Он усилил свою мысленную атаку, сделав образы, воспринимавшиеся Шариссой, более четкими.
Искатели в пещере… в пещере, которую разыскивали Тезерени. Отец рассказал Шариссе о способе, которым пернатые общаются с чужаками, но указал, что для лучшего понимания необходимо касание. Сейчас это было невозможно, но имелись барьеры, которые можно было снизить.
— Шарисса! Ты снимаешь свои защитные заклинания!
— Я знаю! Доверься мне! — Она надеялась, что он не будет настаивать, потому что ее собственная решимость в этот момент начала колебаться. Что если она сама отдавала себя в когти искателей?
Последний барьер упал… и волшебницу затопили яркие образы того, что было и что могло бы быть. Картина — искатели, усердно работающие над решающим заклятием, с помощью которого они надеялись полностью избавиться от квелей, огромных, похожих на броненосцев существ, что владели этим континентом до искателей. Шарисса ахнула, увидев устрашающее чудовище, хотя в глубине души она знала, что частично воспринимает страх пернатых и их ненависть к предшественникам.
Заклинание они создали не вполне самостоятельно. В этом на них повлияли другие. Изображение сделалось размытым, и теперь она увидела результаты действия этого заклинания. Это был не магический ответный удар, уничтоживший так много пернатых, а иллюстрация — и какой ценой! — того, как заклинание может привести к обратному результату. Искатели поняли: то, что они выпустили на свободу, не ограничится одними квелями; а если они позволят ему распространяться бесконтрольно, пока их старые враги не исчезнут, оно сделается слишком могущественным, чтобы вообще удалось кому-либо и когда-либо его остановить.
Потребовались огромные усилия, чтобы прогнать этих (Шарисса увидела существа, покрытые шерстью, чьи зубы и огромные когти рыли землю, но имени этих чудовищ не узнала) на север страны, где их можно было бы погрузить в спячку, пока не окажется возможным полностью истребить их.
Изображение снова расплылось, и она опять оказалась в пещере, но образы перед ее глазами все время менялись, как будто она шла по системе туннелей глубоко под землей. Ее коснулся страх искателя — тот не хотел показывать ей, что же находится в глубинах, но это было необходимо для того, чтобы она поняла.
Фонон кричал ей в ухо, пытаясь, как она думала, расшевелить ее, но его слова были настолько долгими и растянутыми, что звучали, как стоны. Все вокруг нее замедлилось. Ее сознание приспособилось к скорости мысли пернатого, который отчаянно пробовал сообщить ей как можно больше, до того как…
Боль — а затем полная пустота потрясли ее. Ничего не понимающая волшебница закричала, зная, что прочувствованное ею — это смерть. С огромным усилием она отогнала это леденящее ощущение и открыла глаза.
Второй отряд Баракаса атаковал пернатых, которые отступали обороняясь. Мимо пролетел дрейк Лохивана, хотя самого его Шарисса видела лишь мельком. А искателя, который пытался общаться с ней, видно не было.
— Он упал вон там, среди дрейков, — сказал ей Фонон, зная, кого она ищет. — Наверное, их осталось немного.
На его холодный тон Шарисса ответила недобрым взглядом. Фонон посмотрел на нее с вызовом.
— Я видел, что он вот-вот умрет. И видел, что случалось с теми, чье сознание оказывалось сцепленным с сознанием умирающего. Иногда оставшийся в живых лишается разума… или просто падает мертвым. Поэтому я на тебя и кричал!
— Он говорил мне… говорил мне… — У Шариссы кружилась голова.
— Тебя ранило? — спросил другой голос, мешая ей вспомнить, о чем пытался предупредить ее искатель.
— Нет, Риган. Меня не ранило.
— Они пытаются отступать, — заявил ей наследник. Хотя бой все еще продолжался, его, похоже, это больше не волновало. Шарисса был важнее. Будь на его месте Фонон или Геррод, их внимание ее бы обрадовало. Но не внимание Ригана. Только не Ригана.
— Их истребляют, — сумрачно поправила она его. Атака была, в конечном счете, жалкой, последней попыткой пернатого народа выстоять, и теперь они дорого платили за нее. Темный Конь был все еще там и или истреблял их, или — и она почувствовала вину за то, что надеется на первое, а не на второе, — погиб от одного из их заклинаний. Ей было безразлично существование искателей, но ее краткое общение с ними вызвало в ней, по крайней мере, какое-то уважение. Зная, что им не отразить натиск нападавших, один из них даже попробовал предупредить их о какой-то угрозе.
