— Теперь не до сна! И обстановка словно назло! Полный штиль! А то каждый день, как из мешка! Ни одного дела, отнесенного к компетенции РУОПа…
Такими считались убийства, вызвавшие определенный общественный резонанс; преступления в отношении лиц, прежде обращавшихся за помощью в РУОП; последовавшие за автодорожными происшествиями или в случае получения данных о связи потерпевших или преступников с правоохранительными или криминальными структурами.
—Кто у тебя на утро?
—Ниндзя. А что?
—Мокеич снова достает! Теперь с Савоном. «Что с ним? Где?» Заколыхал! Единственно, с чем нас можно поздравить… — Толян тихо засмеялся. — По оперативным данным ГУОПа, несколько московских уголовников сегодня ночью, как говорится, оставили пределы…
— Кто же это?
— Из известных — Афганец. Этот в Израиле! Туркмения…
— Выскользнул из рук!..
— Уже в Ларнаке! На Кипре!
— А кто еще?
— Никто. Плата — он в Турции. Варнава тоже на Кипре… Промптов! Баба с возу — кобыле легче!
Бутурлин по-блатному скрипнул зубами. «Ушли!»
Ничто не было Бутурлину мило в пасмурное это утро в грозном и свирепом мире. Уже в машине он обнаружил, что забыл сигареты. Синоптики обещали в первой половине дня дожди. Дребезжали выезжавшие из трамвайного парка напротив трамваи. Здание Регионального управления, скрытое деревьями и новым кирпичным забором, с тяжелой партийной символикой над входом и низкими окнами, с фасада выглядело скучным, непонятного назначения. Новости за сутки как две капли воды походили на предыдущие. Сообщения о минировании, к счастью оказавшиеся ложными. Неопознанный труп со дна Москвы-реки, подвязанный к скату от «ЗИЛа». Разбои… Незамиренные чечены. Перестрелка. Убийство супругов, множественные ножевые ранения. Частный секьюрити задержан при попытке вооруженного разбоя… Поднимаясь по лестнице, Бутурлин обнаружил отсутствие овцы. Он приехал слишком рано. В кабинете старший опер заканчивал сутки. Бутурлин поздоровался:
— Савельич ничего не передавал?
— Звонил: с утра — на встрече.
— Ниндзю доставили?
— Здесь он. Свое твердит, как попугай! «Между Нисаном и девкой Ковача что-то было, Ковач узнал…» Ниндзе дали команду, как говорить…
—Он тебе сказал это?
—Что ж он дурак, мне говорить?! Я сам.
Бутурлин взглянул испепеляюще, ничего не добавил. «Полный мудак…» Он взял документы, которые оставил, вернувшись от Рэмбо. Удостоверение, отобранное детективами «Лайнса» у чужого разведчика, топавшего за Игумновым, было с незаполненными графами. Фотография и печать тоже отсутствовали. «Чистый бланк…»
Бутурлин повертел в руках. Снаружи золотым тиснением по коже значилось: «Фонд психологической помощи».
— Удивительно, — заметил старший опер. — Пустой бланк в кармане…
— Он показывает его на входе. Понимаешь? Постоянные сотрудники на вахте известны, а разведку обычно в лицо не знают! — Это была конечно же чистая гипотеза.
Бутурлин взял в руки анкету, заполненную претендентом на работу в «Лайнсе».
«Гнеушев Александр Иванович…»
— Удалось что-нибудь проверить?
— Почти ничего!
«Скорее всего наименования подразделений, нумерация — все окажется правдивым. Еще адреса, телефоны. А так ничего! „В архиве сведений нет“, „Не значится…“ Стиль внутренней разведки…»
Заполнивший анкету знал, что не придет снова. Целью визита было ознакомление с расположением фирмы, организацией охраны, системой сигнализации. Для этого было достаточно, чтобы несоответствия не обнаружились в самом начале, во время ознакомления.
Вместе с анкетой Рэмбо передал и уже знакомую Бутурлину форму — компьютерное заключение о желаемых целях, сдерживаемых характеристиках и актуальных проблемах кандидата.
«Хорошая защищенность в отношении воздействия стресс-факторов обычных жизненных ситуаций, базирующаяся на уверенности в себе, оптимистичности и активности…» Зацепиться тут было не за что. Фотография никуда не годилась. Ее можно было смело уничтожить. Кандидат садился в машину, номера автотранспорта, правда, были отчетливо видны.
— Номера списанные. Паспорт Гнеушеву действительно выдавался. В Папе. Город такой… Вот: «Сообщить уточняющие данные не представляется возможным, поскольку в настоящее время на территории области не проживает…» Вы к себе?
— За сигаретами…
Бутурлин посмотрел на часы. Не хотел ли он спуститься снова, оттого что не встретил овцу?
