Чувство вины не покидало ее, и, отказавшись от лекарств в течение дня, она не могла заснуть без них вечером. Она понимала, что гостеприимство ей оказывает в своем доме Рафаэль, но присутствие под крышей Себастиана и других членов семьи Сантана давало ей право считать, что это их общее гостеприимство.
В эти дни никто никуда не торопился. Все, казалось, были заняты своими делами. Бет оказывалось самое сердечное внимание.
У Рафаэля были свои причины испытывать удовлетворение от присутствия всей семьи под крышей его дома в Сан-Антонио. Он впервые в жизни чувствовал себя равным и нужным им всем. Они с отцом за эту неделю разговаривали по душам больше, чем за всю предыдущую жизнь. И даже донья Маделина больше не опасалась своего высокого и немного мрачного пасынка.
Как ни странно, но мысль о возвращении в Натчез посещала только Бет и больше никого. Как-то само собой без особых разговоров было решено, что она пробудет в Сан-Антонио столько, сколько надо. Но сколько «надо», никто или не знал, или не хотел знать. Ее стали считать, хотела она того или нет, членом семьи Сантана.
Наиболее логичным предположением о том, что Бет не вернется в Натчез, было соображение Себастиана. После рассказа Рафаэля о более чем четырехлетней связи с Бет, Себастиан считал, что теперь, после смерти ее мужа, Рафаэль просто обязан заняться ее будущим. А разве было лучшее на земле место для этих целей, чем Сан-Антонио?
У Себастиана до сих пор щемило сердце, когда он вспоминал о связи между Бет и Рафаэлем. Но время лечит, и Себастиан все определеннее не связывал свои планы на будущее с Бет Риджвей.
Дон Мигуэль не занимался никакими логическими рассуждениями, похожими на мысли Себастиана. Он просто хотел, чтобы Бет вышла замуж за его сына. Кстати, как он практично рассуждал, она была очень милым созданием, а помимо всего прочего еще и богатой вдовой, отец которой — английский лорд. К тому же дон Мигуэль имел основания подозревать, что его сын неравнодушен к Бет — ведь еще никогда и никому Рафаэль не предлагал остановиться под крышей своего дома, даже членам семьи.
Бет овдовела всего неделю назад, но в Техасе, где со смертью сталкивались часто, на этот счет светских предрассудков не существовало — жизнь должна продолжаться. Тем не менее дон Мигуэль и донья Маделина считали, что должно пройти несколько месяцев, прежде чем женщина, потеряв мужа, может выйти замуж за другого.
А Рафаэль? В его мыслях женитьба стояла на самом дальнем плане, если мысль об этом вообще возникала в его голове. Он набирал отряд и готовился к поездке в Энчантресс.
Дону Мигуэлю это не нравилось, и он задал сыну вопрос:
— Ну, а что тебе дель Чиело мало? Ответ был достоин Рафаэля:
— Ну при чем тут Чиело? Чиело принадлежит Сантанам, а Энчантресс будет моим!
Себастиан, который слышал разговор, спросил по дороге в салон, куда они направились выпить виски и немного развлечься:
— Послушай, неужели Энчантресс так много значит для тебя?
Рафаэль ответил так, что они поняли друг друга, хотя посторонним вряд ли что-либо стало ясно:
— Энчантресс дает мне возможность стать свободным от Чиело!
Они сели за удобный столик и собирались насладиться покоем и беседой, когда Себастиан заметил за одним из соседних столиков Лоренцо. Рафаэль так прокомментировал его присутствие:
— Лоренцо, как змея, всегда появляется, когда его ждешь меньше всего.
Себастиан присвистнул, услышав эти слова. — Послушай, вы что, действительно так враждуете? Я думал, что Лоренцо преувеличивал, когда сказал мне в Чиело той ночью, что должен исчезнуть до твоего появления.
Рафаэль метнул острый взгляд и уточнил:
— Какую ночь в Чиело ты имеешь в виду?
— Ну тогда, когда я прибыл с Риджвеями. Это что, так важно?
Рафаэль сделал было вид, что эта тема его больше не интересует, но не удержался, чтобы не уточнить:
— А ты не заметил, не проявил ли Лоренцо особое внимание к чарам миссис Риджвей?
Себастиану не понравилась интонация, с какой был задан вопрос. И прежде чем ответить, он тщательно обдумал свои слова:
— Нет, я ничего особенного не заметил, кроме, пожалуй, того, что он несимпатичен Бет. Она старалась избегать его компании и не общаться с ним.
