посмотрите, как разговор не мешает ему действовать - с какой нежностью он изучает великолепную жопу моего брата, как он сладостно дрочит прекрасный хуй этого молодого человека... Не будем медлить, Эжени.
Наконечник насоса поднят, скоро он нас окатит.
ЭЖЕНИ. - Ах, моя дорогая, какой чудовищный член! Он едва помещается у меня в руке!.. Боже праведный! Они все такие огромные?
ДОЛЬМАНСЕ. - Вы видите, Эжени, - мой значительно уступает ему в размерах.
Такие снаряды - грозное оружие для юной девушки, и вы прекрасно понимаете, что углубление его в вас окажется весьма опасным.
ЭЖЕНИ (уже дрочимая госпожой де Сент-Анж). - Ах, я не устрашусь ничем ради того, чтобы им насладиться.
ДОЛЬМАНСЕ. - И вы будете правы: девушка никогда не должна пугаться таких вещей. Природа придёт к вам на помощь, и волны наслаждения, которые вскоре на вас обрушатся, легко возместят незначительные неудобства, испытанные вначале. Я видел девушек моложе вас, которые выдерживали куда более могучие хуи. Смелость и терпение преодолевают все препятствия в жизни. Это безумие воображать, будто девушку следует лишать девственности только маленькими хуями. Я придерживаюсь мнения, что девственницу нужно атаковать самыми большими снарядами, и тогда плева порвётся быстрее, а значит, и скорее она начнёт испытывать наслаждение. Правда, если девушка привыкнет к такому меню, ей будет нелегко возвращаться к менее пикантным и более посредственным. Но если она богата, молода и красива, она найдёт их столько, сколько пожелает. Вместе с тем, у неё должно хватить сообразительности, чтобы, наткнувшись на хуй среднего размера и всё-таки пожелав его, вставить его себе в жопу.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - А для усиления наслаждения она должна пользоваться и большим, и тем, что поменьше, одновременно. Пусть её полости услаждают своим движением хуй, блаженствующий в пизде, и одновременно приближают восторг того, что у неё в жопе, и, затопленная малафьёй обоих, пусть она истечёт соком сама и умрёт от наслаждения.
ДОЛЬМАНСЕ, (следует отметить, что дрочение происходит во время всего диалога.) - Мне кажется, что в описываемую вами картину, мадам, надо поместить ещё два или три хуя: разве эта женщина не могла бы держать хуй во рту и по одному - в каждой руке?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Она может зажать несколько под мышками и ещё - в волосах. Вокруг неё должно собраться тридцать хуёв, если бы это было возможно. Тогда она должна иметь их, касаться их, поглощать только их и должна быть залита всеми одновременно в тот миг, когда спускает сама. Ах, Дольмансе! Каким бы развратником вы ни были, я делаю вам вызов сравняться со мной в этих сладостных битвах... В этой голове я проделала всё, что только возможно.
ЭЖЕНИ, (которую по-прежнему дрочит подруга, в то время как Дольмансе дрочит шевалье.) - Ах, моя сладкая... у меня кружится голова!.. Я тоже могу вкусить таких наслаждений! Я тоже могу послужить... целой армии мужчин!..
О, какое счастье!.. как ты дрочишь меня, дорогая... ты сама богиня наслаждений... а как набух этот чудесный хуй и как увеличилась и покраснела его царственная головка!
ДОЛЬМАНСЕ. - Приближается развязка.
ШЕВАЛЬЕ. - Эжени... сестрица... ближе... О, какие божественные груди! Какие мягкие, пухленькие ляжки! Спускайте! Спускайте обе, мой сок сольётся с вашим!
Он течёт, выплескивается! О, Иисусе! (В этот критический момент Дольмансе заботливо направляет потоки спермы своего друга на обеих женщин, но особенно на Эжени, которая вся оказывается залитой.)
ЭЖЕНИ. - Прекрасное зрелище! Как оно благородно и величественно... Я вся покрыта... она попала мне даже в глаза!..
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Подожди, милая, дай мне собрать эти бесценные жемчужины я натру ими твой клитор, чтобы ты скорее кончила.
ЭЖЕНИ. - Ах, моя дорогая, да, это прекрасная идея... сделай это, и я кончу в твоих объятиях.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Божественный ребёнок, целуй меня, целуй... Дай мне сосать твой язычок... дай мне пить твоё дыхание, разгорячённое страстью!
Ах, блядь! Я спускаю сама... Братец, помоги мне кончить, умоляю!..
ДОЛЬМАНСЕ. - Да подрочите свою сестру, шевалье!
ШЕВАЛЬЕ. - Я бы лучше её выеб... у меня ещё стоит.