—Давай Ниндзю. Вдвоем веселее.
За Ниндзей пришли в пять утра — любимое время ментов. Водитель жил в однокомнатной квартире, купленной ему Нисаном, небогато и одиноко. Пока он собирался, старший осмотрел углы, стены.
—Ты, что ли? — Опер показал на поясное фото в рамке. Лейтенант в куртке, в вязаной шапочке сфотографирован был рядом с бронетранспортером. Маленькая головка. Широкие плечи. Руки как из водолазного скафандра. Черепашка Ниндзя. Сбоку наверху наискось шариковой ручкой было обозначено: «Кандагар…» и дата.
—Ну…
В вещах копаться не стали, опер, в джинсовой паре, в кроссовках, с пистолетом за поясом — так они теперь одевались, — заглянул еще в туалет, осмотрел тахту, на которой Ниндзя спал. Оружия не было. Ни за бачком, ни под матрасом.
—К кому меня?
— К Бутурлину. Знаешь?
— Он подходил у дома Нисана. После убийства. А что?
— Не знаю, чем ты ему там угодил! Он просто мечтает с тобой разобраться… А тут что?
В ящике письменного стола ничего интересного не нашлось, кроме старого «Кавалера» — эротико-порнографичекого издания, претендовавшего на роль лидера на общероссийском рынке в своей сфере. Блондинка с обложки — дерзко выгнутая, вся в нежных округлостях, была схвачена объективом полураздетой, с поднятым коленом, пристегивающей паутинки-резинки к поясу Чуть приоткрытый рот с обернувшегося к фотографу лица, слегка вывернутое наружу колено сильной стройной ноги, нежная внутренняя поверхность бедра…
— Симпатяга, я б ей отдался…
Старший свернул журнал трубкой:
— В дороге почитаем.
—Есть новый… — Ниндзя выдвинул нижний ящик стола. — Бери, я его уже видел.
Он вернул старый «Кавалер» на место. Девица с обложки давно перестала быть для него чужой. Он знал ее всю от дерзких губ до нежнейшего лобка за узкой полоской бикини, интимные подробности нижнего белья… Была у него еще и другая периодика такого рода. Нисан иногда пользовался его квартирой вместе с Арканом. В пачке газет была обильно представлена реклама: «Секс по телефону». Сборники непристойных объявлений зарубежной русскоязычной прессы. «Кончишь с кем пожелаешь…», «У меня чувственный рот…», «Секс с двумя…», «Возбудись и кончи…»
Нисан и Аркан звонили девкам. Ниндзя — никогда.
—Жениться надо, отец… — Опер о чем-то догадался. — Ты ведь не старый! Сколько тебе?
— Тридцать шесть…
— И еще не надел хомут! Счастливец!
Ниндзя вспомнил маленького полковника в Афгане: «Мне хорошо: в меня не попадут!..» Тот подорвался на противопехотной мине. Сам Ниндзя пострадал в том же бою. Офицеры второго года, как правило, в операции по сопровождению не ходили. Так уж получилось. Мина разорвалась чуть позади, под идущей следом машиной. Ниндзя, тогда и не Ниндзя вовсе, а Рязанец — молодой лейтенант с Выши, Рязанской области, — попал вместе с другими. Всех разбросало. Каждый получил свое. В живот. В голову. Один из парней остался без ног. Ниндзе повезло. Осколок задел, как говорили в автороте, непосредственно по «клиренсу»… Нижней точке под кузовом. По поводу этого ранения при свете дня говорилось много смешного. Молоденькие сестрички в отделении травматической урологии в Душанбе, куда его госпитализировали, читали историю болезни. Прыскали беззлобно. Приглашали в женское отделение бани:
—Спинку потрешь! Не опасно!
Ночью становилось страшно. В книге Эрнеста Хемингуэя генерал, награждая изувеченных героев в госпитале, высказался:
—Вы потеряли больше, чем жизнь…
Ниндзе показали это место из книги, когда он с такими же бедолагами лежал в отдельной палате. Кто-то выдрал страницу, чтобы утешать прибывающих в отделение. Другие советовали героям повесить себе Красную Звезду на то самое место…
После госпиталя Ниндзя домой не вернулся. Работы в поселке на Выше практически не было, разве только в психиатрической больнице для хроников, которая славилась на всю область…
Осталась там родня, девчонка, с которой учился в одиннадцатилетке. Она ждала его, посылала в Афган незатейливые письма, открытки на День Советской Армии. Ниндзя после госпиталя двинул в Москву. На Курском встретился вербовщик, набиравший в инкассаторы. Дело было знакомым. Баранка. Пистолет. Казарма. Пришел с работы, лег спать. Многие только числились в общежитии, жили по квартирам. Никто не лез в душу. Один вернулся со смены, другой свалил.
