Кроме того, не в его натуре было совершать какие-то эгоистические поступки, которые могли бы причинить боль Аде.В связи с этим необходимо еще и еще раз подчеркнуть, что он был по-настоящему ей предан, что их любовь и союз были настолько всеобъемлющими, насколько могут быть всеобъемлющи человеческие отношения вообще. Вероятно, трагедия Голсуорси заключалась в том, что две его любви – к Аде и к литературному творчеству – в некотором смысле были несовместимы.Стоит процитировать обстоятельную характеристику Ады, данную в письме Голсуорси к Гарнету:«Иногда мне кажется, что она похожа на редкую по красоте вышивку по шелку, где изображены цветы, нежные, как на виноградной лозе. Сверкающие золотые нити переплетены настолько тонко и в то же время основательно, что их нельзя разъединить, иначе они потеряют и цвет, и форму. Она редкая женщина, но ее неповторимость не того сорта, которая сразу же бросается в глаза, она соткана из более тонких компонентов и подобна прекрасному fleur Цветку (франц.).
с удивительным ароматом: в этом цветке нет никаких крайностей, никакой стремительности. В ней сочетается грациозность и пикантность крестьянки из Кортины с некоторыми чертами герцогини д'Арбельмаль Имеется в виду портрет "Анна, герцогиня д'Арбельмаль" (1757–1759) работы английского художника Джошуа Рейнолдса (1723–1792), один из шедевров портретной живописи XVIII в. Манеру Рейнолдса характеризует романтическая приподнятость, изысканность цвета и линии.
на портрете Рейнолдса, причем достоинства одной и другой – старинного происхождения. Она принадлежит природе, и в то же время она открыта последним достижениям цивилизации. Человек она очень сложный, но эта ее сложность не бросается в глаза, так как в ней все очень гармонично. Ей больше подходит слово «постоянство», чем «переменчивость». Душою она похожа на нимфу, а Вы ведь знаете, что нимфам свойственно неуловимое постоянство».Для Джона Ада была скорее богиней, чем женщиной, она была слишком утонченной, слишком совершенной. Он никак не мог привыкнуть к мысли о том, что это божество снизошло до него, спустилось с вершин Олимпа, было в течение десяти лет его постоянным спутником и теперь стало его женой. То, что в его любви было так много обожания, вредило им обоим. Ему нужно было человеческое существо, нормальная живая женщина, но он вряд ли позволил бы Аде стать такою.Когда Джон повез Аду в Оксфорд показать ей Нью-Колледж, где он учился, привратник упорно называл ее «миледи». Ребенок в одном доме, где гостили Голсуорси, сказал, что Ада «самый утонченный» их посетитель из всех, когда-либо бывавших в доме! Эти два случая говорят сами за себя: на всех, с кем она встречалась, Ада производила впечатление аристократки, почти королевы.Может возникнуть вопрос: насколько искренней была ее любовь к Джону? Ада была целиком и полностью ему предана. Сейчас, по прошествии стольких лет, в век эмансипации, ее сосредоточенность на Джоне может показаться даже какой-то аномалией. Он был смыслом ее жизни. Она всегда хотела быть женщиной, которая находится подле писателя, иметь «своего» писателя, поэтому вся ее жизнь замыкалась на муже и его работе. Когда она не писала для него писем, не перепечатывала его рукописи, не играла для него на рояле, ей становилось невыносимо скучно, и именно поэтому ей необходимы были развлечения, в которых Джон совершенно не нуждался. В Манатоне она мечтала о лондонской светской жизни и о заграничных поездках, а он, находясь в лучшем для него месте на земле, был полностью удовлетворен – ездил верхом, бродил по угодьям, мечтал, писал. Но Ада заболела: ни климат запада Англии, ни тот образ жизни, который они там вели, ей не подходили.