– Отойди!
– Почему ты это сделал, Дариан?
– Потому что ты не хотела меня полюбить, – наконец признался он.
– Ты убил меня за это? – удивилась она.
– И за предательство тоже! – прокричал Дариан, зажимая ладонями уши. – Да, Эрика, я тебя убил. А теперь убирайся!
В следующий момент сестру разорвали гигантские невидимые руки. Торс гулко стукнулся об оконную раму, оставив на стекле кровавый след, а ноги шмякнулись о стену и сползли на пол.
Вопль Дариана слился с раскатами грома. В конце коридора стоял озаренный зеленым сиянием призрак. С его плаща стекала дождевая вода. Дариан вскинул руки, заслоняясь.
– Дариан, я же тебя предупреждал, – произнес призрак рокочущим голосом, приходящим словно с небес. – Предупреждал о цене, которую придется заплатить…
– Это ты… Дюваль? – в ужасе прошептал Дариан.
Призрак медленно приближался.
– Зачем ты украл книгу, мерзавец? Ведь она тебе не поможет.
– Убирайся!
– Теперь ты ответишь за все свои чудовищные преступления…
Голова Дариана задергалась.
– Я сказал, убирайся!
Призрак уже был рядом, возвышаясь над ним.
– Жертвы будут отомщены…
И тут стены сотряс грохот.
– И ты заплатишь за все своей нечистой душой! – прорычал Дюваль, перекрывая шум.
С крыши на цепях быстро спустилась платформа и остановилась на уровне окна. Сверкнула молния, осветив покачивающиеся на крюках окровавленные крылатые тела. С неба начали падать еще тела, одно за другим, сопровождаемые раскатами грома и криками Дариана Демаркуса. С грязных бинтов на оконные стекла стекала кровь.
Пространство вокруг дома огласилось колокольным звоном, похожим на церковный, но не столь благозвучным.
Призрак Дюваля сбросил плащ. На груди у него висело обсидиановое зеркало Джона Ди. Звон колоколов возбуждал в зеркале вначале рябь, а потом перед объятым ужасом Дарианом возник чуждый мир. Странные светящиеся жилища в долине, окруженной зубчатыми горами под оранжевым небом с четырьмя лунами. Появился город, а в самом центре пирамидальный храм, грандиознее египетских пирамид. Туда с тяжелыми вздохами входили фантастические существа и каким-то образом втягивали за собой Дариана. Внутри было сумрачно и влажно. что-то шумно дышало. Огромное, распухшее.
Постепенно Дариан различил форму этого гигантского существа. Оно отдаленно напоминало человека с желтой, ноздреватой кожей. Когда глаза привыкли к полумраку, он увидел мясистые губы и жуткие застывшие глаза.
Голиаф…
Дальше Дариан уже перестал что-либо воспринимать, потому что взорвалась голова, а следом остановилось сердце. Закатив глаза, он рухнул на каменный пол огромного холла. Призрак Дюваля застыл над распростертым Дарианом. За окном на крюках покачивались погубленные им ангелы.
Дождь стихал. Гроза уходила.

* * *

Моррис стоял в темном танцевальном зале, целясь из ружья в шторы. Сзади раздалось мурлыканье. На столе лежала свернувшись гибкая женщина, похожая на кошку. Она посмотрела на Морриса и протянула руки. Он шагнул к ней, вспомнив свою детскую «любовь» к кошкам. В ладонях у нее что-то тускло засветилось. Она дунула, и Морриса окутала удушающая пыль. Глаза и горло обожгло огнем. Он начал кашлять, и вдруг за его спиной раздвинулись шторы. Кто-то очень сильный схватил Морриса одной рукой за промежность, а другой сдавил шею. Первый раз в жизни его подняли в воздух.
Гигант швырнул Морриса в окно танцевального зала с такой легкостью, что тот даже не успел вскрикнуть. Огромное тело выбило раму и полетело вниз. Ветер приятно холодил обожженные щеки. Внизу крутилась земля, готовая его встретить. Моррису показалось, что он летит очень долго. Наконец сильный удар о бетон вызвал резкую вспышку боли.
И через мгновение все закончилось.

