Но, если мы просто бросимся бежать, хара-нги, скорее всего, рванут за нами, и возле лодок может возникнуть совершенно ненужная потасовка. Поэтому остров от материка отделяет ревущая Стена Огня. Но я этого уже не вижу.
Победа дорого обошлась Народу Реки. Но, похоже, я был единственным, кто это понимал. Жизнь отдельного человека стоила здесь совсем немного, поэтому мои торжествующие дикарки словно и не замечали того, что от вчерашних девяти тысяч сегодня осталось не более трех. Хотя наша деревня была полностью разрушена, мое войско не торопилось разъезжаться по своим родам – все праздновали великую победу. Еды было более чем достаточно – после прохождения хиссума, действительно небывалой мощи, все поля вокруг русла оказались завалены рыбой. Воительницы непрерывно варили травяное вино, шумели, орали, устраивали масштабные театрализованные представления, изображающие недавнюю битву; одним словом, всячески развлекались. Наверное, я был единственным, кто не участвовал во всеобщем веселье.
Я бродил неприкаянной тенью от костра к костру, автоматически улыбаясь, с величественным видом принимая цветистые восхваления; еще одной тенью за мной всюду следовала Рами-И. Мне. не давали покоя два последствия прошедшей битвы.
Цена победы. Моим дикарям не было свойственно печалиться о погибших, они радовались факту собственного выживания, но меня мучили угрызения совести. За один день от рук хара-нги погибло больше вууль-ду, чем за пару предыдущих веков, и во имя чего, спрашивается? Почему я решил, что хара-нги теперь перестанут нападать – их общество привыкло к постоянным войнам, наверняка уровень восполняемости у них таков, что очередную армию они запросто соберут уже через пару лет. А численность моего племени поколениями поддерживалась примерно на одном уровне, и сейчас я нанес ему такой урон, от которого оно не скоро оправится. А еще, чего доброго, мои селяне решат, что перебили всех хара-нги до последнего человека, и перестанут жить в постоянной готовности к нападению. Тогда следующий рейд степняков запросто может смести с лица земли всех вууль-ду до единого. Тоже мне избавитель. До моего появления Народ Реки жил довольно безбедно, во время набегов у них страдало только самолюбие. Равновесие устанавливалось веками, я же раскачал лодку и теперь опасался, что она если и не перевернется, то наберет столько воды, что уже не сможет плыть. Ясно было одно – возвращать жизнь в прежнее русло будет ошибкой. Если я не хочу, чтобы хара-нги вырезали мой народ под корень, мне следует развить успех, самому напасть на степняков, постараться захватить все их земли и смешать живущий там народ со своим. Тогда, пожалуй, нарушенное равновесие сможет установиться на новом уровне. Но мне до судорог не хотелось затевать такое масштабное предприятие. Я всего-то собирался разогнать блокирующих нижнее течение Баравуль степняков и спуститься на лодке вниз по реке в поисках более цивилизованных мест. Сейчас я мог бы это сделать, более того, именно так я бы и сделал (приказав совести заткнуться), если бы не Рами-И. Теперь она, единственная, общалась со мной как с человеком, а не как с идолом, за что я ей был более чем благодарен. Даже Рим-Са, непонятно каким образом успевший примерно подсчитать численность нападавших (по его словам, их выходило около двенадцати тысяч), теперь считал меня если не сыном бога, то как минимум племянником, чем злил меня невероятно.
Одной Рами-И каким-то образом удалось избежать этой всеобщей эпидемии преклонения. Нет, она восхищалась мной не меньше остальных селян, со стороны, пожалуй, разница даже не была заметна, но я-то ее видел. Всех вууль-ду прошедшая битва окончательно убедила в том, что я – полубог, и только Рами-И она убедила в обратном. И потихоньку из первоначальной странной смеси жалости и уважения у меня начало зарождаться к ней какое-то новое чувство. С каждым днем все больше приятных неожиданностей открывалось для меня в образе Рами-И, и все меньше преград оставалось между нами. Как же я раньше не замечал удивительной женственности этой дикарки и как она могла мне казаться угловатой и нескладной? Я не переставал удивляться ее житейской мудрости и редкостному чувству юмора (признаться, слегка черноватому, но, учитывая ее прошлое, это простительно). Почему-то чем дальше, тем больше она мне казалась похожей на Ирси. Если при первой встрече я бы не нашел между ними ничего общего, то теперь мне они представлялись чуть ли не близнецами. Я как-то с удивлением отметил это явление, задумался и понял почему. Просто раньше Ирси была для меня эталоном женщины. Нет, я не говорю, что она была ослепительно красива… впрочем, красивой она была, и ослепительно красивой – тоже умела быть. Пусть ее характер и ее поведение были далеки от идеальных. Но она олицетворяла для меня то, к чему я всегда стремился и не мог достичь, – легкость, открытость, уверенность, бесшабашную смелость. Только сейчас я позволил признаться себе в том, что она мне нравилась. И именно ее образ был в моей душе идеалом. И сейчас не Рами-И становилась похожей на Ирси, вовсе нет – это образ идеальной женщины в моем представлении претерпевал некоторые изменения, все больше и больше становясь похожим на Рами-И. Так что правильнее было бы сказать, что это Ирси стала похожей на Закатное Солнце, а не наоборот. Пожалуй, встреть я сейчас Волчью Ягоду, удивился бы, насколько она не похожа на свой собственный образ.