Любой современный биограф Голсуорси, который не постиг характера Ады, не сможет до конца понять своеобразия их взаимоотношений. Ада была типичной женщиной своего времени. Когда на престол взошел король Эдуард VII, ей было уже около сорока, то есть она выросла и сформировалась как личность во второй половине правления королевы Виктории. Она могла разделять некоторые убеждения Голсуорси в духе эпохи, особенно касавшиеся брака, но в других отношениях она была абсолютно несовременна. Нельзя не признать, что высказывания современников, ее собственные письма и дневники, образ Ирэн Форсайт, прототипом которого она послужила, делают ее довольно непривлекательной, с точки зрения современного читателя, особой. Она кажется очень искусственной, чересчур чувствительной и хрупкой. «К чему весь этот шум?» – думаем мы, узнав подоплеку ненависти Ирэн к Сомсу. Точно так же Ада относилась к майору Голсуорси; но сколько женщин живут с не слишком подходящими им мужьями и не устраивают из этого трагедий! Неужели она так и не смогла забыть своего первого брака и жить счастливо с человеком, которого она любит? Нет, Ада не смогла этого сделать.Но те, кто знал Аду, и знал ее хорошо, придерживаются другой точки зрения. В мою задачу входило подробно обсудить с ними этот вопрос, и все они настойчиво твердили, что живая Ада была совсем не таким человеком, какой мы ее представляем. В ней было что-то завораживающее, каждое ее движение было исполнено грации и красоты. Дороти Истон, крестница Голсуорси, отмечает, что она была «неуловимой» и совершенно ни на кого не похожей. Встречала ли она гостей или наливала чай – все это делалось в своей, особой и неповторимой, манере. Джон, конечно, восхищался ею больше всех; он не мог оторвать от нее глаз, ее присутствие было для него постоянным источником радости.Их союз был не совсем обычным. В мире грубых мужчин Джон был для Ады кем-то вроде сэра Галахэда Галахэд – самый благородный из рыцарей легендарного короля Артура. Символ целомудрия и самоотверженности.
, спасшим ее от ужасной жизни с Артуром Голсуорси. Ей нужна была защита, и он защитил ее. Он, оберегал ее от низменной природы мужского естества, но самым важным было то, что он щадил ее, столь легко ранимую всем грубым и обидным. Именно в этом свете и нужно рассматривать заявление Дороти Истон, что, по словам ее бабушки, в семье твердо верили, что Джон и Ада «никогда не бывали вместе».Если все это действительно так, если интимная сторона жизни занимала в их отношениях столь незначительное место, все это могло иметь для Ады немалое значение. Любовь Джона к Аде и то, что она видела в нем единственного мужчину, который ее любит и в то же время уважает ее стыдливость, объясняют ту необыкновенную атмосферу преданности и совершенства их отношений, которая была им присуща и которая так бросалась в глаза окружающим.Ада была интеллигентной женщиной и верила, что стремится предоставить мужу интеллектуальную свободу. Но в характере Джона были такие черты, которых она не понимала, в его мозгу были такие уголки, куда Ада проникнуть не могла. Она не обращала внимания на некоторые очень серьезные и грустные вещи, будучи замужем за человеком, который почти всегда был серьезным, а порою и очень грустным.Одиночество Голсуорси, его самоуглубленность, почти отрешенность его натуры нашли наиболее полное отражение в его поэзии, но те, в чьей поддержке он нуждался, менее всего вдохновляли его на этот вид творчества. В июне 1901 года он послал Гарнету очень длинное стихотворение (тридцать одна строфа), чтобы узнать его мнение. Ответ Гарнета был совершенно обескураживающим: «Возвращаю Вам поэму «Сон», которая, безусловно, весьма эффектна. Я лично считаю, что она слишком outrй Преувеличенный, утрированный (франц.).