ДОЛЬМАНСЕ. - Ну, ладно, всуньте, а мне дайте ваш зад: я вас выжоплю во время этого сладостного кровосмешения. Эжени, вооружившись этим индийским резиновым хуем, выжопит меня. Когда-то ей придётся сыграть все роли в спектакле разврата, так что она должна радеть на уроках, которые мы ей даём, и одинаково хорошо выполнять все упражнения.
ЭЖЕНИ, вооружившись искусственным членом. - О, с удовольствием! Вам не в чем будет меня упрекнуть, если это касается разврата отныне он - мое единственное божество, единственное правило моего поведения, единственная основа всех действий. (Она пронзает Дольмансе.) Так, дорогой мой наставник? Я делаю правильно?..
ДОЛЬМАНСЕ. - Восхитительно!.. И впрямь, маленькая плутовка ебёт меня, как мужчина!.. Прекрасно! Мне кажется, что мы слиты воедино все четверо: теперь пора действовать.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ах, я умираю, шевалье!.. Невозможно выдержать удары твоего славного хуя!..
ДОЛЬМАНСЕ. - Но ведь эта проклятая, эта прелестная жопа доставляет мне наслаждение!.. Ах! Ебём, все ебём! Кончим все одновременно. Бог хуев!
Умираю, издыхаю! Ах!.. в жизни не спускал сладостнее! Ты уже излил сперму, шевалье?
ШЕВАЛЬЕ. - Посмотри на эту пизду, она вся измазана, измарана, не так ли?
ДОЛЬМАНСЕ. - Ах, дружище, ну почему не оказалось столько же у меня в жопе?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Передохнём, я изнурена.
ДОЛЬМАНСЕ, целуя Эжени. - Эта неподражаемая девочка выебла меня, как бог.
ЭЖЕНИ. - Действительно, мне было весьма приятно.
ДОЛЬМАНСЕ. - Если ты развратник, то все излишества доставляют удовольствие, и самый лучший совет женщине - это умножать излишества сверх всякой меры.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - У моего нотариуса хранится пятьсот луи - кошелёк получит любой, кем бы он ни был, кто научит меня не ведомой мне страсти и кто погрузит меня в ещё не испытанное наслаждение.
ДОЛЬМАНСЕ. - (Собеседники, приведя себя в порядок, занимаются теперь только разговором.) Мысль необычная, мадам, и я возьмусь за это, но я сомневаюсь, что наслаждения, о которых вы мечтаете, напоминают столь незначительные удовольствия, которые вы недавно вкусили.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Что вы имеете в виду?
ДОЛЬМАНСЕ. - Скажу по чести, я не знаю ничего более скучного, чем наслаждение пиздой, и особенно тогда, когда уже вкусил, как вы, мадам, наслаждение, даваемое жопой. Я не могу себе представить, как можно его предпочесть какомулибо иному.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Это просто старая привычка. Любая, у которой образ мыслей подобен моему, хочет, чтобы её ебли везде, и куда бы ни врывался снаряд, ощущение его даёт наслаждение. Однако я полностью согласна с вами и подтверждаю для всех развратниц, что наслаждение от ебли в жопу будет всегда превосходить наслаждение от ебли в пизду. Здесь они могут положиться на слова европейской женщины, испробовавшей и тот, и другой способ: я уверяю, что не может быть никакого сравнения, и что им будет нелегко вернуться к переду после того, как они подставят зад.
ШЕВАЛЬЕ. - А мои мысли по этому поводу несколько иные. Я готов делать всё, что от меня ожидают, но в женщинах я люблю только алтарь, предназначенный Природой для воздаяния должного.
ДОЛЬМАНСЕ. - Прекрасно! Но это жопа! Мой дорогой шевалье, если ты тщательно исследуешь веления Природы, она не укажет тебе иного алтаря для наших воздаяний, нежели дырка жопы. И она приказывает выполнение последнего. О Боже, если бы она не предназначала жопу для ебли, разве бы она стала делать отверстие в ней точно соответствующим нашему члену? Ведь оно круглое, как и наше орудие. Почему? Даже человек, лишённый здравого смысла, не сможет представить, что овальное отверстие было создано для наших цилиндрических хуёв. Задумайтесь над этим изъяном, и вы тотчас поймёте намерения Природы. Мы сразу увидим, что слишком много принесено в жертву во имя размножения, возможного только благодаря снисходительности Природы, но против её желания.
Однако, продолжим обучение. Эжени только что с удовольствием проникла в высшую тайну семяизвержения, а теперь она должна научиться направлять его поток.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Принимая во внимание, что вы оба обессилели, будет нелегко это ей продемонстрировать.
