Валентин курил в коридоре и слушал.
– Абзац. Докладчик рассказал об огромных успехах молодых новаторов производства, трудящихся на благо любимой Родины. На заботу большевистской партии и правительства молодежь отвечает самоотверженным патриотическим трудом. В период постепенного перехода от социализма к коммунизму, отметил докладчик, большое значение имеет стирание граней между умственным и физическим трудом. Это ярко проявляется в деятельности новаторов, передовых людей социалистического производства.
Голос у Рогова был спокойный, немного торжественный.
– Абзац. Далее докладчик сообщил о наиболее показательных примерах работы лучших представителей трудящейся молодежи нашей области, совершенствующих производство, вскрывающих неиспользованные резервы, экономящих сырье, материалы, улучшающих качество продукции. Абзац. В докладе были вскрыты корни того трудового энтузиазма, с каким работает молодежь, дан анализ деятельности комсомольских организаций, способствующих развитию движения новаторов, распространению их опыта. Абзац. В заключение товарищ Топольков выразил уверенность, что молодежь нашей области утроит усилия в борьбе за досрочное выполнение пятилетнего плана. Абзац. В прениях выступило одиннадцать человек. Они взволнованно говорили о той любви и заботе, которыми окружена молодежь нашей страны, рассказывали о своем труде, о труде своих товарищей, о передовых методах работы, обещали не останавливаться на достигнутом.
Задетый за живое, Валентин вошел в приемную и сказал:
– Порвите эту халтуру, Рогов. Порвите. Совесть спокойнее будет.
– Я выполняю приказ редактора, – высокомерно отозвался Николай. – Диктую… В заключительном слове товарищ Топольков отметил, что проведенное совещание явится толчком для дальнейшего развития массового движения рационализаторов. Абзац. Участники совещания обратились ко всей молодежи промышленных предприятий области с призывом усилить борьбу за новый подъем производительности труда. Все. Спасибо.
– Готово? – из кабинета выглянул Копытов. – Быстрее вычитывай и ко мне. Скоро товарищ Топольков подойдет. С фамилиями, цифрами поосторожней. Лесной, зайди-ка. Пал Палыч, поставил тебя в известность насчет… этого? Понял, в чем дело? Не так надо писать. Состоялось важное мероприятие, надо его значение показать, а не… Ну, ясно, значит? Отец-то зачем приезжал?
– Волновался, – ответил Валентин, не понимая, для чего его вызвали. – Я в суматохе забыл ему написать, что все окончилось благополучно.
– Уехал?
– Уехал.
– Ага, – Копытов почесал затылок. – Вот что… слухи до меня дошли, что ты… будто бумажку в цека написал. Мне, знаешь ли, одно непонятно. Есть у нас обком комсомола, обком партии, горком, райком. Обращайтесь вы туда, требуйте, помогут. И незачем в Москву писать, шуметь, бузить, людей из-за пустяков тревожить. Сор из избы выносить. Кому надо? Обком партии сейчас нами занимается.
– Я никакого письма в цека не писал, – равнодушно ответил Валентин. – Но вы подали хорошую мысль. Пожалуй, я напишу.
– Пиши, – обиженно сказал Копытов. – Прыткие вы больно. Я в газете десять лет проработал, а сейчас любой мальчишка, вроде тебя, лезет меня учить. Вишнякова брякнула: «Вы русского языка не знаете!» Может быть, не спорю. Мы в университетах не учились. Некогда было. Да и не это с меня спрашивают. Не за это я отвечаю. Грамматическую ошибку всегда простят… В общем, не понимаю я вашего брата. Иди.
Через два дня отчет Копытова о работе редакции слушало бюро областного комитета партии. Наутро сотрудников «Смены» вызвали в кабинет редактора. Когда все расселись по местам, вошел Копытов. На лице его, гладко выбритом, припухшем от бессонницы, обозначились глубокие складки. Он не спеша снял пальто, повесил его в шкаф и не успел закрыть дверцу, как пальто с шумом упало. Копытов остановился, помедлил, махнул рукой и направился к столу… Не спеша, но жадно закурил. Погасил спичку. Достал из кармана газету.
– Вот первый номер «Смены». Послезавтра выходит триста пятьдесят второй, – тяжело проговорил Копытов. – Худо ли, плохо ли, а работали. Что было хорошего – вспоминайте, что плохого – не судите. Всякое бывало. – Он обхватил голову руками, уперся в стол. – Товарищи! – Копытов выпрямился и заговорил глухо, тщетно стараясь скрыть дрожь в голосе. – Областной комитет партии… сами знаете. Сдаю дела Пал Палычу. Жалко с вами расставаться, привык, понимаете ли… Идите, – опустив голову, закончил он.
