Во время езды он раздумывал о разговоре с краснокожим, припоминал его выражения и чувствовал серьезное беспокойство, тайную боязнь, в которой не мог дать себе ясного отчета. За умышленной уклончивостью индейца ему виделась измена; он припоминал, как дикарь неоднократно запинался в разговоре с ним. Он опасался, как бы с девушками не случилось какого-нибудь несчастья. Его беспокойство возрастало еще и потому, что он не знал, каким способом убедиться в верности человека, которого он подозревал в измене.
Вдруг в темноте ослепительно сверкнула молния; его конь отскочил в сторону, и две или три пули просвистели в нескольких дюймах от его лица.
Молодой человек выпрямился в седле. Он находился посреди ущелья, глубочайшая тьма окружала его со всех сторон, ему казалось, что вокруг него двигались неясные человеческие фигуры. В ту же минуту раздалось еще несколько выстрелов, одна пуля сбила с него шляпу, несколько стрел пронеслось мимо его лица.
— Изменники! — громко воскликнул дон Мигель; сдавив коня коленями, он взял в зубы поводья, в обе руки — по пистолету и помчался вперед, почти лежа на шее коня. Раздался ужасный военный клич, смешавшийся с бешенными проклятиями.
Дон Мигель промчался как вихрь через толпу неизвестных врагов, стреляя из пистолетов в уже настигавших его разбойников. Болезненные и яростные крики, пули и стрелы неслись за ним; он отчаянно отстреливался, восклицая:
— Измена! Измена!
Вдруг раздался сильный голос:
— Смелее! Смелее! Мы здесь!
В ту же минуту раздалось три выстрела, и три пули врезались в толпу неизвестных врагов, которые в свою очередь вынуждены были защищаться от неизвестных защитников дона Мигеля.
— Ага! — насмешливо воскликнул дон Мигель. — Бой теперь будет равным! Вперед, друзья, вперед! — И они устремились на толпу врагов.
— Бейте его! Бейте его! — рычал человек, с яростью накинувшийся на него со своей саблей.
— А! Так это вы, достойный дон Стефано Коэчо! — воскликнул дон Мигель. — Я знал, что мы еще встретимся, ваш голос выдал вас.
— Смерть ему! Смерть! — ответил тот.
Оба человека сшиблись друг с другом, и тот, в ком дон Мигель узнал дона Стефано, покатился на землю.
— Победа! — кричал дон Мигель, поражая своей саблей всех, кто попадался ему под руку.
Неизвестные ему друзья не отставали от него. Откуда они явились? Этого он не знал, да и спрашивать об этом не было времени. Напавшие враги, несмотря на все усилия, не могли долее удерживать позицию и разбежались во все стороны.
Ущелье было пройдено. Никакое серьезное препятствие больше не останавливало дона Мигеля; он пришпорил коня, и благородное животное удвоило быстроту бега.
Облегченно вздохнув, молодой человек огляделся кругом: его защитников нигде не было видно, они мгновенно пропали, как по волшебству.
— Что это значит? — прошептал он.
В ту же минуту он почувствовал, как будто кто-то кнутом ударил его по левой руке — ее задела пуля. Рана эта напомнила ему настоящее его положение.
Его враги собрались с силами и снова погнались за ним. Впереди себя он слышал шум желтоватых волн речки Рубио, сделавшейся уже бурным потоком; казалось, гнев Божий соединился с гневом людским, чтобы подавить его и уничтожить. Тогда-то им овладел ужас, он счел себя погибшим, и из неустрашимой груди его вырвался стон, услышанный охотниками.
Однако преследователи быстро настигали его. Не колеблясь, не раздумывая более, он устремился с конем в поток; двадцать пуль вспенили вокруг него воду, он смело обернулся, в последний раз выстрелил из своих пистолетов, с криком, на который охотники ответили: «Смелее!»
Но последнее усилие лишило его остатка сил; сжав в отчаянии поводья своего коня, он без чувств упал в реку, прошептав погасавшим голосом: «Лаура! Лаура!»
Два выстрела перекрестились над его головой: один был выстрелом человека, стоявшего на берегу, а другой — Верного Прицела. Незнакомец зарычал, как хищный зверь, присел, покачнулся, будто пьяный, и пропал.
Кто был этот человек? Умер он или только был ранен?
