Потом то же лицо стало встречаться ей в ресторанах, и она могла уже лучше к нему приглядеться, оно ей даже нравилось, но не более того. Она обычно была с друзьями или коллегами, но он всегда был один и не смотрел на нее.
До тех пор, пока однажды вечером, возвращаясь с фильма Феллини, который шел в одном из кинотеатров на Второй авеню, она едва не натолкнулась на него. На этот раз она была одна, и он улыбнулся ей.
– Не думаете ли вы, что пришло время нам с вами поговорить? – спросил он.
Первое, что пришло ей в голову, когда она поглядела на него с близкого расстояния, запомнилось надолго: он напоминает какого-нибудь принца эпохи Возрождения с полотна Тициана.
– Вот уж не думала, что вы тоже меня замечаете.
Он несколько секунд молча смотрел на нее, потом сказал:
– Как может кто-то не заметить вас?
Они зашли в ближайшую забегаловку и просидели, разговаривая и глазея друг на друга, до двух часов ночи.
Тем же самым они занимались и следующие четыре вечера. Для нее это не составляло проблемы. Генри пришлось уехать из города в связи с расследуемым делом, и вернуться он должен был не раньше чем через две недели.
На пятый вечер она пригласила его пообедать. До этого времени между ними не было ничего – ни поцелуев, ни даже рукопожатий “со значением”. И ей именно это ужасно нравилось. Все еще потрясенная ужасами Стратфорда, она радовалась просто его присутствию рядом с ней. Но при этом ее несколько удивляло поведение Витторио. У него-то какие проблемы?
Это открылось в тот же вечер.
Он подождал, пока они поели и начали не торопясь допивать оставшееся вино. Потом он говорил ей, что не хотел портить такой восхитительный обед.
Первым долгом он отставил в сторону бокал с вином, взял ее руку в свои ладони и немного посидел так. Потом сказал:
– Я должен задать вам несколько вопросов.
– Почему бы и нет?
– Они могут показаться вам странными, но все-таки дайте мне эту возможность. Есть ли у вас враги, вам известные? Я имею в виду настоящих врагов, способных причинить большое зло?
Она было подумала, что он шутит, но потом увидела выражение его глаз.
– О каком таком большом зле идет речь?
– О самом худшем. Например, о смерти.
Она молча уставилась на него.
– Я не шучу, Айрин.
Она вдруг перепугалась. Его первые мимолетные появления, их необычная встреча… все встало на свои места.
– Господи, да кто же вы такой? Коп?
– Нет. – Холодная отчужденность разлилась по его лицу. – Я тот, кому поручили избавиться от вас.
Сердце у нее заколотилось так, словно вот-вот выскочит из груди.
– Прошу вас, не бойтесь, – сказал он. – Я не трону вас.
Именно в эту секунду она почувствовала, что перспектива умереть не кажется ей такой уж страшной.
– Это то, чем вы занимаетесь? Избавляетесь от людей?
Витторио молчал. Он все еще удерживал ее руку и теперь медленно поднял ее к губам, потом прижал к щеке. Ее тронула нежность его жеста.
– Кто же вас послал? – спросила она.
– Человек, на которого я работаю. Но это лично его не касается. Он вас даже не знает. Выполняет еще чью-то просьбу.
– А вы не представляете, кто бы это мог быть?
Он покачал головой:
– Я думал, может, вы это знаете.
Она, конечно, знала. Но само это знание пронизало ее холодом. Генри, подумала она, и еще раз глубоко осознала все безумие недавней смерти Люси и Хола, безумие, ожидавшее теперь и ее. Как он мог? Глупый вопрос. Да так же точно, как он мог недрогнувшей рукой застрелить Люси. Чтобы защитить себя. Но в случае с ней он допустил ошибку, наняв постороннего человека.
Но все это имело уже чисто академический интерес. Сейчас ее больше всего занимало ласковое, необычное обращение человека, сидящего возле нее, – если он и в самом деле киллер, то явно спятил.
– Я юрист, – спокойно заговорила она. – Постоянно работаю в контакте с другими юристами. Имею дело с контрактами, мы определяем их законность. Если находим несоответствия, то ведем переговоры или обращаемся в суд. Мы не нанимаем убийц, чтобы от кого-то избавиться.
– Тогда предположим, что кому-то надоело вести переговоры и отправляться в суд.
Она вгляделась в него и спросила:
– Если вас послали убить меня, почему вы сидите здесь и держите меня за руку?
– Потому что я не убиваю женщин.
– Как это галантно! А детей?