На первом этаже кипела работа. Двое в черном из команды Себастьяна склонились над телом Эрики Демаркус, плавающим в луже кукурузного сиропа. Акробат Попо, карлик Брюс и Лавкрафт, управляющие призраком Дюваля, разбирали снаряжение. Лавкрафт еще ухитрился вести звукозапись с помощью придуманного им диктофона и специальной трубы.
Вошел Дойл.
– Запись получилась?
– Думаю, да, – ответил Лавкрафт, похлопав ладонью по диктофону.
За окном убирали манекены, изображающие тела ангелов. Они были сделаны из вымоченных в сиропе картофельных мешков.
– Ну как? – воскликнул Себастьян Алоизиус. – Правда, получилось не хуже, чем в «Принце крови»?
– А что с этим санитаром из лечебницы «Беллью»? – спросил Дойл.
– Он выпал из окна, – промолвил Отто.
– Все прошло замечательно, Артур, – заявил Себастьян. – Это надо отметить.
– Нет, мой друг, праздновать еще рано, – возразил Дойл, вглядываясь в мертвое лицо ДарианаДемаркуса. Под подошвой что-то хрустнуло. Он поднял ногу и увидел осколки голубого монокля.
Лавкрафт надел знаменитую костяную рукавицу – Раковину Элтдауна, – повернул барабан на управляющем устройстве и внимательно изучил заплясавшие в воздухе символы.
– Есть что-нибудь? – спросил Дойл.
– Нет. – Лавкрафт перестал вращать барабан и снял защитные очки. – Все чисто.
– Значит, мы можем известить соратников об успешном завершении операции.

ГЛАВА 41

К вечеру похолодало. Внизу в длинных церковных коридорах постанывал ветер, а здесь, на башне собора Святого Патрика, было тихо. Эбигейл посмотрела вниз на особняк Вандербильта и перевела взгляд на площадь. Там внизу копошились маленькие люди. Сновали туда-сюда, как муравьи. Кто в трамвае, кто в конном экипаже или в машине, а кто пешком, подняв воротник. Она попыталась сосчитать, но быстро сбилась. Их, наверное, были сотни, да что там, тысячи. И у всех какая-то цель. Почти каждый имел родственников, и уж точно каждого из них родила мать.
Эбигейл вспомнила жену Гудини. Нет, эти чувства были ей неведомы. Она не знала, каково это вот так любить и быть любимой. Когда ради тебя готовы пожертвовать всем. Взять хотя бы Говарда Лавкрафта. Он, несомненно, в нее влюблен, а она отвечала презрением. И не только ему, но и всем, кому была дорога до сих пор. Уж как ее любила Джудит, а она ей грубила. Убегала из приюта, воровала, лгала, обвиняла тех, кто ее любил, во всех своих несчастьях, срывала на них злость. И все потому, что она другая. Никто из этих людей внизу не осознает своего счастья. Эбигейл не задумываясь поменялась бы судьбой с любым. Ведь запах родного дома, звук маминых шагов в тапочках, когда она поднимается по лестнице поцеловать тебя на ночь, – это такое сокровище. Она завидовала их разговорам за ужином. «Дорогой, как дела на работе?» или «Маргарет, что интересного в школе?» Она завидовала даже сиротам, у которых все равно когда-то были матери. Завидовала даже отъявленным тупицам.
Эбигейл смотрела на мир из невидимого ящика, к которому не было ключей. Она способна любить, но ее любовь всегда приносила несчастье. Взять хотя бы Мэттью или членов Арканума. Сейчас эти достойные люди рискуют ради нее своей жизнью. Зачем, спрашивается? Если бы она вдруг куда-то исчезла, кто-нибудь стал бы по ней скучать? Вот именно, никто. Она для всех просто обуза.
Эбигейл озарило. Она приняла решение. Пора наконец совершить что-нибудь разумное.

Бесс Гудини сидела на ступеньках алтаря, устремив взор в потолок. Архиепископ Хейз устроился на первой скамье, сложив молитвенно руки. Наблюдал за действиями двоих специалистов из команды Себастьяна, возившихся с настройкой радиостанции. В большом ящике на ножках что-то хрипело и шипело. Звучали обрывки фраз, которые сразу тонули в шуме.
Невысокий тучный ирландец лет пятидесяти щелкнул тумблером и произнес в микрофон:
– Это Смедли. Как слышите? Прием.
Его помощник, повыше и помоложе, но с большим животом, поднял голову от шкалы настройки и крикнул:
– Боб, возьми немного левее!
– Попытаюсь, – отозвался рыжебородый Боб, висевший на веревках под потолком с двухметровой антенной в руках. Он откинулся назад, изменяя ее положение.
Неожиданно прорвался голос:
– Это Артур Конан Дойл. Как слышите? Прием.
Все с облегчением вздохнули. Бесс даже всплеснула руками. Смедли щелкнул переключателем.
– Мистер Дойл, это Смедли. Как у вас дела? Прием.
Примерно с минуту было тихо, и Бесс испугалась самого худшего, затем голос Дойла произнес даже громче, чем в первый раз:
– Задача выполнена. Мы едем домой. Прием.
Архиепископ Хейз поднялся и поцеловал свои четки.
– Слава Богу.
Бесс утерла слезы радости. Он взял ее за руку.
– Пойдемте, сообщим Эбигейл хорошую новость.
Они поднялись по лестнице на двести ступенек. Оказавшись в башне, Хейз постучал в дверь и позвал Эбигейл. Она молчала. Архиепископ толкнул дверь. Эбигейл в комнате не было. Бесс подбежала к широко раскрытому окну.
– Эбигейл!
Она кинулась вниз по лестнице, выкликая ее имя. Внизу к ней бросились обеспокоенные члены команды Себастьяна.
– Пропала Эбигейл! – крикнула Бесс, не останавливаясь. – Смедли, Боб, поднимите остальных. Давайте!
Смедли выбежал с газовым фонарем в руке.

