Я не осмелюсь предложить их товарищу или знакомому. Подобно тому как существует рынок зерна, хлопка или золота, есть и рынок, где товар – человеческое достоинство. На этом рынке цену человеку определяют его друзья и знакомые. И если нужда заставляет человека продавать личные вещи, то его цена на рынке моральных ценностей падает. Даже друзья будут стесняться приходить к нему в гости.
Я шел и шел по многолюдным проспектам огромного города, нес часы, которые становились все тяжелее, и наконец остался один-одинешенек; по мере того как росла тяжесть часов, я терял свой вес. Я очень удивился, что раньше, целых два года, не ощущал пх на своей руке.
Мне пришло в голову сходить на так называемую барахолку. Только обойдя ее несколько раз, я увидел старьевщика, который торговал всевозможными старыми вазами, тарелками, часами, вилками, ножами. Я снял часы и протянул ему:
– Вот, купите?
Осмотрев часы снаружи и внутри, он с безразличным видом вернул мне их обратно.
– Сколько? – спросил он.
Два года назад я купил их за двести лир. Но человек таким тоном промолвил «сколько?», что я ответил:
– Отдам за пятьдесят…
Старьевщик, не раскрывая рта, промычал что-то непонятное и усмехнулся:
– Двадцать…
Только я хотел сказать «Ну давай!», как сзади кто-то подошел ко мне и положил руку на плечо. Я обернулся и увидел одного из вчерашних гостей, которые так горячо спорили о турецкой действительности… Я смутился и торопливо поздоровался с ним.
– Здравствуй, – ответил он, – что ты здесь делаешь? В это время старьевщик сказал:
– Отдашь за двадцать лир? Они не стоят и этой цены.
– Нет-нет, я не продаю, – ответил я.
– Не продаешь, так проваливай!.. Шутить изволили, господин!
Мы повернулись и пошли.
– Проходил мимо, – говорю я приятелю, – и купил у часовщика вот это за пятьдесят лир… Хотел узнать действительную их цену и показал старьевщику…
Товарищ, не придав значения моим словам, проговорил:
– Вчера было очень интересно. Хорошо бы снова собраться как-нибудь вечером…
– Прекрасно… – поддержал я.
Попрощавшись с ним, я еще долго до изнеможения бродил по городу. Решил не продавать часы.
По дороге домой меня опять постигла неудача. Я сел в автобус. Вслед за мной вошел человек. Не успев расположиться на Сиденье, он кивнул на мои часы и спросил:
– Простите, сударь, сколько на ваших?
– Четверть седьмого, – ответил я.
– Неверно! – отрезал он, да так резко, будто не он только что вежливо спрашивал о времени.
Я обернулся к нему – напыщенный, дородный, с тройным подбородком субъект, он свысока смотрел на меня… Я опять, на этот раз внимательно, посмотрел на свои часы: действительно, я неверно ответил ему.
– Восемнадцать минут седьмого… – поправился я.
– Опять неверно… – сказал он.
Я молча повернулся к нему спиной. Но человека это не смутило.
– Я увидел, что часы у вас идут неверно, и нарочно спросил.
– Неверно? А вам-то что за дело?
– Как что за дело? Я – гражданин.
Прокричав несколько раз подряд «я – гражданин» так, будто «я – генеральный директор» пли «я – министр», он постучал по стеклу своих часов пальцем и продолжал:
– У меня есть часы, есть, но я нарочно спросил… Смотрите, смотрите сюда – сейчас двадцать пять седьмого. Ваши отстают на целых семь минут. Поставьте ваши…
Я не произнес ни звука.
– Поставьте ваши часы, сударь… они отстают на семь минут… – угрожающе настаивал он.
– Ну и пусть мои часы отстают на семь минут, – спокойно ответил я.
– Но ведь так нельзя… Нельзя!
Чтобы отделаться от него, я протиснулся на несколько шагов вперед. Он кричал мне вслед:
– Ты что убегаешь? Передвинь стрелки!..
– Вам-то что, сударь? Передвину я или не передвину… Разве это не мои часы? Что вы пристаете?
– Но я – гражданин.
Автобус остановился. Вошло несколько пассажиров.
– Простите, сударь, сколько на ваших? – тут же накинулся он на первого вошедшего.
– Половина седьмого…
Затем к следующему:
– А на ваших?