Витторио промолчал.
– Вы хотите сказать, что я еще не убита из-за принципа?
– Нет. С вами дело вовсе не в этом. Вот поэтому я и занят решением одной маленькой проблемы.
– Какой же?
– Как нам обоим сохранить жизнь. – Он улыбнулся и поцеловал ей руку. – Но вы, конечно, не понимаете, о чем я веду речь, верно?
Она покачала головой, пораженная тем, насколько легко и просто этот странный и красивый человек говорит о смерти.
– Вот послушайте, как это выглядит, – заговорил он. – В ту самую минуту, как станет известно, что я не сделал свою работу, кто-то еще явится убить нас обоих. Так что придется искать какой-нибудь выход.
Она сидела широко раскрыв глаза: чужой, незнакомый мир открылся ей.
– И вы делаете все именно так?
– Нет. Не так. Я много об этом думал. Я могу сделать больше и лучше и совсем иные вещи, чем те, какие я делал раньше. Они дали мне вас, и это единственный повод, в котором я нуждался.
– Но вы меня совсем не знаете, Витторио.
– Я знаю, что у меня замирает сердце, когда я смотрю на вашу нижнюю губку. Этого достаточно для начала.
Тогда он и поцеловал ее в первый раз.
В ретроспективе все выглядело очень мило и романтично, а тогда, в те дни, которые последовали за их разговором, она натерпелась страху. К тому же надо было разработать план во имя спасения их жизней, и это не давало возможности особенно сосредоточиться на внутренних порывах и внешних проявлениях зарождающейся любви.
Витторио настойчиво спрашивал ее о предполагаемом враге, и она в конце концов придумала для него свою главную ложь о той группе людей, махинации которых она якобы обнаружила.
Чего она никак не могла, это рассказать Витторио правду о Генри Дарнинге. Это не имело ничего общего с ее прежним чувством к Генри. Оно умерло вместе с горьким пониманием того, что он с холодным сердцем вычеркнул ее из жизни. Хранить молчание о Генри ее вынуждали только собственные жизненно важные интересы.
Она была знающим юристом и, разумеется, понимала, что не могла бы выступать в качестве свидетеля обвинения по делу о жестоком двойном убийстве, о котором она не просто не сообщила полиции, но и помогала скрыть его от правосудия.
Помимо всего прочего, она не имела намерения даже намекнуть Витторио на истинный характер своих отношений с Дарнингом. Там было скрыто слишком много постыдного и уродливого. Единственным поводом обратить внимание Витторио на Генри послужил план инсценировки ее смерти.
Витторио ломал голову над тем, как добиться, чтобы исчезновение его и Айрин выглядело убедительным для следствия, и пришел в полный восторг, когда она упомянула о том, что умеет управлять самолетом и что у нее даже есть пилотские права.
– Господи Иисусе, да вот оно! – воскликнул он. – Может, у тебя и самолет есть?
– Нет. Но он есть у одного из партнеров фирмы, который иногда позволяет мне пользоваться этим самолетом.
– Великолепно. Как его зовут?
Даже тогда она с трудом вынудила себя произнести два слова:
– Генри Дарнинг.
Витторио стиснул ее в объятиях.
– Этот парень решает все наши проблемы. Я его люблю.
Айрин не разделяла это чувство.
Девять лет спустя ирония этого положения вернулась к ней на новом витке спирали. Подобное движение вообще свойственно многим вещам.
Например, страху.
Почему, ну почему она не чувствовала себя в безопасности все эти годы и к тому же на расстоянии четырех с половиной тысяч миль?
Очередной глупый вопрос.
Да потому что Генри Дарнинг все еще жив. Мало того, он теперь министр юстиции Соединенных Штатов, наделенный властью явной и тайной, а также неограниченными возможностями.
Но ведь она, Айрин Хоппер, официально мертва.
Да. Однако и в этом заключалась какая-то особая печаль, некое чувство угасания. У нее не было ни братьев, ни сестер, родители умерли, так что оплакивать ее уход из жизни некому. А их с Витторио совместное существование, которое могло бы и продолжаться, основано на давней лжи.
Что касается Витторио, он должен жить со своей собственной ложью по отношению к неизвестному Айрин боссу, который все еще полагает, что его верный солдат выполнил порученное задание. Значит, опасность грозит и отсюда.
Глава 40
Витторио в полном молчании слушал всхлипывающую женщину, которую он любил как Пегги Уолтерс. Он когда-то разок попробовал ЛСД – от этого все вокруг словно осветилось дрожащим лиловым светом. Сейчас он испытывал почти то же самое ощущение. Эмоции проходили сквозь него, словно призраки, а вот факты, связанные с похищением сына, выступали твердой поступью, как на параде. Это отупляло его и расслабляло.
