Воротник его куртки украшали четыре генеральские звезды, а слева на груди виднелись значки парашютиста и ветерана-пехотинца. Справа простая нашивка с фамилией: «РОБИНСОН». Мне не надо рисоваться, Иван, подумал генерал, — я победил.
***
— Передайте автоматчикам в лесу, чтобы они убрали автоматы и отошли подальше.
— Но, товарищ генерал! — попытался возразить адъютант. Он только недавно был назначен на эту должность и не успел познакомиться с привычками генерала.
— Исполняйте приказ, быстро. Если мне понадобится переводчик, я подам знак. — Алексеев пошел навстречу американскому генералу. Адъютанты приблизились друг к другу.
Генералы отсалютовали одновременно, но ни один не захотел первым протянуть руку.
— Значит, вы Алексеев, — произнес Робинсон. — Я ожидал кого-то другого.
— Маршал Бухарин в отставке. Между прочим, вы отлично говорите по-русски, генерал Робинсон.
— Спасибо, генерал Алексеев. Много лет назад меня заинтересовали пьесы Чехова, а понять пьесы по-настоящему можно только на языке автора. С тех пор я прочитал немало русской литературы.
Алексеев кивнул.
— К тому же так лучше сумеешь понять своего врага. — Он перешел на английский язык. — Может быть, прогуляемся?
— Какая охрана у вас в лесу?
— Взвод автоматчиков из мотострелковой дивизии. — Алексеев снова заговорил по-русски. Робинсон владел русским лучше, чем он английским, и Павел Леонидович уже доказал собеседнику широту своих знаний. — Откуда мы знали, кто прилетит с вами в вертолете?
— Это верно, — согласился верховный главнокомандующий. И все-таки вы стояли один, на открытой поляне, стараясь показать мне, что не испытываете чувства страха, подумал американский генерал. — Итак, какой будет тема нашего разговора?
— Прекращение военных действий.
— Я слушаю.
— Надеюсь, вы понимаете, что я не имел никакого отношения к началу всего этого безумия. Робинсон повернул голову.
— А какова судьба солдата, генерал? Мы всего лишь проливаем кровь, и затем нас обвиняют в этом. Ваш отец был военным?
— Да, танкистом. Ему больше повезло, чем вашему отцу.
— Так и случается чаще всего, правда? Простое везение.
— Только давайте не будет говорить об этом нашим политическим деятелям. — Алексеев едва не улыбнулся и лишь теперь заметил, что затронул тему, интересующую Робинсона.
— А кто ваши политические деятели? Если мы хотим добиться разумного решения конфликта, я должен сообщить своим политикам, кто руководит вашей страной.
— Генеральным секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза является Михаил Эдуардович Сергетов.
— Кто? — удивился Робинсон. Перед вылетом он прочитал список членов Политбюро, но этой фамилии в нем не было. Он попытался выиграть время. — Что там у вас произошло?
Алексеев заметил, что Робинсон озадачен, и на этот раз он улыбнулся. Значит, вы не знаете, кто такой Сергетов, товарищ генерал? Для вас это неизвестный фактор и вы нуждаетесь во времени, чтобы обдумать его.
— Как принято говорить у вас, американцев, настало время перемен.
Откуда ты научился так мастерски играть в покер, сынок? — промелькнуло в голове верховного главнокомандующего, восхищенного самообладанием русского генерала. Но у меня в руках все козыри. А что у тебя?
— Итак, что вы предлагаете?
— Я не дипломат, а всего лишь солдат, — ответил Алексеев. — Мы предлагаем прекращение огня, за которым последует постепенный отвод войск на позиции, занимаемые перед началом войны, на что потребуется две недели.
— За две недели я могу добиться этого и без прекращения огня, — холодно заметил Робинсон.
— Ценой огромных потерь и колоссального риска, — напомнил ему русский генерал.
— Нам известно, что у вас нет горючего. Вся ваша экономика развалилась.
— Вы совершенно правы, генерал Робинсон, и если развалится и наша армия, как вы говорите, у нас останется лишь одно средство защитить государство.