Рафаэль мрачно улыбнулся:
— Но это-то понятно!
На молодом лице Себастиана проявилось волнение, и он попробовал выяснить у Рафаэля:
— Я не хотел бы выглядеть нахальным, но мне кажется, что ты знаешь что-то такое о Бет и Лоренцо, чего не знаю я. Я прав?
Рафаэль фыркнул.
— Нет, на эту тему нам не стоит рассуждать. Давай просто считать, что в мои годы я подозреваю всякого, кто приближается к моей.., любовнице.
Себастиана устроило такое объяснение. Но его по-прежнему волновал конфликт между Рафаэлем и Лоренцо с точки зрения спокойствия в семье. Рафаэль коротко ответил:
— Давай и эту тему обсуждать не будем. Вероятно, Лоренцо был замешан в каких-то малопристойных делах, когда я с ним познакомился. Но это не моя проблема. Просто мне кажется, что мир станет лучше, если убрать из него Лоренцо.
— Тогда я больше не удивляюсь, что Лоренцо постарался исчезнуть до твоего приезда.
Рафаэль улыбнулся очень недоброй улыбкой:
— Заметь, что он проделал то же самое и сейчас!
— Скажи мне, — спросил Себастиан совершенно искренне, — если вам так уж тесно вдвоем на этой земле, почему же вы не решите этот вопрос раз и навсегда?
— Да потому что он не разозлил меня настолько.., пока!
На следующий день Себастиан уехал. С благословения дона Мигуэля он устроил свою штаб-квартиру в Чиело до той поры, пока не будет готова его собственная гасиенда.
Рафаэль в эти дни тоже мало бывал дома, но его гости не скучали благодаря заботам хорошо вышколенных слуг.
Рафаэль готовился к поездке в Энчантресс, и все мысли о будущем и о Бет просто изгонял из головы. Он собирался уехать первого апреля. Все необходимое было загружено в большие повозки. Дата отъезда была выбрана не случайно — Рафаэль знал, что в начале апреля команчи не так активны, как потом.
Как раз в это время, ко всеобщему изумлению, в Сан-Антонио прибыл маловлиятельный вождь Пиава, с ним была женщина. Техасцы не имели оснований доверять ему по прошлым делам. Но на сей раз он сообщил, что индейцы, у которых много белых пленных, хотели бы обменять их на своих, сидящих в миссии.
Встречу трудно было назвать дружественной, а Рафаэль вообще был удивлен этой инициативой команчей, так как не верил, что белые пленные еще живы.
Рафаэль деликатно посоветовал полковнику Фишеру послать лучших рейнджеров проследить за действиями индейцев и добавил, что лично он не стал бы верить ни одному слову этого вождя.
Фишер принял совет и послал рейнджеров, но те быстро возвратились и сообщили, что не видели среди индейцев белых.
На что Рафаэль напомнил Фишеру:
— Помните, я предупреждал вас, что все пленные уже мертвы.
Казалось, жизнь опровергла мрачный прогноз Рафаэля. В субботу, четвертого апреля, Пиава привез с собой мексиканца и пятилетнюю удочеренную племенем девочку по имени Путнам. Девчушка была изуродована не менее, чем Матильда Локхарт, лицо ее было покрыто жуткими шрамами. Она не умела говорить по-английски и все время жалобно звала свою индейскую маму.
С ненавистью глядя на Пиаву, солдаты с ружьями встали у него за спиной. Фишер потребовал объяснений:
— Ты сказал, что пленных много, где они?
Пиава и смельчаки, которые сопровождали его, смотрели на солдат настороженно. Многие воины были готовы применить луки при первой же угрозе со стороны техасцев.
Фишер становился все настойчивее, а Пиава делал вид, что не слышит его требований. Потом индеец сказал, что у него есть еще один ребенок для обмена.
Фишер был вынужден дать согласие на освобождение индейца, которого команчи выберут сами, если ребенка отдадут.
Пиава привез еще одного мексиканца и Букера Вебстера. Когда Пиава отбыл с освобожденным индейцем, техасцы стали расспрашивать мальчика. Ему было лет десять. В глазах застыл пережитый им ужас, голос дрожал, когда он пытался, глотая слезы, рассказать страшную правду.
— Они замучили их всех до одного! — кричал он, его душили вырывающиеся наружу эмоции.
Рафаэль знал, что и как происходило в племени, и все же снова переживал знакомый ему ужас, когда мальчик рассказывал о страшных, чудовищных вещах, в которые трудно поверить несведущему человеку. Он знал, что мальчик выжил только потому, что был усыновлен племенем.