Вот так и вышло, что если свое племя я еще мог предать и бросить на произвол судьбы, то Рами-И – не мог никак. Забрать ее с собой? Это было наилучшим решением, но – наилучшим из худших. Это вряд ли принесет нам обоим что-либо, кроме проблем, но именно так я и собирался сделать, тем более что выяснилось еще одно обстоятельство – Рами-И понесла. Теперь я скорее смог бы себя разорвать напополам, чем разделить наши судьбы. Уходить надо было как можно быстрее, пока беременность еще не стесняла движений Рами-И, но я никак не мог решиться и рассказать ей о своих планах.
Было еще одно последствие битвы, затрагивающее одного только меня, но тоже довольно неприятное": что-то случилось со мной в результате моих последних заклинаний. То ли поток энергии, забранной мной из канала Тьмы, был слишком велик, то ли я что-то сделал неправильно – не знаю, до этого я очень мало работал с Тьмой, предпочитая обходиться стихийными силами и своими собственными. Но какие-то пугающие изменения начали происходить со мной после того, как я очнулся в лодке, стоящей посреди мокрого луга. Практически каждый день мне теперь снились кошмары – моря крови, ужасные раны, оторванные конечности, фантастические уродцы. После самых страшных снов я просыпался в поту, с криком и бешено колотящимся сердцем. Подробностей я отчетливо не помнил, у меня оставалось только воспоминание о чем-то невыносимо мерзком, пугающем и чужом настолько, что мозг был не в состоянии как-то это воспринять.
Ну ладно, сны снами, это вполне объяснимо – все же вид залитого красно-бурой массой поля не мог не оставить следов в моей душе. Будь дело только в снах, я бы не сильно беспокоился, хоть и ходил теперь постоянно невыспавшимся. Но были еще и приступы.
Периодически, поначалу редко и совсем ненадолго, а в последнее время все чаще и на более долгое время я вдруг словно засыпал на ходу. Только что я сидел у стола и вдруг обнаруживал себя стоящим у двери. Я разговаривал с Рами-И, и вдруг она отстранялась со страхом в глазах. Хоть это состояние длилось считаные мгновения, ее пугали изменения, происходившие со мной в это время. «Как будто это не ты, а кто-то другой, очень сильный, очень недобрый и совсем-совсем чужой, – говорила она мне с испугом. – Может, это твой божественный отец в тебя вселяется в это время?» «Не знаю», – пожимал я плечами, но отлично знал, что происходит. Это называется раздвоение личности. Довольно редкое, но широко известное психическое заболевание. Я читал про него – шизофрения, несмотря на редкость, всегда являлась богатым полем для писателей, сеющих на нем семена своих историй, – читал достаточно и не ожидал ничего хорошего. Если я сейчас отправлюсь в долгое путешествие и возьму с собой Рами-И, то вдруг однажды мое второе «я» причинит ей вред? Каждый день с утра до вечера я проводил в мучениях, пытаясь отыскать наилучшее решение, пока однажды решение не пришло само.
Я проснулся резко, толчком, и вдруг обнаружил, что мы с Рами-И в комнате не одни. Кроме нас здесь находилось еще четыре человека – но что это были за люди! Двое мужчин в хороших плетеных кольчугах, подпоясанные мечами, стояли, нацелив мне в переносицу взведенные арбалеты. Еще один, в простой дорожной одежде, не имел никакого оружия, но зато на его груди я с удивлением увидел круглый серебряный медальон со знаком гильдии магов Мекампа. А четвертый был одет в светло-серую робу и плащ с изображением крылатого меча.
