– Мы плывем в Ишанн? Как скоро мы приплывем? Кстати, я не прочь перекусить, – выпалила я ему.
Мекампец со шрамом кисло улыбнулся, покачал головой и сказал:
– Не понял.
Я нахмурилась и повторила вопрос:
– Сколько дней нам плыть? И где у вас столовая?
Моряк покачал головой:
– Сложно говорил. Я сильно плохо понимай. Что?
Я вздохнула.
– Кушать! – сказала я громко и показала жестами: – Ам-ам!
В лице мекампца мелькнуло понимание, он ухватил меня за руку и потащил. Ну что у них за манера – за руку таскать? Я ж не ребенок. Но сопротивляться не стала Шрамолицый привел меня в небольшой закуток на палубе под кормовой надстройкой, кивнул на стоящий неподалеку бочонок и, воспользовавшись моим замешательством, исчез. Я огляделась и, никого поблизости не обнаружив, сняла с бочонка деревянную крышку. Бочонок был почти пуст, только на дне лениво покачивалось какое-то варево бурого цвета. Я с подозрением понюхала – пахнет вроде съедобно. Восклицание из-за спины привлекло мое внимание, я обернулась и увидела все того же шрамолицего, держащего деревянную тарелку, похоже вырубленную из полена тремя ударами топора, и столь же «изящную» ложку. Мекампец сунул их мне в руки, ткнул пальцем в стоящее поблизости ведерко, изобразил рукой круговое движение, потом ткнул пальцем в подвешенный на столбе бочонок, отличающийся наличием крана. Ага, понятно. Тарелку следует вымыть в ведре, а потом, видимо, налить в нее из бочки питье. Интересно, что там – вино? На кораблях вроде команде вино полагается? Я кивнула и улыбнулась. Мекампец что-то сказал и опять смылся. Ну и Шихар с ним. Я зачерпнула ложкой густое варево и осторожно попробовала – похоже на фасолевый суп. Ну, по крайней мере, есть можно. В бочонке оказалось вовсе не вино и даже не компот какой-нибудь, а простая вода, и то довольно затхлая и с неприятным привкусом. Но все равно – жить было можно, особенно если сравнивать с недавним завтраком в джубанской кутузке. В светляковой тюряге еда была поприличнее, но здешнюю выгодно отличал сладкий аромат свободы.
Я покачала головой – ну, Волчья Ягода, ты совсем прожженным типом становишься. Не скрою, меня всегда привлекал имидж эдакой оторвы, побывавшей во всех преисподних, но я только сейчас начала догадываться, что бывать в них – не такое уж интересное дело.
Насытившись, я отправилась искать своего знакомого, чтобы вернуть ему эти, побоюсь сказать, столовые приборы. Попадающиеся моряки следили за мной все так же настороженно, порой вроде даже неприязненно. Я, наслышанная о горячем нраве мекампцев, опасалась иного – что мне придется всю дорогу отбиваться от постоянных приставаний, так что их холодная реакция меня порядком озадачила.
Мой знакомый со шрамом, увидев меня, сильно удивился, а когда я попыталась вернуть ему тарелку с ложкой, замотал головой и показал, чтобы я оставила их у себя. А, понятно. Я кивнула и утопала к себе в каюту – подремать после завтрака.
Местная жизнь оказалась весьма нехитрой. О наступлении завтрака, обеда и ужина оповещалось ударами железного прута о какую-то железную пластину, висящую в том же закутке на палубе. Обычно я выжидала некоторое время, чтобы не пробираться сквозь толпу матросов, потом доставала свои нехитрые столовые приборы и отправлялась в столовую. Ничего я при этом не теряла, поскольку еда здесь была довольно однообразная и в основном однородная – что-то среднее между кашей и супом с изредка попадающимися волокнами вконец разваренного мяса. Секреты кухни местного повара я постигла за один день: как только съедена очередная порция еды, покидать все, что попалось под руку, в котел и варить до времени следующего приема пищи.
Первое время я пыталась разговорить кого-нибудь из моряков, но наталкивалась на все ту же смесь настороженности и неприязни, приправленную непониманием. Поэтому в конце концов я плюнула на общение и принялась развлекать себя сама, бродя по палубе или валяясь в каюте на кровати и размышляя о том о сем.
Мерное течение этой жизни было прервано на шестой день моего путешествия.