Как-то, ожидая выручку, обратил внимание на банкира. Тот читал объявления в чужой русской газете. Ниндзя стоял рядом, случайно увидел: «Мы ждем тебя — теплые и влажные…»
На фотографии — чуть пригнувшаяся, пышная, с длинными косами деваха в короткой майке, призывно глядела за спину, выставив округлый, с ложбинкой посередке, нежный зад. Ниндзя впился глазами в газетную полосу. «Темпераментная восемнадцатилетняя девушка страстно желает тебя! Столько, сколько захочешь! Звони 24 часа и сутки! Я стою, опираюсь на локти и колени и жду тебя…» Он и не заметил: банкир повернул голову, с любопытством наблюдает за ним.
—Держи…
Нисан Арабов — это был он — протянул газету. Поистине царский подарок… Разговорились. Арабов разбирался в людях. Через несколько дней Нисан внес компенсацию за досрочное расторжение контракта с Минфином. Ниндзя стал его личным шофером и секьюрити. Они не ошиблись друг в друге. Преданность Ниндзи била полной и безоговорочной…
В РУОПе опер показал ему на стул в кабинете напротив себя:
—Сиди, отец! Жди.
Кабинет был большой, Ниндзя насчитал семь или восемь столов, отделенных металлическими шкафами. Каждый опер благоустраивал свой уголок под себя — украшал стенным календарем, картинкой…
—Где он? Давай сюда!
Бутурлин поташил Ниндзю с собой:
—За сигаретами… Не против?
Двинулись к Ленинскому проспекту. Было рано, Шаболовка была пуста. Вот-вот должен был пойти унылый мерзкий дождь. Поливальные машины спешили управиться до появления первых капель.
—Ты чего-то скукоженный какой-то, Ниндзя! — Бутурлин нес чепуху. — Мало на воздухе бываешь?
Злоба искала выхода. Можно было представить, как обрисованную Ниндзей картину — со стрельбой оскорбленного Ковача — комментировали наверху.
«Корифей, мать его! Не разобрался. Убийство из ревности принял за заказное! Всех подставил…»
Этим не преминут воспользоваться. Устранение на иерархической лестнице одного дает шанс остальным подняться на ступень. Хитрая игра, в которую и он, Бутурлин, все эти годы играл!
— Я вижу тебя, Ниндзя!.. Врать тебе противопоказано! Но Бог с ним! Мы сейчас с тобой купим папирос… Ты что куришь?
— «Кэмел».
— По зарплате… Мы еще с тобой за мясом зайдем! Поможешь выбрать… Ты как с этим делом? Сечешь?
Ниндзя взмолился:
—Бутурлин! Имей совесть… Не можем мы ходить вместе по магазинам. Решат, что я твой стукач!
Без бронежилета, делавшего секьюрити корпуснее и шире, Ниндзя в свои тридцать с лишним выглядел долговязым и щуплым.
—Тебе важны твои проблемы. — Бутурлин не ускорил шага. — А то, что убийцы Нисана из-за твоего вранья останутся без наказания, тебе до фени?
Ниндзя замолчал.
—Кто унес с места происшествия пистолет Ковача? Ты?
— Поговорим у тебя…
— Мы вернемся, как только ты начнешь говорить правду. Ты, кстати, обязан это по закону… Разве нет?
—Да. Но я ничего не знаю.
—Продолжим…
Бутурлин купил сигареты, пошел еще медленнее. Новый длинный забор тянулся скучно, отхватив большую часть тротуара.
—Пистолет, из которого стрелял Ковач, подобрал ты…
Ha Ниндзю было больно смотреть.
— Был он у тебя? Да или нет?
—Да.
— Куда ты его дел?..
— Поворачиваем, Бутурлин!
— Ты его выбросил?
— Да. Только между нами!
— Где?
— На Смоленской…
— И кейс?
— Кейс они унесли!
—С ампулами? — Бутурлин продолжал идти. — Вы ведь баловались триметилфентанилом!
Ниндзя прохрипел:
— За нами могут наблюдать… Я сейчас скажу правду! Но потом оттолкну тебя и вроде сбегу!
— Если правда этого стоит!
— Нисан ничего не мог с этим сделать! Занималась охрана…
— Савон?
Бутурлин, наконец, тормознул. Они стояли у таблички, указывавшей на Американский стоматологический центр. По другую сторону, у храма Живоначальной Троицы, скрежетал трамвай.
— Не только. И Мансур, и Шайба. Все, Бутурлин, мне еще заправляться, Неерию в синагогу везти!
— Я и не знал, что он религиозный!