. Мой приговор: хорошо отработанное показное стихотворение. ...P.S. Признаю, что «Сон» – мудрое стихотворение, но мне не нравится его мудрость: она заставляет меня чувствовать себя старым и обремененным предрассудками!» Стихотворение было опубликовано в 1912 году в первом поэтическом сборнике Голсуорси «Настроения, песни и вирши», но, когда Ада после смерти мужа издала его «Избранные стихи», это произведение было выпущено. «Оно повествовало о той стороне жизни, на которую Ада не обращала внимания», – сказал мне Рудольф Саутер.Это стихотворение очень глубоко по своему философскому звучанию, более того, оно открывает ту сторону характера Голсуорси, которая очень мало отражена в его романах и пьесах: Я спал. Господь, передо мнойПредстав, туда меня повел,Где петли сучьев в час ночнойРаскинул почерневший ствол.В сиянье звездного венцаСказал Господь: «О сын земли!Теперь покайся до концаИль не минуешь ты петли!» А я стою, как будто нем,Слов не найду и сознаю,Что вот, теряю насовсемЯ жизнь счастливую мою...Теряю каждый грешный мигИ все, что любо на земле.Раздастся мой последний крик,И тело задрожит в петле. Я покаянием своимСейчас на смерть себя пошлю.Когда признаюсь перед Ним,Во что я верю, что люблю,Чего мне вынести невмочь.А Бог застыл в венце своем,Как тень, отброшенная в ночьКолеблющимся фонарем.
Как и его сестра Лилиан, Голсуорси еще в юности отказался от ортодоксальной христианской религии. Но в своем восприятии жизни он оставался «набожным» человеком. Его романы и пьесы (за исключением «Братства») мало отражают его религиозные воззрения; священники у него, как правило, безжизненны: преподобный Хассел Бартер из романа «Усадьба» изображен явно карикатурно; герой романа «Путь святого» священник Эдвард Пирсон, к которому Голсуорси хотел вызвать читательскую симпатию, – фигура слабая и чересчур склонная к патетике. Лишь из его поэзии, эссе и писем мы можем понять направление его философских исканий, его потребность разобраться в жизни, ее жестокости, ее пафосе, ее красоте.«Я очень мало знаком с философией», – пишет Голсуорси Томасу Гарди. Но это не означает, что он не понимал или не был заинтересован теми фундаментальными вопросами, которые ставил в своих стихотворениях, как, например: какова конечная цель жизни человека? Содержится ли она в его настоящем существовании, или человек будет отвечать за нее в иной жизни, представ перед божеством? Как видно из поэмы «Сон», он предпочитает первое:
Я эту жизнь опятьНе проживу. Гармонии исполнясь,Пусть расцветет тогда душа моя.Не будет смерть уходом иль паденьем.Когда придет мой час, то сгину я,Дыша не злобою, а примиреньем.
Эта «любовь к гармонии» являлась основой его мировоззрения. В начале своего творческого пути он верил, что люди придут к ней, что они станут лучше понимать друг друга, будут бережнее относиться друг к другу. Он стремился к этому сам, это была его «мечта», с которой пришлось безвозвратно расстаться в 1914 году.Но в то же время он твердо в нее верил, полагая, что счастье надо искать в самой жизни. А его желание, чтобы менее обласканные судьбой, чем он сам, смогли бы жить полноценной жизнью, воспитало в нем милосердие и благородство, стремление давать и помогать, которому он упорно следовал, и это делало его подвижником. Недостаточно обещать бедным «журавля в небе», они должны жить сейчас.«Должен сознаться, для меня непостижим спор человечества о том, что было Первым. Я готов принять любой вариант. Мы вышли из тайны, в тайну и вернемся; Жизнь и Смерть, Отлив и Прилив, День и Ночь, бесконечный мир – это все, что доступно пониманию. Но и в столь скудных точных данных я не вижу причин для уныния. Для тех, кто сохранил в себе жизненные инстинкты, жизнь хороша сама по себе, даже если она ни к чему не ведет, и мы, единственные разумные существа в окружении животного мира, должны винить только самих себя, если мы живем так, что потеряли любовь к жизни. А из тех дорог, которые мы выбираем, единственно достойным я считаю путь мужества и доброты, поскольку они включают в себя все реальное, что есть вокруг, ибо они единственные делают стоящей человеческую жизнь и приносят счастье в душу».