ДОЛЬМАНСЕ. - Согласен. Вот почему я хотел бы, чтобы здесь оказался какой-нибудь крепкий парень из твоих слуг или крестьян. Он послужил бы нам манекеном для наших занятий.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - У меня имеется то, что вам нужно.
ДОЛЬМАНСЕ. - Это, случайно, не тот ли садовник лет восемнадцати-двадцати, с замечательной фигурой? Я только что видел его, работающим в саду.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Огюстэн? Да, именно Огюстэн, у которого член размером в тринадцать дюймов в длину и восемь с половиной в окружности!
ДОЛЬМАНСЕ. - Бог ты мой! Ну и чудовище!.. Как он должен спускать!..
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Как водопад!.. Пойду-ка приведу его.
ДИАЛОГ ПЯТЫЙ
ДОЛЬМАНСЕ, Шевалье, ОГЮСТЭН, ЭЖЕНИ, ГОСПОЖА де СЕНТ-АНЖ.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, (вводя Огюстэна.) - Вот парень, о котором я говорила.
Итак, друзья, вернёмся к нашим забавам чем бы была жизнь без развлечений?
Подойди ближе, олух! Вот дурень!... Вы мне не поверите: вот уже полгода, как я стараюсь превратить этого поросёнка во что-нибудь уместное для цивилизованного общества, и всё напрасно.
ОГЮСТЭН. - Вот уж, мадам! Вы такое скажете! Будто я теперь плохо забираться стал, а когда где залежная земля, вы её всегда мне пахать даёте.
ДОЛЬМАНСЕ, смеясь. - Восхитительно!.. Очаровательно!.. Этот милый мальчик столь же искренен, сколь и свеж... (Демонстрируя Эжени.) Огюстэн, смотри внимательно, парень, вот нетронутая клумба цветов, не желаешь ли испробовать на ней свой заступ?
ОГЮСТЭН. - О, чёрт! Сударь, такие чистенькие маленькие штучки не про нас.
ДОЛЬМАНСЕ. - Ну же, мадемуазель.
ЭЖЕНИ, (краснея.) - О, господи! Мне так стыдно!
ДОЛЬМАНСЕ. - Отбросьте это малодушное чувство. Поскольку все наши действия, и особенно вызванные похотью, внушены Природой, нет среди них ни одного, которого следовало бы стыдиться. Не оплошайте, Эжени, ведите себя с этим молодым человеком, как блядь. Имейте в виду, что соблазнение юноши девушкой - это подарок Природе, и женщины служат ей лучше всего, когда проституируют себя: иными словами, вы рождены для того, чтобы вас ебли, и та, что сопротивляется этому повелению Природы, не заслуживает того, чтобы жить на свете. Ну-ка, помогите этому юноше спустить штаны, чтоб оголились его прекрасные ляжки, задерите его рубашку, чтобы его перед... и зад, изумительный, кстати, были в вашем распоряжении... Теперь одной рукой возьмите этот длинный и тонкий кусок плоти, который сейчас висит, но который вскоре, ручаюсь, удивит вас своей изменившейся формой, а другой рукой изучите его ягодицы, и пощекочите отверстие его заднего прохода... Да, вот так...
(Чтобы Эжени поняла, о чём идёт речь, он сам поступает с Огюстэном по-сократовски)
(9). Обнажите эту красную головку, не давайте ей скрываться, когда дрочите:
держите её обнажённой... натягивайте кожу, натягивайте до предела...
Хорошо.
Видите, вот уже и результат моих наставлений. А ты, мой мальчик, прошу тебя, не стой, сложа руки, тебе что, нечем их занять?.. Пощупай эту прелестную грудь, эти прекрасные ягодицы...
ОГЮСТЭН. - Сударь, было бы здорово поцеловать разокдругой эту мамзель.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Да целуй её, дурень, целуй сколько хочешь разве ты меня не целуешь, когда мы с тобой в постели?
ОГЮСТЭН. - Вот это да! Ротик-то как хорош! Свежий и вкусный. Будто я сую нос в розы в нашем саду. (Показывает вставший хуй.) Глянь-ка, сударь, что она со мной сделала!
ЭЖЕНИ. - Господи, как он растёт!..
ДОЛЬМАНСЕ. - Сейчас ваши движения должны стать более упорядоченными, более энергичными... Уступите мне на секундочку место и внимательно следите за тем, что я делаю. (Он дрочит Огюстэна.) Вы видите, движения целенаправленны, и вместе с тем нежны. Держите. И продолжайте, кроме того, всегда оставляйте головку открытой... Хорошо! Вот он, во всей своей мощи. А теперь сравним, больше ли он, чем у шевалье.