Закончив свой рассказ, Пегги снова расплакалась.
– Господи милостивый, что же я натворила, – всхлипывала она. – Ты должен ненавидеть меня.
Она крепко зажмурилась, чтобы удержать слезы, а Витторио в оцепенении смотрел на нее.
– Как бы я мог тебя возненавидеть? У меня ничего нет, кроме тебя. Разве ты этого до сих пор не поняла?
– Нет, я сама себе противна. Я вся в грязи и не могу очиститься. Я так не хотела, чтобы ты узнал о Генри и обо всей этой мерзости. Но теперь ты знаешь.
Теперь я знаю.
Витторио чувствовал себя так, словно внутри у него что-то кровоточило. Он поднял жену с кресла, обнял ее, стараясь, чтобы руки у него не дрожали.
– Это мое наказание, – шептала она. – Если бы я рассказала тебе раньше, ты мог бы…
– Перестань. Нет никакой возможности сделать что бы то ни было заранее. – Он погладил ее по волосам, все еще мягким и шелковистым несмотря на то, что она их столько лет красила. – Но теперь мне яснее ясного, что пора действовать.
Мэри Янг проснулась и лежала на кровати рядом с Джьянни Гарецки, который еще спал. Постель пахла сыростью, была слишком мягкая и к тому же скрипела при малейшем движении. Она казалась такой же старой, как дом, а дом – еще старше, чем горы вокруг него.
Но здесь царил глубокий, почти всепоглощающий покой, и Мэри это нравилось. Как будто бы покой этот сам по себе мог уменьшить непокой в ее душе.
Довольно, решила она.
Ей необходимо бежать отсюда как можно скорее. Какой прок от того, что она будет здесь крутиться? Что ей теперь остается – бить себя в грудь и посыпать голову пеплом из-за похищенного мальчика? Она уже внесла свой вклад. Спасла их жизни и поставила под угрозу свою жизнь, предупредив Витторио и его жену об убийцах в “мерседесе”. Очень плохо, что она ничем не может помочь их сыну, но не все же вам удается.
Ее ждал миллион. Единственно разумный шаг сейчас – забрать этот миллион и бежать, пока есть такая возможность.
Прощай, Джьянни.
Она посмотрела на него сонного и неожиданно растрогалась.
Все это было так прекрасно, а?
Да.
Но задержись она здесь минутой дольше, чем нужно, и пули наделают в ней столько же дырок, сколько в Джьянни, Витторио и Пегги. Если сам министр юстиции Соединенных Штатов со своими подручными желает, чтобы вы стали покойником, вы им и становитесь. Остальное детали.
Она больше ничем не могла им помочь. А если они откроют ее связь с Дарнингом, то убьют ее сами. И кто бы их осудил за это?
Я уеду завтра.
Да, как говорится, ничто хорошее не дается даром.
Глава 41
Витторио подождал, пока будет готов утренний кофе.
– Прошлой ночью, – заговорил он, когда кофе был уже на столе, – мне сказали, кто скрывается за всей этой историей.
Жена сидела рядом с ним, а он обращался к Мэри Янг и Джьянни Гарецки.
Джьянни просто посмотрел на него.
У Мэри лицо застыло и дышало холодом.
Пегги смотрела в чашку с кофе.
За окнами кухни наступившее утро и затянутое дымкой солнце высветили дикую красоту горного пейзажа. Но напрасно: никто из сидевших в кухне не обратил на это внимания.
– Это глава нашего министерства юстиции, – продолжал Витторио. – Генри Дарнинг. Министр юстиции Соединенных Штатов.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Почти как в безвоздушном пространстве.
Первым решился заговорить Джьянни.
– Это что, шутка такая?
– Хотел бы, чтобы оно так и было.
– Не понимаю, – сказала Мэри Янг. – Здесь нет телефона, а вы всю ночь провели в доме. Кто мог вам сообщить?
– Моя жена.
Мэри и Джьянни уставились через стол на Пегги. Она никак не отреагировала на это.
– Боюсь, что тут замешаны личные отношения, – снова заговорил Витторио. – Я хотел предупредить вас, пока вы еще можете выпутаться из этой истории.
Слова повисли в воздухе. Холодно было в старом доме с толстыми стенами, сырость собиралась каплями на оконных стеклах, и капли эти мало-помалу стекали вниз, на пол. Солнечный луч проник в комнату и застрял в паутине.