Я поморгал, полагая, что вижу сон и эти наваждения сейчас исчезнут. Но наваждения исчезать не собирались. Маг что-то коротко сказал светляку на незнакомом языке, тот кивнул и посмотрел на меня.
– Вставай, – сказал он мне на языке вууль-ду.
Я сглотнул и вылез из постели. Светляк окинул меня взглядом, преисполненным презрения, и достал из сумки небольшой обруч. Оркрис.
– Нет! – сказал я, выставляя руку.
Светляк посмотрел на меня с нехорошим интересом. Короткий испуганный вскрик с кровати привлек его внимание, он удостоил Рами-И беглого взгляда, потом снова сконцентрировал внимание на мне.
– Надевай, – сказал он мне твердо, улыбаясь неприятной улыбкой.
Резкая боль заставила меня прервать заклинание и с воплем схватиться за предплечье. Арбалетный болт прошил руку навылет и застрял в стене, арбалетчик с бесстрастным лицом вложил в опустевшее ложе другой болт, взвел арбалет и снова нацелил его на меня.
– Надевай, – повторил светляк чуть ли не ласково.
После этого события понеслись сокрушительной лавиной. Рыбкой мелькает в воздухе отбитый светляком нож, но второй клинок втыкается ему в бок. Светляк, зажав рану, со стоном сгибается, я слышу звуки выстрелов, с ужасом оборачиваюсь к кровати и вижу заваливающуюся на бок Рами-И, с кровавой круглой дырой над левым глазом.
– Не-ет! – ору я и накрываю пространство Пятой Гиганта, вкладывая в него весь канал Тьмы и совершенно не заботясь ни о его радиусе, ни о мощности. Полдома разносит в пыль, арбалетчиков больше нет – одного сплющило в лепешку, другого тоже зацепило и завалило обломками. Но маг и светляк целы – кто-то из них успел поставить защиту. Я тоже оказался внутри радиуса защиты и поэтому жив-здоров, иначе бы меня раздавило собственным заклинанием. Я бью их обоих самым мощным Молотом Харма, который когда-либо делал, – бесполезно. Светляк со стоном выпрямляется, маг кидает в меня какое-то заклинание. Я ставлю Щит Искажений, он выдерживает удар неизвестного заклинания, но меня отбрасывает в сторону, я падаю навзничь на обломки стен собственного дома. С трудом приподнимаюсь и вижу, что маг готовит очередное заклинание. Я оглушен и явно не успеваю закрыться. Тут я выключился.
Когда я снова начал осознавать действительность, живых врагов поблизости уже не было. Светляк лежал передо мной ничком, одежда его была покрыта маленькими красными пятнами, а под телом расплывалась лужа крови. Мага я нигде не увидел и после непродолжительных раздумий решил считать его останками дымящуюся маслянистую кляксу черного цвета, источающую мерзкий запах. От моего дома мало что осталось, но я не смотрел по сторонам. Кровать уцелела, только немного покосилась, Рами-И лежала на ней в безмятежной позе, и, если не обращать внимания на черную лужу под ее головой, можно было бы подумать, что она просто спит. Мне очень хотелось заплакать, но слез не было. «Как же так? – прошептал я, склоняясь над кроватью и обнимая безвольное тело. – Как же так?» Из ступора меня вывело лошадиное ржание и какое-то движение, замеченное краем глаза. Я вышел из-за обломков стен и сразу заметил одинокого всадника. Он вскинул арбалет, но я успел чуточку раньше – моя Стрела Огня вышибла его из седла, и болт со свистом прошел у меня над головой. Я огляделся и заметил четверых оседланных лошадей, привязанных к ограде моего дома. Бездумно подошел к ним, потрепал ближнюю по холке, присмотрелся к упряжи. Хорошая упряжь, явно не кустарного производства.
– Откуда вы взялись, Шихар вас задери?! – заорал я, обращаясь к небесам. Небеса, как всегда, остались безмолвны, но я заметил осторожно приближающегося ко мне человека. Собрал Стрелу Огня, но тут узнал его – Рим-Са. – Откуда они? – спросил я сухо, подождав, пока старик подойдет вплотную.
Он заглянул в мои глаза, отвел взгляд и ответил серьезно и спокойно:
– Из Сайлиса. Это очень большое село с большими каменными домами далеко вниз по течению.