— Ваша страна напала на страны НАТО без объявления войны, неужели вы полагаете, что мы просто согласимся вернуться к status quo и не потребуем ничего большего? — негромко спросил верховный главнокомандующий, стараясь сдержать свои чувства. Он уже допустил одну ошибку, а ошибаться в таком деле — непозволительная роскошь. — Только не говорите мне о бомбе, взорванной в Кремле, — вам точно известно, что мы не имели к этому никакого отношения.
— Я уже сказал, что не принимал участия в развязывании войны. Я всего лишь исполнял приказ — но неужели вы рассчитываете, что Политбюро будет сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как разваливается экономика страны? Какое политическое давление оказали бы вы на нас, а? Если бы вы знали о критической нехватке нефти…
— Нам стало известно об этом всего несколько дней назад. Неужели прикрытие все-таки сработало? — подумал Алексеев.
— Почему вы не сообщили нам, что нуждаетесь в нефти? — спросил Робинсон.
— И тогда вы согласились бы обеспечить ею нашу страну? Знаете, Робинсон, я не являюсь специалистом в международных отношениях, как вы, но не надо принимать меня за дурака.
— Разумеется, мы потребовали бы и получили кое-какие уступки — но неужели вы считаете, что мы не пошли бы на любые меры, лишь бы избежать этого безумия?
Алексеев сорвал листок с дерева. Мгновение он пристально смотрел на него, восхищаясь чудесной сетью прожилок, где все связано друг с другом. Ты только что убил еще одно живое существо, Паша, подумал он.
— Думаю, членам Политбюро такая мысль даже не пришла в голову.
— Они развязали войну, — повторил Робинсон. — Сколько людей погибло из-за этого?
— Виновные в этом арестованы. Их ждет суд как государственных преступников. Товарищ Сергетов выступал против войны и рисковал жизнью из-за этого. Я тоже подвергался смертельной опасности, стараясь прекратить ее.
— Виновных вы передадите нам. Мы снова созовем Нюрнбергский процесс, и их будут судить за преступления против человечества.
— Вы получите их только после того, как закончится наш суд, — и этот трибунал весьма продолжительным, генерал Робинсон, — добавил Алексеев. Сейчас они говорили как солдаты, а не как дипломаты. — Неужели вы считаете, что пострадали только ваши страны? Когда-нибудь я расскажу вам о тех страданиях, которые мы вынесли от этой прогнившей верхушки!
— И вы полагаете, что те, кто сейчас захватили власть, сумеют все это изменить?
— Откуда я знаю? Но мы попытаемся. Как бы то ни было, это наше внутреннее дело.
Да неужели? — едва не сказал Робинсон.
— Вы говорите слишком уверенно для представителя только что созданного и весьма неустойчивого правительства.
— А вы, генерал, говорите слишком уверенно для человека, который всего пару недель назад находился на грани поражения. Помните, что вы говорили об удаче? Ну что ж, если хотите, оказывайте нажим на нас. Советский Союз больше не может выиграть войну, зато обе стороны могут ее проиграть. Вы ведь знаете, что все висело на волоске. Мы едва не разгромили вас. Если бы не эти проклятые невидимые бомбардировщики, уничтожившие мосты в первый же день войны, или если бы нам удалось разгромить еще три или четыре ваших конвоя, сейчас вы просили бы меня о перемирии.
Достаточно было одного или двух конвоев, напомнил себе Робинсон. Действительно, чаша весов колебалась до последнего момента.
— Я предлагаю прекратить огонь уже в полночь, — повторил Алексеев. — После этого, через две недели, мы отведем войска на позиции, которые они занимали до начала войны, и бойня прекратится.
— Как насчет обмена военнопленными?
— Об этом можно договориться позднее. Берлин может стать самым удобным местом. — Как и следовало ожидать, война почти не затронула этот город.
— Судьба немецкого гражданского населения за вашей линией фронта?
Алексеев на мгновение задумался.
— Они смогут беспрепятственно вернуться после прекращения огня — более того, я прикажу пропустить машины с продовольствием через передовые линии — под нашим наблюдением.
— Жестокое обращение с гражданскими лицами?
— Я лично займусь этим. Все, виновные в нарушении устава полевой службы, будут преданы суду военного трибунала.
