Джон тем временем собрал карты в колоду.
— Все, проигрался вчистую! — Толмен положил свои большие руки на стол ладонями книзу и обвел глазами комнату. — Кто мне одолжит денег? Я отыграюсь и расплачусь.
Никто не ответил. Хэйвен, судя по всему, задремал. Рок Вилсон, покуривая, глядел в огонь. Генри, зевнув, бросил взгляд на единственное окно, сквозь которое что-то было видно. За ним начинал брезжить грязно-серый рассвет.
Собравшаяся на потолке капля звучно шлепнулась в ведро. Никто не произнес ни слова, и в наступившей тишине мы только сейчас осознали, что дождь почти прекратился.
— Что это на вас вдруг нашло? — возмущенно спросил Толмен. — Мои денежки вы быстро прибрали к рукам. Дайте мне шанс отыграться.
— Кто же будет играть против собственных денег? — резонно возразил Вилсон.
Часть выигрыша я убрал, но то, что оставалось на столе, шестьсот долларов — ни много ни мало, — мы вытащили из Толмена.
— Верно, и впрямь рановато кончать игру, — небрежно заметил я. — У вас найдется, что поставить вместо денег?
Он пребывал в нерешительности.
— У меня найдется!.. — Он схватился было за револьвер, но вдруг передумал. Я похолодел при мысли о том, что ему могло прийти в голову.
Толмен окинул нас хмурым взглядом.
— У меня, наверное, ничего…
Вот, наконец, настал момент — теперь или никогда. Я сам удивился тому, как у меня засосало под ложечкой от волнения.
— Она ведь вам должна? — Я показал на Кэрол Хьюстон. — Да и брачное соглашение тоже кое-чего стоит.
Произнося эти слова, я чувствовал себя последним подонком, но ведь ради этого я все и затеял. Толмен злобно воззрился на меня налившимися кровью глазами. Он собрался было что-то сказать, и тогда я пропустил сквозь пальцы поток золотых орлов — их металлический звон остановил слова у него в горле. Его взгляд опустился на золото. Он облизал губы.
— Только в качестве залога, — предложил я.
— Нет! — Он снова опустился на скамью. — Будь я проклят, если пойду на это.
— Как пожелаете. — Я пожал плечами с видом полнейшего безразличия. Достав кошелек из козлиной кожи, я начал медленно сгребать монеты. — Вы просили дать вам шанс отыграться. Я вам его предоставил. — Я играл всю ночь в ожидании этого момента, но, сдается мне, я свой шанс тоже упустил.
И все же звук падающих монет растревожил его. Он опять собрался было заговорить, но не успел открыть рот, как Кэрол Хьюстон вдруг поднялась на ноги и направилась к столу.
— Если он не хочет играть с вами на эту ставку, то, может, согласится сыграть со мной. — Она с обворожительнейшей улыбкой поглядела на Толмена. — Сыграешь, Сэм?
Он гневно сверкнул на нее глазами.
— Сядь! Не лезь не в свое дело! — рявкнул он. — Все равно у тебя нет денег! Что бы ты сейчас делала, если б я тебя не выкупил!
Голландец Генри, плотно сжав челюсти, начал подниматься на ноги. Джон вдруг переместился на краешек стула и тяжело, с присвистом, задышал, давая понять, что воспринимает сказанное как личное оскорбление.
— Сэр! Ну и мерзавец же вы!..
— Подождите! — остановил нас голос Кэрол Хьюстон.
Она обратилась к Джону:
— Будьте так любезны, одолжите мне шестьсот долларов.
Мы с голландцем Генри кинулись рыться в карманах, но она, проигнорировав нас, приняла деньги от доктора.
— Ну же, Сэм, откроем по карте. Сотня долларов против брачного контракта и моих долговых обязательств. Или у тебя духу не хватит?
Он издал было угрожающее рычание, но тут заговорил Джон:
— Если вы выиграете, сможете снова сразиться с Дювалем. — Он произносил слова медленно, слегка растягивая их. — А то он вам хорошую трепку задал.
Говоря это, Джон так же, как и я, не отрывал глаз от лица Кэрол Хьюстон. Что произошло с этой малышкой? Уж очень чудно она себя вела.
Толмен нерешительно пожал плечами.
— Да? Ну ладно, только предупреждаю вас. — Он погрозил Джону пальцем. — Я больше за свою жену долги не плачу. Если она проиграет, то плакали ваши денежки. Давай сюда эти проклятые карты.
Она протянула ему колоду, и он поднял карту — дама.
Толмен хихикнул.
— Кажись, я на сотню разбогател, — сказал он. — Ты меня вряд ли перебьешь.
