Слот не смог объяснить бы, почему остановил свой выбор именно на
Гагиусе. Во-первых, тот был ему многим обязан. Во-вторых, Люгер нуждался в
обществе равного себе человека. Кроме того, советник Гагиус принимал
участие в торговых сделках с Адолой и Слот собирался выудить из него
кое-какие сведения об ордене Святого Шуремии и его роли в делах обоих
королевств. Немаловажным обстоятельством являлось и то, что образ жизни
Люрта, недавно женившегося, представлял собой полную противоположность
образу жизни Стервятника, и тот был совсем не против при случае
расслабиться в уютном, благополучном и безопасном убежище, которым казался
ему дом Гагиуса.

Сказывалась накопившаяся усталость и, преодолев ограду кладбища,
Люгер внезапно почувствовал себя совершенно разбитым...
День клонился к вечеру; покрасневшее солнце низко висело над
горизонтом и деревья отбрасывали длинные изломанные тени. Тучи,
появившиеся на востоке, обещали ветреную и дождливую ночь. Слот понял, что
должен поспешить, если хочет остаться сухим.
Стараясь не попадаться на глаза редким в эту пору посетителям
кладбища, Стервятник нашел аллею, в которой впервые увидел Шаркада, и
отсюда отправился на поиски усыпальницы Гадамеса. Как оказалось, Люгер
прекрасно помнил расположение склепов, надгробий и могил, а петляющая
дорога к праху Гадамеса отпечаталась в его памяти в мельчайших
подробностях, несмотря на то, что он прошел по ней ночью.
Темная куполообразная крыша усыпальницы показалась среди
кладбищенского окружения, словно серый пузырь, вздувшийся на изрытой
могилами земле. Притаившись в глубокой тени, Люгер некоторое время
прислушивался и осматривался по сторонам, но не заметил ничего
подозрительного. Кладбище было погружено в безмолвие, нарушаемое только
пением птиц и первыми тревожными порывами восточного ветра.
Люгер подошел поближе к усыпальнице и остановился в недоумении. Над
хорошо знакомой ему низкой дверью, в темном камне была выбита надпись -
"Цумис"... и не было заметно никаких следов недавней реконструкции
склепа... Стервятник долго рассматривал нетронутые стыки камней, сами
камни, омытые дождями, выглаженные ветром и временем, углубленные в их
поверхность буквы, затянутые смягчающей грани губкой зеленого мха... Не
оставалось никаких сомнений в том, что именно здесь побывал Люгер двадцать
дней тому назад, так же, как не оставалось сомнений в том, что этот склеп
действительно принадлежит роду Цумисов.