ГЛАВА XIV . Путешественники
Рассказ, начатый нами, в такой степени смешан с самыми перепутанными приключениями, что мы вынуждены еще раз прервать его, чтобы передать читателю сцену, происходившую недалеко от реки Рубио в тот же день, в который совершались дела, переданные нами в предшествовавших главах.
Около часа до полудня три всадника переехали вброд Рубио и смело пустились по тропинке, по которой несколько позднее должен был проезжать дон Мигель Ортега.
Всадники эти были белые, по-видимому, мексиканцы, а главное, не принадлежавшие ни к какому роду людей, населявших прерии. На них была одежда богатых мексиканских землевладельцев. Вооружены они были ружьями, револьверами, кинжалами и топорами. Кони их, изнуренные жарой, но немного освеженные переходом по воде, гордо поднимали головы и, несмотря на видимую усталость, были в состоянии совершить еще длинную поездку.
Один из троих всадников был либо хозяином, либо командиром остальных.
Это был мужчина лет пятидесяти, с грубыми и резкими чертами лица, выражавшими, однако, редкую откровенность и большую энергию; он был высокого роста, стройный, держался в седле прямо, с уверенной осанкой, выдававшей в нем старого солдата.
Его товарищи были полуиндейцы-полуиспанцы. Богатство их одежды и манера, с какой они ехали подле старика, доказывали, что это были доверенные лица, верность которых давно была испытана, скорее друзья, чем слуги. По их лицам им можно было дать около сорока пяти лет каждому.
Эти три всадника ехали близко друг от друга с озабоченным и печальным видом; по временам они робко оглядывались, приглушали вздох и продолжали путь, опустив головы, как люди, убежденные в трудности и даже невозможности затеянного ими дела, но все же продолжающие его из преданности или упорства.
Куда же направлялись эти люди и чего они искали?
На этот двойной вопрос никто, кроме них самих, не мог бы ответить.
Между тем за бродом перед ними открылась безлюдная песчаная пустошь, прилегающая к ущелью, о котором говорилось выше. В этом месте жара была еще более невыносимой от раскаленного песка.
Старший путешественник обратился к товарищам:
— Бодритесь, друзья мои! — сказал он кротко, с печальной улыбкой, указывая на чернеющий вдали девственный лес, мрачная зелень которого обещала им освежающую тень. — Бодритесь, скоро мы отдохнем.
— Не беспокойтесь о нас, сударь, — ответил один из его спутников, — что ваша милость переносит без ропота, то и мы можем перенести.
— Жара тягостна, и, как и вы, я чувствую потребность в отдыхе.
— Мы-то могли бы еще некоторое время продолжать путь, но нашим коням очень трудно идти: у бедных животных ноги совсем разбиты.
— Да, и коням, и людям трудно, мы должны остановиться. Как ни велика сила воли, но есть границы, перейти которые человеческий организм не может. Бодритесь! Через час мы остановимся.
— Хорошо, хорошо, ваша милость, не беспокойтесь больше о нас.
Первый путешественник ничего не ответил, и они молча продолжили путь.
Наконец они достигли ущелья, переехали его и скоро добрались до группы деревьев, немного укрывших их от палящих солнечных лучей. Подъезжая к месту, назначенному первым путешественником для их отдыха, он вдруг остановился и сказал своим спутникам:
— Посмотрите-ка, не виден ли вам легкий белый дымок над чащей> немного левее от нас, на лесной опушке?
— Действительно, — ответил старший, — в этом обмануться нельзя; хотя отсюда он и кажется всего лишь туманным облачком, но спираль, которой он поднимается, и голубоватый оттенок убеждают в том, что это дым.
— В продолжение десяти дней мы странствуем по этим необозримым диким и пустынным местам, не встретив ни одной живой души, и этот огонь — приятная для нас находка, поскольку указывает на присутствие людей, следовательно, друзей; поедем же прямо к ним, может быть, от них получим мы драгоценные сведения, касающиеся цели нашего путешествия.
— Позвольте, ваша милость, — живо ответил один из его спутников, — когда мы выезжали из имения, вы согласились, чтобы я был вашим проводником; позвольте же мне, по праву старого и опытного охотника, заметить вам, что в этих краях мы больше всего должны опасаться встречи с людьми, подходить к ним с величайшими предосторожностями, тем более, что мы не знаем, что за личность окажется перед нами, с другом или врагом придется иметь дело.