Я ничуть не удивился. Сайлнс. Южная часть Эгена. Значит, горы – это Великий барьер. А соленое озеро – никакое не озеро, а один из лиманов Туманного предела.
– Ясно. Ты кто?
Рим-Са пожал плечами:
– Хара-наг. Сухой человек. Я был сыном вождя племени хассираев… пока не полюбил девушку из вууль-ду. Ты убьешь меня?
– Почему ты лгал мне?
– Я хотел, чтобы вууль-ду стали великим и сильным народом. Ты мог это сделать. Ты почти это сделал, осталось совсем немного.
Я покачал головой:
– Я ухожу.
Он кивнул.
– Я дам тебе лодку и гребца. Но подумай, Хуту-Лин. Подумай сейчас и думай в дороге. Твой род далеко отсюда, но теперь твой род и здесь. Мы все твои дети и нуждаемся в тебе.
Я поднял голову и обвел взглядом женщин, собравшихся, пока я разговаривал с Рим-Са. Они стояли и смотрели на меня глазами, полными ожидания. Я опустил глаза, развернулся и пошел к реке.
– Похороните ее по обычаям вууль-ду, – сказал я, проходя мимо Рим-Са. – Хоть она была нашего рода только наполовину, она сделала для вууль-ду не меньше меня самого.
Рим-Са помолчал, потом кивнул:
– Хорошо.
Я подошел к реке и залез в первую попавшуюся лодку. Ну, где там мой гребец?
На лодке я проплыл только до нижнего течения Баравуль, примерно до того же места, откуда в прошлый раз начал разведку. Я бы плыл и дальше, но мое второе «я» придерживалось другого мнения, и после первого же провала в сознании я обнаружил себя стоящим над трупом убитого гребца. «Хорошо, что Рами-И не со мной», – мелькнула безразличная мысль, потом я выкинул труп в реку и взялся за весло сам. Здесь вода уже была вполне спокойной, и я мог управиться с лодкой без посторонней помощи. Но после второго провала памяти я оказался стоящим по колено в воде и глядящим вслед уплывающей пустой лодке. Видимо, тот, второй, деливший со мной мое тело, совсем не любил путешествия по воде. Я пожал плечами и пошел пешком вдоль берега.
Пожалуй, изменения в моей психике произошли довольно сильные. В частности, я совершенно разучился удивляться. Во всяком случае, когда на второй день моего пешего пути меня догнал паренек лет четырнадцати верхом на мощном вороном жеребце, я ничуть не удивился. Я не удивился даже тогда, когда он, поравнявшись со мной, притормозил своего скакуна и пустил его медленным шагом.
Пожалуй, верхом до Сайлиса можно добраться намного быстрее, нежели на своих двоих. Я остановился, мальчик тоже придержал коня.
– Послушай, – сказал я ему, – я не рекомендую тебе продолжать путь в одной компании со мной.
Паренек наклонил голову, что-то знакомое почудилось мне в этом наклоне. Настолько знакомое, что я даже вздрогнул и быстро осмотрел всадника вместе с конем истинным зрением. Ничего – никаких следов магии. Показалось, видимо.
– Я не всегда себя контролирую и могу тебя нечаянно убить. А еще, – я улыбнулся своей самой нехорошей улыбкой, – мне очень нужна лошадь.
По моим ожиданиям, мальчик должен был вздрогнуть, пришпорить коня и не оглядываться, пока нас не разделят ли двадцать. Но вместо этого он некоторое время смотрел на меня с недоумением, потом расхохотался.
Пожалуй, я еще не совсем разучился удивляться.
– Неплохо, неплохо, – сказал он, отсмеявшись, – даже не знай я о твоих подвигах, этого мне хватило бы, чтобы понять – ты не тратил времени зря.
Я только глазами хлопал.
– Ладно, – продолжал мальчик, – будем считать, что ты сдал экзамен. Не без замечаний и не лучшим образом, но – сдал.
Я сглотнул.
– Ур… учитель?
Мальчик хмыкнул.
– Ты меня расстроил своим небрежением к изящным искусствам. Я не страдаю вещизмом, и, думаю, ты об этом знаешь, но некоторые из варварски уничтоженных тобой ювелирных изделий оценивались в сотни раз дороже стоимости материалов, из которых были изготовлены.