Потом Копытов прошелся по кабинетам и попрощался с каждым сотрудником.
– Желаю тебе, Вишнякова, успехов в работе и в жизни, – невесело сказал он Ларисе. – Не поминай лихом. Может, еще хуже редактор в жизни встретится.
– Куда вы теперь? – растроганно спросила она.
– Не знаю. Буду проситься в районную газету, в деревню.
Трудно было узнать Копытова. Он не старался скрыть своего горя, выглядеть бодрячком или незаслуженно обиженным.
– Лесной, будь здоров, – проговорил он, протянув руку. – Желаю тебе успехов в работе и в жизни. Парень ты способный, но бедовый. Без царя в голове. На горе редакторам такие родятся. Газета таких не любит. Меня особенно не ругай. Будешь если редактором, кой-что поймешь, может, и сам таким станешь. Не раз Копытова вспомнишь. – Он повернулся к Николаю. – Ты, Рогов, давай за ум берись. Человек ты серьезный, тебе и карты в руки.
– Спасибо вам за все, Сергей Иванович, – негромко проговорил Николай.
– Не за что.
Копытов вышел, Николай догнал его в коридоре и прошептал:
– Сергей Иванович, помогите мне. Нельзя мне без вас в редакции оставаться. Выставит меня Полуяров в два счета. Возьмите меня с собой.
– Куда?
– Ну, где работать будете.
– А поедешь? – обрадованно спросил Копытов.
– А вы разве едете? – растерянно спросил Николай.
– Собираюсь. В районную газету.
– Это хорошо, – пробормотал Николай, – вас уже назначили?
– Назначат. Поедешь?
– Право, не знаю. Я ведь в сельском хозяйстве разбираюсь неважно.
– Смотри, Рогов… Куда-то ты сворачиваешь. Гнешь.
«Дурак!» – чуть не крикнул Николай, но улыбнулся.
Он смотрел вслед Копытову и не услышал шагов Риточки.
– Он в деревню едет! – шепнула она. – В деревню! Ужас!
– Не болтай глупостей, – обрезал Николай. – Сколько раз тебе говорить: не подходи ко мне в редакции.
– Пожалуйста, – оскорбленным тоном ответила Риточка. – Зайди к Полуярову.
– Начинается, – со злорадством произнес Николай, – помяни мое слово: выгонит.
Оказалось, что статья, от которой он пришел в восторг, не только не понравилась новому редактору, а возмутила его.
– Поедете еще раз, – сказал он.
– Вы не доверяете мне?!
– Я сомневаюсь в правильности выводов.
– Это издевательство!
– Проще съездить, чем скандалить.
– Я категорически отказываюсь, – твердо сказал Николай. – Это придирки.
– Тем хуже для вас, – устало ответил Полуяров, – плохо вы написали. Причину пьянства среди молодых шахтеров вы объясняете тем, что в общежитиях не хватает шашек и домино. Бывает, печатаем такие глупости. Поедете?
– Нет. Я подам заявление об уходе.
– Ничего лучше не придумали? – возмущенно спросил Полуяров. – Я не в восторге от вас, но давайте попробуем работать.
– Нет.
Николай написал заявление, и надеялся, что его не подпишут, но Полуяров без слов написал резолюцию «В приказ».
– Спасибо, – сквозь зубы процедил Николай, – я вас никогда не забуду.
Николай растерялся. Выйдя в приемную, он отвернулся от Риточки, чтобы она не видела его лица. Когда волнение несколько улеглось, Николай вернулся в отдел и сказал развязно:
– Лесной, можешь торжествовать. Меня таки выжили из редакции. Я ухожу. Теперь ты получишь долгожданное повышение.
– Всю жизнь стремился, – равнодушно отозвался Валентин.
– Попрощаемся? Пожелаем друг другу удачи на жизненном пути?
– Счастливо.
– Ты сейчас готов мне и цветы подарить?
– Нет. И не надо говорить пошлости.
– Скажите, какая суровость. Интересно, что у вас дальше будет. Одним бы глазком взглянуть, когда у вас пройдут души прекрасные порывы…
– Не надо, Рогов, – остановил Валентин. – Не надо хихикать. Желаю всего доброго.
Николай ушел из редакции, ни с кем не попрощавшись. На душе было препротивно. Тщетно старался он ободрить себя и своим независимым поведением, и легким успехом у хорошенькой Риточки с точеной фигуркой, и решением областного суда.