— Откуда я знаю, что вы не используете эти две недели для подготовки нового наступления?
— А я откуда знаю, что вы не начнете контрнаступление, запланированное на завтра? — возразил Алексеев.
— Вообще-то оно должно начаться через несколько часов. — Робинсону так хотелось принять предложение русского генерала. — Вы уверены, что ваши политические руководители пойдут на эти условия?
— Да. А ваши?
— Я должен получить их согласие, но мне предоставлено право согласиться на прекращение огня.
— Значит, решать предстоит вам, генерал Робинсон.
***
Адъютанты генералов стояли у опушки, беспокойно поглядывая на своих начальников. С генералов не сводили глаз также русские автоматчики и экипаж вертолета. Генерал Робинсон протянул руку.
— Слава Богу, — выдохнул русский адъютант с облегчением.
— Да, — согласился американец.
***
Алексеев достал из заднего кармана поллитровую бутылку водки.
— Я не притрагивался к спиртному в течение нескольких месяцев, но мы, русские, привыкли обмывать договор глотком водки.
Робинсон поднес горлышко бутылки к губам, отпил из нее и передал бутылку Алексееву. Тот сделал пару глотков, размахнулся и швырнул бутылку в лес. Ударившись о ствол дерева, она не разбилась. Русский и американский генералы переглянулись и расхохотались. Теперь, когда была достигнута договоренность, их охватила волна облегчения.
— Знаешь, Алексеев, если бы мы были дипломатами, а не солдатами…
— Да, именно поэтому я и приехал. Прекратить войну проще тем, кто понимает ее.
— Совершенно верно.
— Скажи мне, Робинсон, — начал Алексеев и задумался, пытаясь вспомнить имя американского генерала — да, Юджин, а отца звали Стивен, — скажи мне, Евгений Степанович, когда мы прорвались у Альфельда, насколько близко…
— Вас отделяло от победы совсем немного, я даже не знаю, сколько часов. У нас тогда оставалось боеприпасов всего на пять суток, однако пара конвоев сумела пересечь океан почти беспрепятственно, и мы смогли продолжить боевые действия. — Робинсон остановился. — Что вы собираетесь сделать со своей страной?
— Не знаю. И товарищ Сергетов тоже не знает. Однако партия должна нести ответственность перед народом, руководители государства тоже. Мы усвоили этот урок.
— Мне нужно возвращаться, Павел Леонидович. Хочу пожелать вам удачи. Может быть, через некоторое время…
— Да, может быть. — Они пожали руки.
Алексеев следил за тем, как верховный главнокомандующий силами НАТО в Европе подозвал к себе адъютанта, который тоже обменялся рукопожатием со своим русским коллегой. Они поднялись в вертолет. Турбины загудели, четырехлопастный винт начал медленно раскручиваться, набирая скорость, и винтокрылая машина оторвалась от земли. «Блэкхоук» описал круг над поляной, давая возможность русским вертолетам охранения занять позиции, и полетел на запад.
Ты так никогда и не узнаешь, Робинсон, улыбнулся Алексеев, стоя один посреди поляны, никогда не узнаешь, что после смерти Косова мы не смогли отыскать его личные коды, позволяющие привести в готовность ядерное оружие. Понадобились по крайней мере сутки, прежде чем мы сумели бы воспользоваться им. Генерал в сопровождении адъютанта направился к командирскому бронетранспортеру, откуда Алексеев связался по радио со штабом фронта и передал короткое донесение, отправленное затем в Москву.
Зак, Федеративная Республика Германия
Полковник Эллингтон помогал Эйсли пробираться среди деревьев. Оба летчика прошли курсы выживания во вражеском тылу, которые были настолько трудными, что Эллингтон однажды поклялся, что, если его заставят проходить их снова, он подаст в отставку. Именно потому, что тогда ему пришлось столько трудиться, понимал полковник, сейчас он вспомнил приобретенные им уроки. Только для того, чтобы пересечь одну проклятую дорогу, им понадобилось ждать четырнадцать часов. По его мнению, их сбили в пятнадцати милях за линией фронта. Это расстояние представляло бы собой всего лишь прогулку в мирное время, но сейчас легкая прогулка превратилась в неделю тяжелых испытаний. Им пришлось скрываться в лесу, пить воду из ручьев, подобно животным, и перебегать от одного дерева под прикрытие другого.