— Не в том дело! Израильская делегация на высшем уровне. Прием российских бизнесменов их лидером…
—Что-то передавали в новостях… — Бутурлин вел разговор целенаправленно. — Я-то занимаюсь раскрытием убийства…
Ниндзя продолжил неожиданно:
— Все контролирует Афанасий. Вор в законе.
— Он в Бутырке!
Водитель не слышал. Они загородили тротуар. Позади был забор.
Ниндзю понесло:
— Шайба рассказывал…
— А Шайба откуда мог знать?
— У него родственник в Бутырке…
— Кто свел с теми, кто продал чек?.. Это последнее!
Личный шофер знал больше, чем ближайшие сотрудники.
—Мансур… Все! Прости!
Бутурлин не ожидал толчка — жестко влетел в забор спиной. Ниндзя — высокий, жердистый — огибая прохожих, уже бежал по направлению Октябрьской площади, к памятнику В.И. Ленина. У Российского пенсионного фонда он неожиданно завернул за угол. Может, там все это время ждала его машина «Дромита».
«Черт бы тебя побрал…» Кулак у Ниндзи оказался костлявый, острый. Вернувшись к себе, снова спросил о Савельиче.
—Нет, не звонил пока.
Бутурлин набрал номер следственного изолятора:
—Здоров…
У телефона был заместителя к у м — он дежурил от руководства Бутырки. Поболтали пару минут.
— Как там вор в законе? Афанасий?
— Сидит… — Кум хохотнул. — Что-то все больно им интересуются в последнее время! Министерство. Генпрокуратура. Федеральная служба. Адвокат достал жалобами… Прямо Аль Капоне российский!
— А кто Аль Капоне? Бывший вышибала публичного дома!
— Ты чего хотел?
— Допросить.
— Милости прошу, всегда рады. Кстати! Хочешь анекдот? Сообщение проскочило из камеры: «Бутурлин взял сто тысяч. В долларах…» Я как раз собрался тебе звонить…
— Смешно.
— Вот именно… Я не стал отсылать. Приезжай — заберешь!
Коллеги-оперативники были людьми тонкими. В том числе и заместитель по оперработе Бутырки. Ухо следовало держать востро.
Кум проверял.
—Это ты зря! — Бутурлин засмеялся. — Взятка в крупных размерах! Пусть и начальство тоже повеселится!
Вообще-то последние недели Бутурлину было не до смеха.
«Шансы твои, Бутурлин, падают. Что-то носится в воздухе».
Он взялся за почту. Первым наверху лежал конверт.
«Москва, Шаболовка, РУОП. Бутурлину».
Бумага была направлена ему лично. Секретариат ее не зарегистрировал, генерал не наложил резолюции. На тетрадном листе посредине стояло печатными буквами:
«Бутурлин, достанут тебя и твою семью».
Обдумывать угрозу было некогда. Уже звонил телефон. Савельич с утра встречался со своей помощницей.
—Я хочу, чтобы ты подъехал. Встретимся у метро…
Они сидели у нее на кухне. Она налила ему самую малость «Абсолюта». Савельичу пора было на работу. Себе плеснула тоже. Квартирка была аккуратная, чистенькая. Сынок ее уже спустился во двор, в детский сад. Она помахала ему с балкона.
—Не тоскливо?..
— Живу сейчас с одним. Не знаю. Так-то он неплохой. К пацану хорошо относится.
— Наш?
— Азербайджанец из Нагорного Карабаха. У него там никого не осталось.
— Ты все в «Зеро»?
— А что делать? Женский коллектив…
Обо всем понемногу они уже успели потолковать. Она рассказала о менте, приезжавшем на вишневом «мерседесе», расспрашивавшем о Туркмении, о Шмитаре. По описанию он узнал главу охранно-сыскной ассоциации… Содержание бесед Савельич незаписывал и никому не докладывал: отношения были чисто дружеские.
—Барон активизировался, Пал Палыч…
Это она и хотела сообщить.
Боевик, задерживавшийся с ампулой триметилфентанила, в которой оказалась обычная вода, покинул место работы.
— Наркоман, которого он подкармливал, загремел в Ганнушкина… — Она имела в виду психушку.
— Мы собираемся брать Барона. Давно он был?
— Подходил тут к шоферам. К моему тоже.
— Пал Палыч?
— Да. Трос понадобился.
— Едут куда-то?
— Кто их знает? Трос длиннющий! Барона тут подобрал один человек. Интересный для тебя. Я их пару раз вместе видела. Волосы светло-серые, как олово или алюминий…
— Буду иметь в виду…
— Но ты осторожнее насчет меня, Савельич! А то пацаненок один останется!
—Ты меня знаешь.