– На моих без двух половина седьмого…
– Неверно… У вас у обоих неверно… Прошу, поставьте правильно – сейчас ровно без двадцати четырех минут семь; передвиньте скорее, передвиньте стрелки…
Нагнувшись он посмотрел на часы одной дамы:
– О-о, сударыня, ваши отстали на пятнадцать минут…
Я был в другом конце автобуса, но он прокричал мне:
– Вы поставили свои часы, сударь?
– Сударь, вы оставите меня в покое?
– Вы должны поставить правильно часы.
– А что случится, если я не поставлю? Что вы так печетесь об этом?
Он продолжал кричать свое:
– Я – гражданин… Вы понимаете, я – гражданин…
– Ну и что из того, что ты гражданин, – заметил кто-то из сидящих, – ты гражданин, а мы что, туристы?
– Поставьте часы все, у кого они идут неправильно. Требовать это – мой долг гражданина. Я не могу пройти мимо гражданина, у которого неверно идут часы. Почему мы никак не можем построить индустрию, никак не можем приобщиться к культуре Запада, достигнуть современного уровня цивилизации – да все из-за этого…
Затем он повернулся ко мне.
– Вот, – говорит он, – вот этот гражданин не знает цены времени, цены семи минутам. Он отсталый восточный человек… У него часы могут на семь минут отставать или спешить, а ему все равно…
Вдруг он обратился к кондуктору:
– Который час на ваших?
– У меня нет часов… – ответил кондуктор.
– Как может человек обходиться без часов? Пока мы не будем ценить нашего времени, пока мы не поймем, как его надо беречь, мы будем плестись в хвосте…
– Ну нет, нет у меня часов, – проговорил кондуктор, – что поделаешь… Дай – тогда будут!..
Одна женщина задала вопрос этому ретивому гражданину:
– А чем вы докажете, что ваши часы идут правильно? Может, у ваших стрелки не так крутятся?
Вслед за этим гражданин протянул ей свои наручные часы, вытащил из жилетного кармана другие, достал из внутреннего кармана третьи… Потом еще несколько из других карманов и все повесил на пальцы.
– Вот смотрите, все они отрегулированы и показывают самое точное время.
Пожилая пассажирка, понимающе качая головой, протянула:
– А-а-а-а, да он, того… сумасшедший…
А ее сосед, разглядывая коллекцию, свисавшую с пальцев, с ехидцей заметил:
– А на этих-то половина девятого… Вот видишь?
Гражданин с испугом и растерянностью уставился на часы, которые врали.
– Вот подлецы, это они нарочно в кофейне подвели стрелки.
Мне порядком надоела эта канитель, и я сошел на две остановки раньше.
– Ваши часы отстают на семь минут, поставьте точно!.. – кричал он мне вслед из автобуса.
Домой я пришел с тяжелым сердцем.
– Ты должен был купить рыбы!.. – подлетела жена.
Но я не продал часы, и денег у меня на рыбу не было… Я сделал вид, будто забыл.
– А-а-а… Действительно, я ведь собирался купить рыбы и забыл…
– Как ты мог забыть? Сегодня вечером у нас гости… Что теперь будем делать?.. Хорошо, я не понадеялась на тебя и сама купила. Все уже готово.
Потом подошли гости, снова поднялся спор на отвлеченные темы. Гости, не жалея глотки, убеждали друг друга, что причина нашего отставания от народов развитых стран в том, что мы не ценим своего времени.
– Для нас ничего не значат десять минут, полчаса… Никто не придает значения, спешат у него часы или отстают… Вероятно, я засмеялся.
– Вот вы смеетесь, но, к сожалению, это именно так… Я посмотрел на свои часы и спросил:
– Сколько на ваших?
Гость глянул и ответил:
– Мои стали…
Плата за страх
– Удивляюсь, в Стамбуле, в этом большом городе, где живет более двух миллионов чудаков, такой человек, как ты, вдруг не может найти работу! – проговорил Сабахаттин.
– Значит, я один из тех двух миллионов, о которых ты говоришь. Что я могу поделать, все время ищу, но ничего не нахожу! – ответил я ему.
– Для того чтобы получить работу, не обязательно рыскать по городу!
– А как же?
– Надо пораскинуть мозгами и придумать себе работу!
– Ну и сказал! Что могу придумать я, несчастный, когда даже правительство ничего не может придумать!
– Позволь, позволь! Для себя же они придумали, стали вот правительством!
– Но я-то не могу стать правительством!
Этот разговор происходил в сутолоке площади Эминеню. Сабахаттин был моим старым приятелем. Он подхватил меня под руку и потащил в кофейню во дворе мечети Ёниджами.