– Это обстоятельство меняет все, – сказал Витторио. – Выходит, это не просто идиотское нападение мафии. Тут могут быть замешаны все на свете: целая армия полиции, федеральные агенты, Интерпол, мафия и один Бог знает, кто еще.
Батталья медленным движением поднял чашку и отпил кофе. Потом взглянул на жену, и Джьянни вдруг точно по наитию понял, как ужасно для них обоих все происшедшее. Рассказать Витторио то, что она рассказала, Пегги вынудило похищение сына.
– Что ты собираешься делать? – спросил Джьянни у Витторио.
– Собираюсь вернуть моего мальчика.
– А ты знаешь, кто его похитил?
– Нет, но узнаю.
– Ты так уверен?
Витторио кивнул.
Джьянни сунул в рот сигарету и зажег ее. Твердой и неторопливой рукой.
– И ты полагаешь, что я просто уберусь отсюда и оставлю тебя одного?
– Именно так. Если только ты не поглупел с годами.
Они пристально поглядели друг на друга.
– Выслушай меня, – начал Витторио. – Если бы эти сволочи не похитили нашего мальчика, мы с Пегги смылись бы отсюда, не медля ни минуты. Как я уже сказал… это история личная. Она не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к Мэри. – Витторио даже улыбнулся слегка. – Так что езжай-ка ты домой и занимайся живописью. Это лучшее, что ты можешь сделать. Может, я завистлив, как черт, но я еще и горжусь тем, что сделал ты. В самом деле, дружище, мы нуждаемся в замечательных и живых художниках куда больше, чем в скверных, мертвых стрелках.
– Конец дискуссии.
Мэри Янг и Джьянни Гарецки приехали в аэропорт Неаполя с достаточным запасом времени, чтобы успеть вернуть взятые напрокат машины и заказать места на двенадцатичасовой рейс до Рима, а дальше – на Нью-Йорк.
Они сидели в кафе и выпивали на прощанье, когда была объявлена посадка на их самолет.
Джьянни посмотрел на Мэри через столик.
– Я не лечу, – сказал он.
В кафе было сумрачно, прохладно и тихо, как бывает в перерыве между рейсами. Мэри медленно огляделась, она словно бы и не слышала обращенных к ней слов.
– Ты меня слышала? – спросил Джьянни.
– Да.
– Ну и?
– И что? – переспросила она. – Ведь ты со мной не советовался. Ты сделал заявление. И при этом хочешь, чтобы я тебе что-то сказала, кроме как “до свидания”?
Джьянни долгим взглядом посмотрел ей в лицо и подумал, в самом ли деле он видит ее в последний раз?
– Ты сукин сын, – ровным голосом произнесла Мэри. – Ты ведь и не собирался никуда уезжать, верно? Ты только разыгрывал меня до объявления посадки. Чего ты опасался? Что я не уеду без тебя? Что закачу тебе грандиозную сцену, повисну у тебя на шее и поклянусь погибнуть вместе с тобой?
Мэри собиралась изобразить самую ослепительную из своих улыбок, но вышла у нее гримаса.
– Ну так вот, можешь не беспокоиться. Я не разделяю твоего желания сгинуть. И твоего чувства вины. И твоей жажды возмездия. Я предпочитаю сесть в самолет и остаться в живых, а не торчать здесь и умереть.
– Я не хочу умирать, Мэри. Но я просто не могу улететь и оставить этих людей наедине с тем, что я на них навлек.
Мэри, казалось, посмотрела на себя с новой, непривычной точки зрения.
– Ты неверно понимаешь все это, – произнесла она негромко. – Ничего ты на них не навлек. Это сделала я, и только я одна.
– Что это значит?
– Никто не выслеживал нас, Джьянни. Тебе не стоит всю оставшуюся жизнь казнить себя за это. Все дело во мне. Еще до того, как мы поехали в Позитано, я позвонила Дарнингу прямо отсюда, из аэропорта, и сказала ему новое имя Витторио и где он живет.
Джьянни вначале не поверил ей. Потом увидел ее глаза – и понял. Кто, кроме нее, мог бы сделать такое? Кто мог этого хотеть? Он был потрясен, ошарашен.
– Что они тебе сделали? – только и сказал он.
– Ничего.
– Тогда ответь, во имя Бога, из-за чего?
– Из-за миллиона наличными.
– Из-за денег?
Отвращение в его голосе заставило ее замолчать.
– Ты использовала меня ради этого? – сказал он.