ЭЖЕНИ. - Можете быть в этом уверены: вы же отлично видите, что моя рука не может его обхватить.
ДОЛЬМАНСЕ, измеряя. - Да, вы правы: четырнадцать в длину и восемь с половиной в окружности. Я никогда не видел больше. Что называется великий хуй. И вы им пользуетесь, мадам?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Регулярно, каждую ночь, когда я приезжаю сюда, в поместье.
ДОЛЬМАНСЕ. - Но не в жопу, надеюсь?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Много чаще, чем в пизду.
ДОЛЬМАНСЕ. - О, Боже, вот это блядство!.. Клянусь честью, я вряд ли бы смог.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Не жмитесь, Дольмансе, и он войдёт в вашу жопу так же ловко, как и в мою.
ДОЛЬМАНСЕ. - Увидим. Я льщу себя надеждой, что мой Огюстэн вольёт мне немножко малафьи в зад. Я отплачу ему той же монетой... Но давайте продолжим урок. Смотрите внимательно, Эжени, змей вот-вот изрыгнёт свой яд, приготовьтесь, пусть ваш взгляд вопьётся в головку этого возвышенного оружия.
И когда он набухнет и примет фиолетовый оттенок - это знак приближения спазмы. Тогда ваши движения должны приобрести неистовость, а пальцы, которые щекочут анус, должны копнуть как можно глубже, ещё до того, как наступит само событие. Полностью отдайтесь распутнику, что наслаждается вами: ищите его рот, чтобы всосаться в него, пусть ваши прелести стремятся, что называется, вослед вашим жадным рукам... Он спускает, Эжени, и это мгновение вашего триумфа.
ОГЮСТЭН. - Ай-я-яй! Мамзель, я умираю! Я больше не могу!.. Ещё, сильнее, будьте добреньки, мамзель! Господи Боже! В глазах туман!..
ДОЛЬМАНСЕ. - Удвойте свои усилия, Эжени! Утройте! Будьте начеку - он в опьянении, в агонии... Боже, сколько спермы!... И с какой силой она изверглась!
Взгляните на следы первого выплеска: он взлетел на десять футов, нет, выше!
Ёбаный Бог! Вся комната залита! Никогда не видел подобного спускания мадам, скажите, этот предмет ебал вас прошлой ночью?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Кажется, девять или десять раз - мы уже давно перестали считать.
ШЕВАЛЬЕ. - Милая Эжени, вы залиты ею с головой.
ЭЖЕНИ. - Мне бы хотелось в ней утонуть. (Обращаясь к Дольмансе.) Скажите, мой дорогой наставник, вы довольны?
ДОЛЬМАНСЕ. - Для начала неплохо но вы пренебрегли некоторыми деталями.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Подождите, они являются результатом опыта и сейчас не будут представлять значения для неё. Что касается меня, то я, признаюсь, чрезвычайно довольна моей Эжени она проявляет незаурядные способности, и я думаю, что для неё настала пора насладиться другим действом. Пусть она увидит эффект пребывания хуя в жопе. Дольмансе, я предоставлю вам свою. Я буду в объятиях брата, и он выпиздит меня. Вы меня выжопите, но прежде Эжени подготовит ваш хуй, вставит мне в жопу. Она будет руководить всеми движениями, будет изучать их, дабы ознакомиться с процедурой, которой позже она будет подвергнута. Тогда дело станет лишь за прекрасным хуем этого Геркулеса.
ДОЛЬМАНСЕ. - Мне не терпится увидеть, как в этом прелестном маленьком задике неистово задвигается бравый Огюстэн. Я согласен с вашим предложением, мадам, но при одном условии: Огюстэн, у которого встанет, чуть я ему вздрочу, должен ебать меня в жопу, пока я ебу в жопу вас.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я вполне одобряю эту композицию. Я только выиграю от неё, поскольку моя ученица получит два замечательных урока вместо одного.
ДОЛЬМАНСЕ, завладевая Огюстэном. - Иди-ка сюда, мой поросёночек, я верну тебя к жизни... Гляньте, как отзывается этот зверь! Поцелуй меня, мой дружок...
Ты весь в малафье, а мне её от тебя ещё хочется... Ах, Господи, да я должен не просто его дрочить, а в то же время и ебать в жопу!..
ШЕВАЛЬЕ. - Иди сюда, сестрица чтобы следовать критическим замечаниям Дольмансе, а также и твоим, я растянусь на этой кровати ты ляжешь на меня, выставив для него свои роскошные ягодицы, причём раздвинь их как можно шире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
есть края, где скромность нравов полностью отсутствует, но тем не менее там принято носить одежду. На Таити девушки ходят одетыми, но по первому требованию скидывают одежду.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Что я люблю в Дольмансе, так это то, что он не теряет ни минуты: посмотрите, как разговор не мешает ему действовать - с какой нежностью он изучает великолепную жопу моего брата, как он сладостно дрочит прекрасный хуй этого молодого человека... Не будем медлить, Эжени.