Сейчас они стояли на опушке леса. Было темно и удивительно тихо. Неужели русские отступили?
— Давай попробуем, Дюк, — сказал Эйсли. Спина болела у него все больше, так что идти он мог, лишь опираясь на плечо командира.
— О'кей. — Они вышли из леса и пошли по полю, стараясь двигаться побыстрее. Летчики успели пройти всего сотню ярдов, когда заметили, что их окружают какие-то тени.
— Проклятье! — пробормотал Эйсли. — Прости меня, Дьюк.
— И ты меня, — согласился полковник. Ему и в голову не пришло пытаться достать пистолет. Он насчитал по крайней мере восемь человек, и у всех в руках были автоматы. Незнакомцы быстро приблизились к американцам.
— Wer sind Sie? — послышался голос.
— Ich bin Amerikaner, — ответил Эллингтон. Слава Богу, это немцы. И лишь спустя мгновение полковник понял, что ошибся — солдат выдала форма шлемов, Черт побери! Ведь осталось так близко до линии фронта! Русский лейтенант осветил лицо Эллингтона электрическим фонариком. Странно, но он не забрал у летчиков пистолеты. Затем произошло нечто еще более странное. Лейтенант обнял американцев и расцеловал, затем показал на запад.
— Идите туда, два километра, — произнес офицер.
— Не спорь с ним, Дюк, — прошептал Эйсли. Когда летчики пошли через поле, они тяжелым грузом ощущали взгляды русских на своих спинах. Американцы добрались до позиций союзников через час и там узнали о прекращении огня.
Авианосец ВМС США «Индепенденс»
Боевая авианосная группа направлялась на юго-запад. Еще сутки, и они смогут нанести удар по русским базам в районе Мурманска. Тоуленд занимался оценкой сил русской противовоздушной обороны, когда был получен приказ возвращаться. Он закрыл папку, запер ее в сейф и спустился вниз, чтобы сказать майору Чапаеву, что они действительно остались в живых и скоро встретятся со своими семьями.
Северная Атлантика
Военно— санитарный самолет «Найтингейл» С-9 тоже направлялся на юго-запад и летел на базу ВВС Эндрюс недалеко от Вашингтона, округ Колумбия. У него на борту были морские пехотинцы, получившие ранения во время сражения за Исландию, один лейтенант ВВС и одно гражданское лицо. Экипаж самолета пытался возражать против гражданского лица, однако генерал морской пехоты с двумя звездами на погонах объяснил летчикам, что морские пехотинцы сочтут личным оскорблением, если кто-то захочет помешать девушке ухаживать за раненым лейтенантом. Теперь Майк большей частью бодрствовал. Ему предстояло перенести новые хирургические операции — у него было перебито ахиллово сухожилие, — но это уже мало его беспокоило. Через четыре с половиной месяца он станет отцом. После этого можно будет подумать и о собственном ребенке.
Норфолк, Виргиния
О'Мэлли уже перелетел на береговой аэродром, захватив с собой репортера. Моррис надеялся, что корреспондент агентства Рейтер успеет опубликовать свою последнюю статью о войне, прежде чем займется другими проблемами — несомненно, послевоенными. Фрегат «Рубен Джеймс» сопровождал поврежденный авианосец «Америка» в Норфолк, где авианосец встанет в док для ремонта. Капитан с крыла мостика глядел на такую знакомую гавань. Не забывая о ветре и приливном течении, он подвел свой корабль к пирсу. Моррис не переставал думать о том, что все это значило, — то, что произошло в течение нескольких последних месяцев.
Потопленный корабль, погибшие друзья, смерти, свидетелем которых он стал, и те, что произошли из-за него…
— Прямо руль, — скомандовал Моррис. Порыв южного ветра помог «Рубену Джеймсу» мягко коснуться причала.
На корме матрос палубной команды бросил на пирс конец. Вахтенный офицер жестом дал команду старшине, и тот включил систему корабельной трансляции.
Что бы все это ни означало, решил Моррис, теперь это кончилось.