Ей понадобилось время, чтобы собраться с духом и ответить:
– Это было не так. Не имело отношения к тебе… к нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
До тех пор, пока однажды вечером, возвращаясь с фильма Феллини, который шел в одном из кинотеатров на Второй авеню, она едва не натолкнулась на него. На этот раз она была одна, и он улыбнулся ей.
– Не думаете ли вы, что пришло время нам с вами поговорить? – спросил он.
Первое, что пришло ей в голову, когда она поглядела на него с близкого расстояния, запомнилось надолго: он напоминает какого-нибудь принца эпохи Возрождения с полотна Тициана.
– Вот уж не думала, что вы тоже меня замечаете.
Он несколько секунд молча смотрел на нее, потом сказал:
– Как может кто-то не заметить вас?
Они зашли в ближайшую забегаловку и просидели, разговаривая и глазея друг на друга, до двух часов ночи.
Тем же самым они занимались и следующие четыре вечера. Для нее это не составляло проблемы. Генри пришлось уехать из города в связи с расследуемым делом, и вернуться он должен был не раньше чем через две недели.
На пятый вечер она пригласила его пообедать. До этого времени между ними не было ничего – ни поцелуев, ни даже рукопожатий “со значением”. И ей именно это ужасно нравилось. Все еще потрясенная ужасами Стратфорда, она радовалась просто его присутствию рядом с ней. Но при этом ее несколько удивляло поведение Витторио. У него-то какие проблемы?
Это открылось в тот же вечер.
Он подождал, пока они поели и начали не торопясь допивать оставшееся вино. Потом он говорил ей, что не хотел портить такой восхитительный обед.
Первым долгом он отставил в сторону бокал с вином, взял ее руку в свои ладони и немного посидел так. Потом сказал:
– Я должен задать вам несколько вопросов.
– Почему бы и нет?
– Они могут показаться вам странными, но все-таки дайте мне эту возможность. Есть ли у вас враги, вам известные? Я имею в виду настоящих врагов, способных причинить большое зло?
Она было подумала, что он шутит, но потом увидела выражение его глаз.
– О каком таком большом зле идет речь?
– О самом худшем. Например, о смерти.
Она молча уставилась на него.
– Я не шучу, Айрин.
Она вдруг перепугалась. Его первые мимолетные появления, их необычная встреча… все встало на свои места.
– Господи, да кто же вы такой? Коп?
– Нет. – Холодная отчужденность разлилась по его лицу. – Я тот, кому поручили избавиться от вас.
Сердце у нее заколотилось так, словно вот-вот выскочит из груди.
– Прошу вас, не бойтесь, – сказал он. – Я не трону вас.
Именно в эту секунду она почувствовала, что перспектива умереть не кажется ей такой уж страшной.
– Это то, чем вы занимаетесь? Избавляетесь от людей?
Витторио молчал. Он все еще удерживал ее руку и теперь медленно поднял ее к губам, потом прижал к щеке. Ее тронула нежность его жеста.
– Кто же вас послал? – спросила она.
– Человек, на которого я работаю. Но это лично его не касается. Он вас даже не знает. Выполняет еще чью-то просьбу.
– А вы не представляете, кто бы это мог быть?
Он покачал головой:
– Я думал, может, вы это знаете.
Она, конечно, знала. Но само это знание пронизало ее холодом. Генри, подумала она, и еще раз глубоко осознала все безумие недавней смерти Люси и Хола, безумие, ожидавшее теперь и ее. Как он мог? Глупый вопрос. Да так же точно, как он мог недрогнувшей рукой застрелить Люси. Чтобы защитить себя. Но в случае с ней он допустил ошибку, наняв постороннего человека.
Но все это имело уже чисто академический интерес. Сейчас ее больше всего занимало ласковое, необычное обращение человека, сидящего возле нее, – если он и в самом деле киллер, то явно спятил.
– Я юрист, – спокойно заговорила она. – Постоянно работаю в контакте с другими юристами. Имею дело с контрактами, мы определяем их законность. Если находим несоответствия, то ведем переговоры или обращаемся в суд. Мы не нанимаем убийц, чтобы от кого-то избавиться.
– Тогда предположим, что кому-то надоело вести переговоры и отправляться в суд.
Она вгляделась в него и спросила:
– Если вас послали убить меня, почему вы сидите здесь и держите меня за руку?
– Потому что я не убиваю женщин.
– Как это галантно! А детей?
Витторио промолчал.
– Вы хотите сказать, что я еще не убита из-за принципа?