—И о тросе ни слова! Барон — он ведь сначала оторвет голову, потом подумает… Говорить надо не с ним, а с его матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Такими считались убийства, вызвавшие определенный общественный резонанс; преступления в отношении лиц, прежде обращавшихся за помощью в РУОП; последовавшие за автодорожными происшествиями или в случае получения данных о связи потерпевших или преступников с правоохранительными или криминальными структурами.
—Кто у тебя на утро?
—Ниндзя. А что?
—Мокеич снова достает! Теперь с Савоном. «Что с ним? Где?» Заколыхал! Единственно, с чем нас можно поздравить… — Толян тихо засмеялся. — По оперативным данным ГУОПа, несколько московских уголовников сегодня ночью, как говорится, оставили пределы…
— Кто же это?
— Из известных — Афганец. Этот в Израиле! Туркмения…
— Выскользнул из рук!..
— Уже в Ларнаке! На Кипре!
— А кто еще?
— Никто. Плата — он в Турции. Варнава тоже на Кипре… Промптов! Баба с возу — кобыле легче!
Бутурлин по-блатному скрипнул зубами. «Ушли!»
Ничто не было Бутурлину мило в пасмурное это утро в грозном и свирепом мире. Уже в машине он обнаружил, что забыл сигареты. Синоптики обещали в первой половине дня дожди. Дребезжали выезжавшие из трамвайного парка напротив трамваи. Здание Регионального управления, скрытое деревьями и новым кирпичным забором, с тяжелой партийной символикой над входом и низкими окнами, с фасада выглядело скучным, непонятного назначения. Новости за сутки как две капли воды походили на предыдущие. Сообщения о минировании, к счастью оказавшиеся ложными. Неопознанный труп со дна Москвы-реки, подвязанный к скату от «ЗИЛа». Разбои… Незамиренные чечены. Перестрелка. Убийство супругов, множественные ножевые ранения. Частный секьюрити задержан при попытке вооруженного разбоя… Поднимаясь по лестнице, Бутурлин обнаружил отсутствие овцы. Он приехал слишком рано. В кабинете старший опер заканчивал сутки. Бутурлин поздоровался:
— Савельич ничего не передавал?
— Звонил: с утра — на встрече.
— Ниндзю доставили?
— Здесь он. Свое твердит, как попугай! «Между Нисаном и девкой Ковача что-то было, Ковач узнал…» Ниндзе дали команду, как говорить…
—Он тебе сказал это?
—Что ж он дурак, мне говорить?! Я сам.
Бутурлин взглянул испепеляюще, ничего не добавил. «Полный мудак…» Он взял документы, которые оставил, вернувшись от Рэмбо. Удостоверение, отобранное детективами «Лайнса» у чужого разведчика, топавшего за Игумновым, было с незаполненными графами. Фотография и печать тоже отсутствовали. «Чистый бланк…»
Бутурлин повертел в руках. Снаружи золотым тиснением по коже значилось: «Фонд психологической помощи».
— Удивительно, — заметил старший опер. — Пустой бланк в кармане…
— Он показывает его на входе. Понимаешь? Постоянные сотрудники на вахте известны, а разведку обычно в лицо не знают! — Это была конечно же чистая гипотеза.
Бутурлин взял в руки анкету, заполненную претендентом на работу в «Лайнсе».
«Гнеушев Александр Иванович…»
— Удалось что-нибудь проверить?
— Почти ничего!
«Скорее всего наименования подразделений, нумерация — все окажется правдивым. Еще адреса, телефоны. А так ничего! „В архиве сведений нет“, „Не значится…“ Стиль внутренней разведки…»
Заполнивший анкету знал, что не придет снова. Целью визита было ознакомление с расположением фирмы, организацией охраны, системой сигнализации. Для этого было достаточно, чтобы несоответствия не обнаружились в самом начале, во время ознакомления.
Вместе с анкетой Рэмбо передал и уже знакомую Бутурлину форму — компьютерное заключение о желаемых целях, сдерживаемых характеристиках и актуальных проблемах кандидата.
«Хорошая защищенность в отношении воздействия стресс-факторов обычных жизненных ситуаций, базирующаяся на уверенности в себе, оптимистичности и активности…» Зацепиться тут было не за что. Фотография никуда не годилась. Ее можно было смело уничтожить. Кандидат садился в машину, номера автотранспорта, правда, были отчетливо видны.
— Номера списанные. Паспорт Гнеушеву действительно выдавался. В Папе. Город такой… Вот: «Сообщить уточняющие данные не представляется возможным, поскольку в настоящее время на территории области не проживает…» Вы к себе?
— За сигаретами…
Бутурлин посмотрел на часы. Не хотел ли он спуститься снова, оттого что не встретил овцу?