С бесконечными предосторожностями Стервятник приблизился к обитой
металлом двери и потянул ее на себя. На этот раз он не заметил голубого
свечения, а дверь легка поддалась и открылась почти без скрипа. Слот
вдохнул сырой застоявшийся воздух склепа. Теперь уже ничто не могло бы
заставить его войти в усыпальницу и он лишь заглянул из-за двери в ее
сумеречное чрево.
Очертания четырех саркофагов выступали из мрака; один из них был
больше остальных - тот самый, на котором Стервятник занимался с Сегейлой
любовью. Его гладкая каменная крышка была покрыта многомесячным слоем
пыли... Но, кроме пыли, на ней лежали высохшие экскременты, внутренности
какого-то мелкого животного или птицы и несколько мертвых жаб.
Поморщившись, Люгер стал осматривать стены усыпальницы и не обнаружил
никаких признаков культа Гангары. Свободные ниши были пусты, а
замурованные, судя по тусклым надписям, хранили прах верных слуг или
любимых собак семьи Цумисов. Цепочки чьих-то следов пролегли на пыльном
полу, но Слот мог с уверенностью сказать, что это не были следы его сапог
с квадратным каблуком или следы маленьких ножек Сегейлы.
Некоторое время он предавался задумчивому созерцанию этих следов и
внутренностей склепа, а потом приготовился закрыть дверь, положив на нее
руку. В это мгновение что-то ударило его в эту самую руку повыше локтя и
Стервятник взвыл, пронзенный резкой болью. Но инстинкты не подвели его и
сейчас. Сжавшись, он бросился в сторону от двери склепа в спасительный
лабиринт из надгробных камней, кустов и деревьев.
Несмотря на стремительное бегство, его ум оставался холодным и ясным;
Стервятник прекрасно понимал, что на открытой площадке перед дверью он
представлял собой легкую мишень и мог быть убит, например, выстрелом в
затылок. Такой выстрел был вполне по силам даже самому неопытному стрелку.
Улучив момент и скрипя зубами, он выдернул из руки короткую арбалетную
стрелу. Кровь обильно увлажнила рукав рубашки и закапала на землю. Стрела
была выкрашена в черно-красные полосы. Люгер увидел эту традиционную
раскраску и понял, что его жизнь может оборваться гораздо раньше, чем он
предполагал. Его приняли за осквернителя могил и он попал в заранее
подготовленную засаду. Люгеру намеренно нанесли легкую рану, а это
означало, что его собирались подвергнуть травле.
...Все эти достаточно бесполезные рассуждения заняли доли секунды, а
потом Стервятник долго метался среди могил, пытаясь определить возможное
направление бегства и расположение затаившихся охотников за двуногой
дичью. Их крики доносились отовсюду, а стрелы несколько раз пролетали в
опасной близости от его головы. Судя по всему, загонщики пока просто
играли с ним. Но молитвы беглеца все же были услышаны.
Быстро сгустились сумерки. Кое-где преследователи вынуждены были
зажечь факелы и это было на руку Стервятнику. Он крался в глубоких
чернильных тенях, пытаясь проскользнуть сквозь сжимающееся кольцо огней,
но потом до его слуха донесся лай собачьей своры и Люгер понял, что игры
закончились.
Он предпочел не тянуть до того момента, когда псы растерзают его в
клочья, поднялся во весь рост и бросился бежать, каждую секунду ожидая
удара стрелы в спину.
Но жертва была обречена. Слот представлял собой слишком хорошую
мишень и, кроме того, не мог бежать быстро по извилистым и неровным
кладбищенским тропам. Люгер задыхался от прерывистого бега, голова его
гудела от потери крови, лицо было исцарапано низко опускавшимися ветвями
деревьев, а руки истерзаны острыми гранями камней. Лай собак, обезумевших
от запаха крови, раздавался все ближе и Стервятник понял, что у него
остался единственный шанс. Он не мог лететь с пробитым крылом, но мог
бежать намного быстрее и стать гораздо менее заметным.
...Почти загнанный человек с искаженным от боли лицом исчез за
мраморной скалой, служившей кому-то надгробным камнем, и спустя несколько
секунд ее окутал жирный черный дым. Когда дым рассеялся, из-за скалы
выскочил серый кролик, прижимавший к телу окровавленную переднюю лапу, и
длинными прыжками понесся к кладбищенской ограде, преследуемый сворой
охотничьих псов...

13. СОВЕТНИК ГАГИУС
Кролик дожидался наступления темноты в старом заброшенном парке на
окраине Элизенвара. Его шкурка блестела от ледяного дождя, сыпавшего с
рассерженных небес. Кролик тяжело дышал; тело его судорожно вздрагивало,
рана все еще сочилась кровью... Он едва ушел от преследовавшей его своры,
запутав следы и затерявшись в лабиринте старой очистной системы.
Окончательно он поверил в свое спасение только тогда, когда охотники
вынуждены были отозвать псов, нарушивших границу города. Но сейчас Люгеру
в теле кролика грозила новая опасность - бездомные бродяги и уличные
собаки. Кролик нашел место, которое, как он надеялся, не посещали ни те,
ни другие. Люгер отдавал себе отчет в том, что теперь уже вряд ли сумеет
вернуться в свое поместье, но у него еще оставался шанс добраться под
покровом темноты до дома Люрта Гагиуса. И даже это было гораздо легче
сделать кролику, чем обнаженному человеку...
Он сидел, притаившись в углу старого полуразрушенного бассейна, и
терпеливо ждал ночи, пугливо прислушиваясь к вечерним звукам и стараясь не
провалиться в гибельное беспамятство.