Наконечник насоса поднят, скоро он нас окатит.
ЭЖЕНИ. - Ах, моя дорогая, какой чудовищный член! Он едва помещается у меня в руке!.. Боже праведный! Они все такие огромные?
ДОЛЬМАНСЕ. - Вы видите, Эжени, - мой значительно уступает ему в размерах.
Такие снаряды - грозное оружие для юной девушки, и вы прекрасно понимаете, что углубление его в вас окажется весьма опасным.
ЭЖЕНИ (уже дрочимая госпожой де Сент-Анж). - Ах, я не устрашусь ничем ради того, чтобы им насладиться.
ДОЛЬМАНСЕ. - И вы будете правы: девушка никогда не должна пугаться таких вещей. Природа придёт к вам на помощь, и волны наслаждения, которые вскоре на вас обрушатся, легко возместят незначительные неудобства, испытанные вначале. Я видел девушек моложе вас, которые выдерживали куда более могучие хуи. Смелость и терпение преодолевают все препятствия в жизни. Это безумие воображать, будто девушку следует лишать девственности только маленькими хуями. Я придерживаюсь мнения, что девственницу нужно атаковать самыми большими снарядами, и тогда плева порвётся быстрее, а значит, и скорее она начнёт испытывать наслаждение. Правда, если девушка привыкнет к такому меню, ей будет нелегко возвращаться к менее пикантным и более посредственным. Но если она богата, молода и красива, она найдёт их столько, сколько пожелает. Вместе с тем, у неё должно хватить сообразительности, чтобы, наткнувшись на хуй среднего размера и всё-таки пожелав его, вставить его себе в жопу.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - А для усиления наслаждения она должна пользоваться и большим, и тем, что поменьше, одновременно. Пусть её полости услаждают своим движением хуй, блаженствующий в пизде, и одновременно приближают восторг того, что у неё в жопе, и, затопленная малафьёй обоих, пусть она истечёт соком сама и умрёт от наслаждения.
ДОЛЬМАНСЕ, (следует отметить, что дрочение происходит во время всего диалога.) - Мне кажется, что в описываемую вами картину, мадам, надо поместить ещё два или три хуя: разве эта женщина не могла бы держать хуй во рту и по одному - в каждой руке?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Она может зажать несколько под мышками и ещё - в волосах. Вокруг неё должно собраться тридцать хуёв, если бы это было возможно. Тогда она должна иметь их, касаться их, поглощать только их и должна быть залита всеми одновременно в тот миг, когда спускает сама. Ах, Дольмансе! Каким бы развратником вы ни были, я делаю вам вызов сравняться со мной в этих сладостных битвах... В этой голове я проделала всё, что только возможно.
ЭЖЕНИ, (которую по-прежнему дрочит подруга, в то время как Дольмансе дрочит шевалье.) - Ах, моя сладкая... у меня кружится голова!.. Я тоже могу вкусить таких наслаждений! Я тоже могу послужить... целой армии мужчин!..
О, какое счастье!.. как ты дрочишь меня, дорогая... ты сама богиня наслаждений... а как набух этот чудесный хуй и как увеличилась и покраснела его царственная головка!
ДОЛЬМАНСЕ. - Приближается развязка.
ШЕВАЛЬЕ. - Эжени... сестрица... ближе... О, какие божественные груди! Какие мягкие, пухленькие ляжки! Спускайте! Спускайте обе, мой сок сольётся с вашим!
Он течёт, выплескивается! О, Иисусе! (В этот критический момент Дольмансе заботливо направляет потоки спермы своего друга на обеих женщин, но особенно на Эжени, которая вся оказывается залитой.)
ЭЖЕНИ. - Прекрасное зрелище! Как оно благородно и величественно... Я вся покрыта... она попала мне даже в глаза!..
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Подожди, милая, дай мне собрать эти бесценные жемчужины я натру ими твой клитор, чтобы ты скорее кончила.
ЭЖЕНИ. - Ах, моя дорогая, да, это прекрасная идея... сделай это, и я кончу в твоих объятиях.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Божественный ребёнок, целуй меня, целуй... Дай мне сосать твой язычок... дай мне пить твоё дыхание, разгорячённое страстью!
Ах, блядь! Я спускаю сама... Братец, помоги мне кончить, умоляю!..
ДОЛЬМАНСЕ. - Да подрочите свою сестру, шевалье!