Дома он долго сидел в темноте, не зажигая света, думал… Со временем все забудется. Станет милым воспоминанием. Нелегко нам пришлось, но мы выстояли… Николай понюхал корочку, потряс головой. Хорошо. Отлично. Еще стопочку, и довольно. Отлично. Нечего прибедняться. В такую квартиру согласится зайти не одна Риточка. Мы еще поживем. Выпьем, Коля! Только не хандрить, верить в себя.
Услышав стук в дверь, он на всякий случай спрятал бутылку и пошел открывать.
Приход Риточки окончательно исправил настроение. Вначале Николай принял озабоченный вид, в глубоком молчании выкурил папиросу и небрежно спросил:
– Утешать пришла?
– Да, – простодушно призналась Риточка, и на ее крашеном личике появилось выражение неподдельной грусти.
Николай растрогался, похлопал ее по колену и весело сказал:
– Не горюй! Таких, как я, не легко сбить с ног. Ты думаешь, много хороших журналистов сидит без дела? Место, конечно, искать, выбирать надо, но…
– Я нашла тебе место! – радостно воскликнула Риточка.
– Ты?! – Николай и удивился, и возмутился. – Кто тебя просил? Я не позволял тебе вмешиваться в мои дела. Сам устроюсь. Займись-ка лучше чаем.
Риточка не пошевелилась. Николаю стало жаль ее. Он потрепал ее по спине и сказал:
– Ну, не сердись. Спасибо, как говорится, за внимание, но, право, я в нем не нуждаюсь. Не бойся, без места не останусь.
– Знаю, – еле слышно произнесла Риточка.
– То-то, – покровительственно, удовлетворенно бросил Николай, обняв ее. – Нравлюсь я тебе? А?
Она обрадованно закивала, а глаза говорили: «Люблю. Надоело куклой быть, болтаться со всякими пижонами и командированными стариками. Полюбить хочется. Чтоб любили не за грудь и ноги, а так просто…» Она покраснела, быстро встала, отошла к стене… Если бы она умела говорить! Не такая уж она погибшая. Она не виновата, что никто ее за человека принять не хочет. Сразу руками тянутся…
А Николай смотрел на нее с удовольствием и думал: «Она в меня, по всей вероятности, по уши… дурочка». Давно он не испытывал такого опьяняющего довольства самим собой, превосходства, уверенности. В конце концов он хороший журналист, чего ему бояться – будет место.
– Где же ты мне должность подыскала? – спросил он.
– Очень хорошее место, – взволнованно ответила Риточка. – В железнодорожной многотиражке, там у меня знакомая…
Николай расхохотался, повалившись на диван, встал и возмущенно проговорил:
– Ты просто ничего не смыслишь. Мне – в многотиражку?! Извини, но надо хоть немного соображать. Нельзя мне размениваться на мелочи. Настоящий журналист в многотиражке сидеть не будет. Задохнется. Думай, детка.
– Я думаю, – неуверенно пробормотала она, – но я же не для себя… Оклад большой, тысяча с чем-то, бесплатный проезд хоть до Сочи, квартира.
– Квартира у меня есть, на проезд я заработаю.
– Прости меня, я не виновата, что не всегда понимаю.
«Ольгу бы сюда! – пронеслось в голове. – Посмотрела бы!»
Вечер провели неплохо, но вдруг Риточка засобиралась домой.
– Ты что? – возмутился и обиделся Николай. – Мамы испугалась?
– Мамы у меня нет, – кусая губы, ответила Риточка. – Я всю жизнь одна живу… – на ее глазах показались слезы. – Проводи меня. Пусть будет, как у людей. По-хорошему, по-человечески…
– Все у нас по-хорошему, – Николай стал ласкать Риточку, сообразив, что она, действительно, чего доброго, в самом деле уйдет. – На улице холодно, а нам с тобой тепло…
Риточка осталась, но за вечер ни разу не улыбнулась, по привычке отвечая на ласки.
Ночью Николай проснулся, разбуженный мыслью, которой никак не мог уловить. Он закрыл глаза, пробовал уснуть, смотрел на темный профиль Риточки и мучительно думал, зачем он связался с ней… зачем? Что у него с ней общего? Николай опустил ноги на пол. Паркет был холодный, и у Николая вскоре замерзли даже уши. Он взял подушку, халат, впотьмах прошел в соседнюю комнату и лег на диван. «Ничтожество», – подумал он о себе и о Риточке.