Послышался шум помех в системе трансляции, и затем раздался голос старшины.
— Приступить к швартовке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
***
— Передайте автоматчикам в лесу, чтобы они убрали автоматы и отошли подальше.
— Но, товарищ генерал! — попытался возразить адъютант. Он только недавно был назначен на эту должность и не успел познакомиться с привычками генерала.
— Исполняйте приказ, быстро. Если мне понадобится переводчик, я подам знак. — Алексеев пошел навстречу американскому генералу. Адъютанты приблизились друг к другу.
Генералы отсалютовали одновременно, но ни один не захотел первым протянуть руку.
— Значит, вы Алексеев, — произнес Робинсон. — Я ожидал кого-то другого.
— Маршал Бухарин в отставке. Между прочим, вы отлично говорите по-русски, генерал Робинсон.
— Спасибо, генерал Алексеев. Много лет назад меня заинтересовали пьесы Чехова, а понять пьесы по-настоящему можно только на языке автора. С тех пор я прочитал немало русской литературы.
Алексеев кивнул.
— К тому же так лучше сумеешь понять своего врага. — Он перешел на английский язык. — Может быть, прогуляемся?
— Какая охрана у вас в лесу?
— Взвод автоматчиков из мотострелковой дивизии. — Алексеев снова заговорил по-русски. Робинсон владел русским лучше, чем он английским, и Павел Леонидович уже доказал собеседнику широту своих знаний. — Откуда мы знали, кто прилетит с вами в вертолете?
— Это верно, — согласился верховный главнокомандующий. И все-таки вы стояли один, на открытой поляне, стараясь показать мне, что не испытываете чувства страха, подумал американский генерал. — Итак, какой будет тема нашего разговора?
— Прекращение военных действий.
— Я слушаю.
— Надеюсь, вы понимаете, что я не имел никакого отношения к началу всего этого безумия. Робинсон повернул голову.
— А какова судьба солдата, генерал? Мы всего лишь проливаем кровь, и затем нас обвиняют в этом. Ваш отец был военным?
— Да, танкистом. Ему больше повезло, чем вашему отцу.
— Так и случается чаще всего, правда? Простое везение.
— Только давайте не будет говорить об этом нашим политическим деятелям. — Алексеев едва не улыбнулся и лишь теперь заметил, что затронул тему, интересующую Робинсона.
— А кто ваши политические деятели? Если мы хотим добиться разумного решения конфликта, я должен сообщить своим политикам, кто руководит вашей страной.
— Генеральным секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза является Михаил Эдуардович Сергетов.
— Кто? — удивился Робинсон. Перед вылетом он прочитал список членов Политбюро, но этой фамилии в нем не было. Он попытался выиграть время. — Что там у вас произошло?
Алексеев заметил, что Робинсон озадачен, и на этот раз он улыбнулся. Значит, вы не знаете, кто такой Сергетов, товарищ генерал? Для вас это неизвестный фактор и вы нуждаетесь во времени, чтобы обдумать его.
— Как принято говорить у вас, американцев, настало время перемен.
Откуда ты научился так мастерски играть в покер, сынок? — промелькнуло в голове верховного главнокомандующего, восхищенного самообладанием русского генерала. Но у меня в руках все козыри. А что у тебя?
— Итак, что вы предлагаете?
— Я не дипломат, а всего лишь солдат, — ответил Алексеев. — Мы предлагаем прекращение огня, за которым последует постепенный отвод войск на позиции, занимаемые перед началом войны, на что потребуется две недели.
— За две недели я могу добиться этого и без прекращения огня, — холодно заметил Робинсон.
— Ценой огромных потерь и колоссального риска, — напомнил ему русский генерал.
— Нам известно, что у вас нет горючего. Вся ваша экономика развалилась.
— Вы совершенно правы, генерал Робинсон, и если развалится и наша армия, как вы говорите, у нас останется лишь одно средство защитить государство.
— Ваша страна напала на страны НАТО без объявления войны, неужели вы полагаете, что мы просто согласимся вернуться к status quo и не потребуем ничего большего? — негромко спросил верховный главнокомандующий, стараясь сдержать свои чувства. Он уже допустил одну ошибку, а ошибаться в таком деле — непозволительная роскошь. — Только не говорите мне о бомбе, взорванной в Кремле, — вам точно известно, что мы не имели к этому никакого отношения.