Букер прерывающимся голосом кричал о том, как несчастных раздели догола и индейские женщины острыми ножами вырезали у живых ремень за ремнем кожу. Потом он опустил глаза и пояснил с чувством стыда:
— Я ничего не мог поделать, я слышал их крики и мольбы, но ничего, совершенно ничего не мог поделать.
Он упал, и присутствующих потрясло его раскаяние в том, что он не мог помочь обреченным, хотя никому и в голову не пришло бы обвинить его в чем-нибудь.
Кто-то ободряюще взял мальчика за плечо, другой мужчина передал ему стакан воды.
Приходя в себя, но все еще заикаясь, он подтвердил, что скво убивали всю ночь, а в живых оставили только ту маленькую девочку и его.
— Они не добивали несчастных обезображенных женщин и детей до конца, чтобы насладиться их смертью на костре. Погибли в адских мучениях все.
Рафаэль выслушал все без комментариев, потом, глядя в лицо потрясенному Фишеру, горько сказал:
— А ведь все могло закончиться совсем по-другому. Надеюсь, вы удовлетворены достигнутыми результатами.
Он резко повернулся и вышел. Находиться в присутствии человека, который разрушил надежды на мир с команчами, а тем более разговаривать с ним, было выше его сил.
Глава 20
Рафаэль возвратился в опустевший дом. Дон Мигуэль и донья Маделина отбыли с визитом к каким-то дальним родственникам. Поначалу Рафаэль возражал против поездки, считая, что опасность со стороны команчей непомерно велика. Но потом снял возражения, когда дон Мигуэль сказал, сколько вооруженных людей сопровождает их. Второй причиной его согласия была, конечно. Бет.
Рафаэль решил отложить свой отъезд до возвращения отца. Он боялся оставить в доме двух женщин без мужской опеки.
Рафаэль заподозрил, что отец срочно придумал поездку, чтобы задержать отъезд его самого. Так ему показалось, когда он собирался попрощаться с отцом, чтобы не дожидаться его возвращения.
Дон Мигуэль был явно раздосадован тем, что сын так стремится в далекую усадьбу, и даже едко спросил:
— Любопытно, что имел в виду этот Абель Хаукинс, когда выбрал такое странное название?
Рафаэль совершенно в том же тоне пояснил, что так звали жену Абеля. И добавил, что, по его мнению, дочь Абеля, как и ее мать, тоже звали Энчантресс.
Лицо дона Мигуэля смягчилось, глаза потеплели:
— Действительно, так звали твою мать! Рафаэль нарочито избегал Бет. Хотя все оставалось в рамках приличия, просто они завтракали в разное время. Он был занят и возвращался тогда, когда Бет уже уходила к себе.
Но постепенно решительность Рафаэля и его терпение стали истощаться. Со дня смерти Натана прошло уже больше двух недель, и Бет, по мнению Рафаэля, могла перестать прятаться от людей. Пришла пора начинать ей завязывать узелки своей новой судьбы. Но Рафаэлю вовсе не хотелось, чтобы Бет принимала какие-либо важные решения сейчас! Ему только было нужно, чтобы маленькое бледное привидение с грустными глазами покинуло такую прекрасную телесную оболочку Бет.
Пусть она возвращается на землю, думал он. Пусть снова борется со мной, пусть обвиняет меня Бог знает в чем! Только пусть оживет.
В ту ночь Рафаэль, как это уже не раз бывало, лежал без сна на своей одинокой постели. И вдруг понял, что никуда не сможет уехать, пока не поговорит откровенно с Бет. Им надо было многое сказать друг другу, и такое время настало. К тому же создалась удобная ситуация. Конечно, в доме была сеньора Лопес, но она спала беспробудно и к тому же была полуглухой. Так что они с Бет могли спокойно ссориться.
Вынырнув нагим из своей кровати, он облачился в халат ярко-красного цвета, небрежно завязав пояс вокруг стройной талии. Сначала он собирался полностью одеться, но потом отбросил эту мысль. То, что он намеревался сказать Бет, не должно было занять много времени.
Бет тоже понимала, что надежда заснуть призрачна. Но, с другой стороны, ей уже не хотелось принимать сильное снотворное, после которого она полдня не могла прийти в себя. Несколько предыдущих ночей она ухитрялась заснуть, и теперь решила, что уже больше не зависит от медицинских средств. Увы, это была преждевременная радость. Смятые простыни и подушки свидетельствовали о том, что их хозяйка еще не в состоянии просто так лечь и заснуть.