—Давай Ниндзю. Вдвоем веселее.
За Ниндзей пришли в пять утра — любимое время ментов. Водитель жил в однокомнатной квартире, купленной ему Нисаном, небогато и одиноко. Пока он собирался, старший осмотрел углы, стены.
—Ты, что ли? — Опер показал на поясное фото в рамке. Лейтенант в куртке, в вязаной шапочке сфотографирован был рядом с бронетранспортером. Маленькая головка. Широкие плечи. Руки как из водолазного скафандра. Черепашка Ниндзя. Сбоку наверху наискось шариковой ручкой было обозначено: «Кандагар…» и дата.
—Ну…
В вещах копаться не стали, опер, в джинсовой паре, в кроссовках, с пистолетом за поясом — так они теперь одевались, — заглянул еще в туалет, осмотрел тахту, на которой Ниндзя спал. Оружия не было. Ни за бачком, ни под матрасом.
—К кому меня?
— К Бутурлину. Знаешь?
— Он подходил у дома Нисана. После убийства. А что?
— Не знаю, чем ты ему там угодил! Он просто мечтает с тобой разобраться… А тут что?
В ящике письменного стола ничего интересного не нашлось, кроме старого «Кавалера» — эротико-порнографичекого издания, претендовавшего на роль лидера на общероссийском рынке в своей сфере. Блондинка с обложки — дерзко выгнутая, вся в нежных округлостях, была схвачена объективом полураздетой, с поднятым коленом, пристегивающей паутинки-резинки к поясу Чуть приоткрытый рот с обернувшегося к фотографу лица, слегка вывернутое наружу колено сильной стройной ноги, нежная внутренняя поверхность бедра…
— Симпатяга, я б ей отдался…
Старший свернул журнал трубкой:
— В дороге почитаем.
—Есть новый… — Ниндзя выдвинул нижний ящик стола. — Бери, я его уже видел.
Он вернул старый «Кавалер» на место. Девица с обложки давно перестала быть для него чужой. Он знал ее всю от дерзких губ до нежнейшего лобка за узкой полоской бикини, интимные подробности нижнего белья… Была у него еще и другая периодика такого рода. Нисан иногда пользовался его квартирой вместе с Арканом. В пачке газет была обильно представлена реклама: «Секс по телефону». Сборники непристойных объявлений зарубежной русскоязычной прессы. «Кончишь с кем пожелаешь…», «У меня чувственный рот…», «Секс с двумя…», «Возбудись и кончи…»
Нисан и Аркан звонили девкам. Ниндзя — никогда.
—Жениться надо, отец… — Опер о чем-то догадался. — Ты ведь не старый! Сколько тебе?
— Тридцать шесть…
— И еще не надел хомут! Счастливец!
Ниндзя вспомнил маленького полковника в Афгане: «Мне хорошо: в меня не попадут!..» Тот подорвался на противопехотной мине. Сам Ниндзя пострадал в том же бою. Офицеры второго года, как правило, в операции по сопровождению не ходили. Так уж получилось. Мина разорвалась чуть позади, под идущей следом машиной. Ниндзя, тогда и не Ниндзя вовсе, а Рязанец — молодой лейтенант с Выши, Рязанской области, — попал вместе с другими. Всех разбросало. Каждый получил свое. В живот. В голову. Один из парней остался без ног. Ниндзе повезло. Осколок задел, как говорили в автороте, непосредственно по «клиренсу»… Нижней точке под кузовом. По поводу этого ранения при свете дня говорилось много смешного. Молоденькие сестрички в отделении травматической урологии в Душанбе, куда его госпитализировали, читали историю болезни. Прыскали беззлобно. Приглашали в женское отделение бани:
—Спинку потрешь! Не опасно!
Ночью становилось страшно. В книге Эрнеста Хемингуэя генерал, награждая изувеченных героев в госпитале, высказался:
—Вы потеряли больше, чем жизнь…
Ниндзе показали это место из книги, когда он с такими же бедолагами лежал в отдельной палате. Кто-то выдрал страницу, чтобы утешать прибывающих в отделение. Другие советовали героям повесить себе Красную Звезду на то самое место…
После госпиталя Ниндзя домой не вернулся. Работы в поселке на Выше практически не было, разве только в психиатрической больнице для хроников, которая славилась на всю область…
Осталась там родня, девчонка, с которой учился в одиннадцатилетке. Она ждала его, посылала в Афган незатейливые письма, открытки на День Советской Армии. Ниндзя после госпиталя двинул в Москву. На Курском встретился вербовщик, набиравший в инкассаторы. Дело было знакомым. Баранка. Пистолет. Казарма. Пришел с работы, лег спать. Многие только числились в общежитии, жили по квартирам. Никто не лез в душу. Один вернулся со смены, другой свалил.