Я отдыхала после обеда в каюте, когда мое внимание привлекли шум и беготня на палубе. Я полежала некоторое время, но шум не прекращался – похоже, произошло что-то необычное. Первым делом выглянула в окошко и сразу заметила, что вода вокруг корабля заполнена какими-то темными лентами. Первой мыслью было – водоросли. Кажется, Малек, пересказывая очередной роман, описывал блуждающие острова водорослей в океане, в которых может застрять корабль. Неужели? Я попыталась просунуть голову в окошко, но не получилось, и я вышла на палубу. Все паруса были подняты, корабль несся во весь опор, а большая часть команды столпилась у правого борта, смотрела за борт и что-то громко обсуждала.
Я подошла к ним ближе, и вокруг меня тут же образовалось пустое место. Мне это крайне не понравилось – что я им, прокаженная? Но я и виду не подала, подошла к борту и всмотрелась вниз, в воду. В воде на некоторой глубине извивались непонятные темные ленты. Но это были явно не водоросли – мы плыли прямо поперек этих полос, но ничто не мешало ходу корабля. Я засмотрелась на воду за бортом и не сразу заметила, что моряки замолчали. Только когда гомон возобновился с новой силой, я подняла голову.
Матросы смотрели куда-то вдаль, и в голосах их явственно звучали обреченные нотки. Я проследила их взгляды, посмотрела в море и почувствовала, что волосы шевелятся у меня на голове – в полули от нас, справа и чуть впереди, из воды торчал громадный живой столб, увенчанный гривастой головой, как две капли похожей на голову лошади, только, пожалуй, больше раз в двадцать. Шихаровы яйца, это же морская лошадь!
Я так засмотрелась на это явление, что совсем перестала следить за притихшей вдруг командой. Почувствовав неладное, обернулась и похолодела – моряки собрались вокруг меня полукругом, и их лица не обещали ничего хорошего. Один из них – отвратительный лысый тип с одним глазом – указал в меня пальцем и проорал что-то обвинительное.
– Э! – сказала я. – Вы чего, морячки? А ну не дурите!
«Морячки» молча надвинулись на меня.
– Стойте! – закричала я. – Стойте, Шихаровы выродки, а не то Гастен вас всех акулам скормит!
Но матросы молча накинулись на меня толпой, хоть я и отбивалась, схватили меня за руки за ноги и понесли к борту.
– А-а-а! – заорала я, запоздало пытаясь собрать какое-нибудь заклинание. – Всех убью, уроды, Тьмой порченные, всех! – и полетела за борт.
Вынырнула, отплевалась, собрала Стрелу Огня и уже собралась влепить ее в отходящий борт, но передумала – вряд ли они бросятся меня подбирать после этого.
– Шрацблат! – крикнула я вверх. – Я тут ни при чем, слышите, ублюдки?
Борт отдалился, и через некоторое время я уже наблюдала уплывающую вдаль корму. Неприятное зрелище, скажу я вам, – корма уходящего корабля с такого ракурса. Поначалу я попыталась плыть вдогонку, но быстро отказалась от этого занятия – корабль все равно плыл быстрее; кроме того, мой взгляд скользнул под воду, да так и остался там, прикованный к невиданному зрелищу.
Это были не водоросли, не ленты и не полосы – это были какие-то животные. Или рыбы, или змеи – не знаю, я не натуралист. Их тела, толщиной с мою ногу и длиной локтей в сто, извивались под водой сплошным потоком. И их тут было тысячи, а может даже, десятки тысяч. Я перестала грести и замерла на поверхности – если они хищные… то, пожалуй, не стоит привлекать их внимание. Корабль тем временем стремительно уменьшался в размерах.
Момент, когда морская лошадь появилась еще раз, я упустила, отвлекшись на происходящее в глубине подо мной. Когда я подняла голову посмотреть на корабль, от него уже летели куски во все стороны. Корабль тонул. Со скрипом, слышным даже мне, за борт упала мачта, мне казалось, я вижу мельтешение фигурок на накренившемся борту. А рядом с кораблем и вокруг него, жутко и грандиозно, вились кольца громадного морского зверя. Даже несмотря на ужас, я удивилась – настолько невообразимо огромным оказалось чудовище, толщина его тела превышала высоту борта корабля. С ужасом, к которому примешивалось восхищение, я наблюдала за разворачивающейся трагедией, совершенно забыв про свое тоже в общем-то незавидное положение. Морская лошадь довольно быстро разнесла корабль вдребезги, но еще долгое время на месте его гибели вздымались бугры и выныривали гигантские кольца. Дрожь пробегала по моему телу при мысли, что я могла быть там, не выброси меня за борт разъяренные матросы.
