Письма, написанные Голсуорси Гарнету из Тироля в начале июня, раскрывают, как автор постепенно начинал разделять мнение своего друга по поводу кончины Босини. «Я начал предварительную работу над третьей частью и думаю, что соглашусь с Вашим мнением в отношении самоубийства Босини. Я чувствую, что Вы правы; по мере написания романа тон его становился все более мрачным, а ведь в литературе нет места психологии». И в следующем письме миссис Гарнет: «Могу Вас порадовать – я сдаюсь. Общими силами вы убедили меня в том, что Босини – живой человек, а не просто фигура, присутствующая в книге ради сюжета». И далее в этом же письме он разъясняет: «В Сорренто, когда я закончил книгу, я был до того вымотан, что пять-шесть недель не мог даже письма написать; потому-то отчасти я, вероятно, и цеплялся сперва за самоубийство Босини». Итак, компромисс был достигнут: Босини оказывается в густом тумане под колесами экипажа, и читателю остается самому решать, произошло ли это случайно или преднамеренно. Странно, что у Гарнета было так много возражений в отношении Босини, так как, хотя этот персонаж не был тщательно продуман, прообразом Босини был сам Гарнет, о чем его сын Дэвид писал в биографии отца. Но может ли это быть? В письме от 2 июня Голсуорси замечает: «Между прочим, хотя это и говорит против меня, мы оба считаем, что такой человек, как Босини, по складу своего характера не способен на самоубийство; но, должен сказать, это ровным счетом ничего не значит, так как на это способны люди совершенно разных темпераментов».Эта переписка, судьба Босини, суть его характера, должно быть, стали темой нескончаемых бесед между Джоном и Адой во время их путешествия по Тиролю, и, безусловно, именно во время этих бесед были выработаны аргументы для письменных споров с Гарнетом. Но книга наконец была завершена, получила новое окончание, и 13 июля Голсуорси с гордостью пишет Гарнету: «Я только что выслал рукопись одной посылкой (но не заказной), надеясь, что так она дойдет быстрее, чем заказная. Я послал ее Дакворту. Будет очень печально, если Вы не получите ее к среде. Но выяснилось, что, если бы мы посылали текст заказными письмами, это обошлось бы нам в 3 фунта. Я никак не могу разобраться в порядках на почте в этой стране, мне кажется, они меняются здесь каждую неделю. Мы отнесли драгоценную рукопись в мешке, как кота, которого собираются топить. Нам пришлось бродить около четырех часов, пока мы нашли подходящее отделение связи, и сейчас мы отправимся в обратный путь».Все переговоры по поводу публикации книги прошли гладко, и 26 июля Гарнет смог сообщить Голсуорси, что Полинг из издательства «Хайнеман», «несомненно, возьмет «Собственника» на Ваших условиях». Но у Гарнета все еще были замечания по последним главам – «они скучны и написаны без вдохновения», и он чувствовал, что Голсуорси еще вернется к работе над ними.Протягивал ли Голсуорси Гарнету «оливковую ветвь», когда в постскриптуме письма к нему в январе следующего года написал: «P. S. 6–7 января. Дорогой Эдвард! Я забыл спросить, не будете ли Вы возражать, если я посвящу «Собственника» Вам. Не размышляйте, говорите «да». Ваш Джек»? Если это так, то это очень дорогая оливковая ветвь, так как, вероятно, Голсуорси жаждал посвятить эту книгу Аде, его Ирэн, которая наконец-то стала его женой. Глава 15«СОБСТВЕННИК». ЧАСТЬ II Голсуорси явно хотел отложить публикацию нового романа до того момента, когда они с Адой смогут пожениться; а до окончания бракоразводного процесса оставалось еще несколько месяцев. Они жили на «ничейной земле», в неопределенном положении между старой жизнью и новой, переезжая из одной гостиницы в другую. Только из Тироля Голсуорси отправил Гарнету письма по меньшей мере из шести разных гостиниц. Отсылка окончательного варианта «Собственника» и согласие Хайнемана издать его положили начало новому этапу их путешествия, так как в конце июля Голсуорси писал Гарнету, сообщая о своих планах: «29 июля мы выезжаем отсюда поездом.... Мы доедем до Мангейма и по Рейну попадем в Роттердам. Затем остановимся в Гааге или Шевенингене (sic) и ознакомимся с Голландией».