Я вздохнул и сел прямо в пыль у дороги. Катись оно все к Шихару. Урсай (похоже, это все же он) продолжал:
– Но твоя идея с птицей была, не побоюсь этого слова, великолепна. Когда я вернулся, еще и суток не прошло с момента твоего бегства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Победа дорого обошлась Народу Реки. Но, похоже, я был единственным, кто это понимал. Жизнь отдельного человека стоила здесь совсем немного, поэтому мои торжествующие дикарки словно и не замечали того, что от вчерашних девяти тысяч сегодня осталось не более трех. Хотя наша деревня была полностью разрушена, мое войско не торопилось разъезжаться по своим родам – все праздновали великую победу. Еды было более чем достаточно – после прохождения хиссума, действительно небывалой мощи, все поля вокруг русла оказались завалены рыбой. Воительницы непрерывно варили травяное вино, шумели, орали, устраивали масштабные театрализованные представления, изображающие недавнюю битву; одним словом, всячески развлекались. Наверное, я был единственным, кто не участвовал во всеобщем веселье.
Я бродил неприкаянной тенью от костра к костру, автоматически улыбаясь, с величественным видом принимая цветистые восхваления; еще одной тенью за мной всюду следовала Рами-И. Мне. не давали покоя два последствия прошедшей битвы.
Цена победы. Моим дикарям не было свойственно печалиться о погибших, они радовались факту собственного выживания, но меня мучили угрызения совести. За один день от рук хара-нги погибло больше вууль-ду, чем за пару предыдущих веков, и во имя чего, спрашивается? Почему я решил, что хара-нги теперь перестанут нападать – их общество привыкло к постоянным войнам, наверняка уровень восполняемости у них таков, что очередную армию они запросто соберут уже через пару лет. А численность моего племени поколениями поддерживалась примерно на одном уровне, и сейчас я нанес ему такой урон, от которого оно не скоро оправится. А еще, чего доброго, мои селяне решат, что перебили всех хара-нги до последнего человека, и перестанут жить в постоянной готовности к нападению. Тогда следующий рейд степняков запросто может смести с лица земли всех вууль-ду до единого. Тоже мне избавитель. До моего появления Народ Реки жил довольно безбедно, во время набегов у них страдало только самолюбие. Равновесие устанавливалось веками, я же раскачал лодку и теперь опасался, что она если и не перевернется, то наберет столько воды, что уже не сможет плыть. Ясно было одно – возвращать жизнь в прежнее русло будет ошибкой. Если я не хочу, чтобы хара-нги вырезали мой народ под корень, мне следует развить успех, самому напасть на степняков, постараться захватить все их земли и смешать живущий там народ со своим. Тогда, пожалуй, нарушенное равновесие сможет установиться на новом уровне. Но мне до судорог не хотелось затевать такое масштабное предприятие. Я всего-то собирался разогнать блокирующих нижнее течение Баравуль степняков и спуститься на лодке вниз по реке в поисках более цивилизованных мест. Сейчас я мог бы это сделать, более того, именно так я бы и сделал (приказав совести заткнуться), если бы не Рами-И. Теперь она, единственная, общалась со мной как с человеком, а не как с идолом, за что я ей был более чем благодарен. Даже Рим-Са, непонятно каким образом успевший примерно подсчитать численность нападавших (по его словам, их выходило около двенадцати тысяч), теперь считал меня если не сыном бога, то как минимум племянником, чем злил меня невероятно.
Одной Рами-И каким-то образом удалось избежать этой всеобщей эпидемии преклонения. Нет, она восхищалась мной не меньше остальных селян, со стороны, пожалуй, разница даже не была заметна, но я-то ее видел. Всех вууль-ду прошедшая битва окончательно убедила в том, что я – полубог, и только Рами-И она убедила в обратном. И потихоньку из первоначальной странной смеси жалости и уважения у меня начало зарождаться к ней какое-то новое чувство. С каждым днем все больше приятных неожиданностей открывалось для меня в образе Рами-И, и все меньше преград оставалось между нами. Как же я раньше не замечал удивительной женственности этой дикарки и как она могла мне казаться угловатой и нескладной? Я не переставал удивляться ее житейской мудрости и редкостному чувству юмора (признаться, слегка черноватому, но, учитывая ее прошлое, это простительно). Почему-то чем дальше, тем больше она мне казалась похожей на Ирси. Если при первой встрече я бы не нашел между ними ничего общего, то теперь мне они представлялись чуть ли не близнецами. Я как-то с удивлением отметил это явление, задумался и понял почему. Просто раньше Ирси была для меня эталоном женщины. Нет, я не говорю, что она была ослепительно красива… впрочем, красивой она была, и ослепительно красивой – тоже умела быть. Пусть ее характер и ее поведение были далеки от идеальных. Но она олицетворяла для меня то, к чему я всегда стремился и не мог достичь, – легкость, открытость, уверенность, бесшабашную смелость. Только сейчас я позволил признаться себе в том, что она мне нравилась. И именно ее образ был в моей душе идеалом. И сейчас не Рами-И становилась похожей на Ирси, вовсе нет – это образ идеальной женщины в моем представлении претерпевал некоторые изменения, все больше и больше становясь похожим на Рами-И. Так что правильнее было бы сказать, что это Ирси стала похожей на Закатное Солнце, а не наоборот. Пожалуй, встреть я сейчас Волчью Ягоду, удивился бы, насколько она не похожа на свой собственный образ.