— Я уже сказал, что не принимал участия в развязывании войны. Я всего лишь исполнял приказ — но неужели вы рассчитываете, что Политбюро будет сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как разваливается экономика страны? Какое политическое давление оказали бы вы на нас, а? Если бы вы знали о критической нехватке нефти…
— Нам стало известно об этом всего несколько дней назад. Неужели прикрытие все-таки сработало? — подумал Алексеев.
— Почему вы не сообщили нам, что нуждаетесь в нефти? — спросил Робинсон.
— И тогда вы согласились бы обеспечить ею нашу страну? Знаете, Робинсон, я не являюсь специалистом в международных отношениях, как вы, но не надо принимать меня за дурака.
— Разумеется, мы потребовали бы и получили кое-какие уступки — но неужели вы считаете, что мы не пошли бы на любые меры, лишь бы избежать этого безумия?
Алексеев сорвал листок с дерева. Мгновение он пристально смотрел на него, восхищаясь чудесной сетью прожилок, где все связано друг с другом. Ты только что убил еще одно живое существо, Паша, подумал он.
— Думаю, членам Политбюро такая мысль даже не пришла в голову.
— Они развязали войну, — повторил Робинсон. — Сколько людей погибло из-за этого?
— Виновные в этом арестованы. Их ждет суд как государственных преступников. Товарищ Сергетов выступал против войны и рисковал жизнью из-за этого. Я тоже подвергался смертельной опасности, стараясь прекратить ее.
— Виновных вы передадите нам. Мы снова созовем Нюрнбергский процесс, и их будут судить за преступления против человечества.
— Вы получите их только после того, как закончится наш суд, — и этот трибунал весьма продолжительным, генерал Робинсон, — добавил Алексеев. Сейчас они говорили как солдаты, а не как дипломаты. — Неужели вы считаете, что пострадали только ваши страны? Когда-нибудь я расскажу вам о тех страданиях, которые мы вынесли от этой прогнившей верхушки!
— И вы полагаете, что те, кто сейчас захватили власть, сумеют все это изменить?
— Откуда я знаю? Но мы попытаемся. Как бы то ни было, это наше внутреннее дело.
Да неужели? — едва не сказал Робинсон.
— Вы говорите слишком уверенно для представителя только что созданного и весьма неустойчивого правительства.
— А вы, генерал, говорите слишком уверенно для человека, который всего пару недель назад находился на грани поражения. Помните, что вы говорили об удаче? Ну что ж, если хотите, оказывайте нажим на нас. Советский Союз больше не может выиграть войну, зато обе стороны могут ее проиграть. Вы ведь знаете, что все висело на волоске. Мы едва не разгромили вас. Если бы не эти проклятые невидимые бомбардировщики, уничтожившие мосты в первый же день войны, или если бы нам удалось разгромить еще три или четыре ваших конвоя, сейчас вы просили бы меня о перемирии.
Достаточно было одного или двух конвоев, напомнил себе Робинсон. Действительно, чаша весов колебалась до последнего момента.
— Я предлагаю прекратить огонь уже в полночь, — повторил Алексеев. — После этого, через две недели, мы отведем войска на позиции, которые они занимали до начала войны, и бойня прекратится.
— Как насчет обмена военнопленными?
— Об этом можно договориться позднее. Берлин может стать самым удобным местом. — Как и следовало ожидать, война почти не затронула этот город.
— Судьба немецкого гражданского населения за вашей линией фронта?
Алексеев на мгновение задумался.
— Они смогут беспрепятственно вернуться после прекращения огня — более того, я прикажу пропустить машины с продовольствием через передовые линии — под нашим наблюдением.
— Жестокое обращение с гражданскими лицами?
— Я лично займусь этим. Все, виновные в нарушении устава полевой службы, будут преданы суду военного трибунала.
— Откуда я знаю, что вы не используете эти две недели для подготовки нового наступления?
— А я откуда знаю, что вы не начнете контрнаступление, запланированное на завтра? — возразил Алексеев.