У него были также большие творческие планы: это было время, когда перед ним открывались широкие перспективы. Казалось, ни в личной жизни, ни в его литературной деятельности перед ним больше нет непреодолимых преград. «Я пишу Вам, чтобы попросить совета по одному вопросу, – писал он Гарнету. – Когда я работал над этой книгой (да и над «Островом фарисеев», пожалуй, хотя это можно не принимать во внимание), в глубине сознания у меня всегда таилось ощущение крайнего несоответствия христианской религии английскому характеру. Нашей национальной религией является ханжество и притворство во всем. Эта идея не оригинальна, но достаточно универсальна, чтобы вместить в себя любой способ изучения человеческих характеров. Я хочу развить ее по меньшей мере в двух книгах. Так же, как темой первой книги стало чувство собственничества, темами (вернее, чертами национального характера, которые я хочу раскрыть) последующей станут 1) дух преобразования, 2) дух борьбы – исследованные, естественно, путем изучения жизни и характеров моих героев. Темой третьей книги станет дух саморекламы, самовосхваления и отсутствие способности видеть собственные ошибки. Действие будет происходить во время англо-бурской войны (я, конечно, собираюсь заниматься людьми, а не историей). Вторую книгу я назову «Даная», третью «Медная глотка». Временное расстояние между книгами составит шесть лет, и во всех трех рассказчиком будет молодой Джолион. Героев второй книги я уже придумал, но в отношении третьей у меня есть только общая идея.Теперь я хочу спросить Вас о следующем: стоит ли после заглавия «Собственник» и т. д. писать подзаголовки, такие, как:«Национальная этика», или «Христианская этика», или «Истории о христианах»,иными словами, предвосхищать главные идеи этой серии?»В нашем распоряжении нет ответа Гарнета на это письмо. Очевидно, он отверг эти претенциозные подзаголовки, или же чувство меры самого Голсуорси подсказало ему, что подзаголовок «Христианская этика» не подходит для серии романов.На деле «Собственник» положил начало двум разным сериям: первая из них – это серия социальных романов, в которую вошли также «Усадьба», «Братство» и «Патриций». Но семейство Форсайтов не кануло в лету, они были слишком дороги Голсуорси и отказывались ограничиться существованием лишь в одной книге, главной темой которой была собственность. Ему принесла большое облегчение возможность после тревожных лет войны 1914–1918 годов, в более спокойном состоянии, которое снизошло на него («Наверное, наиболее сносное время с тех пор, как началась война», – как писал он 27 марта 1917 года), приступить к работе над «Последним летом Форсайта» – рассказом, который вернул к жизни весь клан Форсайтов, благополучно просуществовавших после этого еще в пяти книгах.Но все это было в будущем, а в то время Голсуорси продолжали свое путешествие, похожее на затянувшийся предсвадебный медовый месяц, в ожидании той минуты, когда закон назовет Аду свободной женщиной. Несмотря на постоянные переезды, Голсуорси начал работу над следующим романом. «Я начал новый роман и чувствую себя как щенок, который учится плавать. Удивительно, что после этой, ранней стадии, когда герои еще так неубедительны, человек еще в состоянии продолжать работу», – писал он Ральфу Моттрэму из «Харсбургер-Хоф» в Меране в конце июля. Он, конечно, работал над черновиком «Усадьбы».В начале сентября Голсуорси вернулись в Англию. Развод должен был вскоре состояться. Не говоря уже о свадьбе, просто улаживанием текущих дел нужно было заниматься так, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. 23 сентября, в первый день свободы Ады, они поженились. «Дело сделано, – писала Ада миссис Моттрэм в Норвич. – Вчера в 10.30 утра чиновник-регистратор церкви святого Георгия, расположенной в Ганновер-сквер, провел очень простую церемонию, и в 11.15 мы уже направлялись с четырнадцатью коробками и узлами на Аддисон-роуд, ...а завтра мы обоснуемся в небольшом домике, где все в ужасном беспорядке, но жить можно...»На самом деле первый уикенд их уже супружеской жизни они провели в Литтлхэмптоне – месте, где они всегда уединялись в тяжелые времена. Джон пишет оттуда Ральфу Моттрэму в записке: «Fini-fini» Дело закончено (франц.).

