Не исключено, что ночью тебе придется опять вернуться в трюм. Парни из гвардии начинают охоту на заложников. Если будешь бродить по палубам, как пить дать изобьют и швырнут в грузовой отсек. А пока ты в трюме, сколько ни жди, Аои тебе не видать. Поэтому я и привел тебя сюда. В этой каюте мы с друзьями-гвардейцами обычно трахаем телок и курим травку. Вот я и решил спрятать тебя здесь.
– Понятно, – сказал Мицуру, достал из бумажника десять тысяч иен и дал Харуо.
Оба остались неудовлетворенными. Харуо взял деньги, щелкнул с досады языком и, бросив на прощание:
– Если Аои появится, заплатишь остальное! – покинул каюту.
Мальчуган исподлобья пожирал глазами Мицуру. Тот передал ему один рисовый колобок, а остальное одним махом запихнул в себя. Набив желудок и опьянев от вина, он почувствовал, как отяжелели чресла, и тотчас потонул в качающейся постели.
Кара запором
Когда он проснулся, за иллюминатором было уже темно. На соседней кровати спал, свернувшись, ребенок. Рядом с ним, так же свернувшись и обхватив ребенка руками, спала женщина. На какое-то мгновение он подумал, что это Аои, но волосы у женщины были другие и пахла она иначе.
Он уже не удивлялся вторжению незнакомых людей. Его больше мучили накопившиеся в желудке газы. Вот уже два дня он не ходил по большой нужде. И сознание, и прямая кишка стали тупиком, подобно грузовому отсеку. От этого корабля у него несварение. Если б только он смог встретиться с Аои, наверняка бы сразу избавился и от запора, и от уныния. Извергнуть одним махом все, что засело в желудке, вдохнуть свежий воздух с запахом травы и под голубыми небесами, на летнем лугу, где все что ни есть сияет и лучится, обвеваемое легким ветерком, соединиться с только что поднявшейся из воды Аои… Рисуя в воображении как можно более красочные и бодрящие картины, он поднатужился и выпустил понемногу газы, накопившиеся в желудке. Тотчас от распространившейся вони проснулись ребенок и женщина. Мицуру удрученно заперся в туалете. К сожалению, первый шаг к светлой мечте над унитазом оказался шагом на месте. Вероятно, кроме всего прочего, запор усугублялся недостатком движения. На душе стало еще гаже. Очевидно, одно только выпускание газов ничего не даст. Давление в желудке от этого возрастает, того гляди, не останется прохода для газов. Все что угодно, только не смерть от запора!
Когда Мицуру вышел из туалета, женщина и ребенок уже вылезли из постели и, стоя, смотрели на него с улыбками на лицах.
– Ну же, присядьте. – Мицуру предложил им стулья, а сам опустился на кровать. – Я не успел спросить, как вас зовут.
Он сказал это по-японски, но они ничего не поняли. Женщина достала из своей дорожной сумки бумагу и карандаш и написала по-китайски: «Как вы себя чувствуете?» Мицуру в ответ написал одно слово: «Запор». Женщина написала: «Ложитесь». Мицуру, ничего не подозревая, лег, и в ту же минуту женщина внезапно ткнула ему пальцем в промежность, возле заднего прохода. Мицуру инстинктивно сжался. «Это еще что такое!» – возмутился он. Женщина начала оправдываться, застенчиво улыбаясь, но смысла он не понял. Мицуру нацарапал: «Проститутка не требуется. До свидания». Женщина перечеркнула его строки карандашом, приписала: «Я не проститутка», – и отвернулась. Она, по-видимому, не собиралась уходить, поэтому он попробовал по-английски спросить, как ее зовут и что она здесь делает. Женщина, перестав сердиться, написала: «Го Янь-янь». Он понял, что это ее имя. Ребенка звали Сяо-мань. Ни с помощью английского, ни с помощью карандаша не удалось узнать, почему она находится здесь и что намерена делать. Как он ни складывал на бумажке иероглифы, она не понимала, о чем он толкует. Попытался объясниться на языке жестов, но и это ни к чему не привело. Только услышав, как ребенок обращается к ней «Ma!», догадался, что она его мать, после чего его напряжение немного ослабло. Но его по-прежнему смущала эта странная парочка: мать, тыкающая незнакомому мужчине в пах, и молча наблюдающий сынок.
Мицуру написал: «Где отец?» – и показал малышу. Тот, склонив голову набок, вывел: «Папа умер». К этому Яньянь приписала: «Муж умер насильственной смертью», – во всяком случае, так он истолковал ее иероглифы. Он не решился спросить, кем был ее муж и почему умер.