– Нет. С вами дело вовсе не в этом. Вот поэтому я и занят решением одной маленькой проблемы.
– Какой же?
– Как нам обоим сохранить жизнь. – Он улыбнулся и поцеловал ей руку. – Но вы, конечно, не понимаете, о чем я веду речь, верно?
Она покачала головой, пораженная тем, насколько легко и просто этот странный и красивый человек говорит о смерти.
– Вот послушайте, как это выглядит, – заговорил он. – В ту самую минуту, как станет известно, что я не сделал свою работу, кто-то еще явится убить нас обоих. Так что придется искать какой-нибудь выход.
Она сидела широко раскрыв глаза: чужой, незнакомый мир открылся ей.
– И вы делаете все именно так?
– Нет. Не так. Я много об этом думал. Я могу сделать больше и лучше и совсем иные вещи, чем те, какие я делал раньше. Они дали мне вас, и это единственный повод, в котором я нуждался.
– Но вы меня совсем не знаете, Витторио.
– Я знаю, что у меня замирает сердце, когда я смотрю на вашу нижнюю губку. Этого достаточно для начала.
Тогда он и поцеловал ее в первый раз.
В ретроспективе все выглядело очень мило и романтично, а тогда, в те дни, которые последовали за их разговором, она натерпелась страху. К тому же надо было разработать план во имя спасения их жизней, и это не давало возможности особенно сосредоточиться на внутренних порывах и внешних проявлениях зарождающейся любви.
Витторио настойчиво спрашивал ее о предполагаемом враге, и она в конце концов придумала для него свою главную ложь о той группе людей, махинации которых она якобы обнаружила.
Чего она никак не могла, это рассказать Витторио правду о Генри Дарнинге. Это не имело ничего общего с ее прежним чувством к Генри. Оно умерло вместе с горьким пониманием того, что он с холодным сердцем вычеркнул ее из жизни. Хранить молчание о Генри ее вынуждали только собственные жизненно важные интересы.
Она была знающим юристом и, разумеется, понимала, что не могла бы выступать в качестве свидетеля обвинения по делу о жестоком двойном убийстве, о котором она не просто не сообщила полиции, но и помогала скрыть его от правосудия.
Помимо всего прочего, она не имела намерения даже намекнуть Витторио на истинный характер своих отношений с Дарнингом. Там было скрыто слишком много постыдного и уродливого. Единственным поводом обратить внимание Витторио на Генри послужил план инсценировки ее смерти.
Витторио ломал голову над тем, как добиться, чтобы исчезновение его и Айрин выглядело убедительным для следствия, и пришел в полный восторг, когда она упомянула о том, что умеет управлять самолетом и что у нее даже есть пилотские права.
– Господи Иисусе, да вот оно! – воскликнул он. – Может, у тебя и самолет есть?
– Нет. Но он есть у одного из партнеров фирмы, который иногда позволяет мне пользоваться этим самолетом.
– Великолепно. Как его зовут?
Даже тогда она с трудом вынудила себя произнести два слова:
– Генри Дарнинг.
Витторио стиснул ее в объятиях.
– Этот парень решает все наши проблемы. Я его люблю.
Айрин не разделяла это чувство.
Девять лет спустя ирония этого положения вернулась к ней на новом витке спирали. Подобное движение вообще свойственно многим вещам.
Например, страху.
Почему, ну почему она не чувствовала себя в безопасности все эти годы и к тому же на расстоянии четырех с половиной тысяч миль?
Очередной глупый вопрос.
Да потому что Генри Дарнинг все еще жив. Мало того, он теперь министр юстиции Соединенных Штатов, наделенный властью явной и тайной, а также неограниченными возможностями.
Но ведь она, Айрин Хоппер, официально мертва.
Да. Однако и в этом заключалась какая-то особая печаль, некое чувство угасания. У нее не было ни братьев, ни сестер, родители умерли, так что оплакивать ее уход из жизни некому. А их с Витторио совместное существование, которое могло бы и продолжаться, основано на давней лжи.
Что касается Витторио, он должен жить со своей собственной ложью по отношению к неизвестному Айрин боссу, который все еще полагает, что его верный солдат выполнил порученное задание. Значит, опасность грозит и отсюда.
Глава 40
Витторио в полном молчании слушал всхлипывающую женщину, которую он любил как Пегги Уолтерс. Он когда-то разок попробовал ЛСД – от этого все вокруг словно осветилось дрожащим лиловым светом. Сейчас он испытывал почти то же самое ощущение. Эмоции проходили сквозь него, словно призраки, а вот факты, связанные с похищением сына, выступали твердой поступью, как на параде. Это отупляло его и расслабляло.