Кэрол Хьюстон взяла в руки карты. Они рассыпались сквозь ее пальцы по столу, и мы помогли ей собрать их. Она неловкими движениями перемешала их, положила колоду на стол, сняла карту — туз!
Толмен, выругавшись, начал подниматься с места.
— Сэм, подожди! — Она взяла его за плечо. Он сдвинул брови, но все-таки снова опустился на стул и вперил в меня взгляд.
Кэрол Хьюстон повернулась ко мне; судя по ее глазам, она что-то спокойно прикидывала. В комнате стало очень тихо. На потолке снова собралась капля дождя и упала в ведро, звонко шлепнув. За окном стояла молочная белизна… наступил новый день.
— Сколько вы выиграли у Сэма, мистер Дюваль?
Лицо ее ничего не выражало.
— Шестьсот долларов, — ответил я. — Не больше.
Она собрала карты, неуклюже пытаясь их перетасовать.
— Сыграете со мной на эти деньги?
Джон откинулся на спинку стула, прижимая ко рту носовой платок. Но даже кашляя, он не сводил с девушки глаз. Голландец Генри, не скрывая своего изумления, наклонился вперед. Вилсон с Хэйвеном не произнесли ни слова. Казалось, это была совсем другая девушка, совершенно непохожая на ту, что мы…
— Если хотите. — Я изо всех сил напряг голос, чтобы не выдать своего удивления. Я начинал понимать, что нас всех обвели вокруг пальца.
Она сдвинула все шестьсот долларов, которые заняла у Джона, на середину стола.
— Откроем по карте, мистер Дюваль?
Я вытащил карту и перевернул ее — девятка бубен.
Она взяла в руки колоду, подровняла ее, слегка похлопала по ней большим пальцем, вытаскивая и переворачивая карту — там быль король!
Пораженный не столько тем, что вытащила Кэрол Хьюстон, сколько профессионализмом, с которым она это проделала, я глядел, как она собирает со стола свой выигрыш. Она тщательно отсчитала шестьсот долларов и вернула их Джону.
— Спасибо, — поблагодарила она с улыбкой.
Джон положил деньги в карман, сохраняя на лице выражение глубокой задумчивости.
В дверь просунулась голова Хэйвена, который незадолго до того вышел из хижины.
— А ну, поднимайся, народ! Пошевеливайтесь. Мы отправляемся.
— Мистер Хэйвен, — быстро обратилась к нему Кэрол, — сюда ведь должен прибыть западный дилижанс?
— Где-то через часик, если не опоздает.
Выигранные у меня шестьсот долларов она подтолкнула к Сэму Толмену. Он удивленно воззрился сначала на деньги, а потом — на нее.
— Э-это мне?
— Тебе. И между нами все кончено. Верни мне долговые расписки и брачный контракт.
— Погоди-ка минутку! — рявкнул Толмен, вскакивая со стула.
Он потянулся к ней через стол, но я остановил его.
— Эти деньги — даже больше, чем вы заслуживаете, Толмен. На вашем месте я бы взял их и убирался.
Он прищурил глаза, и его упавшая рука обхватила рукоятку револьвера.
— Она поедет со мной! И чтоб мне пусто было, если я позволю вам мне помешать.
— Нет, сэ-эр. — Это был плавный голос Джона. — Вам в любом случае пусто будет. Если вы сейчас же не отправитесь в дилижансе.
Толмен свирепо обернулся к худышке доктору, готовый, очевидно, излить весь свой гнев на эту более доступную цель.
Не успел он заговорить, как с порога раздался голос голландца Генри:
— Оставь его в покое, Толмен, если тебе жизнь дорога. Это же Док Холлидей.
Толмен с дурацким видом замер на месте. Док стоял не двигаясь, держась правой рукой за отворот куртки и глядя прямо перед собой холодным взглядом серых глаз. Толмен ошарашенно повернулся и заковылял к двери.
— Генри Дюваль, ведь вы когда-то бросили играть в карты?
Она глядела мне прямо в лицо. Ее глаза были ясными, милыми, серьезными.
— Ну… да. Давно уже… Не играл много лет… до сегодняшней ночи.
— И снова взялись за карты из-за меня. Так ведь?
У меня загорелись уши.
— Так. Ну и болван же я.
До той минуты я и не подозревал, как может озариться лицо женщины и как много на нем можно увидеть.
— Не болван, — нежно проговорила она. — Там, у очага, я сказала то, что и вправду думала — в тот момент.
Мы услышали, как загромыхал, отходя, дилижанс, и тогда я поглядел на Кэрол.