Разговор прервался. Яньянь шепнула что-то на ухо сыну и подтолкнула его к выходу. «Куда он идет?» – спросил Мицуру. Женщина написала: «Сяомань пошел искать женщину, больную лунатизмом». Очевидно, они собирались помочь ему отыскать Аои. Мицуру поблагодарил, сказав: «Се-се», и проводил мальчика до дверей. Он хотел выйти вместе с ним в коридор, но Яньянь его остановила. Он послушно ей подчинился. Харуо сказал, что с наступлением ночи гвардейцы начнут охоту на заложников. Чтобы убить время? Чтобы разрядить избыток энергии? Стать орудием для разминки застоявшихся в бездействии гвардейцев, нет уж, спасибо. Ему стало ужасно жалко Вельветмена, который, ничего не подозревая, мог легко стать жертвой жестокого избиения. В условиях этого балагана под названием «военное положение» можно только позавидовать детям, которые свободно снуют по всему кораблю.
Так-то оно так, но не подвергается ли опасности и Аои, блуждая одна по ночам? Что, если ее схватят озверевшие гвардейцы и изнасилуют? Харуо сказал, что Аои стала наложницей Брюса Ли. Если этот человек с шутовским именем и есть закулисный руководитель, Аои находится в безопасности? Нет, еще неизвестно, что ей угрожает от самого этого закулисного махинатора. Примерно через час Сяомань вернулся. Он доложил матери о результатах, и она написала его слова на бумажке. Мицуру понял, что тот повсюду искал Аои в толпе, но не нашел.
Кара запором продолжалась.
Яньянь предложила Мицуру чай и печенье. Когда их глаза встречались, она едва заметно улыбалась, стараясь его не обидеть. Время от времени она, запинаясь, робко заговаривала с Мицуру, ласково бранила балованного сына, точно у себя дома. Как-то само собой Мицуру превратился в гостя, приглашенного к чужому семейному очагу.
У Сяоманя слипались глаза. Понукаемый матерью, он торжественно сказал Мицуру: «Вань-ань», и забрался в постель. Яньянь, повернувшись спиной к Мицуру, начала переодеваться. Уставившись на откинувшуюся назад плотную спину, он захотел прижаться щекой к ее гладкой белизне. Женщина, точно почувствовав его взгляд, медленно повернулась. Мицуру поспешно опустил глаза, смущенно почесывая лоб. Решив, что уже можно, он поднял голову, но она, полураздетая, все еще смотрела в его сторону, прикрывая руками груди. Не зная, куда девать глаза, он бросился на кровать и зарылся лицом в подушку.
Спустя несколько часов в коридоре внезапно послышался шум, и Мицуру проснулся. Яньянь как раз собиралась выйти из каюты. Качка продолжалась, но двигатель не работал. Взглянул в иллюминатор, но там не было ничего, кроме моря, блестевшего, как чешуя, при свете луны и бортовых огней.
Примерно через час судно возобновило движение, Мицуру вновь погрузился в сон, Яньянь не возвращалась.
Когда он проснулся в следующий раз, двигатель корабля вновь замер. Сяомань спал, Яньянь все еще не пришла, в иллюминаторе смутно виднелись очертания острова. Но, судя по тому, что на острове не было никаких огней, он был необитаем.
Наконец наступило утро. Зайдя на цыпочках в загаженный гальюн, нашел унитаз почище, присел, и тотчас вода там вскипела фонтаном, вверх хлынуло дерьмо, затопляя все вокруг. Выбравшись из этого «дерьмового» сна, Мицуру обнаружил, что население каюты увеличилось на одного человека. Каюта была наполнена вонью гниющих водорослей и животного жира, а обладатель этих запахов спал без задних ног, прилипнув, как слизняк, к полу. В этот момент Сяомань тоже проснулся и, заметив этого, казалось, насквозь отсыревшего человека, преспокойно разлегшегося посреди каюты, завопил:
– Цзю-цзю!
Мать цыкнула на него и с выражением мольбы на лице пыталась угадать реакцию Мицуру.
– Кто это? – спросил Мицуру, указывая пальцем на спящего мужчину.
Она схватила лист бумаги, лежавший у изголовья, и написала: «Мой младший брат». Младший брат Яньянь, значит, Сяоманю дядя – «Цзю-цзю».
Семья разрасталась.
В иллюминаторе загорелась заря. То и дело доносились шаги проходивших по коридору. Звук шагов обязательно сопровождался звяканьем металла и криками. Приближались к порту, и охота гвардейцев на заложников достигла апогея. Если легкомысленно выйти в коридор, устроят темную, накинут мешок, изобьют и, не исключено, швырнут в холодильное отделение. Но и в каюте нельзя чувствовать себя в полной безопасности. Опасаясь, как бы гвардейцы не ворвались в каюту, Мицуру заперся на ключ в туалете.