— Ты прав, мой храбрый Бермудес, я вполне доверяю твоему опыту и твоей верности; замечание это справедливо, но, к сожалению, оно пришло слишком поздно. Если мы заметили дым от их огня, то, вероятно, они давно уже видят нас и стерегут каждое наше движение, так что нам бесполезно стараться скрыть от них наше присутствие.
— Это верно, дон Мариано, это верно, — согласился Бермудес, кивая головой. — Вот что осмелюсь я предложить вашей милости, чтобы избежать неприятного недоразумения: вы с Хуанито ждите меня здесь, а я попробую подобраться к самому огню.
Дон Мариано колебался, ему не хотелось подвергать опасности жизнь своего старого слуги.
— Решайтесь же, ваша милость, — сказал тот, — я знаком со способом разговора краснокожих: они не замедлят приветствовать меня стрелой или пулей, но так как они вообще очень неловки, то я уверен, что не буду ранен, тогда я войду с ними в переговоры. Вы видите, что я не подвергаюсь большому риску.
— Бермудес прав, ваша милость, — добавил наставительно Хуанито, человек серьезный и неразговорчивый, решающийся говорить только в крайних случаях, — вы должны позволить ему действовать по его усмотрению.
— Нет, — решительно ответил дон Мариано, — я никогда не соглашусь на это. Жизнь наша в руках одного только Бога, один Он может располагать ею по своему усмотрению. Если с тобой случится какое несчастье, мой бедный Бермудес, я себе этого никогда не прощу! Отправимся же все вместе, а если нас ждет встреча с врагом, мы будем защищаться. Бермудес и Хуанито хотели было возразить, и, вероятно, спор продлился бы еще долгое время, но в эту минуту послышался конский топот, высокая трава заколыхалась и шагах в двенадцати от них появился всадник. Он был бледнолицый, в одежде лесных охотников.
— Эй, господа! — крикнул он, делая дружеский знак рукой и останавливая своего коня. — Приблизьтесь без опасений и будьте приятными гостями, я догадался о вашей нерешимости и пришел положить ей конец.
Три путешественника обменялись взглядами.
— Идите, идите, — подбадривал их охотник, — мы друзья, повторяю, вам нечего опасаться нас.
— Благодарю вас за ваше дружеское приглашение, — ответил наконец дон Мариано, — и принимаю его с большим удовольствием.
После этого всякое недоверие исчезло, и все четверо отправились на дым, куда и прибыли через несколько минут. Перед костром сидели двое — индеец и индианка.
Путешественники сошли с коней, сняли с них седла и узды и, насыпав животным овса, с удовольствием сели подле своих новых друзей, которые с дружеской простотой предложили им место у огня и свой завтрак.
Читатель, без сомнения, узнал в этих трех лицах Руперто, Летучего Орла и Дикую Розу, которые отправились в селение вождя.
Дон Мариано и его спутники были не только измучены усталостью, но были еще и очень голодны; охотник и индеец дали им вполне насытиться, и когда они закурили пахитоски, то и хозяева взялись за свои трубки, и завязался разговор. Сначала он касался обычных в прериях вопросов: погоды, жары, обилии дичи, но скоро стал интимнее и принял серьезный характер.
— Теперь обед окончен, вождь, — сказал Руперто, — загасите огонь, не стоит открывать наше присутствие бродягам, которые, вероятно, шатаются в эту минуту по прериям.
Дикая Роза по знаку Летучего Орла загасила огонь.
— Действительно, нам выдал вас дым вашего костра, — заметил дон Мариано.
— О-о! — возразил, смеясь, Руперто. — Этого-то мы и хотели, иначе зажгли бы невидимый огонь.
— Так вы хотели быть обнаруженными?
— Да, это не было случайностью.
— Я вас не понимаю.
— Слова мои кажутся вам загадкой, но скоро вы все поймете. Посмотрите, — добавил охотник, указывая рукой в направлении ущелья, — видите вы этого всадника, скачущего во весь опор? Менее чем через четверть часа он будет возле нас, но благодаря предосторожности, принятой мною, он проедет, не заметив нас.
— Вы опасаетесь этого всадника?
— Нет, напротив, я с вождем здесь для того, чтобы вовремя поспеть к нему на помощь.