– А чем ты занимаешься? – спросил я, потягивая из чашечки кофе.
– Я свободный предприниматель! Сегодня не знаю, что мне принесет удачу завтра. Все зависит от конъюнктуры.
– Да, но чтобы быть свободным предпринимателем, нужен капитал, брат, и немалый! Мелкое предпринимательство давно отошло в прошлое!
– Если голова варит, то и капитала особого не требуется! В свое время и я два года был безработным. Это послужило мне хорошим уроком. Больше со мной такого не случится!
Мы минуту-другую молчали.
– Как ты относишься к социализму? – вдруг спросил он. Вопрос обрушился на меня, будто кирпич с потолка.
– Какой такой социализм?! – резко спросил я. – Что за чушь ты городишь?
– Нет, ты знаешь, что такое социализм?
– Замолчи ради Аллаха! Еще услышит кто-нибудь, неприятностей не оберешься! Я такими делами не занимаюсь.
– Теперь все понятно! Не мудрено, что ты безработный! Надо же понимать, что происходит на белом свете. О чем больше всего говорят в Турции? В кофейнях и дома, бедные и богатые, женщины и мужчины только л толкуют, что о социализме. Твист да социализм, социализм да твист – вот самые модные разговоры! Лет пятнадцать назад мне здорово досталось из-за этого социализма. Проходил я мимо какой-то городской больницы, у входа толпились люди. Вид у них был такой, что и людьми не назовешь, вот-вот богу душу отдадут, словно после чумы.
Я обратился к одному – он лежал прямо на мостовой, на грязном, залатанном одеяле – и спросил, чего они здесь ждут. Чтобы услышать его ответ, мне пришлось нагнуться к самому его лицу. Оказалось, что это больные, которых не берут в больницу, а им некуда идти, и нет у них денег даже на кусок черствого хлеба. Я бросился в ближайшую булочную и принес десять хлебов. У разносчиков фруктов взял помидоры и виноград. И каждому еще по лире дал. Совсем расстроенный сел в автобус. Я сошел на последней остановке. Вдруг кто-то коснулся моего плеча: «Пойдем-ка со мной!» – «Что случилось?» – «Пойдем, пойдем!..» Короче говоря, это был полицейский, сударь ты мой. Он отвел меня куда следует. «Зачем ты раздавал этим людям хлеб и деньги?» – спросили меня. «Они голодные, мне стало жаль их, и я дал им хлеба». «А ты что, правительство? Думаешь, некому их пожалеть, кроме тебя? Откуда у тебя деньги?» Оказывается, то, что я делал, расценивалось как поступок сумасшедшего пли социалиста. А так как я не был сумасшедшим, то решили, что я социалист. Подумать только: давать деньги, не получая ничего взамен! Мне изрядно тогда всыпали! «Я не социалист!» – отпирался я. «Докажи!» – наседали они. Но как это можно доказать! Потребовали, чтобы я представил поручительства от двух почтенных и благонадежных граждан. Например, от купца, зарегистрированного в торговой палате, или в крайнем случае от приказчика. Совсем как при покупке вещи в кредит. После того как отсидишь девять дней, сумеешь доказать, что ты не социалист. С того дня стоило мне только услышать: «Соц…», – как я бежал без оглядки… Так говори, хочешь с нами работать? – напрямик спросил Сабахаттин.
– Что за работа?
– Зачем тебе знать? Хорошие деньги получать будешь. Мы работаем вдвоем, ты будешь третий. Мой коллега вот-вот подойдет.
Коллега действительно не заставил себя ждать.
– Познакомьтесь! Если тебе этот парень приглянется, возьмем его в нашу компанию. Вместе будем работать, – сказал мой приятель, представляя меня.
Человек оглядел меня с ног до головы.
– По-моему, подойдет, – процедил он. – Представительный. В теле… Даже с животиком…
– Он всегда был верзилой, а с годами располнел. Видишь, шею наел, – сказал Сабахаттин.
Я посмотрел на них недоверчиво. Нет, они не шутили.
– А все-таки, чем мне придется заниматься? – еще раз
спросил я.
– Дело нетрудное. Ты просто пойдешь с нами – и все, – сказал Сабахаттин. – Сам поймешь, что к чему.
– А при чем тут мой рост?
– Очень даже важно. Я вот коротышка. Он тощ, как жердь. Известно, внушительная внешность делу не помеха. Ты со своей шеей и животом внушаешь доверие, даже самый подозрительный человек тебе поверит. Мы уже давно ищем такого компаньона…
Мне очень нужны были деньги и работа, я не стал больше допытываться, что мне придется делать.