Советник Люрт Гагиус готовился отойти ко сну в бело-лиловой спальне.
Он захлопнул книгу одного из самых известных гарбийских поэтов, присланную
ему с дипломатической миссией, и зевнул с самодовольным видом человека,
вполне удовлетворенного прошедшим днем. Он не любил литературу любого
рода, но почитал своим долгом быть знакомым с нею из соображений престижа.
Чувства, выражаемые поэтами, и даже сухие творения летописцев
казались ему чрезмерно выспренними и крайними; в его раз и навсегда
утвердившемся мирке им не было места. Гагиус наслаждался собственным тихим
непоколебимым благополучием, приятными путешествиями, размеренными
буднями, вкусной едой, а также любовью без раздражающих страстей и особых
потрясений. Ему были неведомы сомнения, меланхолия, отчужденность. Он
сделал прекрасную партию; нежные чувства его юной супруги были подкреплены
солидными доходами ее семейства.
К хаотическому образу жизни некоторых своих знакомых Люрт испытывал
что-то вроде брезгливости, а любые, хоть сколько-нибудь значительные
перемены могли лишь напугать его... Одним словом, советник Гагиус был во
всех отношениях приятным человеком и никогда не прибегал к таинству
превращений. Поэтому даже весьма отдаленная спокойная старость казалась
ему в высшей степени заманчивым завершением земного пути.
...Некоторое время он наблюдал за своей юной шестнадцатилетней женой
Лоной и запечатлел на ее челе нежный поцелуй. Но не более, - сегодняшняя
ночь не была ночью любви. Их полугодовалый ребенок находился в умелых
заботливых руках пожилой кормилицы и Гагиус приготовился без помех
отдаться во власть сновидений. Поэтому он был крайне раздосадован, когда
услышал донесшийся снизу неясный шум...

Когда ночь, наконец, опустилась на столицу Валидии, кролик выбрался
из своего укрытия и запрыгал к центру города. Большую часть времени ему
приходилось двигаться под прикрытием заборов, по трубам водостоков, через
тесные проходные дворики, минуя людные улицы и оживленные перекрестки.
Иногда он возвращался, встретив непреодолимое препятствие, и искал новый
путь к цели, пока не оказался, наконец, на тихой улице, застроенной
добротными и несколько тяжеловатыми особняками.
Подобравшись как можно ближе к дому Гагиуса, выделявшемуся
изображением фамильного герба на чугунных решетках окон и забора, Люгер
был вынужден сделать то, без чего уже нельзя было обойтись, хотя он и
рисковал при этом своей репутацией.
Тело кролика исчезло в основании дымного столба, тотчас же размытого
ветром и дождем. Из дымного облака появился Люгер, голый, замерзший,
измученный бегством, лишившийся оружия и одежды. Одна его рука была
коричневой от запекшейся крови. Рана снова открылась после превращения и
сильно кровоточила.
Выскользнув из подворотни, Стервятник из последних сил перебежал
улицу, поднялся по широкой каменной лестнице и постучал в дверь дома,
излучавшего благополучие и основательность.
Не обращая ни малейшего внимания на ругань и проклятия Люгера,
невозмутимый слуга с каменным лицом долго и подозрительно изучал его через
маленькое окошко, расположенное рядом с дверью, после чего, наконец,
отворил.
Слот ввалился в теплый коридор, пропахший запахом горящих в камине
поленьев, и интерьер поплыл у него перед глазами, слившись в несколько
разноцветных полос. Чьи-то размытые лица возникли на краю туманного
облака, затягивавшего мир, и, сделав еще три шага, Люгер рухнул на пол,
сопровождаемый испуганным женским визгом.