— Так вы его знаете?
— Немного. Сейчас я вам все объясню.
Между тем всадник, указанный Руперто, быстро приближался и наконец промчался от них в нескольких шагах, не заметив их.
Лишь только он скрылся в лесу, Руперто продолжал.
— Несколько часов тому назад, — сказал он, — недалеко от этого места вождь и я нечаянно присутствовали при разговоре, предметом которого был этот всадник; для него устроили ловушку и собираются завлечь его в гнусную западню. Не знаю, какая причина заставила обоих разговаривавших замыслить это убийство, не знаю, кто этот всадник, да и не хочу этого знать, но имею ко всему, что хоть немного относится или походит на измену, инстинктивное отвращение. Этот же индейский вождь таков, как и я, мы немедленно решили спасти этого всадника, если будем в силах; мы знали, что он проедет здесь, потому что имел назначенное свидание с одним из двоих разговаривавших, которых случай или, скорее, Провидение допустило нас услышать. Два человека, как бы ни были они храбры, слишком слабы против двадцати разбойников, однако мы не теряли бодрости, решась, если Бог не пошлет нам помощи, смело взяться за дело вдвоем, тем более, что люди, гнусные замыслы которых мы открыли, показались нам страшными негодяями. Однако по совету вождя я зажег огонь, уверенный, что если какой путешественник случайно поедет в эту сторону, то наш дым приведет его к нам. Как видите, господа, я не ошибся в своих расчетах, вы попали точно прямо к нам.
— И я очень счастлив этим, — ответил с сочувствием дон Мариано, — я с удовольствием присоединяюсь к вам, поскольку нахожу ваш замысел честным и добрым, располагайте мной, как найдете нужным, отдаю себя в полное ваше распоряжение.
— Благодарю, теперь мы сильны, и как бы многочисленны ни были наши будущие противники, мы сыграем с ними хорошую игру! Впереди у нас еще довольно времени, отдохните, поспите несколько часов, а когда настанет пора, мы условимся, что нам делать.
Дон Мариано был очень утомлен для того, чтобы заставить повторять это предложение; через несколько минут он и его товарищи погрузились в глубокий, восстанавливающий силы сон.
С закатом солнца Руперто разбудил их.
— Пора, — сказал он.
Они поднялись. Эти несколько часов отдыха возвратили им все их силы. Распоряжения были просты и тотчас исполнены.
Мы видели, что произошло далее: Олень и дон Стефано, застигнутые врасплох и не знавшие, против какого числа неприятелей им приходится бороться, после горячей схватки побежали прочь вслед за своими товарищами.
Дон Мариано и Руперто, удовлетворенные спасением дона Мигеля, удалились, лишь только им стал ясен исход сражения.
Однако, призванные на берег реки Рубио несколькими выстрелами дона Мигеля, они увидели падающего человека и поспешили к нему, желая оказать помощь. Человек этот был в беспамятстве. Дон Мариано и Руперто подняли его и отнесли на руках в лес, где Дикая Роза с трудом развела огонь, но когда при пламени костра они смогли разглядеть лицо раненого, то оба вскрикнули от изумления.
— Дон Стефано Коэчо! — воскликнул Руперто.
— Мой брат! — проговорил дон Мариано с печалью, смешанной с ужасом.
ГЛАВА XV. Возвращение к жизни
С первыми проблесками рассвета ураган, ужасно свирепствовавший всю ночь, стал стихать, ветер расчистил небо и разогнал черные тучи, солнце величественно взошло в ослепительном блеске; деревья, освеженные грозой, приняли свой нежный, чистый, зеленый цвет, занесенный накануне песчаной пылью пустыни; птицы, бесчисленные мириады которых скрывались в густой листве, громким, гармоничным концертом восхваляли Творца и погружали человеческую душу, без его ведома, в грустное раздумье.
Как мы уже сказали, дон Мигель Ортега, спасенный охотниками, был перенесен ими к подножию дерева, где они его и положили.
Молодой человек был без чувств. Первой заботой охотников было осмотреть его раны. Их было две: на правой руке и на голове. Ни одна из них не была опасна. Из раны на руке сильно шла кровь; пуля прошла насквозь, не задев кости и не сделав никаких важных повреждений. Рана на голове была нанесена каким-то острым оружием; волосы, слипшиеся над ней, остановили кровотечение.