Но о какой?
Горные склоны были больше не безопасны для пернатых. Летучие дрейки выискивали их и нередко раздирали на части даже без команды наездника. Некоторые искатели проявили удивительную покорность судьбе. Шарисса увидела, как одна из самок бросилась на самого ближайшего воина, при этом подставив свою незащищенную спину другому. Она погибла от удара лапы дрейка, но перед этим разодрала горло противнику своими когтями.
Баракас управлял действиями колонны, так что в основном борьба велась в воздухе.
— Должно быть, они в безнадежном положении, если прибегли к такой глупой уловке, — заметил Риган. — Я ожидал от них большего. — Он рассмеялся, но Шарисса не видела в происходящем причин для смеха.
Фонон покачал головой.
— Они были безрассудны, это верно, но вовсе не глупы. Люди-птицы не глупы. Если у них была для этого какая-то причина, — он взглянул на Шариссу, — мы вскоре узнаем о ней.
— В чем дело? — Баракас приближался к ним. На его доспехах были следы крови от какой-то стычки. Он был весел, как будто снова нашел то, что считал потерянным. Шарисса заметила, что он дышал тяжелее, чем можно было предположить. Сражение, каким бы коротким оно ни было, потребовало от Баракаса больших усилий, чем, как ей представлялось, он ожидал.
Сейчас можно попытаться. Как Шарисса ни стремилась изучить наследие, оставленное основателями и их последователями, желание получить знание тормозило понимание того, что в пещерах таится несомненное зло, которое приводило в ужас даже некогда могучих искателей. Именно это зло — если она правильно оценила образы, которые посылал ей ныне мертвый искатель, — привело к крушению их Империи.
— Баракас, это наш последний шанс повернуть обратно. Если бы вы лишь выслушали…
— Повернуть обратно? — Глава клана теперь горел от восторга — что могло означать, что перед битвой он не был настолько уверен в себе, как притворялся. — Я вынужден сказать: «Нет!» Мы устранили ту небольшую угрозу, которая еще оставалась! Айворов теперь больше не будет, и не будет скрытых опасностей!
— Но в пещерах есть что-то…
— Снова россказни эльфа? Я был о вас лучшего мнения, а вы верите в такую чушь… а возможно, и не верите. Может быть, вы только пробуете посеять страхи — как это пытался сделать и он.
— Я видел, что одна из этих проклятых птиц попыталась напасть на нее, отец, — заметил Риган. — Может быть, причина в перенесенном ею потрясении, которое вызвало это существо перед тем, как его убили.
Баракас нашел этот довод убедительным и жестом приказал Шариссе умолкнуть.
— Я не желаю больше об этом слышать.
Двое пленников обменялись взглядами. Фонон коротко и чуть горько улыбнулся ей. Волшебница прикусила губу, но поняла, что ее дело проиграно — на этот момент, если не навсегда.
Повелитель Тезерени уже забыл о ней. Он взглянул на небо; двое дрейков спускались вниз, к колонне. На одном, пестром чудище раза в полтора крупнее других, сидел Лохиван. Другой всадник, скорее всего, принадлежал к резерву.
— А-а-а… вот и они!
Лохиван, оставаясь в седле, поприветствовал отца.
— Ты удовлетворен, отец?
— По большей части. — Баракас снова огляделся по сторонам, как будто боялся, что перед этим упустил что-то важное. — Но еще достаточно светло, чтобы поработать.
Новоприбывший почесывал шею — до тех пор, пока выразительный взгляд повелителя не заставил его остановиться.
— Как ты и предсказывал, отец, демон оказался прекрасным средством связи. Из того места, где и ожидали, мы слышали и видели, как он бился.
— Ты сомневался в этом, Венсел? — Одна рука Баракаса коснулась ящика. — Пожалуй, мне думается, пора призвать его обратно.
Лохиван неловко пошевелился в седле. Шарисса была уверена, что он, как и Венсел, отчаянно хотел почесаться, но знал, что в присутствии Баракаса этого лучше не делать. И, возможно, для того, чтобы отвлечься от этих мыслей, он спросил:
— Каковы будут ваши приказания, государь? Ящик был на время позабыт.