ШЕВАЛЬЕ. - Я бы лучше её выеб... у меня ещё стоит.
ДОЛЬМАНСЕ. - Ну, ладно, всуньте, а мне дайте ваш зад: я вас выжоплю во время этого сладостного кровосмешения. Эжени, вооружившись этим индийским резиновым хуем, выжопит меня. Когда-то ей придётся сыграть все роли в спектакле разврата, так что она должна радеть на уроках, которые мы ей даём, и одинаково хорошо выполнять все упражнения.
ЭЖЕНИ, вооружившись искусственным членом. - О, с удовольствием! Вам не в чем будет меня упрекнуть, если это касается разврата отныне он - мое единственное божество, единственное правило моего поведения, единственная основа всех действий. (Она пронзает Дольмансе.) Так, дорогой мой наставник? Я делаю правильно?..
ДОЛЬМАНСЕ. - Восхитительно!.. И впрямь, маленькая плутовка ебёт меня, как мужчина!.. Прекрасно! Мне кажется, что мы слиты воедино все четверо: теперь пора действовать.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ах, я умираю, шевалье!.. Невозможно выдержать удары твоего славного хуя!..
ДОЛЬМАНСЕ. - Но ведь эта проклятая, эта прелестная жопа доставляет мне наслаждение!.. Ах! Ебём, все ебём! Кончим все одновременно. Бог хуев!
Умираю, издыхаю! Ах!.. в жизни не спускал сладостнее! Ты уже излил сперму, шевалье?
ШЕВАЛЬЕ. - Посмотри на эту пизду, она вся измазана, измарана, не так ли?
ДОЛЬМАНСЕ. - Ах, дружище, ну почему не оказалось столько же у меня в жопе?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Передохнём, я изнурена.
ДОЛЬМАНСЕ, целуя Эжени. - Эта неподражаемая девочка выебла меня, как бог.
ЭЖЕНИ. - Действительно, мне было весьма приятно.
ДОЛЬМАНСЕ. - Если ты развратник, то все излишества доставляют удовольствие, и самый лучший совет женщине - это умножать излишества сверх всякой меры.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - У моего нотариуса хранится пятьсот луи - кошелёк получит любой, кем бы он ни был, кто научит меня не ведомой мне страсти и кто погрузит меня в ещё не испытанное наслаждение.
ДОЛЬМАНСЕ. - (Собеседники, приведя себя в порядок, занимаются теперь только разговором.) Мысль необычная, мадам, и я возьмусь за это, но я сомневаюсь, что наслаждения, о которых вы мечтаете, напоминают столь незначительные удовольствия, которые вы недавно вкусили.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Что вы имеете в виду?
ДОЛЬМАНСЕ. - Скажу по чести, я не знаю ничего более скучного, чем наслаждение пиздой, и особенно тогда, когда уже вкусил, как вы, мадам, наслаждение, даваемое жопой. Я не могу себе представить, как можно его предпочесть какомулибо иному.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Это просто старая привычка. Любая, у которой образ мыслей подобен моему, хочет, чтобы её ебли везде, и куда бы ни врывался снаряд, ощущение его даёт наслаждение. Однако я полностью согласна с вами и подтверждаю для всех развратниц, что наслаждение от ебли в жопу будет всегда превосходить наслаждение от ебли в пизду. Здесь они могут положиться на слова европейской женщины, испробовавшей и тот, и другой способ: я уверяю, что не может быть никакого сравнения, и что им будет нелегко вернуться к переду после того, как они подставят зад.
ШЕВАЛЬЕ. - А мои мысли по этому поводу несколько иные. Я готов делать всё, что от меня ожидают, но в женщинах я люблю только алтарь, предназначенный Природой для воздаяния должного.
ДОЛЬМАНСЕ. - Прекрасно! Но это жопа! Мой дорогой шевалье, если ты тщательно исследуешь веления Природы, она не укажет тебе иного алтаря для наших воздаяний, нежели дырка жопы. И она приказывает выполнение последнего. О Боже, если бы она не предназначала жопу для ебли, разве бы она стала делать отверстие в ней точно соответствующим нашему члену? Ведь оно круглое, как и наше орудие. Почему? Даже человек, лишённый здравого смысла, не сможет представить, что овальное отверстие было создано для наших цилиндрических хуёв. Задумайтесь над этим изъяном, и вы тотчас поймёте намерения Природы. Мы сразу увидим, что слишком много принесено в жертву во имя размножения, возможного только благодаря снисходительности Природы, но против её желания.
Однако, продолжим обучение. Эжени только что с удовольствием проникла в высшую тайну семяизвержения, а теперь она должна научиться направлять его поток.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Принимая во внимание, что вы оба обессилели, будет нелегко это ей продемонстрировать.