Это предисловие к «Гостинице успокоения» было написано для «манатонского» издания в 1923 году. Со времени создания поэмы «Сон» Голсуорси прошел долгий двадцатилетний путь. В предисловии нашли отражение покорность судьбе и приятие мира таким, каков он есть, чего не было в поэме: молодой человек задавал вопросы, он восставал против судьбы; человек поживший понял, что на его вопросы нет ответов, что нужно просто иметь мужество прожить жизнь и доброту, чтобы помочь прожить ее другим.Как мы увидим далее, на изменение взглядов Голсуорси на жизнь повлияли война и годы. Он стал менее сентиментальным. После 1914 года ему стало трудно верить, что в основе своей человечество гуманно. «Не забывайте Шелтона, он – создание Вашего воображения, воплощение совести, Вашего беспокойного духа, без устали бродящего по земле», – писал Конрад Голсуорси в письме о черновом варианте романа «Братство», в котором философия Голсуорси нашла наиболее полное отражение. Голсуорси не забыл Шелтона, но его дух стал менее «беспокойным». «Становясь старше, человек уже не так серьезно и трагически воспринимает мир, скорее его поражают заключенные в нем ирония и юмор», – говорил Голсуорси Леону Шелиту.Это не совсем соответствует истине. Романы Голсуорси действительно стали менее серьезными и трагическими, но сам писатель был более грустным и разочарованным, а его перо, призванное отражать его внутреннее состояние, граничащее с отчаянием, порой ему изменяло, обращаясь к вещам тривиальным и несущественным. В то время как его сжигал внутренний огонь, книги его стали более легковесными. Вот здесь-то Ада и потерпела поражение: она не видела его страданий, хотя и внимательно просматривала каждую написанную им строчку. Но опять-таки было бы неверным перекладывать на Аду всю вину или большую ее часть. В самом характере Голсуорси были черты, ограничивающие его возможность писать так, чтобы адекватно выразить себя, а это препятствовало его росту. Он верил, что главное человеческое достоинство – это мужество, или, говоря иначе, «способность держать себя в узде», а мужественный человек не изливает своих страданий на бумаге и даже не делится ими с другим человеком, он молча и мужественно несет свое бремя. Гарди, Генри Джеймс, Форд Медокс Форд могли излить свою печаль на бумаге. Голсуорси не мог. Глава 18УСПЕХИ И НЕУДАЧИ Осень 1906 года застала чету Голсуорси в Лондоне, откуда они временами, устав от лондонских туманов, сбегали в Литтлхэмптон. Голсуорси много работал; его двойной успех – прозаика и драматурга – обеспечивал сбыт всему, что бы он ни написал. Оставив безуспешные попытки написать «Данаю», Голсуорси весьма плодотворно работал над романом «Усадьба». Пьеса «Джой», последовавшая за «Серебряной коробкой», имела меньший успех: это было слабое, безжизненное произведение.Жизнь четы Голсуорси пошла по накатанной колее, и это длилось в течение восьми лет. Эти годы, по всей видимости, были самыми счастливыми и удачливыми в их жизни. В Лондоне они общались со все большим кругом людей, причем не только с писателями, но и с представителями высших слоев общества, политиками. Они часто уезжали из Лондона в Девоншир, который Голсуорси любил больше всего на свете, на побережье в Литтлхэмптон, который особенно нравился Аде, и за границу. Уже много написано о способности Голсуорси работать в любом месте и в любых обстоятельствах, и если вспомнить все совершенные им переезды даже только в одной Англии и количество гостиниц, в которых ему довелось жить, нельзя не признать, что именно его работоспособность была тем главным фактором, который помог ему писать и достичь успеха. Голсуорси мог устроиться в любом месте с блокнотом и ручкой в руках и, отключившись от происходящего вокруг, работать. Где бы он ни был – в Америке, на юге Франции или у себя в Девоне, – он всегда писал об Англии и англичанах, почти никогда действие его произведений не происходило за границей. Он путешествовал как турист, изучал чужие страны, но мыслями он всегда был в Англии среди своих типично английских героев.Лондонская великосветская суета становилась все более интенсивной. Е. Ф. Бенсон Бенсон Эдуард Фредерик (1867–1940) – английский романист-сатирик.