Свежий воздух в смеси с тишиной ночи можно было буквально пить глотками. На ней была легкая ночная рубашка из розового шелка, полная луна освещала белизну ее прекрасного тела, розовые соски ее небольших грудей были хорошо различимы через тонкий материал рубашки, стройные бедра и красивые ноги — все это выглядело прекрасно в таинственной магии лунного света. Свет серебрил ее волосы и целовал мягкую букву "Y" между твердыми грудями. Рубашка была без рукавов, и ее голые руки и прекрасные черты лица приняли в лунном свете серебряный оттенок, когда она слепо вглядывалась в пространство перед собой.
Рафаэль деликатно постучал в дверь, но Бет, погруженная в свои грустные мысли, не услышала этот слабый стук.
Задержавшись на полпути, Рафаэль решил было возвратиться к себе. Но его вело что-то более мощное, чем простое желание увидеть ее. Он открыл дверь и переступил порог.
Звук захлопнувшейся за ним двери стал первым сигналом для Бет, что в ее комнату вошел Рафаэль. То, что это он, у нее сомнений не было.
Она смотрела широко раскрытыми глазами, как Рафаэль приближается к ней… Она хотела бежать, хотела закричать, но еще больше хотела, и это ее напугало, чтобы его смуглое лицо как можно быстрее приблизилось к ней.
Они молча смотрели друг на друга. Бет понимала, что если она сейчас же не перейдет в наступление, то утратит свои позиции, поэтому требовательно сказала:
— Что вы себе позволяете, что означает ваше появление в моей комнате в этот час? Вы что, с ума сошли?
Рафаэль улыбался.
— Вполне возможно, что я и сошел с ума. Но мне очень хотелось бы поговорить с вами до того, как я уеду утром. А поскольку вы не просыпаетесь на рассвете, мне показалось, что сейчас самое подходящее время.
С сардоническим выражением на лице он добавил:
— Вы не можете не знать, что я уезжаю на несколько недель этим утром.
Бет кивнула, и внезапно сердце ее наполнилось болью, причину которой ей самой было бы трудно объяснить. Вина и раскаяние, вызванные смертью Натана, вновь всколыхнулись в ней, доводя почти до безумия. Она напомнила себе, что все, связанное с Рафаэлем Сантаной, не должно ее касаться. Если бы не встреча с ним, ничего из случившегося не произошло — Натан остался бы жив, а не был бы убит ударом индейского копья в спину и похоронен в чужом городе. Это все его вина, думала она с логикой, свойственной людям, у которых по той или иной причине мышление вышло из-под контроля. И все передуманное и перечувствованное ею вылилось в отчаянный крик:
— Да, я знаю, что вы уезжаете, и за все, что мне выпало пережить из-за вас, катитесь прямиком в ад!
Это были трудные для ее губ слова, но она находилась сейчас в таком состоянии, что не могла сдерживать себя. Присутствие Рафаэля в ее комнате подействовало, как запал, подорвавший всю копившуюся в ней гремучую смесь. В этот момент она искренне ненавидела его. Именно поэтому она выкрикнула:
— Ну что, вы пришли позлорадствовать, сеньор? Считаете, что раз мой муж мертв, то я беззащитна против таких, как вы?
Голос ее становился все более истерическим, когда она бросала ему в лицо обвинение за обвинением:
— Подумайте, вы, дьявол с черньм сердцем! Что вам еще надо от меня? Что вы хотите услышать от меня? Я не хочу видеть вас после того, что произошло из-за вас, ни сейчас, ни когда-нибудь еще. И если вы не уберетесь немедленно из моей комнаты, я.., я…
Она запнулась, соображая, что бы такое совершенно зверское она могла с ним сделать.
А Рафаэль мягко спросил:
— Ну что, вы.., застрелите меня? Зарежете? Его глаза уставились на ее коралловые губы, и он прошептал:
— А не лучше ли просто полюбить меня до смерти? — И он притянул ее к себе.
Его рот жадно искал ее губы, а сознание того, что преградой между их нагими телами остается только тонкая ткань, оказалось сверх того, что Рафаэль был способен выдержать. Торопливо его губы раздвинули ее уста, а язык ворвался в ее рот, требуя ответа и вызывая содрогания в его теле.