По ее губам пробежала улыбка, а затем она взяла со стола карты. Сначала она развернула их пышным веером, затем снова собрала, разделила пополам, перетасовала на столе так, чтобы одна половина входила в другую, и протянула колоду мне.
— Откройте карту, — предложила она.
Я открыл туза, потом еще и еще раз того же самого туза. Она взяла в руки карты, снова перемешала их и, положив колоду на стол, открыла красного короля.
Взяв в руки колоду, я повертел в руках короля и туза.
— Скользкий король и подрезанный туз, — сказал я. — Если слегка постукивать пальцем по колоде, то всякий раз будет выпадать король. Но откуда вы их взяли?
— Из своей сумочки. — Она слегка сжала мои ладони. — Генри, вы помните Тома Теннисона из Натчиза?
— Конечно. Мы с ним не раз вместе промышляли на пароходах. Хороший был человек.
— Это был мой отец, и это он научил меня тому, что я сегодня проделала. И тому и другому.
— Тому и другому?
— Как обращаться с картами и всегда отдавать долги. Я не хотела ничем быть обязанной Сэму Толмену, даже теми деньгами, что вы у него отобрали; и быть девушкой, которую вы выиграли в покер, мне тоже не хотелось.
Голландец Генри, бандит из Чероки-Стрип, хлопнул себя по бедру.
— Вот бабы! — воскликнул он. — Любого, черт возьми, облапошат!
До прибытия дилижанса на Запад прошло еще почти два часа, но ожидание почему-то не показалось нам таким уж долгим.
НАСЛЕДСТВО ТОМА КИРБИ
В усадьбу на Пайнон-Хилл они прибыли в июне. С тех пор как Энн Кирби приезжала сюда в последний раз, почти ничего не изменилось… Деревья, посаженные Томом Кирби за год до смерти, чуть подросли, а на месте лужайки пробивались пучки травы.
Энн Кирби выбралась из джипа и поглядела на Боба. Дорога утомила его… Тяжелое ранение и год пребывания в плену в красном Китае подорвали его здоровье. Ему нужно солнце, сказали ему, а также покой и отдых. Ну что ж, возможно, он все это здесь найдет. Возможно, это единственное, что здесь можно найти.
— Теперь у нас есть крыша над головой, милая, — тихо произнес Боб. — Как-нибудь устроимся. — Он взял ее за руку, и они поднялись на вершину холма.
— Мне всегда здесь нравилось, — сказала она.
Перед ними раскинулась широкая долина, пятнистая от теней плывших по небу облаков, за долиной вставала неровная каменистая гряда, за ней — еще холмы, еще долины, еще вершины и хребты.
— Том обосновался здесь из-за вида, — сказала Энн Кирби. — И можешь себе представить? Когда его объявили ненормальным, это послужило одним из аргументов. Он, видите ли, построил дорогой дом в уединенном месте, а потом не разрешал, чтобы к нему подвели дорогу.
— Добрый был старик, — ответил Боб. — Он мне нравился.
Боб давно уже заснул, а Энн все лежала и вспоминала. Эта постройка досталась ей от двоюродного дедушки Тома. Он внес ее в свое завещание до того, как внуки объявили его невменяемым и взяли дела в свои руки.
Они захватили его городской дом, сад, который он насадил собственными руками, ранчо и рудник. На самом деле они охотились за серебром, и его старший внук, Блейк, считал, что оно было найдено на давно заброшенном серебряном руднике Кирби на окраине города.
Из-за усадьбы споров никогда не возникало. Никому не нужен был дом в таком уединенном месте. И все-таки, в первый раз приехав сюда, она обнаружила, что они и здесь тоже успели побывать, переломали весь двор и искорежили взрывами каменистый склон холма в лихорадочных поисках серебряной жилы. В поисках места, где был добыт замечательный дар земных недр — серебряный слиток, который он продал банку в Тоне.
После похорон Блейк Бидвелл был вне себя от ярости.
— Старый осел! Его давным-давно уже нужно было признать невменяемым!
— У него всегда было не в порядке с головой, — уныло подтвердил Арчи Мултон, — но я и подумать не мог, что он умрет, не рассказав нам…
— Он даже Энн не сказал ни слова! — негодовала Эстер. Эстер вечно негодовала. — А она для него так много сделала!
Энн Кирби тогда молча сидела перед чашкой остывающего кофе. Хоть бы один из них что-нибудь хорошее сказал о несчастном старике, умершем в этой пропахшей дезинфекцией тесной комнате без окон, умершем с мыслями о горячо любимых им холмах и долинах.
Он так много всем им дал! Блейку — его первый автомобиль. Арчи и Эстер — ресторанное дело. Джейку — начало банковской карьеры.