— Вообще-то оно должно начаться через несколько часов. — Робинсону так хотелось принять предложение русского генерала. — Вы уверены, что ваши политические руководители пойдут на эти условия?
— Да. А ваши?
— Я должен получить их согласие, но мне предоставлено право согласиться на прекращение огня.
— Значит, решать предстоит вам, генерал Робинсон.
***
Адъютанты генералов стояли у опушки, беспокойно поглядывая на своих начальников. С генералов не сводили глаз также русские автоматчики и экипаж вертолета. Генерал Робинсон протянул руку.
— Слава Богу, — выдохнул русский адъютант с облегчением.
— Да, — согласился американец.
***
Алексеев достал из заднего кармана поллитровую бутылку водки.
— Я не притрагивался к спиртному в течение нескольких месяцев, но мы, русские, привыкли обмывать договор глотком водки.
Робинсон поднес горлышко бутылки к губам, отпил из нее и передал бутылку Алексееву. Тот сделал пару глотков, размахнулся и швырнул бутылку в лес. Ударившись о ствол дерева, она не разбилась. Русский и американский генералы переглянулись и расхохотались. Теперь, когда была достигнута договоренность, их охватила волна облегчения.
— Знаешь, Алексеев, если бы мы были дипломатами, а не солдатами…
— Да, именно поэтому я и приехал. Прекратить войну проще тем, кто понимает ее.
— Совершенно верно.
— Скажи мне, Робинсон, — начал Алексеев и задумался, пытаясь вспомнить имя американского генерала — да, Юджин, а отца звали Стивен, — скажи мне, Евгений Степанович, когда мы прорвались у Альфельда, насколько близко…
— Вас отделяло от победы совсем немного, я даже не знаю, сколько часов. У нас тогда оставалось боеприпасов всего на пять суток, однако пара конвоев сумела пересечь океан почти беспрепятственно, и мы смогли продолжить боевые действия. — Робинсон остановился. — Что вы собираетесь сделать со своей страной?
— Не знаю. И товарищ Сергетов тоже не знает. Однако партия должна нести ответственность перед народом, руководители государства тоже. Мы усвоили этот урок.
— Мне нужно возвращаться, Павел Леонидович. Хочу пожелать вам удачи. Может быть, через некоторое время…
— Да, может быть. — Они пожали руки.
Алексеев следил за тем, как верховный главнокомандующий силами НАТО в Европе подозвал к себе адъютанта, который тоже обменялся рукопожатием со своим русским коллегой. Они поднялись в вертолет. Турбины загудели, четырехлопастный винт начал медленно раскручиваться, набирая скорость, и винтокрылая машина оторвалась от земли. «Блэкхоук» описал круг над поляной, давая возможность русским вертолетам охранения занять позиции, и полетел на запад.
Ты так никогда и не узнаешь, Робинсон, улыбнулся Алексеев, стоя один посреди поляны, никогда не узнаешь, что после смерти Косова мы не смогли отыскать его личные коды, позволяющие привести в готовность ядерное оружие. Понадобились по крайней мере сутки, прежде чем мы сумели бы воспользоваться им. Генерал в сопровождении адъютанта направился к командирскому бронетранспортеру, откуда Алексеев связался по радио со штабом фронта и передал короткое донесение, отправленное затем в Москву.
Зак, Федеративная Республика Германия
Полковник Эллингтон помогал Эйсли пробираться среди деревьев. Оба летчика прошли курсы выживания во вражеском тылу, которые были настолько трудными, что Эллингтон однажды поклялся, что, если его заставят проходить их снова, он подаст в отставку. Именно потому, что тогда ему пришлось столько трудиться, понимал полковник, сейчас он вспомнил приобретенные им уроки. Только для того, чтобы пересечь одну проклятую дорогу, им понадобилось ждать четырнадцать часов. По его мнению, их сбили в пятнадцати милях за линией фронта. Это расстояние представляло бы собой всего лишь прогулку в мирное время, но сейчас легкая прогулка превратилась в неделю тяжелых испытаний. Им пришлось скрываться в лесу, пить воду из ручьев, подобно животным, и перебегать от одного дерева под прикрытие другого.