В какой-то сумасшедший момент Бет поддалась агрессии его языка, и приятная боль от его мощных объятий пронзила ее. Она почувствовала, как пробудилось его мужское естество, твердеющее рядом с ее мягким животом и начинающее жить своей собственной жизнью, горячее и пульсирующее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
В эти дни никто никуда не торопился. Все, казалось, были заняты своими делами. Бет оказывалось самое сердечное внимание.
У Рафаэля были свои причины испытывать удовлетворение от присутствия всей семьи под крышей его дома в Сан-Антонио. Он впервые в жизни чувствовал себя равным и нужным им всем. Они с отцом за эту неделю разговаривали по душам больше, чем за всю предыдущую жизнь. И даже донья Маделина больше не опасалась своего высокого и немного мрачного пасынка.
Как ни странно, но мысль о возвращении в Натчез посещала только Бет и больше никого. Как-то само собой без особых разговоров было решено, что она пробудет в Сан-Антонио столько, сколько надо. Но сколько «надо», никто или не знал, или не хотел знать. Ее стали считать, хотела она того или нет, членом семьи Сантана.
Наиболее логичным предположением о том, что Бет не вернется в Натчез, было соображение Себастиана. После рассказа Рафаэля о более чем четырехлетней связи с Бет, Себастиан считал, что теперь, после смерти ее мужа, Рафаэль просто обязан заняться ее будущим. А разве было лучшее на земле место для этих целей, чем Сан-Антонио?
У Себастиана до сих пор щемило сердце, когда он вспоминал о связи между Бет и Рафаэлем. Но время лечит, и Себастиан все определеннее не связывал свои планы на будущее с Бет Риджвей.
Дон Мигуэль не занимался никакими логическими рассуждениями, похожими на мысли Себастиана. Он просто хотел, чтобы Бет вышла замуж за его сына. Кстати, как он практично рассуждал, она была очень милым созданием, а помимо всего прочего еще и богатой вдовой, отец которой — английский лорд. К тому же дон Мигуэль имел основания подозревать, что его сын неравнодушен к Бет — ведь еще никогда и никому Рафаэль не предлагал остановиться под крышей своего дома, даже членам семьи.
Бет овдовела всего неделю назад, но в Техасе, где со смертью сталкивались часто, на этот счет светских предрассудков не существовало — жизнь должна продолжаться. Тем не менее дон Мигуэль и донья Маделина считали, что должно пройти несколько месяцев, прежде чем женщина, потеряв мужа, может выйти замуж за другого.
А Рафаэль? В его мыслях женитьба стояла на самом дальнем плане, если мысль об этом вообще возникала в его голове. Он набирал отряд и готовился к поездке в Энчантресс.
Дону Мигуэлю это не нравилось, и он задал сыну вопрос:
— Ну, а что тебе дель Чиело мало? Ответ был достоин Рафаэля:
— Ну при чем тут Чиело? Чиело принадлежит Сантанам, а Энчантресс будет моим!
Себастиан, который слышал разговор, спросил по дороге в салон, куда они направились выпить виски и немного развлечься:
— Послушай, неужели Энчантресс так много значит для тебя?
Рафаэль ответил так, что они поняли друг друга, хотя посторонним вряд ли что-либо стало ясно:
— Энчантресс дает мне возможность стать свободным от Чиело!
Они сели за удобный столик и собирались насладиться покоем и беседой, когда Себастиан заметил за одним из соседних столиков Лоренцо. Рафаэль так прокомментировал его присутствие:
— Лоренцо, как змея, всегда появляется, когда его ждешь меньше всего.
Себастиан присвистнул, услышав эти слова. — Послушай, вы что, действительно так враждуете? Я думал, что Лоренцо преувеличивал, когда сказал мне в Чиело той ночью, что должен исчезнуть до твоего появления.
Рафаэль метнул острый взгляд и уточнил:
— Какую ночь в Чиело ты имеешь в виду?
— Ну тогда, когда я прибыл с Риджвеями. Это что, так важно?
Рафаэль сделал было вид, что эта тема его больше не интересует, но не удержался, чтобы не уточнить:
— А ты не заметил, не проявил ли Лоренцо особое внимание к чарам миссис Риджвей?
Себастиану не понравилась интонация, с какой был задан вопрос. И прежде чем ответить, он тщательно обдумал свои слова:
— Нет, я ничего особенного не заметил, кроме, пожалуй, того, что он несимпатичен Бет. Она старалась избегать его компании и не общаться с ним.
Рафаэль мрачно улыбнулся:
— Но это-то понятно!