Стервятник очнулся на кровати в спальне с высокими окнами, затянутыми
темно-зелеными портьерами. Он был укрыт теплым пледом, раны его были
аккуратно перевязаны, царапины и неглубокие порезы обильно смазаны
бальзамом. Справа от него уютно потрескивал огонь в камине; ласковый
сумрак не раздражал глаза.
Некоторое время Слот лежал, вспоминая, где он находится. Гравюры на
стенах и кое-какие детали обстановки помогли ему в этом. На гравюрах были
сплошь изображены озаренные лунным светом замки и силуэты некоторых из них
были ему знакомы. По-видимому, предполагалось, что такого рода изображения
как нельзя более подходят для спален.
Пока Люгер апатично размышлял об этом, пытаясь забыть о ноющей боли в
руке, дверь неслышно отворилась и в спальню проскользнула Лума, одна из
служанок Гагиуса, держа в руках полную чашу какого-то горячего питья.
"О, нет!", - промелькнуло в голове Стервятника, закрывшего глаза и
притворившегося спящим. Но было уже поздно. Поставив чашу на прикроватный
столик, Лума забралась на кровать и нежно, но требовательно поцеловала
Люгера в губы.
Притворяться спящим и дальше было бессмысленно. Слот издал
страдальческий стон от якобы причиненной ему боли и, открыв глаза,
уставился на лепные украшения потолка.
- Теперь мы сможем долго быть вместе, господин, - защебетала Лума,
чуть отстранившись, но не переставая ласкать теплой ладонью грудь и живот
Люгера. Потом ее влажный юркий язычок проник в его ушную раковину.
А у Стервятника был прекрасный повод поразмышлять о неисправимых
ошибках молодости. Когда-то он, останавливаясь у Гагиуса, приятно проводил
с Лумой время, но никогда не давал ей никаких поводов надеяться на
большее. Впрочем, Лума была женщиной здравомыслящей и извлекала из
близкого знакомства с Люгером лишь сиюминутную пользу. Слот импонировал
ей, как мужчина, и теперь в их распоряжении было, как минимум, несколько
дней и ночей...
- Ты выбрала подходящее время, - с мрачным сарказмом произнес Люгер.
У него был вид мученика, обреченного терпеливо нести по жизни некий тяжкий
груз. В его голове окончательно оформилось воспоминание о подземелье
Фруат-Гойма и магистре Глане.
- Вы были очень плохи этой ночью, господин Слот, - говорила между тем
Лума. - Ваше странное появление очень удивило всех слуг. А госпожу Лону
даже немного смутил ваш вид, - добавила она не без лукавства.
- Надеюсь, Люрт не приглашал лекаря? - спросил Стервятник,
насторожившись.
- Нет, что вы... Вы же знаете, как осторожен господин Гагиус... и как
он деликатен со своими друзьями...
- Ну, если обо мне знают все слуги, деликатность Гагиуса уже не имеет
значения, - отрешенно констатировал Люгер.
На хорошеньком личике Лумы промелькнула тень обиды.
- Но, господин Слот, разве у вас был когда-нибудь повод жаловаться на
меня или на других слуг господина Люрта? - спросила она, поджав губы.
- Ладно, ладно, я пошутил, - сейчас Люгеру было не до споров. Тем
более, что близость теплого гибкого тела Лумы несколько отвлекала его от
всяких мыслей вообще и от тягостных раздумий в частности.
- Теперь вы должны поесть, - потребовала Лума, ощутив свою власть над
ним. - А после я перевяжу вашу рану. Вас хотел видеть господин советник.
- Само собой разумеется, я приму его, - вяло пошутил Слот и полностью
подчинился заботам служанки.

Люгер чувствовал себя уже гораздо лучше, когда спустя несколько часов
в спальню вошел Люрт Гагиус, отослал Луму и плотно закрыл за нею дверь.
Лицо и фигура советника излучали оптимизм, душевное и телесное
здоровье, а также веру в счастливое разрешение всех проблем, хотя и не без
некоторой примеси тревоги. Люрт был достаточно умным человеком и понимал,
что источник любого благополучия - борьба и порой смертельная. Он умел
быть расчетливым и беспощадным к тем, кто покушался на его благополучие.
Может быть, поэтому советник без особых потерь пробирался до сих пор по
опасному и полному неприятных сюрпризов лабиринту дворцовых интриг.
Люгер поприветствовал его традиционным жестом здоровой руки, а
Гагиус, по своему обыкновению, сразу же перешел к делу.
- Может быть, ты объяснишь мне теперь, что все это значит?
Вопрос повис в воздухе. Стервятник лихорадочно соображал, что можно
рассказать советнику о своих похождениях, а чего рассказывать не следует,
чтобы тот не счел его безумцем. В отношениях со здравомыслящим Гагиусом
такое подозрение означало бы, в лучшем случае, снисходительную иронию, а в
худшем - полный разрыв. Поэтому Люгер постарался сказать как можно меньше.
- На меня напали возле собора Тилан... Четверо в масках. Мне пришлось
превратиться и бежать... Ты оказался ближе всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46