, – как сказала юная француженка, прыгая в кровать после чтения молитвы. В понедельник мы возвращаемся домой на Аддисон-роуд, 14».Как будет складываться семейная жизнь Голсуорси? После десяти лет тайной связи с Адой и восьми месяцев, проведенных с нею неразлучно в заграничных отелях, Джон, должно быть, представлял себе, какие трудности и, возможно, даже жертвы готовит ему в будущем жизнь с этой женщиной. Она была слаба здоровьем, хотя те двадцать три года, которые она прожила вдовой после смерти Джона, свидетельствуют о том, что постоянное внимание Джона и частый отдых за границей оказали на нее положительное воздействие. Ее абсолютная преданность Джону и его работе, хотя и была сама по себе замечательна, порою слишком угнетала его. Кроме того, она не обладала ни кругозором Джона, ни достаточным благородством, чтобы позволить его душе блуждать в тех сферах, которые ей самой были недоступны.Но, какими бы ни были его тайные страхи, Джон не был человеком, склонным их всем демонстрировать. Преданность одолела все препятствия, после выпавших на их долю испытаний родился союз, который никогда и ничто не могло разрушить. Более того, именно в то время на свет появлялось истинное дитя этого союза, осуществление надежд, воплощение их собственной истории – роман «Собственник», который стал настоящим tour de force , и первые месяцы их супружеской жизни были наполнены именно этим событием.Для Ады новая жизнь началась 23 сентября 1905 года, она просто решила предать забвению все, что было до того. Ножницами она вырезала первые страницы своего дневника Этот "комбинированный" дневник, вероятнее всего, представляет собой выписки из дневников ее и Джона, оригиналы которых уничтожены. Он начинался с 1896 года, но даты в дневнике исправлены, хотя первоначальные даты можно различить....

, и он стал начинаться следующими словами: «Зиму 1905–1906 годов мы провели в «Болд-Хеде» в Девоне. Джон правил гранки «Собственника» и начал работу над своей первой пьесой «Серебряная коробка». Он испытывал все большую неудовлетворенность началом романа «Усадьба», который тогда даже не имел этого названия».Кроме работы над гранками «Собственника», Голсуорси в ту пору был занят более важной для него проблемой – все намеки и недомолвки этого романа были разгаданы и вызвали соответствующую реакцию у членов его семьи, которые были вполне узнаваемы. В сентябре, после возвращения в Англию, он получил письмо от своей сестры Лилиан, в котором она сообщала, как встревожил ее и сестру роман Джона. Помимо того, что она узнала многих прототипов героев романа, ее потрясла та откровенность, с которой брат рассказал историю несчастного замужества Ады. Все эти дела – такие интимные, сокровенные, если уж так нужно поведать о них всему миру, почему бы не воспользоваться для этого псевдонимом? Ее письмо не дошло до нас, о его содержании мы можем догадываться по ответу Голсуорси: «Когда я думаю о твоем письме в целом, я прежде всего воспринимаю его так: одна душа отчаянно взывает к другой, совершенно от нее отличной. Я уже давно знаю, что в основных своих взглядах мы очень не похожи. Нас роднят сочувствие к людям и терпимость, но, если копнуть поглубже, разница между нами большая. В тебе нет того трезвого – или циничного, или сатирического, или объективного начала – назови как хочешь, – которое есть во мне. Ты оптимистка, идеалистка. Я же не оптимист и не пессимист, а идеалы у меня если и есть, так не те, что у тебя.И от искусства мы с тобой требуем разного. Тебе, например, хочется, чтобы автор, изображая конфликт, склонял читателя примкнуть к одной из сторон против другой. У меня этого нет. Я скорее ощущаю себя своего рода химиком – я более холоден, более аналитичен, всегда развиваю какую-то философскую идею и в угоду ей готов, можно сказать, исказить свои оценки. Я исхожу из тезиса, что чувство собственности не христианское и не очень пристойное чувство. Во всяком случае, я всегда занимаю позицию отрицателя, разрушителя. Мне нестерпима сама идея безупречного героя, она мне кажется такой банальной, пошлой, а главное – явно нефилософской. Возможно, даже вероятно, это недостаток, но это так, и с этим ничего не поделаешь. Я не могу воспринимать человека до такой степени всерьез. Кое-что в людях мне нравится, кое-что меня восхищает, но если я берусь писать о них, то будь уверена, что я не обойду молчанием их темные стороны. Таков мой жанр. Изменить я его не могу. Охотно верю, что это тебя огорчает.