оставил нам комический отчет об обеде у леди Сент-Хелье: «Порой она не успевала следить за событиями. Так, однажды, перегнувшись через стол к мистеру Голсуорси, который не поддерживал ни одного из тех разговоров, что велись вокруг, она произнесла: «Мистер Голсуорси, мы говорили о пьесах. Почему бы вам не написать пьесу? Я думаю, вы смогли бы это сделать». Это соответствовало истине: пару недель назад была поставлена «Серебряная коробка», и мы все подумали, что он уже проявил эту свою способность». В январе 1906 года они обедали с супругами Шоу и нашли, что «Дж. Б. Ш. очень приветливый и словоохотливый». «Он раздразнил меня, – писала Ада Моттрэму, – и очень мне понравился. Его невозможно описать словами». В великую страстную пятницу 1909 года Арнольд Беннетт записал в своем дневнике: «Обедал у Форда Медокса (Форда). Там были Джон Голсуорси с супругой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
с удивительным ароматом: в этом цветке нет никаких крайностей, никакой стремительности. В ней сочетается грациозность и пикантность крестьянки из Кортины с некоторыми чертами герцогини д'Арбельмаль Имеется в виду портрет "Анна, герцогиня д'Арбельмаль" (1757–1759) работы английского художника Джошуа Рейнолдса (1723–1792), один из шедевров портретной живописи XVIII в. Манеру Рейнолдса характеризует романтическая приподнятость, изысканность цвета и линии.
на портрете Рейнолдса, причем достоинства одной и другой – старинного происхождения. Она принадлежит природе, и в то же время она открыта последним достижениям цивилизации. Человек она очень сложный, но эта ее сложность не бросается в глаза, так как в ней все очень гармонично. Ей больше подходит слово «постоянство», чем «переменчивость». Душою она похожа на нимфу, а Вы ведь знаете, что нимфам свойственно неуловимое постоянство».Для Джона Ада была скорее богиней, чем женщиной, она была слишком утонченной, слишком совершенной. Он никак не мог привыкнуть к мысли о том, что это божество снизошло до него, спустилось с вершин Олимпа, было в течение десяти лет его постоянным спутником и теперь стало его женой. То, что в его любви было так много обожания, вредило им обоим. Ему нужно было человеческое существо, нормальная живая женщина, но он вряд ли позволил бы Аде стать такою.Когда Джон повез Аду в Оксфорд показать ей Нью-Колледж, где он учился, привратник упорно называл ее «миледи». Ребенок в одном доме, где гостили Голсуорси, сказал, что Ада «самый утонченный» их посетитель из всех, когда-либо бывавших в доме! Эти два случая говорят сами за себя: на всех, с кем она встречалась, Ада производила впечатление аристократки, почти королевы.Может возникнуть вопрос: насколько искренней была ее любовь к Джону? Ада была целиком и полностью ему предана. Сейчас, по прошествии стольких лет, в век эмансипации, ее сосредоточенность на Джоне может показаться даже какой-то аномалией. Он был смыслом ее жизни. Она всегда хотела быть женщиной, которая находится подле писателя, иметь «своего» писателя, поэтому вся ее жизнь замыкалась на муже и его работе. Когда она не писала для него писем, не перепечатывала его рукописи, не играла для него на рояле, ей становилось невыносимо скучно, и именно поэтому ей необходимы были развлечения, в которых Джон совершенно не нуждался. В Манатоне она мечтала о лондонской светской жизни и о заграничных поездках, а он, находясь в лучшем для него месте на земле, был полностью удовлетворен – ездил верхом, бродил по угодьям, мечтал, писал. Но Ада заболела: ни климат запада Англии, ни тот образ жизни, который они там вели, ей не подходили.Любой современный биограф Голсуорси, который не постиг характера Ады, не сможет до конца понять своеобразия их взаимоотношений. Ада была типичной женщиной своего времени. Когда на престол взошел король Эдуард VII, ей было уже около сорока, то есть она выросла и сформировалась как личность во второй половине правления королевы Виктории. Она могла разделять некоторые убеждения Голсуорси в духе эпохи, особенно касавшиеся брака, но в других отношениях она была абсолютно несовременна. Нельзя не признать, что высказывания современников, ее собственные письма и дневники, образ Ирэн Форсайт, прототипом которого она послужила, делают ее довольно непривлекательной, с точки зрения современного читателя, особой. Она кажется очень искусственной, чересчур чувствительной и хрупкой. «К чему весь этот шум?» – думаем мы, узнав подоплеку ненависти Ирэн к Сомсу. Точно так же Ада относилась к майору Голсуорси; но сколько женщин живут с не слишком подходящими им мужьями и не устраивают из этого трагедий! Неужели она так и не смогла забыть своего первого брака и жить счастливо с человеком, которого она любит? Нет, Ада не смогла этого сделать.Но те, кто знал Аду, и знал ее хорошо, придерживаются другой точки зрения. В мою задачу входило подробно обсудить с ними этот вопрос, и все они настойчиво твердили, что живая Ада была совсем не таким человеком, какой мы ее представляем. В ней было что-то завораживающее, каждое ее движение было исполнено грации и красоты. Дороти Истон, крестница Голсуорси, отмечает, что она была «неуловимой» и совершенно ни на кого не похожей. Встречала ли она гостей или наливала чай – все это делалось в своей, особой и неповторимой, манере. Джон, конечно, восхищался ею больше всех; он не мог оторвать от нее глаз, ее присутствие было для него постоянным источником радости.Их союз был не совсем обычным. В мире грубых мужчин Джон был для Ады кем-то вроде сэра Галахэда Галахэд – самый благородный из рыцарей легендарного короля Артура. Символ целомудрия и самоотверженности.