На молодом лице Себастиана проявилось волнение, и он попробовал выяснить у Рафаэля:
— Я не хотел бы выглядеть нахальным, но мне кажется, что ты знаешь что-то такое о Бет и Лоренцо, чего не знаю я. Я прав?
Рафаэль фыркнул.
— Нет, на эту тему нам не стоит рассуждать. Давай просто считать, что в мои годы я подозреваю всякого, кто приближается к моей.., любовнице.
Себастиана устроило такое объяснение. Но его по-прежнему волновал конфликт между Рафаэлем и Лоренцо с точки зрения спокойствия в семье. Рафаэль коротко ответил:
— Давай и эту тему обсуждать не будем. Вероятно, Лоренцо был замешан в каких-то малопристойных делах, когда я с ним познакомился. Но это не моя проблема. Просто мне кажется, что мир станет лучше, если убрать из него Лоренцо.
— Тогда я больше не удивляюсь, что Лоренцо постарался исчезнуть до твоего приезда.
Рафаэль улыбнулся очень недоброй улыбкой:
— Заметь, что он проделал то же самое и сейчас!
— Скажи мне, — спросил Себастиан совершенно искренне, — если вам так уж тесно вдвоем на этой земле, почему же вы не решите этот вопрос раз и навсегда?
— Да потому что он не разозлил меня настолько.., пока!
На следующий день Себастиан уехал. С благословения дона Мигуэля он устроил свою штаб-квартиру в Чиело до той поры, пока не будет готова его собственная гасиенда.
Рафаэль в эти дни тоже мало бывал дома, но его гости не скучали благодаря заботам хорошо вышколенных слуг.
Рафаэль готовился к поездке в Энчантресс, и все мысли о будущем и о Бет просто изгонял из головы. Он собирался уехать первого апреля. Все необходимое было загружено в большие повозки. Дата отъезда была выбрана не случайно — Рафаэль знал, что в начале апреля команчи не так активны, как потом.
Как раз в это время, ко всеобщему изумлению, в Сан-Антонио прибыл маловлиятельный вождь Пиава, с ним была женщина. Техасцы не имели оснований доверять ему по прошлым делам. Но на сей раз он сообщил, что индейцы, у которых много белых пленных, хотели бы обменять их на своих, сидящих в миссии.
Встречу трудно было назвать дружественной, а Рафаэль вообще был удивлен этой инициативой команчей, так как не верил, что белые пленные еще живы.
Рафаэль деликатно посоветовал полковнику Фишеру послать лучших рейнджеров проследить за действиями индейцев и добавил, что лично он не стал бы верить ни одному слову этого вождя.
Фишер принял совет и послал рейнджеров, но те быстро возвратились и сообщили, что не видели среди индейцев белых.
На что Рафаэль напомнил Фишеру:
— Помните, я предупреждал вас, что все пленные уже мертвы.
Казалось, жизнь опровергла мрачный прогноз Рафаэля. В субботу, четвертого апреля, Пиава привез с собой мексиканца и пятилетнюю удочеренную племенем девочку по имени Путнам. Девчушка была изуродована не менее, чем Матильда Локхарт, лицо ее было покрыто жуткими шрамами. Она не умела говорить по-английски и все время жалобно звала свою индейскую маму.
С ненавистью глядя на Пиаву, солдаты с ружьями встали у него за спиной. Фишер потребовал объяснений:
— Ты сказал, что пленных много, где они?
Пиава и смельчаки, которые сопровождали его, смотрели на солдат настороженно. Многие воины были готовы применить луки при первой же угрозе со стороны техасцев.
Фишер становился все настойчивее, а Пиава делал вид, что не слышит его требований. Потом индеец сказал, что у него есть еще один ребенок для обмена.
Фишер был вынужден дать согласие на освобождение индейца, которого команчи выберут сами, если ребенка отдадут.
Пиава привез еще одного мексиканца и Букера Вебстера. Когда Пиава отбыл с освобожденным индейцем, техасцы стали расспрашивать мальчика. Ему было лет десять. В глазах застыл пережитый им ужас, голос дрожал, когда он пытался, глотая слезы, рассказать страшную правду.
— Они замучили их всех до одного! — кричал он, его душили вырывающиеся наружу эмоции.
Рафаэль знал, что и как происходило в племени, и все же снова переживал знакомый ему ужас, когда мальчик рассказывал о страшных, чудовищных вещах, в которые трудно поверить несведущему человеку. Он знал, что мальчик выжил только потому, что был усыновлен племенем.