Вопрос о личностях. Неужели ты в самом деле думаешь, что это важно? Если не считать тебя, Меб и мамы (ей, пожалуй, лучше не читать мою книгу), никто ведь о нас ничего толком не знает и не хочет знать, так что в худшем случае люди день-другой поудивляются, почему я выбрал эту тему, а потом забудут. Никто... не осведомлен хотя бы настолько, чтобы связать А. и И., тем более что я изменил цвет ее волос на золотой....Эта книга – несомненно, лучшее из того, что я написал, несомненно. И тут я подошел к самому трудному в твоем письме.По существу, ты говоришь мне: не издавай. Во всяком случае, не в ближайшие годы. Прости меня, дорогая, но ты довольно легко касаешься очень болезненной темы.Если я не издам ее сейчас, то не издам никогда. Через два месяца эта книга умрет во мне и уже никогда не воскреснет. Она постепенно умирает уже с мая. Начата новая книга. Я просто сужу по другим своим книгам. Ни к одной из них я не мог бы вернуться, чтобы переделать ее, растения умерли, потому что их оставили без ежедневной поливки. Так будет и с этой книгой. Я не могу и никогда не смогу ее переделать.Это проясняет картину.Вопрос, значит, стоит так: тебе и Меб кажется, что моя книга – святотатство, но достаточно ли твердо ваше убеждение, чтобы предать ее огню? Издать ее анонимно я не могу, это значило бы и новую мою книгу, и следующую за ней тоже издавать анонимно – в них тоже участвуют и «молодой Джолион», и другие».Это лишь небольшая часть длинного письма, написанного Голсуорси сестре в защиту своего романа; никто, утверждает он, не принадлежащий к их «семейному клану», не сможет опознать реальных героев романа, а сестра воспринимает роман таким образом лишь потому, что смотрит на него глазами «члена его семьи, ощущая в романе пульс жизни этой семьи».Мы не знаем, как удалось брату переубедить Лилиан, но 23 марта 1906 года роман вышел в свет абсолютно в том виде, в каком его читала Лилиан, и под собственным именем автора.Младшая сестра Голсуорси Мейбл Рейнолдс в своих «Мемуарах», посвященных брату, решительно высказывает собственное мнение по вопросу сходства героев «Саги о Форсайтах» с членами их семьи: «Я считаю, что, кроме общеизвестного примера в лице старого Джолиона, сходство остальных героев романа с членами семьи Голсуорси можно проследить лишь в общих чертах. Мой брат действительно изучил и перенес в роман многие характерны особенности и странности наших семейных отношений, но каждый представитель семьи был им настолько сильно изменен, что мнение, будто хотя бы один из героев «Саги» взят прямо из жизни, абсолютно ложное».С момента первого знакомства сестер с рукописью «Собственника» до написания вышеприведенных строк прошло тридцать лет. Время залечило многие раны, родители давно умерли, а сам Джон к своей смерти, наступившей двумя годами раньше, почти полностью утратил сходство с «сердитым молодым человеком», впервые написавшим о Форсайтах. Джон Голсуорси, кавалер ордена «За заслуги», превратился в одного из респектабельных «столпов общества»; в его романах нет гнева, жестоких, язвительных персонажей, а лишь усталость и некоторая грусть. Голсуорси понял, как это поняли и многие другие до него, что общество может увидеть себя в зеркале, заметить, как осмеяны его безумие и несправедливость, но это заставит его лишь пожать плечами и не поведет ни к каким изменениям.«Собственник» имел большой успех, это был первый факел, зажженный во тьме. «Остров фарисеев»провозгласил определенные идеи, но как произведение искусства он стоял очень невысоко. Форсайты же были живыми людьми; они существовали в своем мире, они были убедительны. В то же время это были аллегорические персонажи, как и герои Джона Беньяна Беньян Джон (1628–1688) –английский писатель, автор знаменитого аллегорического романа "Путь паломника" (1678– 1684), в котором впервые в английской литературе сатирически изображен стяжатель-буржуа. Беньян оказал существенное влияние на развитие английского сатирико-нравоучительного романа XVIII в.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39