Хотелось курить, но было противно идти в соседнюю комнату, он нащупал на столе пепельницу, взял окурок и зажег спичку. Она вспыхнула необычно ярко, Николай взглянул на распахнутую дверь и ему показалось, что в кровати лежит Ольга. Он жадно затянулся лымом. Завтра же он все объяснит Риточке, попросит прощения и больше близко к ней не подойдет. Надо извиниться перед Полуяровым, взять обратно заявление. Пусть все это тяжело, стыдно, но иначе нельзя. Он умный, он способный, хочет и умеет работать. Просто ему не везет, слишком много кругом завистников, злых, несправедливых, нечестных людей. Они мешают ему нормально жить, мешают проявить себя, отвлекают силы.
А Риточка все-таки симпатичное существо. Сложена как! Не Ольга, конечно, но в своем роде даже лучше. Она доставляет ему много приятных минут, спасает от тоски. Сердиться на нее нет никаких оснований.
Жизнь налаживается. Николай встрепенулся и бросился к буфету: там стояла бутылка с остатками водки. Ну как он мог забыть?
* * *
Лариса ушла с Филиппом Владимировичем на междугородный переговорочный пункт – в третий раз вызывал Олег. Дважды разговор не состоялся: была плохая слышимость.
Александра Яковлевна осталась одна и, когда раздался стук в дверь, удивилась – кто бы это?
На площадке стояла Лидия Константиновна, улыбалась смущенно. Взглядом попросила разрешения войти.
– Слушаю вас, – проведя ее в комнату, сказала Александра Яковлевна. Борясь с раздражением, она забыла предложить гостье стул. – Только быстрее. Лариса скоро вернется.
– Бедная девочка, – вздохнула Лидия Константиновна, – сколько ей приходится переживать из-за своей ошибки. Я пришла к вам, дорогая Александра Яковлевна, с открытым сердцем. Я хорошо сознаю, что мой визит вас вряд ли обрадует. Но мы матери и поймем друг друга. Надо исправлять ошибку наших детей. Сами они, увы, не умеют. Они веселятся, наслаждаются, а мы за них страдаем. Поверьте мне, я разделяю ваше горе и тяжело, если бы вы знали, как тяжело, переживаю его. Я сгораю от стыда, но что поделаешь! Слезами не поможешь.
– Я жду.
– Я очень волнуюсь, вы понимаете мое состояние. За это время я постарела лет на десять. Видеть несчастье своего ребенка – не знаю, не представляю, что может быть ужаснее, – вытирая слезы, говорила Лидия Константиновна. – Я не пришла бы к вам, если бы не муж. Он на моих глазах высох. Он ночами не спит. Не жалеете меня, пожалейте его! Он, как и я, чувствует себя виноватым. Освободите нас от этой вины! Согласитесь на развод, пусть Ларочка напишет Олегу, что не возражает. Все остальное я сделаю сама. – Она подошла к безмолвно стоявшей Александре Яковлевне, заглянула ей в лицо. – Мы не собираемся отказываться от отцовских обязанностей. Мы с радостью, с удовольствием выполним все, что полагается по закону. Не перебивайте меня! – вскрикнула Лидия Константиновна. – Не надо громких фраз о долге и прочем! Посмотрите правде в глаза! Подумайте о ребенке, о его будущем. В конце концов он ни в чем не виноват.
– Уйдите отсюда, – брезгливо прошептала Александра Яковлевна. – Не гнать же мне вас в шею?
– Милая Александра Яковлевна! – умоляюще воскликнула Лидия Константиновна. – Хотите, я встану перед вами на колени, в прямом смысле этого слова? Вы понимаете, что Олег для меня – все? Что, что вам нужно? Скажите, и я отдам вам последнюю рубашку!.. Это жестоко… Я предупреждала вашу дочь, тогда можно было…
– Уйдите, – сказала Александра Яковлевна, – не надо… Я тоже была против этого брака, но, к сожалению, они меня, как и вас, не спросили. А сейчас не мешайте им.
Лидия Константиновна вышла, хлопнув дверью. Александра Яковлевна с трудом подняла руку, чтобы убрать со лба прядь волос. Она медленно добралась до кровати и легла, не раздеваясь.
Всем своим существом она была против желания дочери вернуть Олега. Ей казалось бессмысленным бороться за невозможное. Но она и виду не подавала.
Изредка заходил Филипп Владимирович, пил по пять стаканов чая, неловко шутил, пробовал их развеселить и сам чуть не плакал. Он был счастлив, когда Лариса давала прочесть ему несколько строчек из нового письма Олега.
На междугородной станции он сидел неподвижно, только вздрагивал, когда звонкий, с нахальным оттенком девичий голосок приглашал кого-нибудь в кабину для переговоров.
– Не волнуйтесь, – шептала Лариса, – не волнуйтесь. Сегодня все обойдется благополучно.
– Вишнякова, кабина номер пять!