На улице они остановились. Смедли поднял фонарь и, заслоняя ладонью свет, начал передавать сообщение, которое немедленно принял на верхнем этаже одного из небоскребов мастер карточных фокусов Джонни Спейдс. Он включил радиостанцию. Вскоре загудел зуммер в квартире, расположенной в десяти кварталах от небоскреба. Микрофон взял Чи-Чи, большая деревянная кукла в смокинге, ею управлял знаменитый кукольник Карлос, бразилец.
– Алло, – произнес Чи-Чи.
– Карлос, убери свою дурацкую куклу! – воскликнул Джонни Спейдс. – Пропала Эбигейл!
Кукольник хмыкнул и, достав подзорную трубу капитана дальнего плавания, начал изучать улицы. Чи-Чи внимательно наблюдал за его действиями, попыхивая сигаретой.
– Я ее вижу, – сказал Карлос в микрофон. – Она направляется к Центральному вокзалу.
Эбигейл быстро шла по тротуару, подрагивая от холода. Карлос двинул подзорную трубу вверх по кирпичной стене на крышу ближайшего дома, откуда за ней наблюдали, поблескивая рубиновыми глазами, несколько странных существ в тряпье.
– Что за чертовщина?
Карлос опустил трубу и снова поднял. Существа с крыши исчезли. Он повернул трубу налево, направо и обнаружил их в переулке. Но там они задержались ненадолго. Когда одно существо проворно, как паук, взобралось по стене на крышу, Карлос крикнул в микрофон:
– За ней следят!
Это сообщение с помощью фонаря Джонни Спейдс ретранслировал Смедли. Тот обратился к Бесс:
– Эбигейл направляется в сторону Центрального вокзала. И за ней шпионят существа с рубиновыми глазами!

Здание Центрального вокзала простиралось на четыре гоуродских квартала. Это огромное сооружение с величественными колоннами, высокими потолками, украшенными великолепной лепниной, и окнами почти тридцатиметровой высоты являлось форпостом, связывающим Нью-Йорк со «страной.
Войдя в зал, Бесс попала в толпу. Чтобы что-нибудь увидеть, ей пришлось подняться на балкон. После десяти минут бесплодных поисков она уже отчаялась найти Эбигейл, но в дальнем конце зала, где стояла очередь за билетами, мелькнул знакомый цилиндр. Он возник на лестнице, ведущей на нижние платформы, и исчез.

При росте метр шестьдесят единственное, что мог видеть Смедли, – это галстуки. Он отчаянно пробивался сквозь толпу, когда по радио объявили:
– Посадка закончена!

* * *

Эбигейл шла вдоль состава «Нью-Йоркский экспресс». На платформе был теплый дымный воздух. Впереди пыхтел паровоз.
– Эбигейл!
Она обернулась и, увидев спускающуюся по лестнице Бесс Гудини, поспешно вскочила в вагон.

Смедли бежал по соседней платформе, огибая колонны, не сводя глаз с «Нью-Йоркского экспресса». Свисток прозвучал настолько оглушительно, что пришлось заткнуть уши. Бесс Гудини продолжала идти вдоль поезда, вглядываясь в окна. Поезд медленно тронулся.
– Миссис Гудини! – позвал Смедли.
Бесс, ухватившись за поручень вагона, крикнула со ступеньки:
– Организуй помощь!
Беспокойно вороша волосы, Смедли глядел вслед поезду. Когда локомотив «Нью-Йоркского экспресса» въехал в туннель, ему вслед, словно передразнивая свист паровой машины, раздался леденящий кровь вопль. Смедли устремил взор в переплетение стальных балок над путями. Ему показалось, что это крысы с отвратительными красными глазами, но вскоре он понял, что таких крыс не бывает.
А затем, к его ужасу, эти существа слетели с балок на крышу последнего вагона.