Обморок дона Мигеля случился, во-первых, от потери крови, во-вторых, от сильного нервного напряжения в продолжительной горячей борьбе, и наконец, от невероятных физических усилий в схватке с предательски напавшими многочисленными врагами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Вдруг в темноте ослепительно сверкнула молния; его конь отскочил в сторону, и две или три пули просвистели в нескольких дюймах от его лица.
Молодой человек выпрямился в седле. Он находился посреди ущелья, глубочайшая тьма окружала его со всех сторон, ему казалось, что вокруг него двигались неясные человеческие фигуры. В ту же минуту раздалось еще несколько выстрелов, одна пуля сбила с него шляпу, несколько стрел пронеслось мимо его лица.
— Изменники! — громко воскликнул дон Мигель; сдавив коня коленями, он взял в зубы поводья, в обе руки — по пистолету и помчался вперед, почти лежа на шее коня. Раздался ужасный военный клич, смешавшийся с бешенными проклятиями.
Дон Мигель промчался как вихрь через толпу неизвестных врагов, стреляя из пистолетов в уже настигавших его разбойников. Болезненные и яростные крики, пули и стрелы неслись за ним; он отчаянно отстреливался, восклицая:
— Измена! Измена!
Вдруг раздался сильный голос:
— Смелее! Смелее! Мы здесь!
В ту же минуту раздалось три выстрела, и три пули врезались в толпу неизвестных врагов, которые в свою очередь вынуждены были защищаться от неизвестных защитников дона Мигеля.
— Ага! — насмешливо воскликнул дон Мигель. — Бой теперь будет равным! Вперед, друзья, вперед! — И они устремились на толпу врагов.
— Бейте его! Бейте его! — рычал человек, с яростью накинувшийся на него со своей саблей.
— А! Так это вы, достойный дон Стефано Коэчо! — воскликнул дон Мигель. — Я знал, что мы еще встретимся, ваш голос выдал вас.
— Смерть ему! Смерть! — ответил тот.
Оба человека сшиблись друг с другом, и тот, в ком дон Мигель узнал дона Стефано, покатился на землю.
— Победа! — кричал дон Мигель, поражая своей саблей всех, кто попадался ему под руку.
Неизвестные ему друзья не отставали от него. Откуда они явились? Этого он не знал, да и спрашивать об этом не было времени. Напавшие враги, несмотря на все усилия, не могли долее удерживать позицию и разбежались во все стороны.
Ущелье было пройдено. Никакое серьезное препятствие больше не останавливало дона Мигеля; он пришпорил коня, и благородное животное удвоило быстроту бега.
Облегченно вздохнув, молодой человек огляделся кругом: его защитников нигде не было видно, они мгновенно пропали, как по волшебству.
— Что это значит? — прошептал он.
В ту же минуту он почувствовал, как будто кто-то кнутом ударил его по левой руке — ее задела пуля. Рана эта напомнила ему настоящее его положение.
Его враги собрались с силами и снова погнались за ним. Впереди себя он слышал шум желтоватых волн речки Рубио, сделавшейся уже бурным потоком; казалось, гнев Божий соединился с гневом людским, чтобы подавить его и уничтожить. Тогда-то им овладел ужас, он счел себя погибшим, и из неустрашимой груди его вырвался стон, услышанный охотниками.
Однако преследователи быстро настигали его. Не колеблясь, не раздумывая более, он устремился с конем в поток; двадцать пуль вспенили вокруг него воду, он смело обернулся, в последний раз выстрелил из своих пистолетов, с криком, на который охотники ответили: «Смелее!»
Но последнее усилие лишило его остатка сил; сжав в отчаянии поводья своего коня, он без чувств упал в реку, прошептав погасавшим голосом: «Лаура! Лаура!»
Два выстрела перекрестились над его головой: один был выстрелом человека, стоявшего на берегу, а другой — Верного Прицела. Незнакомец зарычал, как хищный зверь, присел, покачнулся, будто пьяный, и пропал.
Кто был этот человек? Умер он или только был ранен?
ГЛАВА XIV . Путешественники
Рассказ, начатый нами, в такой степени смешан с самыми перепутанными приключениями, что мы вынуждены еще раз прервать его, чтобы передать читателю сцену, происходившую недалеко от реки Рубио в тот же день, в который совершались дела, переданные нами в предшествовавших главах.