Филипп Владимирович вскочил, взял Ларису за руку, довел до кабины. Лариса боялась поднять трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Абзац. Докладчик рассказал об огромных успехах молодых новаторов производства, трудящихся на благо любимой Родины. На заботу большевистской партии и правительства молодежь отвечает самоотверженным патриотическим трудом. В период постепенного перехода от социализма к коммунизму, отметил докладчик, большое значение имеет стирание граней между умственным и физическим трудом. Это ярко проявляется в деятельности новаторов, передовых людей социалистического производства.
Голос у Рогова был спокойный, немного торжественный.
– Абзац. Далее докладчик сообщил о наиболее показательных примерах работы лучших представителей трудящейся молодежи нашей области, совершенствующих производство, вскрывающих неиспользованные резервы, экономящих сырье, материалы, улучшающих качество продукции. Абзац. В докладе были вскрыты корни того трудового энтузиазма, с каким работает молодежь, дан анализ деятельности комсомольских организаций, способствующих развитию движения новаторов, распространению их опыта. Абзац. В заключение товарищ Топольков выразил уверенность, что молодежь нашей области утроит усилия в борьбе за досрочное выполнение пятилетнего плана. Абзац. В прениях выступило одиннадцать человек. Они взволнованно говорили о той любви и заботе, которыми окружена молодежь нашей страны, рассказывали о своем труде, о труде своих товарищей, о передовых методах работы, обещали не останавливаться на достигнутом.
Задетый за живое, Валентин вошел в приемную и сказал:
– Порвите эту халтуру, Рогов. Порвите. Совесть спокойнее будет.
– Я выполняю приказ редактора, – высокомерно отозвался Николай. – Диктую… В заключительном слове товарищ Топольков отметил, что проведенное совещание явится толчком для дальнейшего развития массового движения рационализаторов. Абзац. Участники совещания обратились ко всей молодежи промышленных предприятий области с призывом усилить борьбу за новый подъем производительности труда. Все. Спасибо.
– Готово? – из кабинета выглянул Копытов. – Быстрее вычитывай и ко мне. Скоро товарищ Топольков подойдет. С фамилиями, цифрами поосторожней. Лесной, зайди-ка. Пал Палыч, поставил тебя в известность насчет… этого? Понял, в чем дело? Не так надо писать. Состоялось важное мероприятие, надо его значение показать, а не… Ну, ясно, значит? Отец-то зачем приезжал?
– Волновался, – ответил Валентин, не понимая, для чего его вызвали. – Я в суматохе забыл ему написать, что все окончилось благополучно.
– Уехал?
– Уехал.
– Ага, – Копытов почесал затылок. – Вот что… слухи до меня дошли, что ты… будто бумажку в цека написал. Мне, знаешь ли, одно непонятно. Есть у нас обком комсомола, обком партии, горком, райком. Обращайтесь вы туда, требуйте, помогут. И незачем в Москву писать, шуметь, бузить, людей из-за пустяков тревожить. Сор из избы выносить. Кому надо? Обком партии сейчас нами занимается.
– Я никакого письма в цека не писал, – равнодушно ответил Валентин. – Но вы подали хорошую мысль. Пожалуй, я напишу.
– Пиши, – обиженно сказал Копытов. – Прыткие вы больно. Я в газете десять лет проработал, а сейчас любой мальчишка, вроде тебя, лезет меня учить. Вишнякова брякнула: «Вы русского языка не знаете!» Может быть, не спорю. Мы в университетах не учились. Некогда было. Да и не это с меня спрашивают. Не за это я отвечаю. Грамматическую ошибку всегда простят… В общем, не понимаю я вашего брата. Иди.
Через два дня отчет Копытова о работе редакции слушало бюро областного комитета партии. Наутро сотрудников «Смены» вызвали в кабинет редактора. Когда все расселись по местам, вошел Копытов. На лице его, гладко выбритом, припухшем от бессонницы, обозначились глубокие складки. Он не спеша снял пальто, повесил его в шкаф и не успел закрыть дверцу, как пальто с шумом упало. Копытов остановился, помедлил, махнул рукой и направился к столу… Не спеша, но жадно закурил. Погасил спичку. Достал из кармана газету.
– Вот первый номер «Смены». Послезавтра выходит триста пятьдесят второй, – тяжело проговорил Копытов. – Худо ли, плохо ли, а работали. Что было хорошего – вспоминайте, что плохого – не судите. Всякое бывало. – Он обхватил голову руками, уперся в стол. – Товарищи! – Копытов выпрямился и заговорил глухо, тщетно стараясь скрыть дрожь в голосе. – Областной комитет партии… сами знаете. Сдаю дела Пал Палычу. Жалко с вами расставаться, привык, понимаете ли… Идите, – опустив голову, закончил он.