Букер прерывающимся голосом кричал о том, как несчастных раздели догола и индейские женщины острыми ножами вырезали у живых ремень за ремнем кожу. Потом он опустил глаза и пояснил с чувством стыда:
— Я ничего не мог поделать, я слышал их крики и мольбы, но ничего, совершенно ничего не мог поделать.
Он упал, и присутствующих потрясло его раскаяние в том, что он не мог помочь обреченным, хотя никому и в голову не пришло бы обвинить его в чем-нибудь.
Кто-то ободряюще взял мальчика за плечо, другой мужчина передал ему стакан воды.
Приходя в себя, но все еще заикаясь, он подтвердил, что скво убивали всю ночь, а в живых оставили только ту маленькую девочку и его.
— Они не добивали несчастных обезображенных женщин и детей до конца, чтобы насладиться их смертью на костре. Погибли в адских мучениях все.
Рафаэль выслушал все без комментариев, потом, глядя в лицо потрясенному Фишеру, горько сказал:
— А ведь все могло закончиться совсем по-другому. Надеюсь, вы удовлетворены достигнутыми результатами.
Он резко повернулся и вышел. Находиться в присутствии человека, который разрушил надежды на мир с команчами, а тем более разговаривать с ним, было выше его сил.
Глава 20
Рафаэль возвратился в опустевший дом. Дон Мигуэль и донья Маделина отбыли с визитом к каким-то дальним родственникам. Поначалу Рафаэль возражал против поездки, считая, что опасность со стороны команчей непомерно велика. Но потом снял возражения, когда дон Мигуэль сказал, сколько вооруженных людей сопровождает их. Второй причиной его согласия была, конечно. Бет.
Рафаэль решил отложить свой отъезд до возвращения отца. Он боялся оставить в доме двух женщин без мужской опеки.
Рафаэль заподозрил, что отец срочно придумал поездку, чтобы задержать отъезд его самого. Так ему показалось, когда он собирался попрощаться с отцом, чтобы не дожидаться его возвращения.
Дон Мигуэль был явно раздосадован тем, что сын так стремится в далекую усадьбу, и даже едко спросил:
— Любопытно, что имел в виду этот Абель Хаукинс, когда выбрал такое странное название?
Рафаэль совершенно в том же тоне пояснил, что так звали жену Абеля. И добавил, что, по его мнению, дочь Абеля, как и ее мать, тоже звали Энчантресс.
Лицо дона Мигуэля смягчилось, глаза потеплели:
— Действительно, так звали твою мать! Рафаэль нарочито избегал Бет. Хотя все оставалось в рамках приличия, просто они завтракали в разное время. Он был занят и возвращался тогда, когда Бет уже уходила к себе.
Но постепенно решительность Рафаэля и его терпение стали истощаться. Со дня смерти Натана прошло уже больше двух недель, и Бет, по мнению Рафаэля, могла перестать прятаться от людей. Пришла пора начинать ей завязывать узелки своей новой судьбы. Но Рафаэлю вовсе не хотелось, чтобы Бет принимала какие-либо важные решения сейчас! Ему только было нужно, чтобы маленькое бледное привидение с грустными глазами покинуло такую прекрасную телесную оболочку Бет.
Пусть она возвращается на землю, думал он. Пусть снова борется со мной, пусть обвиняет меня Бог знает в чем! Только пусть оживет.
В ту ночь Рафаэль, как это уже не раз бывало, лежал без сна на своей одинокой постели. И вдруг понял, что никуда не сможет уехать, пока не поговорит откровенно с Бет. Им надо было многое сказать друг другу, и такое время настало. К тому же создалась удобная ситуация. Конечно, в доме была сеньора Лопес, но она спала беспробудно и к тому же была полуглухой. Так что они с Бет могли спокойно ссориться.
Вынырнув нагим из своей кровати, он облачился в халат ярко-красного цвета, небрежно завязав пояс вокруг стройной талии. Сначала он собирался полностью одеться, но потом отбросил эту мысль. То, что он намеревался сказать Бет, не должно было занять много времени.
Бет тоже понимала, что надежда заснуть призрачна. Но, с другой стороны, ей уже не хотелось принимать сильное снотворное, после которого она полдня не могла прийти в себя. Несколько предыдущих ночей она ухитрялась заснуть, и теперь решила, что уже больше не зависит от медицинских средств. Увы, это была преждевременная радость. Смятые простыни и подушки свидетельствовали о том, что их хозяйка еще не в состоянии просто так лечь и заснуть.