Когда судно подошло к берегу и двигатель заглох, в коридоре затихло. Освободить желудок не удалось, и Мицуру вышел из туалета, придерживая рукой отяжелевший, точно залитый цементом, живот.
Спавший мужчина проснулся. На смуглом лице пробивалась щетина, ворот рубахи лоснился от грязи. Этот бездомный и есть новый член семейства? – Мицуру отстраненно наблюдал за мужчиной. Тот постарался понравиться ему, поспешив продемонстрировать, что немного говорит по-японски.
– Меня зовут Го Шаолун. Прошу любить и жаловать. Я люблю Японию.
– Вот как? Будь мы в Японии, я, пожалуй, смог бы для вас что-нибудь сделать, – ответил Мицуру, решив, что и этот просит его стать своим поручителем.
– Сейчас в Китае жестокая конкуренция.
– Еще бы, при таком-то населении.
– В Китае главное иметь связи.
– Да, следует поддерживать семейные отношения.
– Я ненавижу Китай.
– Не стоит об этом говорить. Хотя бы потому, что Китай есть во всех уголках земного шара.
– Вы правы.
– Взять наше судно. Оно оккупировано китайцами.
– С судном все иначе.
– Что иначе?
– Это судно свободно. Здесь ни Китай, ни Япония.
– Вот и надзиратель в трюме то же говорил. Однако меня свободы лишили.
– Свобода – это хорошо.
– Я особенно остро чувствую это здесь и сейчас. А что вы делаете на корабле?
– Я беженец, я пытался переправиться по морю.
– А теперь живете здесь?
– Хочу жить на этом судне. Это судно большое. Точно город. Прежде чем попасть сюда, я плыл по морю на лодке. Я отдал все, что у меня было, чтобы уплыть на лодке из Фучжоу.
– Другими словами, до вчерашнего вечера вы были беженцем?
– Именно. Сестра с сыном, заплатив все деньги, оставшиеся после мужа, получили паспорта и сели на этот корабль в Шанхае. Им крупно повезло! Многие желающие остались на берегу. Только те, у кого есть связи, живут припеваючи. У сестры и ее сына связей нет. Но они смогли попасть на корабль, и все это благодаря господину Ли. Я решил, что если отплыть в море, есть большая вероятность, что подберет этот корабль, поэтому я сел в лодку. Как же все удачно сложилось! Прошлой ночью, когда меня подняли на борт и я вновь увидел сестру, я разрыдался.
Мицуру внимательно слушал исповедь Шаолуна, ему и в голову не приходило, что, пока он спал, произошла такая патетическая встреча брата и сестры. Одежда, как у бездомного бродяги, и стойкий соленый запах свидетельствовали, что еще вчера этого человека носили волны Восточно-Китайского моря.
– И куда же вы направляетесь?
– Не знаем. Беженцев много. В Китае нет ни свободы, ни будущего. Но и у беженцев нет свободы. А будущее темно. Плывя на этом судне, можно быть свободным. В море – свобода. Я хочу быть свободным. Я никуда не хочу. Хочу плыть на этом корабле.
Шаолун бормотал, точно распевал заклинания. Вскоре его бормотание перешло на китайский. Мицуру не понимал, на каком диалекте тот говорит. Яньянь произнесла что-то веселым голосом, чтобы приободрить сына. Сяомань зашептал, ластясь к ней. Шаолун, видимо придя в себя, сказал:
– Я голоден.
Мицуру достал из бумажника две купюры по тысяче иен и какую-то мелочь и вручил Сяоманю. Все трое, точно только этого и ждали, хором сказали:
– Се-се.
Яньянь и Сяомань принесли еды. В трех эмалированных мисках – вареный рис, суп и жареная курятина. Все четверо сели в кружок и принялись есть, разложив еду по чашкам. Мицуру смотрел, как на что-то ностальгически знакомое, как члены семьи кладут на рис мясо и, помешивая, поливают подливой.
– А вы почему не едите? – спросил Шаолун, но Яньянь тотчас что-то шепнула ему на ухо.
– Скрепило? – кивнул он понимающе. – Сестра вылечит. Пусть надавит на «точку», помогающую от запора.
Несмотря на то, что они еще не кончили есть, его тут же положили навзничь на кровать. Палец Яньянь впился сантиметров на десять правее пупка. Он сомневался, будет ли толк от этой «пальце-терапии», как вдруг ее палец устремился к его промежности, справа от заднего прохода. После инцидента в библиотеке он поначалу остерегался пальца Яньянь, но, увидев, что она озабочена исключительно тем, чтобы избавить его от запора, скоро проникся к ней доверием. Прошло полчаса, прежде чем эффект от ее манипуляций достиг желудка. Усевшись над унитазом, Мицуру напрягся, тужась выдавить спекшийся, как цемент, кал. Из-за двери доносился ободряющий голос Шаолуна:
– Не сдавайтесь!