Сейчас они стояли на опушке леса. Было темно и удивительно тихо. Неужели русские отступили?
— Давай попробуем, Дюк, — сказал Эйсли. Спина болела у него все больше, так что идти он мог, лишь опираясь на плечо командира.
— О'кей. — Они вышли из леса и пошли по полю, стараясь двигаться побыстрее. Летчики успели пройти всего сотню ярдов, когда заметили, что их окружают какие-то тени.
— Проклятье! — пробормотал Эйсли. — Прости меня, Дьюк.
— И ты меня, — согласился полковник. Ему и в голову не пришло пытаться достать пистолет. Он насчитал по крайней мере восемь человек, и у всех в руках были автоматы. Незнакомцы быстро приблизились к американцам.
— Wer sind Sie? — послышался голос.
— Ich bin Amerikaner, — ответил Эллингтон. Слава Богу, это немцы. И лишь спустя мгновение полковник понял, что ошибся — солдат выдала форма шлемов, Черт побери! Ведь осталось так близко до линии фронта! Русский лейтенант осветил лицо Эллингтона электрическим фонариком. Странно, но он не забрал у летчиков пистолеты. Затем произошло нечто еще более странное. Лейтенант обнял американцев и расцеловал, затем показал на запад.
— Идите туда, два километра, — произнес офицер.
— Не спорь с ним, Дюк, — прошептал Эйсли. Когда летчики пошли через поле, они тяжелым грузом ощущали взгляды русских на своих спинах. Американцы добрались до позиций союзников через час и там узнали о прекращении огня.
Авианосец ВМС США «Индепенденс»
Боевая авианосная группа направлялась на юго-запад. Еще сутки, и они смогут нанести удар по русским базам в районе Мурманска. Тоуленд занимался оценкой сил русской противовоздушной обороны, когда был получен приказ возвращаться. Он закрыл папку, запер ее в сейф и спустился вниз, чтобы сказать майору Чапаеву, что они действительно остались в живых и скоро встретятся со своими семьями.
Северная Атлантика
Военно— санитарный самолет «Найтингейл» С-9 тоже направлялся на юго-запад и летел на базу ВВС Эндрюс недалеко от Вашингтона, округ Колумбия. У него на борту были морские пехотинцы, получившие ранения во время сражения за Исландию, один лейтенант ВВС и одно гражданское лицо. Экипаж самолета пытался возражать против гражданского лица, однако генерал морской пехоты с двумя звездами на погонах объяснил летчикам, что морские пехотинцы сочтут личным оскорблением, если кто-то захочет помешать девушке ухаживать за раненым лейтенантом. Теперь Майк большей частью бодрствовал. Ему предстояло перенести новые хирургические операции — у него было перебито ахиллово сухожилие, — но это уже мало его беспокоило. Через четыре с половиной месяца он станет отцом. После этого можно будет подумать и о собственном ребенке.
Норфолк, Виргиния
О'Мэлли уже перелетел на береговой аэродром, захватив с собой репортера. Моррис надеялся, что корреспондент агентства Рейтер успеет опубликовать свою последнюю статью о войне, прежде чем займется другими проблемами — несомненно, послевоенными. Фрегат «Рубен Джеймс» сопровождал поврежденный авианосец «Америка» в Норфолк, где авианосец встанет в док для ремонта. Капитан с крыла мостика глядел на такую знакомую гавань. Не забывая о ветре и приливном течении, он подвел свой корабль к пирсу. Моррис не переставал думать о том, что все это значило, — то, что произошло в течение нескольких последних месяцев.
Потопленный корабль, погибшие друзья, смерти, свидетелем которых он стал, и те, что произошли из-за него…
— Прямо руль, — скомандовал Моррис. Порыв южного ветра помог «Рубену Джеймсу» мягко коснуться причала.
На корме матрос палубной команды бросил на пирс конец. Вахтенный офицер жестом дал команду старшине, и тот включил систему корабельной трансляции.
Что бы все это ни означало, решил Моррис, теперь это кончилось.
Послышался шум помех в системе трансляции, и затем раздался голос старшины.
— Приступить к швартовке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113