Закончив свой рассказ, Пегги снова расплакалась.
– Господи милостивый, что же я натворила, – всхлипывала она. – Ты должен ненавидеть меня.
Она крепко зажмурилась, чтобы удержать слезы, а Витторио в оцепенении смотрел на нее.
– Как бы я мог тебя возненавидеть? У меня ничего нет, кроме тебя. Разве ты этого до сих пор не поняла?
– Нет, я сама себе противна. Я вся в грязи и не могу очиститься. Я так не хотела, чтобы ты узнал о Генри и обо всей этой мерзости. Но теперь ты знаешь.
Теперь я знаю.
Витторио чувствовал себя так, словно внутри у него что-то кровоточило. Он поднял жену с кресла, обнял ее, стараясь, чтобы руки у него не дрожали.
– Это мое наказание, – шептала она. – Если бы я рассказала тебе раньше, ты мог бы…
– Перестань. Нет никакой возможности сделать что бы то ни было заранее. – Он погладил ее по волосам, все еще мягким и шелковистым несмотря на то, что она их столько лет красила. – Но теперь мне яснее ясного, что пора действовать.
Мэри Янг проснулась и лежала на кровати рядом с Джьянни Гарецки, который еще спал. Постель пахла сыростью, была слишком мягкая и к тому же скрипела при малейшем движении. Она казалась такой же старой, как дом, а дом – еще старше, чем горы вокруг него.
Но здесь царил глубокий, почти всепоглощающий покой, и Мэри это нравилось. Как будто бы покой этот сам по себе мог уменьшить непокой в ее душе.
Довольно, решила она.
Ей необходимо бежать отсюда как можно скорее. Какой прок от того, что она будет здесь крутиться? Что ей теперь остается – бить себя в грудь и посыпать голову пеплом из-за похищенного мальчика? Она уже внесла свой вклад. Спасла их жизни и поставила под угрозу свою жизнь, предупредив Витторио и его жену об убийцах в “мерседесе”. Очень плохо, что она ничем не может помочь их сыну, но не все же вам удается.
Ее ждал миллион. Единственно разумный шаг сейчас – забрать этот миллион и бежать, пока есть такая возможность.
Прощай, Джьянни.
Она посмотрела на него сонного и неожиданно растрогалась.
Все это было так прекрасно, а?
Да.
Но задержись она здесь минутой дольше, чем нужно, и пули наделают в ней столько же дырок, сколько в Джьянни, Витторио и Пегги. Если сам министр юстиции Соединенных Штатов со своими подручными желает, чтобы вы стали покойником, вы им и становитесь. Остальное детали.
Она больше ничем не могла им помочь. А если они откроют ее связь с Дарнингом, то убьют ее сами. И кто бы их осудил за это?
Я уеду завтра.
Да, как говорится, ничто хорошее не дается даром.
Глава 41
Витторио подождал, пока будет готов утренний кофе.
– Прошлой ночью, – заговорил он, когда кофе был уже на столе, – мне сказали, кто скрывается за всей этой историей.
Жена сидела рядом с ним, а он обращался к Мэри Янг и Джьянни Гарецки.
Джьянни просто посмотрел на него.
У Мэри лицо застыло и дышало холодом.
Пегги смотрела в чашку с кофе.
За окнами кухни наступившее утро и затянутое дымкой солнце высветили дикую красоту горного пейзажа. Но напрасно: никто из сидевших в кухне не обратил на это внимания.
– Это глава нашего министерства юстиции, – продолжал Витторио. – Генри Дарнинг. Министр юстиции Соединенных Штатов.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Почти как в безвоздушном пространстве.
Первым решился заговорить Джьянни.
– Это что, шутка такая?
– Хотел бы, чтобы оно так и было.
– Не понимаю, – сказала Мэри Янг. – Здесь нет телефона, а вы всю ночь провели в доме. Кто мог вам сообщить?
– Моя жена.
Мэри и Джьянни уставились через стол на Пегги. Она никак не отреагировала на это.
– Боюсь, что тут замешаны личные отношения, – снова заговорил Витторио. – Я хотел предупредить вас, пока вы еще можете выпутаться из этой истории.
Слова повисли в воздухе. Холодно было в старом доме с толстыми стенами, сырость собиралась каплями на оконных стеклах, и капли эти мало-помалу стекали вниз, на пол. Солнечный луч проник в комнату и застрял в паутине.