– А сколько положите мне в месяц? – спросил я только.
– Постоянного оклада нет. В дни, когда мы бываем в деле, в наших руках по нескольку тысяч оказывается. И мы их делим между собой.
Мне подумалось, что это, наверное, торговое предприятие.
– Имеете ли вы представление о социализме? – спросил
меня тощий.
– Ради Аллаха, ничего не говорите мне о социализме!.. Я так пострадал в свое время…
– Это замечательно! Какая счастливая случайность!
– А ваше дело не вызывает недовольства правительства?
– Боже упаси! Чтобы зарабатывать деньги, нужно смотреть на правительство, как на компас. В общем, нос держать по ветру…
– Ну, скажите же мне, в чем заключается работа? Что вы из этого секрет делаете?!
– Социализм – пугало для богатых, – проговорил опять тощий.
– Совершенно верно. Поэтому-то мы и взялись за него. Как животные задолго до землетрясения жмутся друг к другу, предчувствуя недоброе, так богачи не находят себе места при одном упоминании о социализме. Точь-в-точь как ослы, лошади, собаки, голосят каждый на свой манер.
Тощий вытащил записную книжку и начал читать фамилии известных в стране деловых людей.
– К кому же мы сегодня пойдем? – спросил он.
Сабахаттин сказал, кто из них находится сейчас в Европе, кто в Анкаре; в Стамбуле оказались четверо. Мы расплатились в кофейне и отправились на главный почтамт. Тощий стал зло-нить одному из этих четверых. Разговор он вел в очень вежливом тоне и попросил встречи с уважаемым человеком, как он сказал, по весьма важному делу. Потом стал набирать номер следующего. Удалось соединиться с его секретарем. Тощий попросил записать свое имя и сказал, что позвонит позже. Третий деловой человек сообщил, что он освободится через час и только тогда сможет нас принять.
Ровно через час, минута в минуту, мы подошли к его конторе, которая занимала целый этаж большого здания. Мне дали указания, как себя вести. Я должен был развязно войти, развалиться в самом роскошном кресле, закинуть ногу чуть ли не на стол, обращаться на ты.
Я очень волновался и не знал, что буду делать и говорить. Я участвовал в какой-то грандиозной афере, смысла которой не понимал. Не понимал и своей роли в ней.
Секретарша доложила о нашем приходе. Нас провели в кабинет. Там были еще двое, они уже поднялись и собирались уходить. Пожав нам руки, босс указал на кресла.
– Конечно, конечно… Несомненно, – говорил он, провожая посетителей. – Наши интеллигенты, патриоты-националисты, как и вы, будут бороться с заразой, не позволят погубить нашу страну. И мой долг – во всем поддерживать вас.
Те двое попятились к двери, на ходу благодаря хозяина.
Босс вернулся в свое кресло и, упершись локтями в стол, обратился ко мне, как к самому представительному ив нас троих;
– Прошу вас, господин…
Я посмотрел на Сабахаттина, тот облизнул губы.
– Слушаю вас! – повторил босс.
А я не знал, что мне полагается говорить и о чем вообще пойдет речь. Я поудобней устроился в кресле. В это время поднялся Сабахаттин и, вытянув вперед руку, как опытный актер, произнес:
– Уважаемый господин…
Это обращение босс воспринял, видимо, как имя собственное.
– Уважаемый господин! Вам, несомненно, приходится наблюдать, как над нашей страной все явственней нависает опасность. Социализм – бедствие вроде землетрясения, – сказал Сабахаттин. – Упаси нас Аллах не только от стихийных бедствий, по и от бедствий общественных! Вредные течения, истоки которых находятся за границей…
– …тащат страну в пропасть, – перебил Сабахаттина босс.
– Если не предпринять экстренных мер… конец наш неизбежен, – закончил Сабахаттин. – Нельзя упустить момент, иначе все наши последующие усилия окажутся безрезультатными. Число врагов частной собственности растет изо дня в день. Проповедуя ненависть к частному капиталу и свободной инициативе, они прививают тем самым и ненависть к имущим слоям…
– …раскалывают национальное единство, – докончил фразу опять босс.
– …разделяют народ на два враждебных лагеря…
– …ив своих преступных целях…
– …добиваются удачи. Если мы не примем эффективных мер…
– …нас ждет неминуемая катастрофа. Эту истину, к сожалению, нам надо признать… – перекликались они, как петухи. Тут вскочил на ноги тощий.