Свежий воздух в смеси с тишиной ночи можно было буквально пить глотками. На ней была легкая ночная рубашка из розового шелка, полная луна освещала белизну ее прекрасного тела, розовые соски ее небольших грудей были хорошо различимы через тонкий материал рубашки, стройные бедра и красивые ноги — все это выглядело прекрасно в таинственной магии лунного света. Свет серебрил ее волосы и целовал мягкую букву "Y" между твердыми грудями. Рубашка была без рукавов, и ее голые руки и прекрасные черты лица приняли в лунном свете серебряный оттенок, когда она слепо вглядывалась в пространство перед собой.
Рафаэль деликатно постучал в дверь, но Бет, погруженная в свои грустные мысли, не услышала этот слабый стук.
Задержавшись на полпути, Рафаэль решил было возвратиться к себе. Но его вело что-то более мощное, чем простое желание увидеть ее. Он открыл дверь и переступил порог.
Звук захлопнувшейся за ним двери стал первым сигналом для Бет, что в ее комнату вошел Рафаэль. То, что это он, у нее сомнений не было.
Она смотрела широко раскрытыми глазами, как Рафаэль приближается к ней… Она хотела бежать, хотела закричать, но еще больше хотела, и это ее напугало, чтобы его смуглое лицо как можно быстрее приблизилось к ней.
Они молча смотрели друг на друга. Бет понимала, что если она сейчас же не перейдет в наступление, то утратит свои позиции, поэтому требовательно сказала:
— Что вы себе позволяете, что означает ваше появление в моей комнате в этот час? Вы что, с ума сошли?
Рафаэль улыбался.
— Вполне возможно, что я и сошел с ума. Но мне очень хотелось бы поговорить с вами до того, как я уеду утром. А поскольку вы не просыпаетесь на рассвете, мне показалось, что сейчас самое подходящее время.
С сардоническим выражением на лице он добавил:
— Вы не можете не знать, что я уезжаю на несколько недель этим утром.
Бет кивнула, и внезапно сердце ее наполнилось болью, причину которой ей самой было бы трудно объяснить. Вина и раскаяние, вызванные смертью Натана, вновь всколыхнулись в ней, доводя почти до безумия. Она напомнила себе, что все, связанное с Рафаэлем Сантаной, не должно ее касаться. Если бы не встреча с ним, ничего из случившегося не произошло — Натан остался бы жив, а не был бы убит ударом индейского копья в спину и похоронен в чужом городе. Это все его вина, думала она с логикой, свойственной людям, у которых по той или иной причине мышление вышло из-под контроля. И все передуманное и перечувствованное ею вылилось в отчаянный крик:
— Да, я знаю, что вы уезжаете, и за все, что мне выпало пережить из-за вас, катитесь прямиком в ад!
Это были трудные для ее губ слова, но она находилась сейчас в таком состоянии, что не могла сдерживать себя. Присутствие Рафаэля в ее комнате подействовало, как запал, подорвавший всю копившуюся в ней гремучую смесь. В этот момент она искренне ненавидела его. Именно поэтому она выкрикнула:
— Ну что, вы пришли позлорадствовать, сеньор? Считаете, что раз мой муж мертв, то я беззащитна против таких, как вы?
Голос ее становился все более истерическим, когда она бросала ему в лицо обвинение за обвинением:
— Подумайте, вы, дьявол с черньм сердцем! Что вам еще надо от меня? Что вы хотите услышать от меня? Я не хочу видеть вас после того, что произошло из-за вас, ни сейчас, ни когда-нибудь еще. И если вы не уберетесь немедленно из моей комнаты, я.., я…
Она запнулась, соображая, что бы такое совершенно зверское она могла с ним сделать.
А Рафаэль мягко спросил:
— Ну что, вы.., застрелите меня? Зарежете? Его глаза уставились на ее коралловые губы, и он прошептал:
— А не лучше ли просто полюбить меня до смерти? — И он притянул ее к себе.
Его рот жадно искал ее губы, а сознание того, что преградой между их нагими телами остается только тонкая ткань, оказалось сверх того, что Рафаэль был способен выдержать. Торопливо его губы раздвинули ее уста, а язык ворвался в ее рот, требуя ответа и вызывая содрогания в его теле.
В какой-то сумасшедший момент Бет поддалась агрессии его языка, и приятная боль от его мощных объятий пронзила ее. Она почувствовала, как пробудилось его мужское естество, твердеющее рядом с ее мягким животом и начинающее жить своей собственной жизнью, горячее и пульсирующее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42