Вот так и вышло, что если свое племя я еще мог предать и бросить на произвол судьбы, то Рами-И – не мог никак. Забрать ее с собой? Это было наилучшим решением, но – наилучшим из худших. Это вряд ли принесет нам обоим что-либо, кроме проблем, но именно так я и собирался сделать, тем более что выяснилось еще одно обстоятельство – Рами-И понесла. Теперь я скорее смог бы себя разорвать напополам, чем разделить наши судьбы. Уходить надо было как можно быстрее, пока беременность еще не стесняла движений Рами-И, но я никак не мог решиться и рассказать ей о своих планах.
Было еще одно последствие битвы, затрагивающее одного только меня, но тоже довольно неприятное": что-то случилось со мной в результате моих последних заклинаний. То ли поток энергии, забранной мной из канала Тьмы, был слишком велик, то ли я что-то сделал неправильно – не знаю, до этого я очень мало работал с Тьмой, предпочитая обходиться стихийными силами и своими собственными. Но какие-то пугающие изменения начали происходить со мной после того, как я очнулся в лодке, стоящей посреди мокрого луга. Практически каждый день мне теперь снились кошмары – моря крови, ужасные раны, оторванные конечности, фантастические уродцы. После самых страшных снов я просыпался в поту, с криком и бешено колотящимся сердцем. Подробностей я отчетливо не помнил, у меня оставалось только воспоминание о чем-то невыносимо мерзком, пугающем и чужом настолько, что мозг был не в состоянии как-то это воспринять.
Ну ладно, сны снами, это вполне объяснимо – все же вид залитого красно-бурой массой поля не мог не оставить следов в моей душе. Будь дело только в снах, я бы не сильно беспокоился, хоть и ходил теперь постоянно невыспавшимся. Но были еще и приступы.
Периодически, поначалу редко и совсем ненадолго, а в последнее время все чаще и на более долгое время я вдруг словно засыпал на ходу. Только что я сидел у стола и вдруг обнаруживал себя стоящим у двери. Я разговаривал с Рами-И, и вдруг она отстранялась со страхом в глазах. Хоть это состояние длилось считаные мгновения, ее пугали изменения, происходившие со мной в это время. «Как будто это не ты, а кто-то другой, очень сильный, очень недобрый и совсем-совсем чужой, – говорила она мне с испугом. – Может, это твой божественный отец в тебя вселяется в это время?» «Не знаю», – пожимал я плечами, но отлично знал, что происходит. Это называется раздвоение личности. Довольно редкое, но широко известное психическое заболевание. Я читал про него – шизофрения, несмотря на редкость, всегда являлась богатым полем для писателей, сеющих на нем семена своих историй, – читал достаточно и не ожидал ничего хорошего. Если я сейчас отправлюсь в долгое путешествие и возьму с собой Рами-И, то вдруг однажды мое второе «я» причинит ей вред? Каждый день с утра до вечера я проводил в мучениях, пытаясь отыскать наилучшее решение, пока однажды решение не пришло само.
Я проснулся резко, толчком, и вдруг обнаружил, что мы с Рами-И в комнате не одни. Кроме нас здесь находилось еще четыре человека – но что это были за люди! Двое мужчин в хороших плетеных кольчугах, подпоясанные мечами, стояли, нацелив мне в переносицу взведенные арбалеты. Еще один, в простой дорожной одежде, не имел никакого оружия, но зато на его груди я с удивлением увидел круглый серебряный медальон со знаком гильдии магов Мекампа. А четвертый был одет в светло-серую робу и плащ с изображением крылатого меча.