ГЛАВА 42

Кукольник Карлос принял сообщение Смедли и включил свой фонарь, чтобы ретранслировать его Джильде, гречанке, жившей на верхнем этаже здания на углу Мэдисон-сквер и Двадцать третьей улицы. Она поставила на стол бокал с апельсиновым соком, отложила сандвич с салями, подняла газовый фонарь и ретранслировала сигнал дальше.
Клоун-жонглер Баттонс, который в этот момент переодевался в своей мансарде недалеко от Бродвея, передал сигнал Балтазару Великолепному, сидящему на крыше полицейского управления. Этот миниатюрный циркач – он весил всего одиннадцать килограммов при росте метр с каблуками – заметил слабый свет, мигающий в ритме четыре четверти, расшифровал сообщение и по водосточной трубе быстро спустился на тротуар.
Рядом в переулке его ждал Мышиный Король. Он внимательно выслушал инструкции Балтазара, послюнил карандаш и написал записку, свернув ее в трубочку. Достал из кармана мышку, прошептал ей что-то в подергивающееся ушко и сунул записку в маленький футляр на веревочном ошейнике. После чего опустил мышку на землю.
Она ринулась через улицу, чуть не попав под полицейскую машину, проскочила в управление, сбежала вниз по лестнице и дальше по коридору мимо кабинетов детективов на другую лестницу, ведущую в подвал. Через несколько мгновений мышка была уже на месте, в одиночной камере в самом конце коридора.

Детектив Маллин поправил лежащий на коленях пистолет и засопел. Напротив него сидел на койке Гудини, уныло уставившись в одну точку. Почувствовав у ног какое-то шевеление, он наклонился. Мышка взобралась к нему на плечо и пискнула.
– Малютка, откуда ты взялась здесь такая ручная? – мягко прошептал Гудини.
Мышка поднялась на задние лапки, подставив ошейник. Гудини присмотрелся. Вынул из малюсенького футлярчика записку, прочитал и скомкал в кулаке.

Детектив Маллин проснулся от какого-то шума. Прищурился, пригладил усы и вскочил. В камере медленно покачивалось тело Гарри Гудини, который повесился на простыне, привязав ее к медной трубе у потолка.
– Господи Боже ты мой! – воскликнул Маллин и распахнул дверь.
Губы у Гудини были синие, глаза дико выпучены, голова безжизненно свисала на грудь. Маллин попытался приподнять несчастного, но вдруг Гудини открыл глаза и крепко сжал ногами его голову. Детектив трепыхнулся пару раз и опустился на пол. Гудини ухватился рукой за трубу и, быстро освободившись от петли, спрыгнул на пол. Снял с пояса Маллина связку ключей, сунул в карман его пистолет и выбежал на лестницу. Поднялся на второй этаж, прошел незамеченным мимо кабинетов и припал к окну в конце коридора, которое выходило на Бауэри-стрит.
На площадке перед полицейским управлением царила обычная суета. Непрерывно гудели сирены. Недавно в танцзале на Чатем-сквер случилась поножовщина, и полицейские привезли бандитов и девиц легкого поведения.
Среди шума и гама никто не услышал треск разбитого стекла и глухой звук, когда Гудини мягко спрыгнул на крышу автомобиля.

Только через некоторое время полицейские заметили человека в белой изодранной рубашке, поразительно похожего на великого Гудини, который вскочил на один из стоящих на площадке мотоциклов. Мощный двухцилиндровый двигатель закашлял, зарычал, и мотоцикл рванул вперед. Ловко маневрируя между экипажами и пешеходами, Гудини выехал на перекресток, где его ждал полицейский патруль. Он затормозил, а затем газанул прямо на них, подняв машину на заднее колесо.
Полицейские были вынуждены расступиться, и Гудини, свернув направо, со свистом пронесся по Принс-стрит, вылетел на Уэст-стрит и прибавил скорость до шестидесяти миль в час. Слева промелькнула река Гудзон. Гудини пригнулся, отвернул лицо от ветра и еще сильнее нажал педаль газа.

«Нью-Йоркский экспресс» вынырнул из туннеля и помчался по эстакаде над городскими улицами. Эбигейл продолжала путь к головному вагону на несколько шагов впереди кондуктора. Задерживалась в тамбуре, чтобы перевести дух, и, завидев его фуражку, поспешно двигалась дальше.
В одном вагоне, где было больше пассажиров, кто-то схватил ее за руку. Она попыталась вырваться, но Бесс Гудини держала крепко.
– Что ты надумала?
– Оставьте меня, – огрызнулась Эбигейл, высвобождая руку.
– Но мы же хотим тебе помочь.
– Мне не нужна ваша помощь. Отстаньте. Дайте спокойно уйти, а сами возвращайтесь к обычной жизни.
– Но тебе угрожает опасность, – возразила Бесс, понизив голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27