Сяомань, повторяя только что заученную японскую фразу, радостно вопил:
– Не сдавайтесь!
Вскоре уже все трое принялись своими дружными криками помогать Мицуру испражниться. Мицуру, едва не падая в обморок, напрягся и смог выдавить несколько жалких бурых колбасок. На этом битва закончилась, и он вышел из туалета. Шаолун бросился пожимать ему руку. Мицуру поблагодарил Яньянь, погладил Сяоманя по головке и без сил опустился на кровать. Б заднем проходе жгло. Все тело ниже пояса сковала усталость, и это было счастье.
Освободившись от кары трехдневным запором, Мицуру положил в свою чашку то, что не доели его новые сожители, и им вослед стал отправлять палочками в рот рис и курятину.
Четвертая империя?
Судя по всему, «Мироку-мару» по-прежнему бороздила Восточно-Китайское море. Об этом свидетельствовали запахи, наполнявшие воздух, и цвет воды. Когда судно движется, неодолимо хочется спать. Но это не значит, что удастся крепко уснуть. Мицуру видел прерывистые сны. Видеть сны было теперь единственным утешением. Даже кошмары, пока они не переступали границ сновидений, были предпочтительней действительности. Ему приснилось, будто он принимает ванну вместе с Яньянь. Она томно повернула в его сторону белую, гладкую спину. Приникнув ухом к ее спине, он слушает удары сердца. Ему кажется, что ее сердце передает какое-то важное сообщение. Вначале он различает ровный, плавный, убаюкивающий напев моряцкой песни. Но внезапно удары сердца учащаются, переходя в яростный, синкопический ритм. Похожую музыку он часто слышал в детстве. Ну конечно же, это увертюра к «Вильгельму Теллю»! Внезапно ритм сбивается. Яньянь тяжело дышит и дрожит. Ее сердце отчаянно колотится, торопится что-то передать ему, и он напрягает слух, пытаясь расшифровать его удары.
Наконец до Мицуру доходит сообщение, точно поднявшаяся со дна глубоководная рыба:
«Этосудноплыветвмириной».
Мицуру невольно отрывает ухо от спины Яньянь и через плечо заглядывает ей в лицо. Но перед ним уже Мисудзу.
Мицуру сквозь сон выбирается из ванны, чтобы убедиться, что Яньянь находится в каюте. Она учит Сяоманя писать иероглифы.
И еще был сон.
Мицуру видит Аои в комнате, отделенной от него стеклом. Это точь-в-точь ее комната в Ивакуре, та же кровать, тот же плюшевый тюлень. Но расположена она на корабле. Спиной к нему на полу сидит, скрестив ноги, голый по пояс мужчина. Взгляд Аои прикован к его паху. Рот полуоткрыт, на губах играет предвкушающая улыбка.
Она что-то шепчет мужчине, но через стекло не доносится ни звука. Мицуру догадывается, что сейчас он станет свидетелем полового акта, стучит по стеклу, надеясь удержать Аои, но она не обращает на него ни малейшего внимания. Охваченный обидой и ревностью, Мицуру судорожно лупит по стеклу. И вдруг стекло покрывается паром, и уже не видно, что за ним происходит. Он трет ладонью по стеклу, но ничего не видно. Моросит дождь. Теплый, мягкий дождь омывает его тело. Дождь пахнет плодами гингко.
Мицуру вновь просыпается, каюта полнится запахом китайских пельменей. Шаолун, сделав знак рукой, приглашает его:
– Поешьте с нами!
Такое впечатление, что провел на этом корабле уже несколько месяцев. Отчего-то дни, проведенные с Аои на суше, кажутся далеким прошлым. Наверно, потому, что на море время проходит как во сне…
Внезапно чья-то рука снаружи отперла запертую изнутри дверь. В каюту вошел Харуо. Мицуру поднял голову – конец передышке?
– Брюс Ли выступает с речью перед заложниками, – возвестил Харуо. – У тебя есть шанс встретиться с Аои. Беги в дискотеку!
Итак, на сцену выходит босс, средоточие ненависти заложников. Харуо, подхватив Мицуру под руку, точно препровождая его, поспешил по коридору. Гвардейцы, обходя каюты, выгоняли заложников и направляли в ту же сторону. Стуча каблуками башмаков, хохоча, они пихали испуганных людей, трясясь под ухающий ритм, доносящийся из дискотеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31