Я поморгал, полагая, что вижу сон и эти наваждения сейчас исчезнут. Но наваждения исчезать не собирались. Маг что-то коротко сказал светляку на незнакомом языке, тот кивнул и посмотрел на меня.
– Вставай, – сказал он мне на языке вууль-ду.
Я сглотнул и вылез из постели. Светляк окинул меня взглядом, преисполненным презрения, и достал из сумки небольшой обруч. Оркрис.
– Нет! – сказал я, выставляя руку.
Светляк посмотрел на меня с нехорошим интересом. Короткий испуганный вскрик с кровати привлек его внимание, он удостоил Рами-И беглого взгляда, потом снова сконцентрировал внимание на мне.
– Надевай, – сказал он мне твердо, улыбаясь неприятной улыбкой.
Резкая боль заставила меня прервать заклинание и с воплем схватиться за предплечье. Арбалетный болт прошил руку навылет и застрял в стене, арбалетчик с бесстрастным лицом вложил в опустевшее ложе другой болт, взвел арбалет и снова нацелил его на меня.
– Надевай, – повторил светляк чуть ли не ласково.
После этого события понеслись сокрушительной лавиной. Рыбкой мелькает в воздухе отбитый светляком нож, но второй клинок втыкается ему в бок. Светляк, зажав рану, со стоном сгибается, я слышу звуки выстрелов, с ужасом оборачиваюсь к кровати и вижу заваливающуюся на бок Рами-И, с кровавой круглой дырой над левым глазом.
– Не-ет! – ору я и накрываю пространство Пятой Гиганта, вкладывая в него весь канал Тьмы и совершенно не заботясь ни о его радиусе, ни о мощности. Полдома разносит в пыль, арбалетчиков больше нет – одного сплющило в лепешку, другого тоже зацепило и завалило обломками. Но маг и светляк целы – кто-то из них успел поставить защиту. Я тоже оказался внутри радиуса защиты и поэтому жив-здоров, иначе бы меня раздавило собственным заклинанием. Я бью их обоих самым мощным Молотом Харма, который когда-либо делал, – бесполезно. Светляк со стоном выпрямляется, маг кидает в меня какое-то заклинание. Я ставлю Щит Искажений, он выдерживает удар неизвестного заклинания, но меня отбрасывает в сторону, я падаю навзничь на обломки стен собственного дома. С трудом приподнимаюсь и вижу, что маг готовит очередное заклинание. Я оглушен и явно не успеваю закрыться. Тут я выключился.
Когда я снова начал осознавать действительность, живых врагов поблизости уже не было. Светляк лежал передо мной ничком, одежда его была покрыта маленькими красными пятнами, а под телом расплывалась лужа крови. Мага я нигде не увидел и после непродолжительных раздумий решил считать его останками дымящуюся маслянистую кляксу черного цвета, источающую мерзкий запах. От моего дома мало что осталось, но я не смотрел по сторонам. Кровать уцелела, только немного покосилась, Рами-И лежала на ней в безмятежной позе, и, если не обращать внимания на черную лужу под ее головой, можно было бы подумать, что она просто спит. Мне очень хотелось заплакать, но слез не было. «Как же так? – прошептал я, склоняясь над кроватью и обнимая безвольное тело. – Как же так?» Из ступора меня вывело лошадиное ржание и какое-то движение, замеченное краем глаза. Я вышел из-за обломков стен и сразу заметил одинокого всадника. Он вскинул арбалет, но я успел чуточку раньше – моя Стрела Огня вышибла его из седла, и болт со свистом прошел у меня над головой. Я огляделся и заметил четверых оседланных лошадей, привязанных к ограде моего дома. Бездумно подошел к ним, потрепал ближнюю по холке, присмотрелся к упряжи. Хорошая упряжь, явно не кустарного производства.
– Откуда вы взялись, Шихар вас задери?! – заорал я, обращаясь к небесам. Небеса, как всегда, остались безмолвны, но я заметил осторожно приближающегося ко мне человека. Собрал Стрелу Огня, но тут узнал его – Рим-Са. – Откуда они? – спросил я сухо, подождав, пока старик подойдет вплотную.
Он заглянул в мои глаза, отвел взгляд и ответил серьезно и спокойно:
– Из Сайлиса. Это очень большое село с большими каменными домами далеко вниз по течению.
Я ничуть не удивился. Сайлнс. Южная часть Эгена. Значит, горы – это Великий барьер. А соленое озеро – никакое не озеро, а один из лиманов Туманного предела.