— Я хочу, чтобы все войско было в готовности через четверть часа — кроме тех, кто нужен для того, чтобы прогнать остатки уцелевших птиц. Я хочу, чтобы сразу после этого времени мы тронулись в путь! Ты меня понял?
Шариссе еще раз захотелось попытаться убедить Баракаса в том, что их подстерегает опасность, но она снова поняла, что он не станет слушать и ее предупреждения лишь разожгут в нем желание поспешить.
Фонон прошептал:
— Будь храброй. Мы сейчас должны через кое-что пройти. Если они идут туда, то лучше, чтобы и мы сделали то же самое.
— Разделите этих двоих, — скомандовал Баракас, указывая на Шариссу и эльфа. — Его речи лишают ее решимости. Пока я не дам другую команду, они будут находиться порознь. Лохиван, я поручаю тебе эльфа. Риган, ты охраняешь госпожу Шариссу.
— Да, отец! — Наследник улыбнулся Шариссе, которая тут же отвернулась и уставилась на гору Киван Грат.
Баракас взглянул туда же.
— Да, вот она. Уже совсем близко. — Он повернул своего дрейка на север, в сторону горы, но перед этим добавил:
— Если нам повезет, госпожа моя, то мы устроим лагерь у подножия этой горы сегодня же вечером! Возможно, даже в ближайших пещерах — если солнце не обманывает меня!
— Почему не полететь туда сейчас? — спросил Риган. — Бояться там нечего.
— И больше нет причин спешить. Теперь это наш мир, Риган. Мы теперь располагаем неограниченным временем для того, чтобы исследовать сокровища, хранящиеся внутри, и перестроить пещеры на наш вкус. — Баракас разглядывал солнце. — Это не означает, что мы будем по-прежнему прохлаждаться здесь. У вас есть дела; займитесь ими. Риган, ты и госпожа Шарисса поедете со мной.
— Госпожа моя? — Когда наследник подогнал своего дрейка к ее, Шарисса не могла не подумать об искателях, которые некогда владели этой местностью и во многом — чего не понимал Баракас — походили на Тезерени. Они, подобно Баракасу, наверное, некогда считали, что время работает на них, а не против них.
Империя пернатых существовала многие столетия — возможно, и тысячелетия. Теперь, снова направляясь к высившейся впереди горе, обиталищу искателей, Шарисса задавала себе вопрос, просуществует ли Империя Баракаса хотя бы в течение завтрашнего дня.
Глава 15
«Это как зубастая пасть какого-то гигантского окаменевшего зверя», — подумала Шарисса, стоя у подножия Киван Грат и глядя на отверстие пещеры, которая была их целью. Некоторым, вроде Ригана, по-прежнему казалось глупым устраивать лагерь у подножия горы, когда они могли бы заняться исследованием этой пещеры. А плененной волшебнице представлялось глупостью вообще появляться здесь. Ей было стыдно, что у нее возникало желание исследовать это место и находящиеся внутри древности. Во всяком случае, это отвлекло ее от цели, за которую ей следовало бороться: от бегства своего и ее товарищей.
Они возвратили Фонона в его тюрьму — фургон. Что до Темного Коня, то он по-прежнему оставался вне ящика (Шариссу удивило, что Баракас держит свое обещание), но Тезерени тщательно следили за ним. После их прибытия сюда Баракас позволил ей несколько минут — но не больше — поговорить с призрачным скакуном. Темный Конь, обычно разговорчивый, становился все более и более скрытным. Ему не нравилось, что его используют как орудие — особенно для тех дел, которые его вынуждал делать Баракас.
Атака Темного Коня в северных горах послужила сигналом, по которому подкрепление Тезерени узнало, когда следует нападать им самим. Баракас не говорил об этом, но было ясно, что, хотя он и смог использовать волшебного скакуна в сражении — а это могло спасти какое-то количество его воинов, — он не вполне был уверен в своей власти над ним. Уже это приободрило волшебницу: если существовала какая-то неуверенность, то ее можно было обратить себе на пользу.
Но каким образом? Ей приходилось быть осторожной. Баракас был во многом непредсказуем. Значительная часть из того, что он делал, — как он сам признавал — преследовала цель произвести впечатление, а не просто достичь успеха. Если его собственный план означал потерю еще нескольких жизней, но одновременно заставлял его противников тратить усилия впустую, повелитель Тезерени был готов пожертвовать этими несколькими жизнями.