Не говоря уже о других, не столь осязаемых вещах, которые он попытался им передать. Свою любовь к дикой природе, деревьям, цветам, одиноким просторам и волшебным холмам. Она единственная из всех разделяла с ним эту любовь. Поэтому он и пожелал, чтобы усадьба досталась ей.
Он мог без устали говорить об этой пустынной местности. Только к концу жизни его мысли стали все чаще обращаться к горнорудным разработкам. Он снова и снова втолковывал ей, как нужно застолбить участок, поставить ограждения, послать заявку и зарегистрироваться.
— Когда пошлешь заявку на участок, он — твоя собственность, Энн Кирби, — говорил он ей, подмигивая. — К счастью, я не успел этого сделать, а то бы они и его отобрали. Ну вот, не забудь, о чем я тебе сказал. Ты так же, как и я, любишь эту пустыню. Может, наступит день, и ты кое-что обнаружишь… Наступит день, когда это тебе пригодится больше, чем сейчас.
На что он тогда намекал? Вот теперь, кажется, это «кое-что» пригодилось бы ей, как никогда. Тех денег, что Боб получит от государства, хватит ненадолго. А до того, как он снова сможет работать, еще ждать и ждать. Она снова и снова перебирала в памяти их разговоры, но не находила в них ничего, кроме ностальгических воспоминаний старика, стоящего на пороге смерти.
Он любил свою пустыню, ему знакомы были очертания древних рельефов, где раньше находились моря и озера. Он знал, где залегают богатейшие месторождения агата, яшмы и граната. Он прошел по старым, таинственным тропам доисторических индейцев, отмеченным забытыми нагромождениями отшлифованных временем камней. Он изучил все разнообразие растущих здесь кактусов, цветов и трав.
Она вспомнила, какой ажиотаж поднялся в городе, когда он впервые принес туда руду, пласты и слитки серебра высочайшей пробы. После того как попытки проследить за ним не увенчались успехом, а его собственным внукам не удалось вытащить из него эту тайну, начали думать, что он напал на богатую жилу в давно заброшенном серебряном руднике Кирби… и он никого не стал в этом разубеждать. Вскоре после того близнецы Блейк и Джейк, вкупе с Эстер и ее мужем Арчи, затеяли эту историю с признанием его невменяемым.
Захватив рудник, они потратили не одну тысячу на инженеров, обшаривших и исследовавших его вдоль и поперек, — и все без толку. А разговаривать по-хорошему старик с ними больше не желал.
Когда ей передали акт на право владения домом, в тот же конверт оказалась вложена записка. Вспомнив о ней, Энн Кирби достала ее из сумки, чтобы утром показать Бобу.
«Ты была добра ко мне, Энн Кирби, и терпелива с больным стариком. Выходи замуж за Боба и приезжайте в июне в усадьбу, чтобы провести здесь медовый месяц, — не продавай ее и не отдавай никому. Смотри на цветы и помни, чему я тебя учил. Им нужна лишь забота, и тогда они откроют тебе свою красоту и богатства несметные».
Они сидели на кухне у окна за завтраком.
— «Знатный вид», как любил говорить дядя Том, — сказала она Бобу. — «Приезжай, дорогая, в июне — вид отсюда знатнейший».
— Были бы у нас только деньги, чтобы привести здесь все в порядок, — согласился Боб. — Я, конечно, возьмусь за работу, но поначалу сильно вкалывать не смогу.
Боб поднял кружку с кофе, кивком указывая на отдаленный склон холма.
— Дорогая, что это там такое желтеет?
Кирби Энн выглянула в окно.
— Это гречиха. Она цветет в конце июня… Боб, — прищурившись, произнесла Кирби Энн, — мы никогда здесь в июне не были! Мы отложили свадьбу, и медовый месяц пришелся на сентябрь.
Он усмехнулся.
— Знаю. В июне у нас было плохо с деньгами, но и в сентябре лучше не стало.
Она поднялась на ноги.
— Боб, заводи джип. Едем туда.
Через двадцать минут они стояли, погруженные в золотящуюся под утренним солнцем гречиху. Она окружала их со всех сторон, а у них под ногами ее густой и плотный ковер скрывал старую шахту. Боб взял в ладонь кусок руды, пронизанный прожилками серебра.
— Он же рассказывал мне, когда я была еще маленькой, — вспомнила она. — У старателей есть такая примета: «Гляди, где растет гречиха, — она притягивает серебро».
КОВАРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ
Ранним вечером нестерпимо холодного дня он вернулся в гостиницу и прошел к себе в номер. Там стояла узкая кровать с соломенным тюфяком, старый письменный стол, белый таз и кувшин а на полу валялся обрывок циновки. Если не считать стакана для питья, больше здесь мебели не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Все, проигрался вчистую! — Толмен положил свои большие руки на стол ладонями книзу и обвел глазами комнату. — Кто мне одолжит денег? Я отыграюсь и расплачусь.
Никто не ответил. Хэйвен, судя по всему, задремал. Рок Вилсон, покуривая, глядел в огонь. Генри, зевнув, бросил взгляд на единственное окно, сквозь которое что-то было видно. За ним начинал брезжить грязно-серый рассвет.
Собравшаяся на потолке капля звучно шлепнулась в ведро. Никто не произнес ни слова, и в наступившей тишине мы только сейчас осознали, что дождь почти прекратился.
— Что это на вас вдруг нашло? — возмущенно спросил Толмен. — Мои денежки вы быстро прибрали к рукам. Дайте мне шанс отыграться.
— Кто же будет играть против собственных денег? — резонно возразил Вилсон.
Часть выигрыша я убрал, но то, что оставалось на столе, шестьсот долларов — ни много ни мало, — мы вытащили из Толмена.
— Верно, и впрямь рановато кончать игру, — небрежно заметил я. — У вас найдется, что поставить вместо денег?
Он пребывал в нерешительности.
— У меня найдется!.. — Он схватился было за револьвер, но вдруг передумал. Я похолодел при мысли о том, что ему могло прийти в голову.
Толмен окинул нас хмурым взглядом.
— У меня, наверное, ничего…
Вот, наконец, настал момент — теперь или никогда. Я сам удивился тому, как у меня засосало под ложечкой от волнения.
— Она ведь вам должна? — Я показал на Кэрол Хьюстон. — Да и брачное соглашение тоже кое-чего стоит.
Произнося эти слова, я чувствовал себя последним подонком, но ведь ради этого я все и затеял. Толмен злобно воззрился на меня налившимися кровью глазами. Он собрался было что-то сказать, и тогда я пропустил сквозь пальцы поток золотых орлов — их металлический звон остановил слова у него в горле. Его взгляд опустился на золото. Он облизал губы.
— Только в качестве залога, — предложил я.
— Нет! — Он снова опустился на скамью. — Будь я проклят, если пойду на это.
— Как пожелаете. — Я пожал плечами с видом полнейшего безразличия. Достав кошелек из козлиной кожи, я начал медленно сгребать монеты. — Вы просили дать вам шанс отыграться. Я вам его предоставил. — Я играл всю ночь в ожидании этого момента, но, сдается мне, я свой шанс тоже упустил.
И все же звук падающих монет растревожил его. Он опять собрался было заговорить, но не успел открыть рот, как Кэрол Хьюстон вдруг поднялась на ноги и направилась к столу.
— Если он не хочет играть с вами на эту ставку, то, может, согласится сыграть со мной. — Она с обворожительнейшей улыбкой поглядела на Толмена. — Сыграешь, Сэм?
Он гневно сверкнул на нее глазами.
— Сядь! Не лезь не в свое дело! — рявкнул он. — Все равно у тебя нет денег! Что бы ты сейчас делала, если б я тебя не выкупил!
Голландец Генри, плотно сжав челюсти, начал подниматься на ноги. Джон вдруг переместился на краешек стула и тяжело, с присвистом, задышал, давая понять, что воспринимает сказанное как личное оскорбление.
— Сэр! Ну и мерзавец же вы!..
— Подождите! — остановил нас голос Кэрол Хьюстон.
Она обратилась к Джону:
— Будьте так любезны, одолжите мне шестьсот долларов.
Мы с голландцем Генри кинулись рыться в карманах, но она, проигнорировав нас, приняла деньги от доктора.
— Ну же, Сэм, откроем по карте. Сотня долларов против брачного контракта и моих долговых обязательств. Или у тебя духу не хватит?
Он издал было угрожающее рычание, но тут заговорил Джон:
— Если вы выиграете, сможете снова сразиться с Дювалем. — Он произносил слова медленно, слегка растягивая их. — А то он вам хорошую трепку задал.
Говоря это, Джон так же, как и я, не отрывал глаз от лица Кэрол Хьюстон. Что произошло с этой малышкой? Уж очень чудно она себя вела.
Толмен нерешительно пожал плечами.
— Да? Ну ладно, только предупреждаю вас. — Он погрозил Джону пальцем. — Я больше за свою жену долги не плачу. Если она проиграет, то плакали ваши денежки. Давай сюда эти проклятые карты.
Она протянула ему колоду, и он поднял карту — дама.
Толмен хихикнул.
— Кажись, я на сотню разбогател, — сказал он. — Ты меня вряд ли перебьешь.