, спасшим ее от ужасной жизни с Артуром Голсуорси. Ей нужна была защита, и он защитил ее. Он, оберегал ее от низменной природы мужского естества, но самым важным было то, что он щадил ее, столь легко ранимую всем грубым и обидным. Именно в этом свете и нужно рассматривать заявление Дороти Истон, что, по словам ее бабушки, в семье твердо верили, что Джон и Ада «никогда не бывали вместе».Если все это действительно так, если интимная сторона жизни занимала в их отношениях столь незначительное место, все это могло иметь для Ады немалое значение. Любовь Джона к Аде и то, что она видела в нем единственного мужчину, который ее любит и в то же время уважает ее стыдливость, объясняют ту необыкновенную атмосферу преданности и совершенства их отношений, которая была им присуща и которая так бросалась в глаза окружающим.Ада была интеллигентной женщиной и верила, что стремится предоставить мужу интеллектуальную свободу. Но в характере Джона были такие черты, которых она не понимала, в его мозгу были такие уголки, куда Ада проникнуть не могла. Она не обращала внимания на некоторые очень серьезные и грустные вещи, будучи замужем за человеком, который почти всегда был серьезным, а порою и очень грустным.Одиночество Голсуорси, его самоуглубленность, почти отрешенность его натуры нашли наиболее полное отражение в его поэзии, но те, в чьей поддержке он нуждался, менее всего вдохновляли его на этот вид творчества. В июне 1901 года он послал Гарнету очень длинное стихотворение (тридцать одна строфа), чтобы узнать его мнение. Ответ Гарнета был совершенно обескураживающим: «Возвращаю Вам поэму «Сон», которая, безусловно, весьма эффектна. Я лично считаю, что она слишком outrй Преувеличенный, утрированный (франц.).
. Мой приговор: хорошо отработанное показное стихотворение. ...P.S. Признаю, что «Сон» – мудрое стихотворение, но мне не нравится его мудрость: она заставляет меня чувствовать себя старым и обремененным предрассудками!» Стихотворение было опубликовано в 1912 году в первом поэтическом сборнике Голсуорси «Настроения, песни и вирши», но, когда Ада после смерти мужа издала его «Избранные стихи», это произведение было выпущено. «Оно повествовало о той стороне жизни, на которую Ада не обращала внимания», – сказал мне Рудольф Саутер.Это стихотворение очень глубоко по своему философскому звучанию, более того, оно открывает ту сторону характера Голсуорси, которая очень мало отражена в его романах и пьесах: Я спал. Господь, передо мнойПредстав, туда меня повел,Где петли сучьев в час ночнойРаскинул почерневший ствол.В сиянье звездного венцаСказал Господь: «О сын земли!Теперь покайся до концаИль не минуешь ты петли!» А я стою, как будто нем,Слов не найду и сознаю,Что вот, теряю насовсемЯ жизнь счастливую мою...Теряю каждый грешный мигИ все, что любо на земле.Раздастся мой последний крик,И тело задрожит в петле. Я покаянием своимСейчас на смерть себя пошлю.Когда признаюсь перед Ним,Во что я верю, что люблю,Чего мне вынести невмочь.А Бог застыл в венце своем,Как тень, отброшенная в ночьКолеблющимся фонарем.