– Мы должны разбудить наших деловых людей, владельцев больших капиталов, которые пребывают в блаженном сне! – взволнованно заговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Я шел и шел по многолюдным проспектам огромного города, нес часы, которые становились все тяжелее, и наконец остался один-одинешенек; по мере того как росла тяжесть часов, я терял свой вес. Я очень удивился, что раньше, целых два года, не ощущал пх на своей руке.
Мне пришло в голову сходить на так называемую барахолку. Только обойдя ее несколько раз, я увидел старьевщика, который торговал всевозможными старыми вазами, тарелками, часами, вилками, ножами. Я снял часы и протянул ему:
– Вот, купите?
Осмотрев часы снаружи и внутри, он с безразличным видом вернул мне их обратно.
– Сколько? – спросил он.
Два года назад я купил их за двести лир. Но человек таким тоном промолвил «сколько?», что я ответил:
– Отдам за пятьдесят…
Старьевщик, не раскрывая рта, промычал что-то непонятное и усмехнулся:
– Двадцать…
Только я хотел сказать «Ну давай!», как сзади кто-то подошел ко мне и положил руку на плечо. Я обернулся и увидел одного из вчерашних гостей, которые так горячо спорили о турецкой действительности… Я смутился и торопливо поздоровался с ним.
– Здравствуй, – ответил он, – что ты здесь делаешь? В это время старьевщик сказал:
– Отдашь за двадцать лир? Они не стоят и этой цены.
– Нет-нет, я не продаю, – ответил я.
– Не продаешь, так проваливай!.. Шутить изволили, господин!
Мы повернулись и пошли.
– Проходил мимо, – говорю я приятелю, – и купил у часовщика вот это за пятьдесят лир… Хотел узнать действительную их цену и показал старьевщику…
Товарищ, не придав значения моим словам, проговорил:
– Вчера было очень интересно. Хорошо бы снова собраться как-нибудь вечером…
– Прекрасно… – поддержал я.
Попрощавшись с ним, я еще долго до изнеможения бродил по городу. Решил не продавать часы.
По дороге домой меня опять постигла неудача. Я сел в автобус. Вслед за мной вошел человек. Не успев расположиться на Сиденье, он кивнул на мои часы и спросил:
– Простите, сударь, сколько на ваших?
– Четверть седьмого, – ответил я.
– Неверно! – отрезал он, да так резко, будто не он только что вежливо спрашивал о времени.
Я обернулся к нему – напыщенный, дородный, с тройным подбородком субъект, он свысока смотрел на меня… Я опять, на этот раз внимательно, посмотрел на свои часы: действительно, я неверно ответил ему.
– Восемнадцать минут седьмого… – поправился я.
– Опять неверно… – сказал он.
Я молча повернулся к нему спиной. Но человека это не смутило.
– Я увидел, что часы у вас идут неверно, и нарочно спросил.
– Неверно? А вам-то что за дело?
– Как что за дело? Я – гражданин.
Прокричав несколько раз подряд «я – гражданин» так, будто «я – генеральный директор» пли «я – министр», он постучал по стеклу своих часов пальцем и продолжал:
– У меня есть часы, есть, но я нарочно спросил… Смотрите, смотрите сюда – сейчас двадцать пять седьмого. Ваши отстают на целых семь минут. Поставьте ваши…
Я не произнес ни звука.
– Поставьте ваши часы, сударь… они отстают на семь минут… – угрожающе настаивал он.
– Ну и пусть мои часы отстают на семь минут, – спокойно ответил я.
– Но ведь так нельзя… Нельзя!
Чтобы отделаться от него, я протиснулся на несколько шагов вперед. Он кричал мне вслед:
– Ты что убегаешь? Передвинь стрелки!..
– Вам-то что, сударь? Передвину я или не передвину… Разве это не мои часы? Что вы пристаете?
– Но я – гражданин.
Автобус остановился. Вошло несколько пассажиров.
– Простите, сударь, сколько на ваших? – тут же накинулся он на первого вошедшего.
– Половина седьмого…
Затем к следующему:
– А на ваших?
– На моих без двух половина седьмого…
– Неверно… У вас у обоих неверно… Прошу, поставьте правильно – сейчас ровно без двадцати четырех минут семь; передвиньте скорее, передвиньте стрелки…
Нагнувшись он посмотрел на часы одной дамы:
– О-о, сударыня, ваши отстали на пятнадцать минут…
Я был в другом конце автобуса, но он прокричал мне:
– Вы поставили свои часы, сударь?