И по какой-то ужасной, необъяснимой причине на это были согласны и его люди — те самые, которыми он был готов пожертвовать.
Находившаяся справа от нее стражница, которая должна была присматривать за ней этим вечером, встала навытяжку. Шариссе даже не надо было оборачиваться, чтобы узнать причину. Баракас вызвал бы се к себе, а не подошел сам, чтобы поговорить с нею. Риган уже повидался с ней — очевидно, для жалкой попытки возобновить свои ухаживания и добиться ее руки; как будто для этого Тезерени нуждались в ее одобрении. Из прочих Тезерени ею интересовался только один.
— Есть ли какая-то особая причина, по которой ты хотел меня видеть, Лохиван?
Тот хихикнул и хриплым голосом ответил:
— С тобой мне всегда так интересно, Шарисса.
Она и не взглянула на него, предпочитая рассматривать зловещие темные пещеры, расположенные выше. Они выглядели скорее как просто темные пятна на более светлом фоне — но этого было достаточно. Она была согласна на что угодно, лишь бы Лохиван не торчал у нее перед глазами.
— Тебе что-то нужно?
— Только несколько секунд твоего времени. — Теперь Лохиван оказался прямо у нее за спиной. Почему-то его присутствие казалось ей даже более неприятным, чем обычно. Причина была не просто в его предательстве, но в некоей перемене, происходившей с ним самим. — Во-первых, твой эльф чувствует себя хорошо. Я не видел никаких причин вынуждать его сегодня отвечать на какие-то вопросы. Благодаря тебе он делал это очень охотно.
— Я рада… за него… но мне хотелось бы, чтобы ты перестал называть его моим эльфом.
Лохиван обошел ее и остановился позади нее. Она слышала его дыхание у правого плеча — медленный, хриплый звук, который заставил се подумать, а не страдает ли он от высоты. Даже если не говорить о горах, вся страна располагалась много выше уровня моря. Один-два Тезерени уже ощутили признаки высокогорной болезни. Однако в общем это не представляло проблемы; большинство членов клана дракона привыкло к высоте благодаря бесчисленным полетам на дрейках.
— Он — действительно твой эльф. Я это вижу и знаю, что Риган тоже это видит. По правде говоря, он хотел поговорить с эльфом какое-то время назад. А с тобой он, случайно, не разговаривал?
— Риган был здесь.
— И, судя по твоему тону, снова был отвергнут. Веди себя поосторожнее, Шарисса. Сейчас каждый день жизни твоего друга — просто подарок ему. Мой брат мог бы рискнуть вызвать отцовский гнев, если при этом избавится от соперника… даже если у этого соперника нет никакой надежды.
Она не знала, какая часть его речи обеспокоила ее больше: угроза жизни Фонона или то, что Лохиван видел, насколько близкими сделались двое пленников. Возможно, у него был даже личный интерес. Он говорил не как случайный свидетель, а, скорее, как человек, рассчитывающий что-то выиграть в этом деле — и не просто потому, что Риган был его братом. Шарисса припомнила слова, сказанные им ранее.
— А ты тоже согласился бы рискнуть навлечь на себя гнев отца? Есть у Фонона причина бояться тебя?
Его рука ненадолго коснулась руки Шариссы, вызвав у нее дрожь. Стражница, конечно, предпочтет ничего не заметить — иначе Лохиван никогда не посмел бы коснуться той, кого его отец выбрал в жены наследнику.
— Я — его… ваша… единственная надежда.
— Что ты хочешь этим сказать?
Его дыхание делалось более резким и хриплым.
— С-с-с… с-с-становится поз-з-здно. С-с-спокойной ноч-ч-чи, Шарис-с-са.
— Лохиван? — Шарисса обернулась, но он уже направлялся прочь.
Мысль о том, что он покинул ее потому, что уже произнес этот намек, исчезла, когда волшебница увидела, как он ухватился за грудь. Его дыхание сделалось даже тяжелее, чем несколькими секундами раньше. Шарисса сделала шаг к нему, желая помочь сыну повелителя Тезерени — невзирая на собственные чувства.
Охранница преградила ей путь.
— Господин Лохиван желает сохранить тайну, госпожа моя.
— Ему плохо!
— Небольшая лихорадка, госпожа моя Шарисса. — Охранница смотрела как бы сквозь молодую волшебницу.
— Он тебе это сказал? Я не припоминаю, чтобы у него была для этого возможность.