Около часа до полудня три всадника переехали вброд Рубио и смело пустились по тропинке, по которой несколько позднее должен был проезжать дон Мигель Ортега.
Всадники эти были белые, по-видимому, мексиканцы, а главное, не принадлежавшие ни к какому роду людей, населявших прерии. На них была одежда богатых мексиканских землевладельцев. Вооружены они были ружьями, револьверами, кинжалами и топорами. Кони их, изнуренные жарой, но немного освеженные переходом по воде, гордо поднимали головы и, несмотря на видимую усталость, были в состоянии совершить еще длинную поездку.
Один из троих всадников был либо хозяином, либо командиром остальных.
Это был мужчина лет пятидесяти, с грубыми и резкими чертами лица, выражавшими, однако, редкую откровенность и большую энергию; он был высокого роста, стройный, держался в седле прямо, с уверенной осанкой, выдававшей в нем старого солдата.
Его товарищи были полуиндейцы-полуиспанцы. Богатство их одежды и манера, с какой они ехали подле старика, доказывали, что это были доверенные лица, верность которых давно была испытана, скорее друзья, чем слуги. По их лицам им можно было дать около сорока пяти лет каждому.
Эти три всадника ехали близко друг от друга с озабоченным и печальным видом; по временам они робко оглядывались, приглушали вздох и продолжали путь, опустив головы, как люди, убежденные в трудности и даже невозможности затеянного ими дела, но все же продолжающие его из преданности или упорства.
Куда же направлялись эти люди и чего они искали?
На этот двойной вопрос никто, кроме них самих, не мог бы ответить.
Между тем за бродом перед ними открылась безлюдная песчаная пустошь, прилегающая к ущелью, о котором говорилось выше. В этом месте жара была еще более невыносимой от раскаленного песка.
Старший путешественник обратился к товарищам:
— Бодритесь, друзья мои! — сказал он кротко, с печальной улыбкой, указывая на чернеющий вдали девственный лес, мрачная зелень которого обещала им освежающую тень. — Бодритесь, скоро мы отдохнем.
— Не беспокойтесь о нас, сударь, — ответил один из его спутников, — что ваша милость переносит без ропота, то и мы можем перенести.
— Жара тягостна, и, как и вы, я чувствую потребность в отдыхе.
— Мы-то могли бы еще некоторое время продолжать путь, но нашим коням очень трудно идти: у бедных животных ноги совсем разбиты.
— Да, и коням, и людям трудно, мы должны остановиться. Как ни велика сила воли, но есть границы, перейти которые человеческий организм не может. Бодритесь! Через час мы остановимся.
— Хорошо, хорошо, ваша милость, не беспокойтесь больше о нас.
Первый путешественник ничего не ответил, и они молча продолжили путь.
Наконец они достигли ущелья, переехали его и скоро добрались до группы деревьев, немного укрывших их от палящих солнечных лучей. Подъезжая к месту, назначенному первым путешественником для их отдыха, он вдруг остановился и сказал своим спутникам:
— Посмотрите-ка, не виден ли вам легкий белый дымок над чащей> немного левее от нас, на лесной опушке?
— Действительно, — ответил старший, — в этом обмануться нельзя; хотя отсюда он и кажется всего лишь туманным облачком, но спираль, которой он поднимается, и голубоватый оттенок убеждают в том, что это дым.
— В продолжение десяти дней мы странствуем по этим необозримым диким и пустынным местам, не встретив ни одной живой души, и этот огонь — приятная для нас находка, поскольку указывает на присутствие людей, следовательно, друзей; поедем же прямо к ним, может быть, от них получим мы драгоценные сведения, касающиеся цели нашего путешествия.
— Позвольте, ваша милость, — живо ответил один из его спутников, — когда мы выезжали из имения, вы согласились, чтобы я был вашим проводником; позвольте же мне, по праву старого и опытного охотника, заметить вам, что в этих краях мы больше всего должны опасаться встречи с людьми, подходить к ним с величайшими предосторожностями, тем более, что мы не знаем, что за личность окажется перед нами, с другом или врагом придется иметь дело.
— Ты прав, мой храбрый Бермудес, я вполне доверяю твоему опыту и твоей верности; замечание это справедливо, но, к сожалению, оно пришло слишком поздно. Если мы заметили дым от их огня, то, вероятно, они давно уже видят нас и стерегут каждое наше движение, так что нам бесполезно стараться скрыть от них наше присутствие.