– Ясно. Ты кто?
Рим-Са пожал плечами:
– Хара-наг. Сухой человек. Я был сыном вождя племени хассираев… пока не полюбил девушку из вууль-ду. Ты убьешь меня?
– Почему ты лгал мне?
– Я хотел, чтобы вууль-ду стали великим и сильным народом. Ты мог это сделать. Ты почти это сделал, осталось совсем немного.
Я покачал головой:
– Я ухожу.
Он кивнул.
– Я дам тебе лодку и гребца. Но подумай, Хуту-Лин. Подумай сейчас и думай в дороге. Твой род далеко отсюда, но теперь твой род и здесь. Мы все твои дети и нуждаемся в тебе.
Я поднял голову и обвел взглядом женщин, собравшихся, пока я разговаривал с Рим-Са. Они стояли и смотрели на меня глазами, полными ожидания. Я опустил глаза, развернулся и пошел к реке.
– Похороните ее по обычаям вууль-ду, – сказал я, проходя мимо Рим-Са. – Хоть она была нашего рода только наполовину, она сделала для вууль-ду не меньше меня самого.
Рим-Са помолчал, потом кивнул:
– Хорошо.
Я подошел к реке и залез в первую попавшуюся лодку. Ну, где там мой гребец?
На лодке я проплыл только до нижнего течения Баравуль, примерно до того же места, откуда в прошлый раз начал разведку. Я бы плыл и дальше, но мое второе «я» придерживалось другого мнения, и после первого же провала в сознании я обнаружил себя стоящим над трупом убитого гребца. «Хорошо, что Рами-И не со мной», – мелькнула безразличная мысль, потом я выкинул труп в реку и взялся за весло сам. Здесь вода уже была вполне спокойной, и я мог управиться с лодкой без посторонней помощи. Но после второго провала памяти я оказался стоящим по колено в воде и глядящим вслед уплывающей пустой лодке. Видимо, тот, второй, деливший со мной мое тело, совсем не любил путешествия по воде. Я пожал плечами и пошел пешком вдоль берега.
Пожалуй, изменения в моей психике произошли довольно сильные. В частности, я совершенно разучился удивляться. Во всяком случае, когда на второй день моего пешего пути меня догнал паренек лет четырнадцати верхом на мощном вороном жеребце, я ничуть не удивился. Я не удивился даже тогда, когда он, поравнявшись со мной, притормозил своего скакуна и пустил его медленным шагом.
Пожалуй, верхом до Сайлиса можно добраться намного быстрее, нежели на своих двоих. Я остановился, мальчик тоже придержал коня.
– Послушай, – сказал я ему, – я не рекомендую тебе продолжать путь в одной компании со мной.
Паренек наклонил голову, что-то знакомое почудилось мне в этом наклоне. Настолько знакомое, что я даже вздрогнул и быстро осмотрел всадника вместе с конем истинным зрением. Ничего – никаких следов магии. Показалось, видимо.
– Я не всегда себя контролирую и могу тебя нечаянно убить. А еще, – я улыбнулся своей самой нехорошей улыбкой, – мне очень нужна лошадь.
По моим ожиданиям, мальчик должен был вздрогнуть, пришпорить коня и не оглядываться, пока нас не разделят ли двадцать. Но вместо этого он некоторое время смотрел на меня с недоумением, потом расхохотался.
Пожалуй, я еще не совсем разучился удивляться.
– Неплохо, неплохо, – сказал он, отсмеявшись, – даже не знай я о твоих подвигах, этого мне хватило бы, чтобы понять – ты не тратил времени зря.
Я только глазами хлопал.
– Ладно, – продолжал мальчик, – будем считать, что ты сдал экзамен. Не без замечаний и не лучшим образом, но – сдал.
Я сглотнул.
– Ур… учитель?
Мальчик хмыкнул.
– Ты меня расстроил своим небрежением к изящным искусствам. Я не страдаю вещизмом, и, думаю, ты об этом знаешь, но некоторые из варварски уничтоженных тобой ювелирных изделий оценивались в сотни раз дороже стоимости материалов, из которых были изготовлены.
Я вздохнул и сел прямо в пыль у дороги. Катись оно все к Шихару. Урсай (похоже, это все же он) продолжал:
– Но твоя идея с птицей была, не побоюсь этого слова, великолепна. Когда я вернулся, еще и суток не прошло с момента твоего бегства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49