ДОЛЬМАНСЕ. - Согласен. Вот почему я хотел бы, чтобы здесь оказался какой-нибудь крепкий парень из твоих слуг или крестьян. Он послужил бы нам манекеном для наших занятий.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - У меня имеется то, что вам нужно.
ДОЛЬМАНСЕ. - Это, случайно, не тот ли садовник лет восемнадцати-двадцати, с замечательной фигурой? Я только что видел его, работающим в саду.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Огюстэн? Да, именно Огюстэн, у которого член размером в тринадцать дюймов в длину и восемь с половиной в окружности!
ДОЛЬМАНСЕ. - Бог ты мой! Ну и чудовище!.. Как он должен спускать!..
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Как водопад!.. Пойду-ка приведу его.
ДИАЛОГ ПЯТЫЙ
ДОЛЬМАНСЕ, Шевалье, ОГЮСТЭН, ЭЖЕНИ, ГОСПОЖА де СЕНТ-АНЖ.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, (вводя Огюстэна.) - Вот парень, о котором я говорила.
Итак, друзья, вернёмся к нашим забавам чем бы была жизнь без развлечений?
Подойди ближе, олух! Вот дурень!... Вы мне не поверите: вот уже полгода, как я стараюсь превратить этого поросёнка во что-нибудь уместное для цивилизованного общества, и всё напрасно.
ОГЮСТЭН. - Вот уж, мадам! Вы такое скажете! Будто я теперь плохо забираться стал, а когда где залежная земля, вы её всегда мне пахать даёте.
ДОЛЬМАНСЕ, смеясь. - Восхитительно!.. Очаровательно!.. Этот милый мальчик столь же искренен, сколь и свеж... (Демонстрируя Эжени.) Огюстэн, смотри внимательно, парень, вот нетронутая клумба цветов, не желаешь ли испробовать на ней свой заступ?
ОГЮСТЭН. - О, чёрт! Сударь, такие чистенькие маленькие штучки не про нас.
ДОЛЬМАНСЕ. - Ну же, мадемуазель.
ЭЖЕНИ, (краснея.) - О, господи! Мне так стыдно!
ДОЛЬМАНСЕ. - Отбросьте это малодушное чувство. Поскольку все наши действия, и особенно вызванные похотью, внушены Природой, нет среди них ни одного, которого следовало бы стыдиться. Не оплошайте, Эжени, ведите себя с этим молодым человеком, как блядь. Имейте в виду, что соблазнение юноши девушкой - это подарок Природе, и женщины служат ей лучше всего, когда проституируют себя: иными словами, вы рождены для того, чтобы вас ебли, и та, что сопротивляется этому повелению Природы, не заслуживает того, чтобы жить на свете. Ну-ка, помогите этому юноше спустить штаны, чтоб оголились его прекрасные ляжки, задерите его рубашку, чтобы его перед... и зад, изумительный, кстати, были в вашем распоряжении... Теперь одной рукой возьмите этот длинный и тонкий кусок плоти, который сейчас висит, но который вскоре, ручаюсь, удивит вас своей изменившейся формой, а другой рукой изучите его ягодицы, и пощекочите отверстие его заднего прохода... Да, вот так...
(Чтобы Эжени поняла, о чём идёт речь, он сам поступает с Огюстэном по-сократовски)
(9). Обнажите эту красную головку, не давайте ей скрываться, когда дрочите:
держите её обнажённой... натягивайте кожу, натягивайте до предела...
Хорошо.
Видите, вот уже и результат моих наставлений. А ты, мой мальчик, прошу тебя, не стой, сложа руки, тебе что, нечем их занять?.. Пощупай эту прелестную грудь, эти прекрасные ягодицы...
ОГЮСТЭН. - Сударь, было бы здорово поцеловать разокдругой эту мамзель.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Да целуй её, дурень, целуй сколько хочешь разве ты меня не целуешь, когда мы с тобой в постели?
ОГЮСТЭН. - Вот это да! Ротик-то как хорош! Свежий и вкусный. Будто я сую нос в розы в нашем саду. (Показывает вставший хуй.) Глянь-ка, сударь, что она со мной сделала!
ЭЖЕНИ. - Господи, как он растёт!..
ДОЛЬМАНСЕ. - Сейчас ваши движения должны стать более упорядоченными, более энергичными... Уступите мне на секундочку место и внимательно следите за тем, что я делаю. (Он дрочит Огюстэна.) Вы видите, движения целенаправленны, и вместе с тем нежны. Держите. И продолжайте, кроме того, всегда оставляйте головку открытой... Хорошо! Вот он, во всей своей мощи. А теперь сравним, больше ли он, чем у шевалье.