— Нет, госпожа моя. Я делаю собственные выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Искатели в пещере… в пещере, которую разыскивали Тезерени. Отец рассказал Шариссе о способе, которым пернатые общаются с чужаками, но указал, что для лучшего понимания необходимо касание. Сейчас это было невозможно, но имелись барьеры, которые можно было снизить.
— Шарисса! Ты снимаешь свои защитные заклинания!
— Я знаю! Доверься мне! — Она надеялась, что он не будет настаивать, потому что ее собственная решимость в этот момент начала колебаться. Что если она сама отдавала себя в когти искателей?
Последний барьер упал… и волшебницу затопили яркие образы того, что было и что могло бы быть. Картина — искатели, усердно работающие над решающим заклятием, с помощью которого они надеялись полностью избавиться от квелей, огромных, похожих на броненосцев существ, что владели этим континентом до искателей. Шарисса ахнула, увидев устрашающее чудовище, хотя в глубине души она знала, что частично воспринимает страх пернатых и их ненависть к предшественникам.
Заклинание они создали не вполне самостоятельно. В этом на них повлияли другие. Изображение сделалось размытым, и теперь она увидела результаты действия этого заклинания. Это был не магический ответный удар, уничтоживший так много пернатых, а иллюстрация — и какой ценой! — того, как заклинание может привести к обратному результату. Искатели поняли: то, что они выпустили на свободу, не ограничится одними квелями; а если они позволят ему распространяться бесконтрольно, пока их старые враги не исчезнут, оно сделается слишком могущественным, чтобы вообще удалось кому-либо и когда-либо его остановить.
Потребовались огромные усилия, чтобы прогнать этих (Шарисса увидела существа, покрытые шерстью, чьи зубы и огромные когти рыли землю, но имени этих чудовищ не узнала) на север страны, где их можно было бы погрузить в спячку, пока не окажется возможным полностью истребить их.
Изображение снова расплылось, и она опять оказалась в пещере, но образы перед ее глазами все время менялись, как будто она шла по системе туннелей глубоко под землей. Ее коснулся страх искателя — тот не хотел показывать ей, что же находится в глубинах, но это было необходимо для того, чтобы она поняла.
Фонон кричал ей в ухо, пытаясь, как она думала, расшевелить ее, но его слова были настолько долгими и растянутыми, что звучали, как стоны. Все вокруг нее замедлилось. Ее сознание приспособилось к скорости мысли пернатого, который отчаянно пробовал сообщить ей как можно больше, до того как…
Боль — а затем полная пустота потрясли ее. Ничего не понимающая волшебница закричала, зная, что прочувствованное ею — это смерть. С огромным усилием она отогнала это леденящее ощущение и открыла глаза.
Второй отряд Баракаса атаковал пернатых, которые отступали обороняясь. Мимо пролетел дрейк Лохивана, хотя самого его Шарисса видела лишь мельком. А искателя, который пытался общаться с ней, видно не было.
— Он упал вон там, среди дрейков, — сказал ей Фонон, зная, кого она ищет. — Наверное, их осталось немного.
На его холодный тон Шарисса ответила недобрым взглядом. Фонон посмотрел на нее с вызовом.
— Я видел, что он вот-вот умрет. И видел, что случалось с теми, чье сознание оказывалось сцепленным с сознанием умирающего. Иногда оставшийся в живых лишается разума… или просто падает мертвым. Поэтому я на тебя и кричал!
— Он говорил мне… говорил мне… — У Шариссы кружилась голова.
— Тебя ранило? — спросил другой голос, мешая ей вспомнить, о чем пытался предупредить ее искатель.
— Нет, Риган. Меня не ранило.
— Они пытаются отступать, — заявил ей наследник. Хотя бой все еще продолжался, его, похоже, это больше не волновало. Шарисса был важнее. Будь на его месте Фонон или Геррод, их внимание ее бы обрадовало. Но не внимание Ригана. Только не Ригана.
— Их истребляют, — сумрачно поправила она его. Атака была, в конечном счете, жалкой, последней попыткой пернатого народа выстоять, и теперь они дорого платили за нее. Темный Конь был все еще там и или истреблял их, или — и она почувствовала вину за то, что надеется на первое, а не на второе, — погиб от одного из их заклинаний. Ей было безразлично существование искателей, но ее краткое общение с ними вызвало в ней, по крайней мере, какое-то уважение. Зная, что им не отразить натиск нападавших, один из них даже попробовал предупредить их о какой-то угрозе.