– Сударь, вы оставите меня в покое?
– Вы должны поставить правильно часы.
– А что случится, если я не поставлю? Что вы так печетесь об этом?
Он продолжал кричать свое:
– Я – гражданин… Вы понимаете, я – гражданин…
– Ну и что из того, что ты гражданин, – заметил кто-то из сидящих, – ты гражданин, а мы что, туристы?
– Поставьте часы все, у кого они идут неправильно. Требовать это – мой долг гражданина. Я не могу пройти мимо гражданина, у которого неверно идут часы. Почему мы никак не можем построить индустрию, никак не можем приобщиться к культуре Запада, достигнуть современного уровня цивилизации – да все из-за этого…
Затем он повернулся ко мне.
– Вот, – говорит он, – вот этот гражданин не знает цены времени, цены семи минутам. Он отсталый восточный человек… У него часы могут на семь минут отставать или спешить, а ему все равно…
Вдруг он обратился к кондуктору:
– Который час на ваших?
– У меня нет часов… – ответил кондуктор.
– Как может человек обходиться без часов? Пока мы не будем ценить нашего времени, пока мы не поймем, как его надо беречь, мы будем плестись в хвосте…
– Ну нет, нет у меня часов, – проговорил кондуктор, – что поделаешь… Дай – тогда будут!..
Одна женщина задала вопрос этому ретивому гражданину:
– А чем вы докажете, что ваши часы идут правильно? Может, у ваших стрелки не так крутятся?
Вслед за этим гражданин протянул ей свои наручные часы, вытащил из жилетного кармана другие, достал из внутреннего кармана третьи… Потом еще несколько из других карманов и все повесил на пальцы.
– Вот смотрите, все они отрегулированы и показывают самое точное время.
Пожилая пассажирка, понимающе качая головой, протянула:
– А-а-а-а, да он, того… сумасшедший…
А ее сосед, разглядывая коллекцию, свисавшую с пальцев, с ехидцей заметил:
– А на этих-то половина девятого… Вот видишь?
Гражданин с испугом и растерянностью уставился на часы, которые врали.
– Вот подлецы, это они нарочно в кофейне подвели стрелки.
Мне порядком надоела эта канитель, и я сошел на две остановки раньше.
– Ваши часы отстают на семь минут, поставьте точно!.. – кричал он мне вслед из автобуса.
Домой я пришел с тяжелым сердцем.
– Ты должен был купить рыбы!.. – подлетела жена.
Но я не продал часы, и денег у меня на рыбу не было… Я сделал вид, будто забыл.
– А-а-а… Действительно, я ведь собирался купить рыбы и забыл…
– Как ты мог забыть? Сегодня вечером у нас гости… Что теперь будем делать?.. Хорошо, я не понадеялась на тебя и сама купила. Все уже готово.
Потом подошли гости, снова поднялся спор на отвлеченные темы. Гости, не жалея глотки, убеждали друг друга, что причина нашего отставания от народов развитых стран в том, что мы не ценим своего времени.
– Для нас ничего не значат десять минут, полчаса… Никто не придает значения, спешат у него часы или отстают… Вероятно, я засмеялся.
– Вот вы смеетесь, но, к сожалению, это именно так… Я посмотрел на свои часы и спросил:
– Сколько на ваших?
Гость глянул и ответил:
– Мои стали…
Плата за страх
– Удивляюсь, в Стамбуле, в этом большом городе, где живет более двух миллионов чудаков, такой человек, как ты, вдруг не может найти работу! – проговорил Сабахаттин.
– Значит, я один из тех двух миллионов, о которых ты говоришь. Что я могу поделать, все время ищу, но ничего не нахожу! – ответил я ему.
– Для того чтобы получить работу, не обязательно рыскать по городу!
– А как же?
– Надо пораскинуть мозгами и придумать себе работу!
– Ну и сказал! Что могу придумать я, несчастный, когда даже правительство ничего не может придумать!
– Позволь, позволь! Для себя же они придумали, стали вот правительством!
– Но я-то не могу стать правительством!
Этот разговор происходил в сутолоке площади Эминеню. Сабахаттин был моим старым приятелем. Он подхватил меня под руку и потащил в кофейню во дворе мечети Ёниджами.
– А чем ты занимаешься? – спросил я, потягивая из чашечки кофе.
– Я свободный предприниматель! Сегодня не знаю, что мне принесет удачу завтра. Все зависит от конъюнктуры.