Как и его сестра Лилиан, Голсуорси еще в юности отказался от ортодоксальной христианской религии. Но в своем восприятии жизни он оставался «набожным» человеком. Его романы и пьесы (за исключением «Братства») мало отражают его религиозные воззрения; священники у него, как правило, безжизненны: преподобный Хассел Бартер из романа «Усадьба» изображен явно карикатурно; герой романа «Путь святого» священник Эдвард Пирсон, к которому Голсуорси хотел вызвать читательскую симпатию, – фигура слабая и чересчур склонная к патетике. Лишь из его поэзии, эссе и писем мы можем понять направление его философских исканий, его потребность разобраться в жизни, ее жестокости, ее пафосе, ее красоте.«Я очень мало знаком с философией», – пишет Голсуорси Томасу Гарди. Но это не означает, что он не понимал или не был заинтересован теми фундаментальными вопросами, которые ставил в своих стихотворениях, как, например: какова конечная цель жизни человека? Содержится ли она в его настоящем существовании, или человек будет отвечать за нее в иной жизни, представ перед божеством? Как видно из поэмы «Сон», он предпочитает первое:
Я эту жизнь опятьНе проживу. Гармонии исполнясь,Пусть расцветет тогда душа моя.Не будет смерть уходом иль паденьем.Когда придет мой час, то сгину я,Дыша не злобою, а примиреньем.
Эта «любовь к гармонии» являлась основой его мировоззрения. В начале своего творческого пути он верил, что люди придут к ней, что они станут лучше понимать друг друга, будут бережнее относиться друг к другу. Он стремился к этому сам, это была его «мечта», с которой пришлось безвозвратно расстаться в 1914 году.Но в то же время он твердо в нее верил, полагая, что счастье надо искать в самой жизни. А его желание, чтобы менее обласканные судьбой, чем он сам, смогли бы жить полноценной жизнью, воспитало в нем милосердие и благородство, стремление давать и помогать, которому он упорно следовал, и это делало его подвижником. Недостаточно обещать бедным «журавля в небе», они должны жить сейчас.«Должен сознаться, для меня непостижим спор человечества о том, что было Первым. Я готов принять любой вариант. Мы вышли из тайны, в тайну и вернемся; Жизнь и Смерть, Отлив и Прилив, День и Ночь, бесконечный мир – это все, что доступно пониманию. Но и в столь скудных точных данных я не вижу причин для уныния. Для тех, кто сохранил в себе жизненные инстинкты, жизнь хороша сама по себе, даже если она ни к чему не ведет, и мы, единственные разумные существа в окружении животного мира, должны винить только самих себя, если мы живем так, что потеряли любовь к жизни. А из тех дорог, которые мы выбираем, единственно достойным я считаю путь мужества и доброты, поскольку они включают в себя все реальное, что есть вокруг, ибо они единственные делают стоящей человеческую жизнь и приносят счастье в душу».Это предисловие к «Гостинице успокоения» было написано для «манатонского» издания в 1923 году. Со времени создания поэмы «Сон» Голсуорси прошел долгий двадцатилетний путь. В предисловии нашли отражение покорность судьбе и приятие мира таким, каков он есть, чего не было в поэме: молодой человек задавал вопросы, он восставал против судьбы; человек поживший понял, что на его вопросы нет ответов, что нужно просто иметь мужество прожить жизнь и доброту, чтобы помочь прожить ее другим.Как мы увидим далее, на изменение взглядов Голсуорси на жизнь повлияли война и годы. Он стал менее сентиментальным. После 1914 года ему стало трудно верить, что в основе своей человечество гуманно. «Не забывайте Шелтона, он – создание Вашего воображения, воплощение совести, Вашего беспокойного духа, без устали бродящего по земле», – писал Конрад Голсуорси в письме о черновом варианте романа «Братство», в котором философия Голсуорси нашла наиболее полное отражение. Голсуорси не забыл Шелтона, но его дух стал менее «беспокойным». «Становясь старше, человек уже не так серьезно и трагически воспринимает мир, скорее его поражают заключенные в нем ирония и юмор», – говорил Голсуорси Леону Шелиту.