— Это верно, дон Мариано, это верно, — согласился Бермудес, кивая головой. — Вот что осмелюсь я предложить вашей милости, чтобы избежать неприятного недоразумения: вы с Хуанито ждите меня здесь, а я попробую подобраться к самому огню.
Дон Мариано колебался, ему не хотелось подвергать опасности жизнь своего старого слуги.
— Решайтесь же, ваша милость, — сказал тот, — я знаком со способом разговора краснокожих: они не замедлят приветствовать меня стрелой или пулей, но так как они вообще очень неловки, то я уверен, что не буду ранен, тогда я войду с ними в переговоры. Вы видите, что я не подвергаюсь большому риску.
— Бермудес прав, ваша милость, — добавил наставительно Хуанито, человек серьезный и неразговорчивый, решающийся говорить только в крайних случаях, — вы должны позволить ему действовать по его усмотрению.
— Нет, — решительно ответил дон Мариано, — я никогда не соглашусь на это. Жизнь наша в руках одного только Бога, один Он может располагать ею по своему усмотрению. Если с тобой случится какое несчастье, мой бедный Бермудес, я себе этого никогда не прощу! Отправимся же все вместе, а если нас ждет встреча с врагом, мы будем защищаться. Бермудес и Хуанито хотели было возразить, и, вероятно, спор продлился бы еще долгое время, но в эту минуту послышался конский топот, высокая трава заколыхалась и шагах в двенадцати от них появился всадник. Он был бледнолицый, в одежде лесных охотников.
— Эй, господа! — крикнул он, делая дружеский знак рукой и останавливая своего коня. — Приблизьтесь без опасений и будьте приятными гостями, я догадался о вашей нерешимости и пришел положить ей конец.
Три путешественника обменялись взглядами.
— Идите, идите, — подбадривал их охотник, — мы друзья, повторяю, вам нечего опасаться нас.
— Благодарю вас за ваше дружеское приглашение, — ответил наконец дон Мариано, — и принимаю его с большим удовольствием.
После этого всякое недоверие исчезло, и все четверо отправились на дым, куда и прибыли через несколько минут. Перед костром сидели двое — индеец и индианка.
Путешественники сошли с коней, сняли с них седла и узды и, насыпав животным овса, с удовольствием сели подле своих новых друзей, которые с дружеской простотой предложили им место у огня и свой завтрак.
Читатель, без сомнения, узнал в этих трех лицах Руперто, Летучего Орла и Дикую Розу, которые отправились в селение вождя.
Дон Мариано и его спутники были не только измучены усталостью, но были еще и очень голодны; охотник и индеец дали им вполне насытиться, и когда они закурили пахитоски, то и хозяева взялись за свои трубки, и завязался разговор. Сначала он касался обычных в прериях вопросов: погоды, жары, обилии дичи, но скоро стал интимнее и принял серьезный характер.
— Теперь обед окончен, вождь, — сказал Руперто, — загасите огонь, не стоит открывать наше присутствие бродягам, которые, вероятно, шатаются в эту минуту по прериям.
Дикая Роза по знаку Летучего Орла загасила огонь.
— Действительно, нам выдал вас дым вашего костра, — заметил дон Мариано.
— О-о! — возразил, смеясь, Руперто. — Этого-то мы и хотели, иначе зажгли бы невидимый огонь.
— Так вы хотели быть обнаруженными?
— Да, это не было случайностью.
— Я вас не понимаю.
— Слова мои кажутся вам загадкой, но скоро вы все поймете. Посмотрите, — добавил охотник, указывая рукой в направлении ущелья, — видите вы этого всадника, скачущего во весь опор? Менее чем через четверть часа он будет возле нас, но благодаря предосторожности, принятой мною, он проедет, не заметив нас.
— Вы опасаетесь этого всадника?
— Нет, напротив, я с вождем здесь для того, чтобы вовремя поспеть к нему на помощь.
— Так вы его знаете?
— Немного. Сейчас я вам все объясню.
Между тем всадник, указанный Руперто, быстро приближался и наконец промчался от них в нескольких шагах, не заметив их.
Лишь только он скрылся в лесу, Руперто продолжал.