Но о какой?
Горные склоны были больше не безопасны для пернатых. Летучие дрейки выискивали их и нередко раздирали на части даже без команды наездника. Некоторые искатели проявили удивительную покорность судьбе. Шарисса увидела, как одна из самок бросилась на самого ближайшего воина, при этом подставив свою незащищенную спину другому. Она погибла от удара лапы дрейка, но перед этим разодрала горло противнику своими когтями.
Баракас управлял действиями колонны, так что в основном борьба велась в воздухе.
— Должно быть, они в безнадежном положении, если прибегли к такой глупой уловке, — заметил Риган. — Я ожидал от них большего. — Он рассмеялся, но Шарисса не видела в происходящем причин для смеха.
Фонон покачал головой.
— Они были безрассудны, это верно, но вовсе не глупы. Люди-птицы не глупы. Если у них была для этого какая-то причина, — он взглянул на Шариссу, — мы вскоре узнаем о ней.
— В чем дело? — Баракас приближался к ним. На его доспехах были следы крови от какой-то стычки. Он был весел, как будто снова нашел то, что считал потерянным. Шарисса заметила, что он дышал тяжелее, чем можно было предположить. Сражение, каким бы коротким оно ни было, потребовало от Баракаса больших усилий, чем, как ей представлялось, он ожидал.
Сейчас можно попытаться. Как Шарисса ни стремилась изучить наследие, оставленное основателями и их последователями, желание получить знание тормозило понимание того, что в пещерах таится несомненное зло, которое приводило в ужас даже некогда могучих искателей. Именно это зло — если она правильно оценила образы, которые посылал ей ныне мертвый искатель, — привело к крушению их Империи.
— Баракас, это наш последний шанс повернуть обратно. Если бы вы лишь выслушали…
— Повернуть обратно? — Глава клана теперь горел от восторга — что могло означать, что перед битвой он не был настолько уверен в себе, как притворялся. — Я вынужден сказать: «Нет!» Мы устранили ту небольшую угрозу, которая еще оставалась! Айворов теперь больше не будет, и не будет скрытых опасностей!
— Но в пещерах есть что-то…
— Снова россказни эльфа? Я был о вас лучшего мнения, а вы верите в такую чушь… а возможно, и не верите. Может быть, вы только пробуете посеять страхи — как это пытался сделать и он.
— Я видел, что одна из этих проклятых птиц попыталась напасть на нее, отец, — заметил Риган. — Может быть, причина в перенесенном ею потрясении, которое вызвало это существо перед тем, как его убили.
Баракас нашел этот довод убедительным и жестом приказал Шариссе умолкнуть.
— Я не желаю больше об этом слышать.
Двое пленников обменялись взглядами. Фонон коротко и чуть горько улыбнулся ей. Волшебница прикусила губу, но поняла, что ее дело проиграно — на этот момент, если не навсегда.
Повелитель Тезерени уже забыл о ней. Он взглянул на небо; двое дрейков спускались вниз, к колонне. На одном, пестром чудище раза в полтора крупнее других, сидел Лохиван. Другой всадник, скорее всего, принадлежал к резерву.
— А-а-а… вот и они!
Лохиван, оставаясь в седле, поприветствовал отца.
— Ты удовлетворен, отец?
— По большей части. — Баракас снова огляделся по сторонам, как будто боялся, что перед этим упустил что-то важное. — Но еще достаточно светло, чтобы поработать.
Новоприбывший почесывал шею — до тех пор, пока выразительный взгляд повелителя не заставил его остановиться.
— Как ты и предсказывал, отец, демон оказался прекрасным средством связи. Из того места, где и ожидали, мы слышали и видели, как он бился.
— Ты сомневался в этом, Венсел? — Одна рука Баракаса коснулась ящика. — Пожалуй, мне думается, пора призвать его обратно.
Лохиван неловко пошевелился в седле. Шарисса была уверена, что он, как и Венсел, отчаянно хотел почесаться, но знал, что в присутствии Баракаса этого лучше не делать. И, возможно, для того, чтобы отвлечься от этих мыслей, он спросил:
— Каковы будут ваши приказания, государь? Ящик был на время позабыт.
— Я хочу, чтобы все войско было в готовности через четверть часа — кроме тех, кто нужен для того, чтобы прогнать остатки уцелевших птиц. Я хочу, чтобы сразу после этого времени мы тронулись в путь! Ты меня понял?