Это не совсем соответствует истине. Романы Голсуорси действительно стали менее серьезными и трагическими, но сам писатель был более грустным и разочарованным, а его перо, призванное отражать его внутреннее состояние, граничащее с отчаянием, порой ему изменяло, обращаясь к вещам тривиальным и несущественным. В то время как его сжигал внутренний огонь, книги его стали более легковесными. Вот здесь-то Ада и потерпела поражение: она не видела его страданий, хотя и внимательно просматривала каждую написанную им строчку. Но опять-таки было бы неверным перекладывать на Аду всю вину или большую ее часть. В самом характере Голсуорси были черты, ограничивающие его возможность писать так, чтобы адекватно выразить себя, а это препятствовало его росту. Он верил, что главное человеческое достоинство – это мужество, или, говоря иначе, «способность держать себя в узде», а мужественный человек не изливает своих страданий на бумаге и даже не делится ими с другим человеком, он молча и мужественно несет свое бремя. Гарди, Генри Джеймс, Форд Медокс Форд могли излить свою печаль на бумаге. Голсуорси не мог. Глава 18УСПЕХИ И НЕУДАЧИ Осень 1906 года застала чету Голсуорси в Лондоне, откуда они временами, устав от лондонских туманов, сбегали в Литтлхэмптон. Голсуорси много работал; его двойной успех – прозаика и драматурга – обеспечивал сбыт всему, что бы он ни написал. Оставив безуспешные попытки написать «Данаю», Голсуорси весьма плодотворно работал над романом «Усадьба». Пьеса «Джой», последовавшая за «Серебряной коробкой», имела меньший успех: это было слабое, безжизненное произведение.Жизнь четы Голсуорси пошла по накатанной колее, и это длилось в течение восьми лет. Эти годы, по всей видимости, были самыми счастливыми и удачливыми в их жизни. В Лондоне они общались со все большим кругом людей, причем не только с писателями, но и с представителями высших слоев общества, политиками. Они часто уезжали из Лондона в Девоншир, который Голсуорси любил больше всего на свете, на побережье в Литтлхэмптон, который особенно нравился Аде, и за границу. Уже много написано о способности Голсуорси работать в любом месте и в любых обстоятельствах, и если вспомнить все совершенные им переезды даже только в одной Англии и количество гостиниц, в которых ему довелось жить, нельзя не признать, что именно его работоспособность была тем главным фактором, который помог ему писать и достичь успеха. Голсуорси мог устроиться в любом месте с блокнотом и ручкой в руках и, отключившись от происходящего вокруг, работать. Где бы он ни был – в Америке, на юге Франции или у себя в Девоне, – он всегда писал об Англии и англичанах, почти никогда действие его произведений не происходило за границей. Он путешествовал как турист, изучал чужие страны, но мыслями он всегда был в Англии среди своих типично английских героев.Лондонская великосветская суета становилась все более интенсивной. Е. Ф. Бенсон Бенсон Эдуард Фредерик (1867–1940) – английский романист-сатирик.
оставил нам комический отчет об обеде у леди Сент-Хелье: «Порой она не успевала следить за событиями. Так, однажды, перегнувшись через стол к мистеру Голсуорси, который не поддерживал ни одного из тех разговоров, что велись вокруг, она произнесла: «Мистер Голсуорси, мы говорили о пьесах. Почему бы вам не написать пьесу? Я думаю, вы смогли бы это сделать». Это соответствовало истине: пару недель назад была поставлена «Серебряная коробка», и мы все подумали, что он уже проявил эту свою способность». В январе 1906 года они обедали с супругами Шоу и нашли, что «Дж. Б. Ш. очень приветливый и словоохотливый». «Он раздразнил меня, – писала Ада Моттрэму, – и очень мне понравился. Его невозможно описать словами». В великую страстную пятницу 1909 года Арнольд Беннетт записал в своем дневнике: «Обедал у Форда Медокса (Форда). Там были Джон Голсуорси с супругой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39