Потом Копытов прошелся по кабинетам и попрощался с каждым сотрудником.
– Желаю тебе, Вишнякова, успехов в работе и в жизни, – невесело сказал он Ларисе. – Не поминай лихом. Может, еще хуже редактор в жизни встретится.
– Куда вы теперь? – растроганно спросила она.
– Не знаю. Буду проситься в районную газету, в деревню.
Трудно было узнать Копытова. Он не старался скрыть своего горя, выглядеть бодрячком или незаслуженно обиженным.
– Лесной, будь здоров, – проговорил он, протянув руку. – Желаю тебе успехов в работе и в жизни. Парень ты способный, но бедовый. Без царя в голове. На горе редакторам такие родятся. Газета таких не любит. Меня особенно не ругай. Будешь если редактором, кой-что поймешь, может, и сам таким станешь. Не раз Копытова вспомнишь. – Он повернулся к Николаю. – Ты, Рогов, давай за ум берись. Человек ты серьезный, тебе и карты в руки.
– Спасибо вам за все, Сергей Иванович, – негромко проговорил Николай.
– Не за что.
Копытов вышел, Николай догнал его в коридоре и прошептал:
– Сергей Иванович, помогите мне. Нельзя мне без вас в редакции оставаться. Выставит меня Полуяров в два счета. Возьмите меня с собой.
– Куда?
– Ну, где работать будете.
– А поедешь? – обрадованно спросил Копытов.
– А вы разве едете? – растерянно спросил Николай.
– Собираюсь. В районную газету.
– Это хорошо, – пробормотал Николай, – вас уже назначили?
– Назначат. Поедешь?
– Право, не знаю. Я ведь в сельском хозяйстве разбираюсь неважно.
– Смотри, Рогов… Куда-то ты сворачиваешь. Гнешь.
«Дурак!» – чуть не крикнул Николай, но улыбнулся.
Он смотрел вслед Копытову и не услышал шагов Риточки.
– Он в деревню едет! – шепнула она. – В деревню! Ужас!
– Не болтай глупостей, – обрезал Николай. – Сколько раз тебе говорить: не подходи ко мне в редакции.
– Пожалуйста, – оскорбленным тоном ответила Риточка. – Зайди к Полуярову.
– Начинается, – со злорадством произнес Николай, – помяни мое слово: выгонит.
Оказалось, что статья, от которой он пришел в восторг, не только не понравилась новому редактору, а возмутила его.
– Поедете еще раз, – сказал он.
– Вы не доверяете мне?!
– Я сомневаюсь в правильности выводов.
– Это издевательство!
– Проще съездить, чем скандалить.
– Я категорически отказываюсь, – твердо сказал Николай. – Это придирки.
– Тем хуже для вас, – устало ответил Полуяров, – плохо вы написали. Причину пьянства среди молодых шахтеров вы объясняете тем, что в общежитиях не хватает шашек и домино. Бывает, печатаем такие глупости. Поедете?
– Нет. Я подам заявление об уходе.
– Ничего лучше не придумали? – возмущенно спросил Полуяров. – Я не в восторге от вас, но давайте попробуем работать.
– Нет.
Николай написал заявление, и надеялся, что его не подпишут, но Полуяров без слов написал резолюцию «В приказ».
– Спасибо, – сквозь зубы процедил Николай, – я вас никогда не забуду.
Николай растерялся. Выйдя в приемную, он отвернулся от Риточки, чтобы она не видела его лица. Когда волнение несколько улеглось, Николай вернулся в отдел и сказал развязно:
– Лесной, можешь торжествовать. Меня таки выжили из редакции. Я ухожу. Теперь ты получишь долгожданное повышение.
– Всю жизнь стремился, – равнодушно отозвался Валентин.
– Попрощаемся? Пожелаем друг другу удачи на жизненном пути?
– Счастливо.
– Ты сейчас готов мне и цветы подарить?
– Нет. И не надо говорить пошлости.
– Скажите, какая суровость. Интересно, что у вас дальше будет. Одним бы глазком взглянуть, когда у вас пройдут души прекрасные порывы…
– Не надо, Рогов, – остановил Валентин. – Не надо хихикать. Желаю всего доброго.
Николай ушел из редакции, ни с кем не попрощавшись. На душе было препротивно. Тщетно старался он ободрить себя и своим независимым поведением, и легким успехом у хорошенькой Риточки с точеной фигуркой, и решением областного суда.