Кэрол Хьюстон взяла в руки карты. Они рассыпались сквозь ее пальцы по столу, и мы помогли ей собрать их. Она неловкими движениями перемешала их, положила колоду на стол, сняла карту — туз!
Толмен, выругавшись, начал подниматься с места.
— Сэм, подожди! — Она взяла его за плечо. Он сдвинул брови, но все-таки снова опустился на стул и вперил в меня взгляд.
Кэрол Хьюстон повернулась ко мне; судя по ее глазам, она что-то спокойно прикидывала. В комнате стало очень тихо. На потолке снова собралась капля дождя и упала в ведро, звонко шлепнув. За окном стояла молочная белизна… наступил новый день.
— Сколько вы выиграли у Сэма, мистер Дюваль?
Лицо ее ничего не выражало.
— Шестьсот долларов, — ответил я. — Не больше.
Она собрала карты, неуклюже пытаясь их перетасовать.
— Сыграете со мной на эти деньги?
Джон откинулся на спинку стула, прижимая ко рту носовой платок. Но даже кашляя, он не сводил с девушки глаз. Голландец Генри, не скрывая своего изумления, наклонился вперед. Вилсон с Хэйвеном не произнесли ни слова. Казалось, это была совсем другая девушка, совершенно непохожая на ту, что мы…
— Если хотите. — Я изо всех сил напряг голос, чтобы не выдать своего удивления. Я начинал понимать, что нас всех обвели вокруг пальца.
Она сдвинула все шестьсот долларов, которые заняла у Джона, на середину стола.
— Откроем по карте, мистер Дюваль?
Я вытащил карту и перевернул ее — девятка бубен.
Она взяла в руки колоду, подровняла ее, слегка похлопала по ней большим пальцем, вытаскивая и переворачивая карту — там быль король!
Пораженный не столько тем, что вытащила Кэрол Хьюстон, сколько профессионализмом, с которым она это проделала, я глядел, как она собирает со стола свой выигрыш. Она тщательно отсчитала шестьсот долларов и вернула их Джону.
— Спасибо, — поблагодарила она с улыбкой.
Джон положил деньги в карман, сохраняя на лице выражение глубокой задумчивости.
В дверь просунулась голова Хэйвена, который незадолго до того вышел из хижины.
— А ну, поднимайся, народ! Пошевеливайтесь. Мы отправляемся.
— Мистер Хэйвен, — быстро обратилась к нему Кэрол, — сюда ведь должен прибыть западный дилижанс?
— Где-то через часик, если не опоздает.
Выигранные у меня шестьсот долларов она подтолкнула к Сэму Толмену. Он удивленно воззрился сначала на деньги, а потом — на нее.
— Э-это мне?
— Тебе. И между нами все кончено. Верни мне долговые расписки и брачный контракт.
— Погоди-ка минутку! — рявкнул Толмен, вскакивая со стула.
Он потянулся к ней через стол, но я остановил его.
— Эти деньги — даже больше, чем вы заслуживаете, Толмен. На вашем месте я бы взял их и убирался.
Он прищурил глаза, и его упавшая рука обхватила рукоятку револьвера.
— Она поедет со мной! И чтоб мне пусто было, если я позволю вам мне помешать.
— Нет, сэ-эр. — Это был плавный голос Джона. — Вам в любом случае пусто будет. Если вы сейчас же не отправитесь в дилижансе.
Толмен свирепо обернулся к худышке доктору, готовый, очевидно, излить весь свой гнев на эту более доступную цель.
Не успел он заговорить, как с порога раздался голос голландца Генри:
— Оставь его в покое, Толмен, если тебе жизнь дорога. Это же Док Холлидей.
Толмен с дурацким видом замер на месте. Док стоял не двигаясь, держась правой рукой за отворот куртки и глядя прямо перед собой холодным взглядом серых глаз. Толмен ошарашенно повернулся и заковылял к двери.
— Генри Дюваль, ведь вы когда-то бросили играть в карты?
Она глядела мне прямо в лицо. Ее глаза были ясными, милыми, серьезными.
— Ну… да. Давно уже… Не играл много лет… до сегодняшней ночи.
— И снова взялись за карты из-за меня. Так ведь?
У меня загорелись уши.
— Так. Ну и болван же я.
До той минуты я и не подозревал, как может озариться лицо женщины и как много на нем можно увидеть.
— Не болван, — нежно проговорила она. — Там, у очага, я сказала то, что и вправду думала — в тот момент.
Мы услышали, как загромыхал, отходя, дилижанс, и тогда я поглядел на Кэрол.