ЭЖЕНИ. - Можете быть в этом уверены: вы же отлично видите, что моя рука не может его обхватить.
ДОЛЬМАНСЕ, измеряя. - Да, вы правы: четырнадцать в длину и восемь с половиной в окружности. Я никогда не видел больше. Что называется великий хуй. И вы им пользуетесь, мадам?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Регулярно, каждую ночь, когда я приезжаю сюда, в поместье.
ДОЛЬМАНСЕ. - Но не в жопу, надеюсь?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Много чаще, чем в пизду.
ДОЛЬМАНСЕ. - О, Боже, вот это блядство!.. Клянусь честью, я вряд ли бы смог.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Не жмитесь, Дольмансе, и он войдёт в вашу жопу так же ловко, как и в мою.
ДОЛЬМАНСЕ. - Увидим. Я льщу себя надеждой, что мой Огюстэн вольёт мне немножко малафьи в зад. Я отплачу ему той же монетой... Но давайте продолжим урок. Смотрите внимательно, Эжени, змей вот-вот изрыгнёт свой яд, приготовьтесь, пусть ваш взгляд вопьётся в головку этого возвышенного оружия.
И когда он набухнет и примет фиолетовый оттенок - это знак приближения спазмы. Тогда ваши движения должны приобрести неистовость, а пальцы, которые щекочут анус, должны копнуть как можно глубже, ещё до того, как наступит само событие. Полностью отдайтесь распутнику, что наслаждается вами: ищите его рот, чтобы всосаться в него, пусть ваши прелести стремятся, что называется, вослед вашим жадным рукам... Он спускает, Эжени, и это мгновение вашего триумфа.
ОГЮСТЭН. - Ай-я-яй! Мамзель, я умираю! Я больше не могу!.. Ещё, сильнее, будьте добреньки, мамзель! Господи Боже! В глазах туман!..
ДОЛЬМАНСЕ. - Удвойте свои усилия, Эжени! Утройте! Будьте начеку - он в опьянении, в агонии... Боже, сколько спермы!... И с какой силой она изверглась!
Взгляните на следы первого выплеска: он взлетел на десять футов, нет, выше!
Ёбаный Бог! Вся комната залита! Никогда не видел подобного спускания мадам, скажите, этот предмет ебал вас прошлой ночью?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Кажется, девять или десять раз - мы уже давно перестали считать.
ШЕВАЛЬЕ. - Милая Эжени, вы залиты ею с головой.
ЭЖЕНИ. - Мне бы хотелось в ней утонуть. (Обращаясь к Дольмансе.) Скажите, мой дорогой наставник, вы довольны?
ДОЛЬМАНСЕ. - Для начала неплохо но вы пренебрегли некоторыми деталями.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Подождите, они являются результатом опыта и сейчас не будут представлять значения для неё. Что касается меня, то я, признаюсь, чрезвычайно довольна моей Эжени она проявляет незаурядные способности, и я думаю, что для неё настала пора насладиться другим действом. Пусть она увидит эффект пребывания хуя в жопе. Дольмансе, я предоставлю вам свою. Я буду в объятиях брата, и он выпиздит меня. Вы меня выжопите, но прежде Эжени подготовит ваш хуй, вставит мне в жопу. Она будет руководить всеми движениями, будет изучать их, дабы ознакомиться с процедурой, которой позже она будет подвергнута. Тогда дело станет лишь за прекрасным хуем этого Геркулеса.
ДОЛЬМАНСЕ. - Мне не терпится увидеть, как в этом прелестном маленьком задике неистово задвигается бравый Огюстэн. Я согласен с вашим предложением, мадам, но при одном условии: Огюстэн, у которого встанет, чуть я ему вздрочу, должен ебать меня в жопу, пока я ебу в жопу вас.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я вполне одобряю эту композицию. Я только выиграю от неё, поскольку моя ученица получит два замечательных урока вместо одного.
ДОЛЬМАНСЕ, завладевая Огюстэном. - Иди-ка сюда, мой поросёночек, я верну тебя к жизни... Гляньте, как отзывается этот зверь! Поцелуй меня, мой дружок...
Ты весь в малафье, а мне её от тебя ещё хочется... Ах, Господи, да я должен не просто его дрочить, а в то же время и ебать в жопу!..
ШЕВАЛЬЕ. - Иди сюда, сестрица чтобы следовать критическим замечаниям Дольмансе, а также и твоим, я растянусь на этой кровати ты ляжешь на меня, выставив для него свои роскошные ягодицы, причём раздвинь их как можно шире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23