Шариссе еще раз захотелось попытаться убедить Баракаса в том, что их подстерегает опасность, но она снова поняла, что он не станет слушать и ее предупреждения лишь разожгут в нем желание поспешить.
Фонон прошептал:
— Будь храброй. Мы сейчас должны через кое-что пройти. Если они идут туда, то лучше, чтобы и мы сделали то же самое.
— Разделите этих двоих, — скомандовал Баракас, указывая на Шариссу и эльфа. — Его речи лишают ее решимости. Пока я не дам другую команду, они будут находиться порознь. Лохиван, я поручаю тебе эльфа. Риган, ты охраняешь госпожу Шариссу.
— Да, отец! — Наследник улыбнулся Шариссе, которая тут же отвернулась и уставилась на гору Киван Грат.
Баракас взглянул туда же.
— Да, вот она. Уже совсем близко. — Он повернул своего дрейка на север, в сторону горы, но перед этим добавил:
— Если нам повезет, госпожа моя, то мы устроим лагерь у подножия этой горы сегодня же вечером! Возможно, даже в ближайших пещерах — если солнце не обманывает меня!
— Почему не полететь туда сейчас? — спросил Риган. — Бояться там нечего.
— И больше нет причин спешить. Теперь это наш мир, Риган. Мы теперь располагаем неограниченным временем для того, чтобы исследовать сокровища, хранящиеся внутри, и перестроить пещеры на наш вкус. — Баракас разглядывал солнце. — Это не означает, что мы будем по-прежнему прохлаждаться здесь. У вас есть дела; займитесь ими. Риган, ты и госпожа Шарисса поедете со мной.
— Госпожа моя? — Когда наследник подогнал своего дрейка к ее, Шарисса не могла не подумать об искателях, которые некогда владели этой местностью и во многом — чего не понимал Баракас — походили на Тезерени. Они, подобно Баракасу, наверное, некогда считали, что время работает на них, а не против них.
Империя пернатых существовала многие столетия — возможно, и тысячелетия. Теперь, снова направляясь к высившейся впереди горе, обиталищу искателей, Шарисса задавала себе вопрос, просуществует ли Империя Баракаса хотя бы в течение завтрашнего дня.
Глава 15
«Это как зубастая пасть какого-то гигантского окаменевшего зверя», — подумала Шарисса, стоя у подножия Киван Грат и глядя на отверстие пещеры, которая была их целью. Некоторым, вроде Ригана, по-прежнему казалось глупым устраивать лагерь у подножия горы, когда они могли бы заняться исследованием этой пещеры. А плененной волшебнице представлялось глупостью вообще появляться здесь. Ей было стыдно, что у нее возникало желание исследовать это место и находящиеся внутри древности. Во всяком случае, это отвлекло ее от цели, за которую ей следовало бороться: от бегства своего и ее товарищей.
Они возвратили Фонона в его тюрьму — фургон. Что до Темного Коня, то он по-прежнему оставался вне ящика (Шариссу удивило, что Баракас держит свое обещание), но Тезерени тщательно следили за ним. После их прибытия сюда Баракас позволил ей несколько минут — но не больше — поговорить с призрачным скакуном. Темный Конь, обычно разговорчивый, становился все более и более скрытным. Ему не нравилось, что его используют как орудие — особенно для тех дел, которые его вынуждал делать Баракас.
Атака Темного Коня в северных горах послужила сигналом, по которому подкрепление Тезерени узнало, когда следует нападать им самим. Баракас не говорил об этом, но было ясно, что, хотя он и смог использовать волшебного скакуна в сражении — а это могло спасти какое-то количество его воинов, — он не вполне был уверен в своей власти над ним. Уже это приободрило волшебницу: если существовала какая-то неуверенность, то ее можно было обратить себе на пользу.
Но каким образом? Ей приходилось быть осторожной. Баракас был во многом непредсказуем. Значительная часть из того, что он делал, — как он сам признавал — преследовала цель произвести впечатление, а не просто достичь успеха. Если его собственный план означал потерю еще нескольких жизней, но одновременно заставлял его противников тратить усилия впустую, повелитель Тезерени был готов пожертвовать этими несколькими жизнями.
И по какой-то ужасной, необъяснимой причине на это были согласны и его люди — те самые, которыми он был готов пожертвовать.