В конце концов действо закончилось. Вода на месте трагедии успокоилась, некоторое время ничего не происходило, потом над поверхностью снова показалась исполинская шея морской лошади, но вынырнула она уже значительно дальше – в трех-четырех ли от меня. Я ждала еще долго, но больше чудовище не показалось. Мельтешение рыб-змей у меня под ногами тоже прекратилось. Я перевела дух, огляделась и заметила темную полосу в закатной стороне – то ли облачко, то ли берег. Ни на что не надеясь, я поплыла в ту сторону, периодически выныривая по пояс, но только к вечеру стало ясно – это земля. Надежда прибавила мне сил, и я смогла добраться до берега затемно.
Солнце уже село, и на небе появились первые звезды, когда я наконец ощутила под собой опору. Не чуя ног, я выбралась на сушу и из последних сил прошагала бесконечно длинный путь до первых деревьев. После чего рухнула на землю и отрубилась.
Утром выяснилось, что у меня появился сосед. Точнее, соседка – морская лошадь. Понятия не имею, как я умудрилась ее не услышать, потому что перед смертью она билась в агонии, разрыв глубокие траншеи и повалив с полсотни деревьев.
– Кхм, – сказал Гастен, поднес ко рту пустой бокал, попытался из него отхлебнуть, не смог, пристально посмотрел внутрь бокала и поставил его на стол, – кхм. Я думаю, м-леди, вы должны простить моих бедных моряков. Поверьте мне, они в общем-то неплохие люди. Особенно если сравнивать со сбродом, который многие судовладельцы набирают на свои корабли. Просто они, как и большинство моряков, очень суеверны, а примета о том, что женщина на борту – к худому, одна из древнейших в морском деле. Но уверяю вас, если бы не прискорбное стечение обстоятельств, они бы и словом вас не задели, уж не говоря о том, чтобы притронуться.
Я отметила, что он снова начал называть меня на «вы».
– Да брось, Гастен, – я махнула рукой, – все я понимаю. Жаль, что так вышло с твоим кораблем.
Мекампец грустно улыбнулся.
– Видишь ли, мне, в отличие от неграмотных моряков, понятны причины нежелательности присутствия женщин на борту. Ровным счетом ничего мистического – сама понимаешь, мужской коллектив, долгое отсутствие… м-м-м… женской ласки. А тут – женщина. Особенно если она, по извечной женской привычке, начинает кокетничать, пусть даже неосознанно… Совершенно ничего странного, что некоторые неуравновешенные личности запросто могут перестать держать себя в руках. И, разумеется, ни к чему хорошему это не приводит.
Я кивнула.
– Да, я и сама это понимаю. Но не стоит недооценивать силу человеческой веры. То, что существует в воображении людей, уже нельзя назвать совсем несуществующим, даже если пока оно только в воображении и существует.
Гастен мотнул головой, выражая несогласие:
– Новомодная теория этого вашего, как его… Рахиа Алмары?
– Аламары, – поправила я. – Она вам не нравится?
– Нет. Я читал его книгу «О происхождении богов» и… скажем так, с ней не согласен. Да и вообще – в Мекампе она непопулярна. Рекомендую тебе не упоминать в Ишанне, что ты сторонница его теории.
Я пожала плечами:
– О, я вовсе не ее сторонница. Говоря прямо, я затруднюсь четко определить свое мировоззрение и свою веру. Нет ли богов вообще, есть ли – пока они не вмешиваются в мою жизнь, меня несильно заботит.
Гастен улыбнулся, собираясь что-то сказать, но тут в дверях появился небольшой столик на колесиках, толкаемый невысоким мужчиной в светло-серой одежде. Я даже вздрогнула, ни с чем хорошим этот цвет у меня не ассоциировался, но это оказался всего лишь официант, или как там эта должность называется на кораблях. На столике находился набор посуды и большое, накрытое крышкой блюдо, источавшее восхитительный аромат жареного мяса. Я, несмотря на уже съеденное, сглотнула слюну. Гастен подлил вина.
– В любом случае я рад, что ты осталась жива, – заявил он. поднимая свой бокал.