– Да, но чтобы быть свободным предпринимателем, нужен капитал, брат, и немалый! Мелкое предпринимательство давно отошло в прошлое!
– Если голова варит, то и капитала особого не требуется! В свое время и я два года был безработным. Это послужило мне хорошим уроком. Больше со мной такого не случится!
Мы минуту-другую молчали.
– Как ты относишься к социализму? – вдруг спросил он. Вопрос обрушился на меня, будто кирпич с потолка.
– Какой такой социализм?! – резко спросил я. – Что за чушь ты городишь?
– Нет, ты знаешь, что такое социализм?
– Замолчи ради Аллаха! Еще услышит кто-нибудь, неприятностей не оберешься! Я такими делами не занимаюсь.
– Теперь все понятно! Не мудрено, что ты безработный! Надо же понимать, что происходит на белом свете. О чем больше всего говорят в Турции? В кофейнях и дома, бедные и богатые, женщины и мужчины только л толкуют, что о социализме. Твист да социализм, социализм да твист – вот самые модные разговоры! Лет пятнадцать назад мне здорово досталось из-за этого социализма. Проходил я мимо какой-то городской больницы, у входа толпились люди. Вид у них был такой, что и людьми не назовешь, вот-вот богу душу отдадут, словно после чумы.
Я обратился к одному – он лежал прямо на мостовой, на грязном, залатанном одеяле – и спросил, чего они здесь ждут. Чтобы услышать его ответ, мне пришлось нагнуться к самому его лицу. Оказалось, что это больные, которых не берут в больницу, а им некуда идти, и нет у них денег даже на кусок черствого хлеба. Я бросился в ближайшую булочную и принес десять хлебов. У разносчиков фруктов взял помидоры и виноград. И каждому еще по лире дал. Совсем расстроенный сел в автобус. Я сошел на последней остановке. Вдруг кто-то коснулся моего плеча: «Пойдем-ка со мной!» – «Что случилось?» – «Пойдем, пойдем!..» Короче говоря, это был полицейский, сударь ты мой. Он отвел меня куда следует. «Зачем ты раздавал этим людям хлеб и деньги?» – спросили меня. «Они голодные, мне стало жаль их, и я дал им хлеба». «А ты что, правительство? Думаешь, некому их пожалеть, кроме тебя? Откуда у тебя деньги?» Оказывается, то, что я делал, расценивалось как поступок сумасшедшего пли социалиста. А так как я не был сумасшедшим, то решили, что я социалист. Подумать только: давать деньги, не получая ничего взамен! Мне изрядно тогда всыпали! «Я не социалист!» – отпирался я. «Докажи!» – наседали они. Но как это можно доказать! Потребовали, чтобы я представил поручительства от двух почтенных и благонадежных граждан. Например, от купца, зарегистрированного в торговой палате, или в крайнем случае от приказчика. Совсем как при покупке вещи в кредит. После того как отсидишь девять дней, сумеешь доказать, что ты не социалист. С того дня стоило мне только услышать: «Соц…», – как я бежал без оглядки… Так говори, хочешь с нами работать? – напрямик спросил Сабахаттин.
– Что за работа?
– Зачем тебе знать? Хорошие деньги получать будешь. Мы работаем вдвоем, ты будешь третий. Мой коллега вот-вот подойдет.
Коллега действительно не заставил себя ждать.
– Познакомьтесь! Если тебе этот парень приглянется, возьмем его в нашу компанию. Вместе будем работать, – сказал мой приятель, представляя меня.
Человек оглядел меня с ног до головы.
– По-моему, подойдет, – процедил он. – Представительный. В теле… Даже с животиком…
– Он всегда был верзилой, а с годами располнел. Видишь, шею наел, – сказал Сабахаттин.
Я посмотрел на них недоверчиво. Нет, они не шутили.
– А все-таки, чем мне придется заниматься? – еще раз
спросил я.
– Дело нетрудное. Ты просто пойдешь с нами – и все, – сказал Сабахаттин. – Сам поймешь, что к чему.
– А при чем тут мой рост?
– Очень даже важно. Я вот коротышка. Он тощ, как жердь. Известно, внушительная внешность делу не помеха. Ты со своей шеей и животом внушаешь доверие, даже самый подозрительный человек тебе поверит. Мы уже давно ищем такого компаньона…
Мне очень нужны были деньги и работа, я не стал больше допытываться, что мне придется делать.
– А сколько положите мне в месяц? – спросил я только.