По ее губам пробежала улыбка, а затем она взяла со стола карты. Сначала она развернула их пышным веером, затем снова собрала, разделила пополам, перетасовала на столе так, чтобы одна половина входила в другую, и протянула колоду мне.
— Откройте карту, — предложила она.
Я открыл туза, потом еще и еще раз того же самого туза. Она взяла в руки карты, снова перемешала их и, положив колоду на стол, открыла красного короля.
Взяв в руки колоду, я повертел в руках короля и туза.
— Скользкий король и подрезанный туз, — сказал я. — Если слегка постукивать пальцем по колоде, то всякий раз будет выпадать король. Но откуда вы их взяли?
— Из своей сумочки. — Она слегка сжала мои ладони. — Генри, вы помните Тома Теннисона из Натчиза?
— Конечно. Мы с ним не раз вместе промышляли на пароходах. Хороший был человек.
— Это был мой отец, и это он научил меня тому, что я сегодня проделала. И тому и другому.
— Тому и другому?
— Как обращаться с картами и всегда отдавать долги. Я не хотела ничем быть обязанной Сэму Толмену, даже теми деньгами, что вы у него отобрали; и быть девушкой, которую вы выиграли в покер, мне тоже не хотелось.
Голландец Генри, бандит из Чероки-Стрип, хлопнул себя по бедру.
— Вот бабы! — воскликнул он. — Любого, черт возьми, облапошат!
До прибытия дилижанса на Запад прошло еще почти два часа, но ожидание почему-то не показалось нам таким уж долгим.
НАСЛЕДСТВО ТОМА КИРБИ
В усадьбу на Пайнон-Хилл они прибыли в июне. С тех пор как Энн Кирби приезжала сюда в последний раз, почти ничего не изменилось… Деревья, посаженные Томом Кирби за год до смерти, чуть подросли, а на месте лужайки пробивались пучки травы.
Энн Кирби выбралась из джипа и поглядела на Боба. Дорога утомила его… Тяжелое ранение и год пребывания в плену в красном Китае подорвали его здоровье. Ему нужно солнце, сказали ему, а также покой и отдых. Ну что ж, возможно, он все это здесь найдет. Возможно, это единственное, что здесь можно найти.
— Теперь у нас есть крыша над головой, милая, — тихо произнес Боб. — Как-нибудь устроимся. — Он взял ее за руку, и они поднялись на вершину холма.
— Мне всегда здесь нравилось, — сказала она.
Перед ними раскинулась широкая долина, пятнистая от теней плывших по небу облаков, за долиной вставала неровная каменистая гряда, за ней — еще холмы, еще долины, еще вершины и хребты.
— Том обосновался здесь из-за вида, — сказала Энн Кирби. — И можешь себе представить? Когда его объявили ненормальным, это послужило одним из аргументов. Он, видите ли, построил дорогой дом в уединенном месте, а потом не разрешал, чтобы к нему подвели дорогу.
— Добрый был старик, — ответил Боб. — Он мне нравился.
Боб давно уже заснул, а Энн все лежала и вспоминала. Эта постройка досталась ей от двоюродного дедушки Тома. Он внес ее в свое завещание до того, как внуки объявили его невменяемым и взяли дела в свои руки.
Они захватили его городской дом, сад, который он насадил собственными руками, ранчо и рудник. На самом деле они охотились за серебром, и его старший внук, Блейк, считал, что оно было найдено на давно заброшенном серебряном руднике Кирби на окраине города.
Из-за усадьбы споров никогда не возникало. Никому не нужен был дом в таком уединенном месте. И все-таки, в первый раз приехав сюда, она обнаружила, что они и здесь тоже успели побывать, переломали весь двор и искорежили взрывами каменистый склон холма в лихорадочных поисках серебряной жилы. В поисках места, где был добыт замечательный дар земных недр — серебряный слиток, который он продал банку в Тоне.
После похорон Блейк Бидвелл был вне себя от ярости.
— Старый осел! Его давным-давно уже нужно было признать невменяемым!
— У него всегда было не в порядке с головой, — уныло подтвердил Арчи Мултон, — но я и подумать не мог, что он умрет, не рассказав нам…
— Он даже Энн не сказал ни слова! — негодовала Эстер. Эстер вечно негодовала. — А она для него так много сделала!
Энн Кирби тогда молча сидела перед чашкой остывающего кофе. Хоть бы один из них что-нибудь хорошее сказал о несчастном старике, умершем в этой пропахшей дезинфекцией тесной комнате без окон, умершем с мыслями о горячо любимых им холмах и долинах.
Он так много всем им дал! Блейку — его первый автомобиль. Арчи и Эстер — ресторанное дело. Джейку — начало банковской карьеры.