– А уж как я-то рада, – засмеялась я. То ли вино начало оказывать свое действие, то ли напряжение последних дней потихоньку начало меня отпускать, но я вдруг почувствовала блаженное спокойствие. Кому приходилось неожиданно выйти из тяжелого, казавшегося безвыходным положения, меня поймут. Я отведала мяса, вкус которого ничуть не уступал его божественному аромату, но даже вкусная еда не смогла отогнать вдруг навалившуюся усталость. Я отодвинула тарелку, залпом допила вино и заплетающимся языком произнесла:
– Спас-сибо, Гастен. Мне бы поспать…
Его лицо разочарованно вытянулось:
– Тебе не понравилось мясо?
Я помотала головой, улыбнулась:
– Мясо просто идеальное, выше всяких похвал. В жизни не ела ничего вкуснее. Просто спать очень хочется, сил нет. Извини, Гастен.
Мекампец вскочил:
– Ох, прости меня, я совсем запамятовал, что тебе пришлось пережить. Я-то провел последние дни в лени и праздности, когда ты сбивала ноги на этом острове. Пойдем!
Я благодарно улыбнулась и последовала за ним.
Очутившись в своей каюте, я рухнула на мягкую постель прямо поверх одеял и мгновенно уснула.
Проснулась я от негромкого звука, больше всего похожего на щебетание птички. Протерла глаза, потянулась и с удивлением обнаружила, что лежу, совершенно раздетая, под одеялом, а одежда моя аккуратно сложена на тумбочке у изголовья. Однако! «Любопытное явление», как сказал один доктор монашке, обратившейся к нему по поводу странного вздутия живота. Что-то мой мекампец чересчур расшалился, надо бы его притормозить. Только аккуратно, все же он довольно много хорошего для меня сделал.
Я выскользнула из-под одеяла, быстро оделась и только после этого заметила источник разбудившего меня шума: на резном столике стояла большая позолоченная клетка, и внутри нее раскачивалась на жердочке необыкновенного вида птичка – с длинным хвостом, торчащими веером длинными перьями совершенно невообразимой расцветки, – у меня аж в глазах зарябило.
– Нравится? – Голос за спиной заставил меня вздрогнуть. Гастен! Он что, подглядывал? Я, пылая негодованием, обернулась. – И в мыслях не было! – опередил Гастен мой вопрос. – Воспитанный мужчина никогда себе такого не позволит! А не постучался я лишь потому, что не хотел тебя будить. Хотя ты проспала уже почти сутки.
– А раздеть спящую женщину воспитанный мужчина может себе позволить? – поинтересовалась я желчно.
– Клянусь, я закрыл глаза и ничего не видел. – Гастен приложил руки к груди и крепко зажмурился. – Вот так. И делал все на ощупь.
Он открыл глаза, и такие веселые искры бегали в них, что я невольно улыбнулась.
– Наверное, это было непросто?
– Мм. – Гастен мечтательно прикрыл глаза. – Не то слово, м-леди, не то слово. Провести груженое судно через Макреловы Зубы в сильный шторм и то проще. Хотя, не скрою, куда менее приятно.
Я почувствовала, что краснею, и поспешила сменить тему.
– А что это за птичка? Я таких никогда не видела.
– Неудивительно. Это шарака, или повторяйка. Они питаются только плодами магрова дерева, а оно не растет в холодных краях. Так что в Амаре ты их видеть и не могла… хотя нет, соврал. В Мелисе есть парочка шарак, им магру раз в месяц кораблем привозят. Представляешь, во сколько их содержание обходится?
Я пожала плечами.
– А чего в них такого особенного?
Мекампец хитро улыбнулся, подошел к столику и провел пальцем по прутьям клетки. Птичка встрепенулась, встопорщила перышки и спросила:
– А чего в них такого особенного?
Причем женским голосом, очень похожим на мой собственный! Гастен посмотрел на меня и расхохотался. Это заставило меня собраться, закрыть рот и перестать таращиться на птичку, которая все прыгала по клетке и повторяла: «А чего в них такого особенного?»
– Ничего себе, – сказала я, – это что, магия?
– Ничего себе, – сказала птичка, – это что, магия?
Гастен хихикнул, подобрал со стоящей рядом тарелки какой-то небольшой темно-зеленый плод, открыл дверцу клетки, закинул его внутрь и закрыл дверцу. Птица тут же перестала бормотать про магию, прыгнула к плоду и принялась, негромко щебеча, его клевать.
– Никакой магии. – Гастен подобрал с тарелки еще один плод, ловким движением разломил пополам и протянул половинку мне. – В южных лесах до сих пор можно встретить диких шарак. Они, правда, куда менее разговорчивы и совсем не столь ярки, но даже их можно выучить повторять слова.
Я покрутила в руках половинку плода, понюхала, попробовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49