Дома он долго сидел в темноте, не зажигая света, думал… Со временем все забудется. Станет милым воспоминанием. Нелегко нам пришлось, но мы выстояли… Николай понюхал корочку, потряс головой. Хорошо. Отлично. Еще стопочку, и довольно. Отлично. Нечего прибедняться. В такую квартиру согласится зайти не одна Риточка. Мы еще поживем. Выпьем, Коля! Только не хандрить, верить в себя.
Услышав стук в дверь, он на всякий случай спрятал бутылку и пошел открывать.
Приход Риточки окончательно исправил настроение. Вначале Николай принял озабоченный вид, в глубоком молчании выкурил папиросу и небрежно спросил:
– Утешать пришла?
– Да, – простодушно призналась Риточка, и на ее крашеном личике появилось выражение неподдельной грусти.
Николай растрогался, похлопал ее по колену и весело сказал:
– Не горюй! Таких, как я, не легко сбить с ног. Ты думаешь, много хороших журналистов сидит без дела? Место, конечно, искать, выбирать надо, но…
– Я нашла тебе место! – радостно воскликнула Риточка.
– Ты?! – Николай и удивился, и возмутился. – Кто тебя просил? Я не позволял тебе вмешиваться в мои дела. Сам устроюсь. Займись-ка лучше чаем.
Риточка не пошевелилась. Николаю стало жаль ее. Он потрепал ее по спине и сказал:
– Ну, не сердись. Спасибо, как говорится, за внимание, но, право, я в нем не нуждаюсь. Не бойся, без места не останусь.
– Знаю, – еле слышно произнесла Риточка.
– То-то, – покровительственно, удовлетворенно бросил Николай, обняв ее. – Нравлюсь я тебе? А?
Она обрадованно закивала, а глаза говорили: «Люблю. Надоело куклой быть, болтаться со всякими пижонами и командированными стариками. Полюбить хочется. Чтоб любили не за грудь и ноги, а так просто…» Она покраснела, быстро встала, отошла к стене… Если бы она умела говорить! Не такая уж она погибшая. Она не виновата, что никто ее за человека принять не хочет. Сразу руками тянутся…
А Николай смотрел на нее с удовольствием и думал: «Она в меня, по всей вероятности, по уши… дурочка». Давно он не испытывал такого опьяняющего довольства самим собой, превосходства, уверенности. В конце концов он хороший журналист, чего ему бояться – будет место.
– Где же ты мне должность подыскала? – спросил он.
– Очень хорошее место, – взволнованно ответила Риточка. – В железнодорожной многотиражке, там у меня знакомая…
Николай расхохотался, повалившись на диван, встал и возмущенно проговорил:
– Ты просто ничего не смыслишь. Мне – в многотиражку?! Извини, но надо хоть немного соображать. Нельзя мне размениваться на мелочи. Настоящий журналист в многотиражке сидеть не будет. Задохнется. Думай, детка.
– Я думаю, – неуверенно пробормотала она, – но я же не для себя… Оклад большой, тысяча с чем-то, бесплатный проезд хоть до Сочи, квартира.
– Квартира у меня есть, на проезд я заработаю.
– Прости меня, я не виновата, что не всегда понимаю.
«Ольгу бы сюда! – пронеслось в голове. – Посмотрела бы!»
Вечер провели неплохо, но вдруг Риточка засобиралась домой.
– Ты что? – возмутился и обиделся Николай. – Мамы испугалась?
– Мамы у меня нет, – кусая губы, ответила Риточка. – Я всю жизнь одна живу… – на ее глазах показались слезы. – Проводи меня. Пусть будет, как у людей. По-хорошему, по-человечески…
– Все у нас по-хорошему, – Николай стал ласкать Риточку, сообразив, что она, действительно, чего доброго, в самом деле уйдет. – На улице холодно, а нам с тобой тепло…
Риточка осталась, но за вечер ни разу не улыбнулась, по привычке отвечая на ласки.
Ночью Николай проснулся, разбуженный мыслью, которой никак не мог уловить. Он закрыл глаза, пробовал уснуть, смотрел на темный профиль Риточки и мучительно думал, зачем он связался с ней… зачем? Что у него с ней общего? Николай опустил ноги на пол. Паркет был холодный, и у Николая вскоре замерзли даже уши. Он взял подушку, халат, впотьмах прошел в соседнюю комнату и лег на диван. «Ничтожество», – подумал он о себе и о Риточке.
Хотелось курить, но было противно идти в соседнюю комнату, он нащупал на столе пепельницу, взял окурок и зажег спичку. Она вспыхнула необычно ярко, Николай взглянул на распахнутую дверь и ему показалось, что в кровати лежит Ольга. Он жадно затянулся лымом. Завтра же он все объяснит Риточке, попросит прощения и больше близко к ней не подойдет. Надо извиниться перед Полуяровым, взять обратно заявление. Пусть все это тяжело, стыдно, но иначе нельзя. Он умный, он способный, хочет и умеет работать. Просто ему не везет, слишком много кругом завистников, злых, несправедливых, нечестных людей. Они мешают ему нормально жить, мешают проявить себя, отвлекают силы.