– Постоянного оклада нет. В дни, когда мы бываем в деле, в наших руках по нескольку тысяч оказывается. И мы их делим между собой.
Мне подумалось, что это, наверное, торговое предприятие.
– Имеете ли вы представление о социализме? – спросил
меня тощий.
– Ради Аллаха, ничего не говорите мне о социализме!.. Я так пострадал в свое время…
– Это замечательно! Какая счастливая случайность!
– А ваше дело не вызывает недовольства правительства?
– Боже упаси! Чтобы зарабатывать деньги, нужно смотреть на правительство, как на компас. В общем, нос держать по ветру…
– Ну, скажите же мне, в чем заключается работа? Что вы из этого секрет делаете?!
– Социализм – пугало для богатых, – проговорил опять тощий.
– Совершенно верно. Поэтому-то мы и взялись за него. Как животные задолго до землетрясения жмутся друг к другу, предчувствуя недоброе, так богачи не находят себе места при одном упоминании о социализме. Точь-в-точь как ослы, лошади, собаки, голосят каждый на свой манер.
Тощий вытащил записную книжку и начал читать фамилии известных в стране деловых людей.
– К кому же мы сегодня пойдем? – спросил он.
Сабахаттин сказал, кто из них находится сейчас в Европе, кто в Анкаре; в Стамбуле оказались четверо. Мы расплатились в кофейне и отправились на главный почтамт. Тощий стал зло-нить одному из этих четверых. Разговор он вел в очень вежливом тоне и попросил встречи с уважаемым человеком, как он сказал, по весьма важному делу. Потом стал набирать номер следующего. Удалось соединиться с его секретарем. Тощий попросил записать свое имя и сказал, что позвонит позже. Третий деловой человек сообщил, что он освободится через час и только тогда сможет нас принять.
Ровно через час, минута в минуту, мы подошли к его конторе, которая занимала целый этаж большого здания. Мне дали указания, как себя вести. Я должен был развязно войти, развалиться в самом роскошном кресле, закинуть ногу чуть ли не на стол, обращаться на ты.
Я очень волновался и не знал, что буду делать и говорить. Я участвовал в какой-то грандиозной афере, смысла которой не понимал. Не понимал и своей роли в ней.
Секретарша доложила о нашем приходе. Нас провели в кабинет. Там были еще двое, они уже поднялись и собирались уходить. Пожав нам руки, босс указал на кресла.
– Конечно, конечно… Несомненно, – говорил он, провожая посетителей. – Наши интеллигенты, патриоты-националисты, как и вы, будут бороться с заразой, не позволят погубить нашу страну. И мой долг – во всем поддерживать вас.
Те двое попятились к двери, на ходу благодаря хозяина.
Босс вернулся в свое кресло и, упершись локтями в стол, обратился ко мне, как к самому представительному ив нас троих;
– Прошу вас, господин…
Я посмотрел на Сабахаттина, тот облизнул губы.
– Слушаю вас! – повторил босс.
А я не знал, что мне полагается говорить и о чем вообще пойдет речь. Я поудобней устроился в кресле. В это время поднялся Сабахаттин и, вытянув вперед руку, как опытный актер, произнес:
– Уважаемый господин…
Это обращение босс воспринял, видимо, как имя собственное.
– Уважаемый господин! Вам, несомненно, приходится наблюдать, как над нашей страной все явственней нависает опасность. Социализм – бедствие вроде землетрясения, – сказал Сабахаттин. – Упаси нас Аллах не только от стихийных бедствий, по и от бедствий общественных! Вредные течения, истоки которых находятся за границей…
– …тащат страну в пропасть, – перебил Сабахаттина босс.
– Если не предпринять экстренных мер… конец наш неизбежен, – закончил Сабахаттин. – Нельзя упустить момент, иначе все наши последующие усилия окажутся безрезультатными. Число врагов частной собственности растет изо дня в день. Проповедуя ненависть к частному капиталу и свободной инициативе, они прививают тем самым и ненависть к имущим слоям…
– …раскалывают национальное единство, – докончил фразу опять босс.
– …разделяют народ на два враждебных лагеря…
– …ив своих преступных целях…
– …добиваются удачи. Если мы не примем эффективных мер…
– …нас ждет неминуемая катастрофа. Эту истину, к сожалению, нам надо признать… – перекликались они, как петухи. Тут вскочил на ноги тощий.
– Мы должны разбудить наших деловых людей, владельцев больших капиталов, которые пребывают в блаженном сне! – взволнованно заговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29