– Это обстоятельство меняет все, – сказал Витторио. – Выходит, это не просто идиотское нападение мафии. Тут могут быть замешаны все на свете: целая армия полиции, федеральные агенты, Интерпол, мафия и один Бог знает, кто еще.
Батталья медленным движением поднял чашку и отпил кофе. Потом взглянул на жену, и Джьянни вдруг точно по наитию понял, как ужасно для них обоих все происшедшее. Рассказать Витторио то, что она рассказала, Пегги вынудило похищение сына.
– Что ты собираешься делать? – спросил Джьянни у Витторио.
– Собираюсь вернуть моего мальчика.
– А ты знаешь, кто его похитил?
– Нет, но узнаю.
– Ты так уверен?
Витторио кивнул.
Джьянни сунул в рот сигарету и зажег ее. Твердой и неторопливой рукой.
– И ты полагаешь, что я просто уберусь отсюда и оставлю тебя одного?
– Именно так. Если только ты не поглупел с годами.
Они пристально поглядели друг на друга.
– Выслушай меня, – начал Витторио. – Если бы эти сволочи не похитили нашего мальчика, мы с Пегги смылись бы отсюда, не медля ни минуты. Как я уже сказал… это история личная. Она не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к Мэри. – Витторио даже улыбнулся слегка. – Так что езжай-ка ты домой и занимайся живописью. Это лучшее, что ты можешь сделать. Может, я завистлив, как черт, но я еще и горжусь тем, что сделал ты. В самом деле, дружище, мы нуждаемся в замечательных и живых художниках куда больше, чем в скверных, мертвых стрелках.
– Конец дискуссии.
Мэри Янг и Джьянни Гарецки приехали в аэропорт Неаполя с достаточным запасом времени, чтобы успеть вернуть взятые напрокат машины и заказать места на двенадцатичасовой рейс до Рима, а дальше – на Нью-Йорк.
Они сидели в кафе и выпивали на прощанье, когда была объявлена посадка на их самолет.
Джьянни посмотрел на Мэри через столик.
– Я не лечу, – сказал он.
В кафе было сумрачно, прохладно и тихо, как бывает в перерыве между рейсами. Мэри медленно огляделась, она словно бы и не слышала обращенных к ней слов.
– Ты меня слышала? – спросил Джьянни.
– Да.
– Ну и?
– И что? – переспросила она. – Ведь ты со мной не советовался. Ты сделал заявление. И при этом хочешь, чтобы я тебе что-то сказала, кроме как “до свидания”?
Джьянни долгим взглядом посмотрел ей в лицо и подумал, в самом ли деле он видит ее в последний раз?
– Ты сукин сын, – ровным голосом произнесла Мэри. – Ты ведь и не собирался никуда уезжать, верно? Ты только разыгрывал меня до объявления посадки. Чего ты опасался? Что я не уеду без тебя? Что закачу тебе грандиозную сцену, повисну у тебя на шее и поклянусь погибнуть вместе с тобой?
Мэри собиралась изобразить самую ослепительную из своих улыбок, но вышла у нее гримаса.
– Ну так вот, можешь не беспокоиться. Я не разделяю твоего желания сгинуть. И твоего чувства вины. И твоей жажды возмездия. Я предпочитаю сесть в самолет и остаться в живых, а не торчать здесь и умереть.
– Я не хочу умирать, Мэри. Но я просто не могу улететь и оставить этих людей наедине с тем, что я на них навлек.
Мэри, казалось, посмотрела на себя с новой, непривычной точки зрения.
– Ты неверно понимаешь все это, – произнесла она негромко. – Ничего ты на них не навлек. Это сделала я, и только я одна.
– Что это значит?
– Никто не выслеживал нас, Джьянни. Тебе не стоит всю оставшуюся жизнь казнить себя за это. Все дело во мне. Еще до того, как мы поехали в Позитано, я позвонила Дарнингу прямо отсюда, из аэропорта, и сказала ему новое имя Витторио и где он живет.
Джьянни вначале не поверил ей. Потом увидел ее глаза – и понял. Кто, кроме нее, мог бы сделать такое? Кто мог этого хотеть? Он был потрясен, ошарашен.
– Что они тебе сделали? – только и сказал он.
– Ничего.
– Тогда ответь, во имя Бога, из-за чего?
– Из-за миллиона наличными.
– Из-за денег?
Отвращение в его голосе заставило ее замолчать.
– Ты использовала меня ради этого? – сказал он.
Ей понадобилось время, чтобы собраться с духом и ответить:
– Это было не так. Не имело отношения к тебе… к нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52