А Риточка все-таки симпатичное существо. Сложена как! Не Ольга, конечно, но в своем роде даже лучше. Она доставляет ему много приятных минут, спасает от тоски. Сердиться на нее нет никаких оснований.
Жизнь налаживается. Николай встрепенулся и бросился к буфету: там стояла бутылка с остатками водки. Ну как он мог забыть?
* * *
Лариса ушла с Филиппом Владимировичем на междугородный переговорочный пункт – в третий раз вызывал Олег. Дважды разговор не состоялся: была плохая слышимость.
Александра Яковлевна осталась одна и, когда раздался стук в дверь, удивилась – кто бы это?
На площадке стояла Лидия Константиновна, улыбалась смущенно. Взглядом попросила разрешения войти.
– Слушаю вас, – проведя ее в комнату, сказала Александра Яковлевна. Борясь с раздражением, она забыла предложить гостье стул. – Только быстрее. Лариса скоро вернется.
– Бедная девочка, – вздохнула Лидия Константиновна, – сколько ей приходится переживать из-за своей ошибки. Я пришла к вам, дорогая Александра Яковлевна, с открытым сердцем. Я хорошо сознаю, что мой визит вас вряд ли обрадует. Но мы матери и поймем друг друга. Надо исправлять ошибку наших детей. Сами они, увы, не умеют. Они веселятся, наслаждаются, а мы за них страдаем. Поверьте мне, я разделяю ваше горе и тяжело, если бы вы знали, как тяжело, переживаю его. Я сгораю от стыда, но что поделаешь! Слезами не поможешь.
– Я жду.
– Я очень волнуюсь, вы понимаете мое состояние. За это время я постарела лет на десять. Видеть несчастье своего ребенка – не знаю, не представляю, что может быть ужаснее, – вытирая слезы, говорила Лидия Константиновна. – Я не пришла бы к вам, если бы не муж. Он на моих глазах высох. Он ночами не спит. Не жалеете меня, пожалейте его! Он, как и я, чувствует себя виноватым. Освободите нас от этой вины! Согласитесь на развод, пусть Ларочка напишет Олегу, что не возражает. Все остальное я сделаю сама. – Она подошла к безмолвно стоявшей Александре Яковлевне, заглянула ей в лицо. – Мы не собираемся отказываться от отцовских обязанностей. Мы с радостью, с удовольствием выполним все, что полагается по закону. Не перебивайте меня! – вскрикнула Лидия Константиновна. – Не надо громких фраз о долге и прочем! Посмотрите правде в глаза! Подумайте о ребенке, о его будущем. В конце концов он ни в чем не виноват.
– Уйдите отсюда, – брезгливо прошептала Александра Яковлевна. – Не гнать же мне вас в шею?
– Милая Александра Яковлевна! – умоляюще воскликнула Лидия Константиновна. – Хотите, я встану перед вами на колени, в прямом смысле этого слова? Вы понимаете, что Олег для меня – все? Что, что вам нужно? Скажите, и я отдам вам последнюю рубашку!.. Это жестоко… Я предупреждала вашу дочь, тогда можно было…
– Уйдите, – сказала Александра Яковлевна, – не надо… Я тоже была против этого брака, но, к сожалению, они меня, как и вас, не спросили. А сейчас не мешайте им.
Лидия Константиновна вышла, хлопнув дверью. Александра Яковлевна с трудом подняла руку, чтобы убрать со лба прядь волос. Она медленно добралась до кровати и легла, не раздеваясь.
Всем своим существом она была против желания дочери вернуть Олега. Ей казалось бессмысленным бороться за невозможное. Но она и виду не подавала.
Изредка заходил Филипп Владимирович, пил по пять стаканов чая, неловко шутил, пробовал их развеселить и сам чуть не плакал. Он был счастлив, когда Лариса давала прочесть ему несколько строчек из нового письма Олега.
На междугородной станции он сидел неподвижно, только вздрагивал, когда звонкий, с нахальным оттенком девичий голосок приглашал кого-нибудь в кабину для переговоров.
– Не волнуйтесь, – шептала Лариса, – не волнуйтесь. Сегодня все обойдется благополучно.
– Вишнякова, кабина номер пять!
Филипп Владимирович вскочил, взял Ларису за руку, довел до кабины. Лариса боялась поднять трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25