Как-то, ожидая выручку, обратил внимание на банкира. Тот читал объявления в чужой русской газете. Ниндзя стоял рядом, случайно увидел: «Мы ждем тебя — теплые и влажные…»
На фотографии — чуть пригнувшаяся, пышная, с длинными косами деваха в короткой майке, призывно глядела за спину, выставив округлый, с ложбинкой посередке, нежный зад. Ниндзя впился глазами в газетную полосу. «Темпераментная восемнадцатилетняя девушка страстно желает тебя! Столько, сколько захочешь! Звони 24 часа и сутки! Я стою, опираюсь на локти и колени и жду тебя…» Он и не заметил: банкир повернул голову, с любопытством наблюдает за ним.
—Держи…
Нисан Арабов — это был он — протянул газету. Поистине царский подарок… Разговорились. Арабов разбирался в людях. Через несколько дней Нисан внес компенсацию за досрочное расторжение контракта с Минфином. Ниндзя стал его личным шофером и секьюрити. Они не ошиблись друг в друге. Преданность Ниндзи била полной и безоговорочной…
В РУОПе опер показал ему на стул в кабинете напротив себя:
—Сиди, отец! Жди.
Кабинет был большой, Ниндзя насчитал семь или восемь столов, отделенных металлическими шкафами. Каждый опер благоустраивал свой уголок под себя — украшал стенным календарем, картинкой…
—Где он? Давай сюда!
Бутурлин поташил Ниндзю с собой:
—За сигаретами… Не против?
Двинулись к Ленинскому проспекту. Было рано, Шаболовка была пуста. Вот-вот должен был пойти унылый мерзкий дождь. Поливальные машины спешили управиться до появления первых капель.
—Ты чего-то скукоженный какой-то, Ниндзя! — Бутурлин нес чепуху. — Мало на воздухе бываешь?
Злоба искала выхода. Можно было представить, как обрисованную Ниндзей картину — со стрельбой оскорбленного Ковача — комментировали наверху.
«Корифей, мать его! Не разобрался. Убийство из ревности принял за заказное! Всех подставил…»
Этим не преминут воспользоваться. Устранение на иерархической лестнице одного дает шанс остальным подняться на ступень. Хитрая игра, в которую и он, Бутурлин, все эти годы играл!
— Я вижу тебя, Ниндзя!.. Врать тебе противопоказано! Но Бог с ним! Мы сейчас с тобой купим папирос… Ты что куришь?
— «Кэмел».
— По зарплате… Мы еще с тобой за мясом зайдем! Поможешь выбрать… Ты как с этим делом? Сечешь?
Ниндзя взмолился:
—Бутурлин! Имей совесть… Не можем мы ходить вместе по магазинам. Решат, что я твой стукач!
Без бронежилета, делавшего секьюрити корпуснее и шире, Ниндзя в свои тридцать с лишним выглядел долговязым и щуплым.
—Тебе важны твои проблемы. — Бутурлин не ускорил шага. — А то, что убийцы Нисана из-за твоего вранья останутся без наказания, тебе до фени?
Ниндзя замолчал.
—Кто унес с места происшествия пистолет Ковача? Ты?
— Поговорим у тебя…
— Мы вернемся, как только ты начнешь говорить правду. Ты, кстати, обязан это по закону… Разве нет?
—Да. Но я ничего не знаю.
—Продолжим…
Бутурлин купил сигареты, пошел еще медленнее. Новый длинный забор тянулся скучно, отхватив большую часть тротуара.
—Пистолет, из которого стрелял Ковач, подобрал ты…
Ha Ниндзю было больно смотреть.
— Был он у тебя? Да или нет?
—Да.
— Куда ты его дел?..
— Поворачиваем, Бутурлин!
— Ты его выбросил?
— Да. Только между нами!
— Где?
— На Смоленской…
— И кейс?
— Кейс они унесли!
—С ампулами? — Бутурлин продолжал идти. — Вы ведь баловались триметилфентанилом!
Ниндзя прохрипел:
— За нами могут наблюдать… Я сейчас скажу правду! Но потом оттолкну тебя и вроде сбегу!
— Если правда этого стоит!
— Нисан ничего не мог с этим сделать! Занималась охрана…
— Савон?
Бутурлин, наконец, тормознул. Они стояли у таблички, указывавшей на Американский стоматологический центр. По другую сторону, у храма Живоначальной Троицы, скрежетал трамвай.
— Не только. И Мансур, и Шайба. Все, Бутурлин, мне еще заправляться, Неерию в синагогу везти!
— Я и не знал, что он религиозный!