— Несколько часов тому назад, — сказал он, — недалеко от этого места вождь и я нечаянно присутствовали при разговоре, предметом которого был этот всадник; для него устроили ловушку и собираются завлечь его в гнусную западню. Не знаю, какая причина заставила обоих разговаривавших замыслить это убийство, не знаю, кто этот всадник, да и не хочу этого знать, но имею ко всему, что хоть немного относится или походит на измену, инстинктивное отвращение. Этот же индейский вождь таков, как и я, мы немедленно решили спасти этого всадника, если будем в силах; мы знали, что он проедет здесь, потому что имел назначенное свидание с одним из двоих разговаривавших, которых случай или, скорее, Провидение допустило нас услышать. Два человека, как бы ни были они храбры, слишком слабы против двадцати разбойников, однако мы не теряли бодрости, решась, если Бог не пошлет нам помощи, смело взяться за дело вдвоем, тем более, что люди, гнусные замыслы которых мы открыли, показались нам страшными негодяями. Однако по совету вождя я зажег огонь, уверенный, что если какой путешественник случайно поедет в эту сторону, то наш дым приведет его к нам. Как видите, господа, я не ошибся в своих расчетах, вы попали точно прямо к нам.
— И я очень счастлив этим, — ответил с сочувствием дон Мариано, — я с удовольствием присоединяюсь к вам, поскольку нахожу ваш замысел честным и добрым, располагайте мной, как найдете нужным, отдаю себя в полное ваше распоряжение.
— Благодарю, теперь мы сильны, и как бы многочисленны ни были наши будущие противники, мы сыграем с ними хорошую игру! Впереди у нас еще довольно времени, отдохните, поспите несколько часов, а когда настанет пора, мы условимся, что нам делать.
Дон Мариано был очень утомлен для того, чтобы заставить повторять это предложение; через несколько минут он и его товарищи погрузились в глубокий, восстанавливающий силы сон.
С закатом солнца Руперто разбудил их.
— Пора, — сказал он.
Они поднялись. Эти несколько часов отдыха возвратили им все их силы. Распоряжения были просты и тотчас исполнены.
Мы видели, что произошло далее: Олень и дон Стефано, застигнутые врасплох и не знавшие, против какого числа неприятелей им приходится бороться, после горячей схватки побежали прочь вслед за своими товарищами.
Дон Мариано и Руперто, удовлетворенные спасением дона Мигеля, удалились, лишь только им стал ясен исход сражения.
Однако, призванные на берег реки Рубио несколькими выстрелами дона Мигеля, они увидели падающего человека и поспешили к нему, желая оказать помощь. Человек этот был в беспамятстве. Дон Мариано и Руперто подняли его и отнесли на руках в лес, где Дикая Роза с трудом развела огонь, но когда при пламени костра они смогли разглядеть лицо раненого, то оба вскрикнули от изумления.
— Дон Стефано Коэчо! — воскликнул Руперто.
— Мой брат! — проговорил дон Мариано с печалью, смешанной с ужасом.
ГЛАВА XV. Возвращение к жизни
С первыми проблесками рассвета ураган, ужасно свирепствовавший всю ночь, стал стихать, ветер расчистил небо и разогнал черные тучи, солнце величественно взошло в ослепительном блеске; деревья, освеженные грозой, приняли свой нежный, чистый, зеленый цвет, занесенный накануне песчаной пылью пустыни; птицы, бесчисленные мириады которых скрывались в густой листве, громким, гармоничным концертом восхваляли Творца и погружали человеческую душу, без его ведома, в грустное раздумье.
Как мы уже сказали, дон Мигель Ортега, спасенный охотниками, был перенесен ими к подножию дерева, где они его и положили.
Молодой человек был без чувств. Первой заботой охотников было осмотреть его раны. Их было две: на правой руке и на голове. Ни одна из них не была опасна. Из раны на руке сильно шла кровь; пуля прошла насквозь, не задев кости и не сделав никаких важных повреждений. Рана на голове была нанесена каким-то острым оружием; волосы, слипшиеся над ней, остановили кровотечение.
Обморок дона Мигеля случился, во-первых, от потери крови, во-вторых, от сильного нервного напряжения в продолжительной горячей борьбе, и наконец, от невероятных физических усилий в схватке с предательски напавшими многочисленными врагами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26