Находившаяся справа от нее стражница, которая должна была присматривать за ней этим вечером, встала навытяжку. Шариссе даже не надо было оборачиваться, чтобы узнать причину. Баракас вызвал бы се к себе, а не подошел сам, чтобы поговорить с нею. Риган уже повидался с ней — очевидно, для жалкой попытки возобновить свои ухаживания и добиться ее руки; как будто для этого Тезерени нуждались в ее одобрении. Из прочих Тезерени ею интересовался только один.
— Есть ли какая-то особая причина, по которой ты хотел меня видеть, Лохиван?
Тот хихикнул и хриплым голосом ответил:
— С тобой мне всегда так интересно, Шарисса.
Она и не взглянула на него, предпочитая рассматривать зловещие темные пещеры, расположенные выше. Они выглядели скорее как просто темные пятна на более светлом фоне — но этого было достаточно. Она была согласна на что угодно, лишь бы Лохиван не торчал у нее перед глазами.
— Тебе что-то нужно?
— Только несколько секунд твоего времени. — Теперь Лохиван оказался прямо у нее за спиной. Почему-то его присутствие казалось ей даже более неприятным, чем обычно. Причина была не просто в его предательстве, но в некоей перемене, происходившей с ним самим. — Во-первых, твой эльф чувствует себя хорошо. Я не видел никаких причин вынуждать его сегодня отвечать на какие-то вопросы. Благодаря тебе он делал это очень охотно.
— Я рада… за него… но мне хотелось бы, чтобы ты перестал называть его моим эльфом.
Лохиван обошел ее и остановился позади нее. Она слышала его дыхание у правого плеча — медленный, хриплый звук, который заставил се подумать, а не страдает ли он от высоты. Даже если не говорить о горах, вся страна располагалась много выше уровня моря. Один-два Тезерени уже ощутили признаки высокогорной болезни. Однако в общем это не представляло проблемы; большинство членов клана дракона привыкло к высоте благодаря бесчисленным полетам на дрейках.
— Он — действительно твой эльф. Я это вижу и знаю, что Риган тоже это видит. По правде говоря, он хотел поговорить с эльфом какое-то время назад. А с тобой он, случайно, не разговаривал?
— Риган был здесь.
— И, судя по твоему тону, снова был отвергнут. Веди себя поосторожнее, Шарисса. Сейчас каждый день жизни твоего друга — просто подарок ему. Мой брат мог бы рискнуть вызвать отцовский гнев, если при этом избавится от соперника… даже если у этого соперника нет никакой надежды.
Она не знала, какая часть его речи обеспокоила ее больше: угроза жизни Фонона или то, что Лохиван видел, насколько близкими сделались двое пленников. Возможно, у него был даже личный интерес. Он говорил не как случайный свидетель, а, скорее, как человек, рассчитывающий что-то выиграть в этом деле — и не просто потому, что Риган был его братом. Шарисса припомнила слова, сказанные им ранее.
— А ты тоже согласился бы рискнуть навлечь на себя гнев отца? Есть у Фонона причина бояться тебя?
Его рука ненадолго коснулась руки Шариссы, вызвав у нее дрожь. Стражница, конечно, предпочтет ничего не заметить — иначе Лохиван никогда не посмел бы коснуться той, кого его отец выбрал в жены наследнику.
— Я — его… ваша… единственная надежда.
— Что ты хочешь этим сказать?
Его дыхание делалось более резким и хриплым.
— С-с-с… с-с-становится поз-з-здно. С-с-спокойной ноч-ч-чи, Шарис-с-са.
— Лохиван? — Шарисса обернулась, но он уже направлялся прочь.
Мысль о том, что он покинул ее потому, что уже произнес этот намек, исчезла, когда волшебница увидела, как он ухватился за грудь. Его дыхание сделалось даже тяжелее, чем несколькими секундами раньше. Шарисса сделала шаг к нему, желая помочь сыну повелителя Тезерени — невзирая на собственные чувства.
Охранница преградила ей путь.
— Господин Лохиван желает сохранить тайну, госпожа моя.
— Ему плохо!
— Небольшая лихорадка, госпожа моя Шарисса. — Охранница смотрела как бы сквозь молодую волшебницу.
— Он тебе это сказал? Я не припоминаю, чтобы у него была для этого возможность.
— Нет, госпожа моя. Я делаю собственные выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39