— Не в том дело! Израильская делегация на высшем уровне. Прием российских бизнесменов их лидером…
—Что-то передавали в новостях… — Бутурлин вел разговор целенаправленно. — Я-то занимаюсь раскрытием убийства…
Ниндзя продолжил неожиданно:
— Все контролирует Афанасий. Вор в законе.
— Он в Бутырке!
Водитель не слышал. Они загородили тротуар. Позади был забор.
Ниндзю понесло:
— Шайба рассказывал…
— А Шайба откуда мог знать?
— У него родственник в Бутырке…
— Кто свел с теми, кто продал чек?.. Это последнее!
Личный шофер знал больше, чем ближайшие сотрудники.
—Мансур… Все! Прости!
Бутурлин не ожидал толчка — жестко влетел в забор спиной. Ниндзя — высокий, жердистый — огибая прохожих, уже бежал по направлению Октябрьской площади, к памятнику В.И. Ленина. У Российского пенсионного фонда он неожиданно завернул за угол. Может, там все это время ждала его машина «Дромита».
«Черт бы тебя побрал…» Кулак у Ниндзи оказался костлявый, острый. Вернувшись к себе, снова спросил о Савельиче.
—Нет, не звонил пока.
Бутурлин набрал номер следственного изолятора:
—Здоров…
У телефона был заместителя к у м — он дежурил от руководства Бутырки. Поболтали пару минут.
— Как там вор в законе? Афанасий?
— Сидит… — Кум хохотнул. — Что-то все больно им интересуются в последнее время! Министерство. Генпрокуратура. Федеральная служба. Адвокат достал жалобами… Прямо Аль Капоне российский!
— А кто Аль Капоне? Бывший вышибала публичного дома!
— Ты чего хотел?
— Допросить.
— Милости прошу, всегда рады. Кстати! Хочешь анекдот? Сообщение проскочило из камеры: «Бутурлин взял сто тысяч. В долларах…» Я как раз собрался тебе звонить…
— Смешно.
— Вот именно… Я не стал отсылать. Приезжай — заберешь!
Коллеги-оперативники были людьми тонкими. В том числе и заместитель по оперработе Бутырки. Ухо следовало держать востро.
Кум проверял.
—Это ты зря! — Бутурлин засмеялся. — Взятка в крупных размерах! Пусть и начальство тоже повеселится!
Вообще-то последние недели Бутурлину было не до смеха.
«Шансы твои, Бутурлин, падают. Что-то носится в воздухе».
Он взялся за почту. Первым наверху лежал конверт.
«Москва, Шаболовка, РУОП. Бутурлину».
Бумага была направлена ему лично. Секретариат ее не зарегистрировал, генерал не наложил резолюции. На тетрадном листе посредине стояло печатными буквами:
«Бутурлин, достанут тебя и твою семью».
Обдумывать угрозу было некогда. Уже звонил телефон. Савельич с утра встречался со своей помощницей.
—Я хочу, чтобы ты подъехал. Встретимся у метро…
Они сидели у нее на кухне. Она налила ему самую малость «Абсолюта». Савельичу пора было на работу. Себе плеснула тоже. Квартирка была аккуратная, чистенькая. Сынок ее уже спустился во двор, в детский сад. Она помахала ему с балкона.
—Не тоскливо?..
— Живу сейчас с одним. Не знаю. Так-то он неплохой. К пацану хорошо относится.
— Наш?
— Азербайджанец из Нагорного Карабаха. У него там никого не осталось.
— Ты все в «Зеро»?
— А что делать? Женский коллектив…
Обо всем понемногу они уже успели потолковать. Она рассказала о менте, приезжавшем на вишневом «мерседесе», расспрашивавшем о Туркмении, о Шмитаре. По описанию он узнал главу охранно-сыскной ассоциации… Содержание бесед Савельич незаписывал и никому не докладывал: отношения были чисто дружеские.
—Барон активизировался, Пал Палыч…
Это она и хотела сообщить.
Боевик, задерживавшийся с ампулой триметилфентанила, в которой оказалась обычная вода, покинул место работы.
— Наркоман, которого он подкармливал, загремел в Ганнушкина… — Она имела в виду психушку.
— Мы собираемся брать Барона. Давно он был?
— Подходил тут к шоферам. К моему тоже.
— Пал Палыч?
— Да. Трос понадобился.
— Едут куда-то?
— Кто их знает? Трос длиннющий! Барона тут подобрал один человек. Интересный для тебя. Я их пару раз вместе видела. Волосы светло-серые, как олово или алюминий…
— Буду иметь в виду…
— Но ты осторожнее насчет меня, Савельич! А то пацаненок один останется!
—Ты меня знаешь.
—И о тросе ни слова! Барон — он ведь сначала оторвет голову, потом подумает… Говорить надо не с ним, а с его матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38