Не говоря уже о других, не столь осязаемых вещах, которые он попытался им передать. Свою любовь к дикой природе, деревьям, цветам, одиноким просторам и волшебным холмам. Она единственная из всех разделяла с ним эту любовь. Поэтому он и пожелал, чтобы усадьба досталась ей.
Он мог без устали говорить об этой пустынной местности. Только к концу жизни его мысли стали все чаще обращаться к горнорудным разработкам. Он снова и снова втолковывал ей, как нужно застолбить участок, поставить ограждения, послать заявку и зарегистрироваться.
— Когда пошлешь заявку на участок, он — твоя собственность, Энн Кирби, — говорил он ей, подмигивая. — К счастью, я не успел этого сделать, а то бы они и его отобрали. Ну вот, не забудь, о чем я тебе сказал. Ты так же, как и я, любишь эту пустыню. Может, наступит день, и ты кое-что обнаружишь… Наступит день, когда это тебе пригодится больше, чем сейчас.
На что он тогда намекал? Вот теперь, кажется, это «кое-что» пригодилось бы ей, как никогда. Тех денег, что Боб получит от государства, хватит ненадолго. А до того, как он снова сможет работать, еще ждать и ждать. Она снова и снова перебирала в памяти их разговоры, но не находила в них ничего, кроме ностальгических воспоминаний старика, стоящего на пороге смерти.
Он любил свою пустыню, ему знакомы были очертания древних рельефов, где раньше находились моря и озера. Он знал, где залегают богатейшие месторождения агата, яшмы и граната. Он прошел по старым, таинственным тропам доисторических индейцев, отмеченным забытыми нагромождениями отшлифованных временем камней. Он изучил все разнообразие растущих здесь кактусов, цветов и трав.
Она вспомнила, какой ажиотаж поднялся в городе, когда он впервые принес туда руду, пласты и слитки серебра высочайшей пробы. После того как попытки проследить за ним не увенчались успехом, а его собственным внукам не удалось вытащить из него эту тайну, начали думать, что он напал на богатую жилу в давно заброшенном серебряном руднике Кирби… и он никого не стал в этом разубеждать. Вскоре после того близнецы Блейк и Джейк, вкупе с Эстер и ее мужем Арчи, затеяли эту историю с признанием его невменяемым.
Захватив рудник, они потратили не одну тысячу на инженеров, обшаривших и исследовавших его вдоль и поперек, — и все без толку. А разговаривать по-хорошему старик с ними больше не желал.
Когда ей передали акт на право владения домом, в тот же конверт оказалась вложена записка. Вспомнив о ней, Энн Кирби достала ее из сумки, чтобы утром показать Бобу.
«Ты была добра ко мне, Энн Кирби, и терпелива с больным стариком. Выходи замуж за Боба и приезжайте в июне в усадьбу, чтобы провести здесь медовый месяц, — не продавай ее и не отдавай никому. Смотри на цветы и помни, чему я тебя учил. Им нужна лишь забота, и тогда они откроют тебе свою красоту и богатства несметные».
Они сидели на кухне у окна за завтраком.
— «Знатный вид», как любил говорить дядя Том, — сказала она Бобу. — «Приезжай, дорогая, в июне — вид отсюда знатнейший».
— Были бы у нас только деньги, чтобы привести здесь все в порядок, — согласился Боб. — Я, конечно, возьмусь за работу, но поначалу сильно вкалывать не смогу.
Боб поднял кружку с кофе, кивком указывая на отдаленный склон холма.
— Дорогая, что это там такое желтеет?
Кирби Энн выглянула в окно.
— Это гречиха. Она цветет в конце июня… Боб, — прищурившись, произнесла Кирби Энн, — мы никогда здесь в июне не были! Мы отложили свадьбу, и медовый месяц пришелся на сентябрь.
Он усмехнулся.
— Знаю. В июне у нас было плохо с деньгами, но и в сентябре лучше не стало.
Она поднялась на ноги.
— Боб, заводи джип. Едем туда.
Через двадцать минут они стояли, погруженные в золотящуюся под утренним солнцем гречиху. Она окружала их со всех сторон, а у них под ногами ее густой и плотный ковер скрывал старую шахту. Боб взял в ладонь кусок руды, пронизанный прожилками серебра.
— Он же рассказывал мне, когда я была еще маленькой, — вспомнила она. — У старателей есть такая примета: «Гляди, где растет гречиха, — она притягивает серебро».
КОВАРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ
Ранним вечером нестерпимо холодного дня он вернулся в гостиницу и прошел к себе в номер. Там стояла узкая кровать с соломенным тюфяком, старый письменный стол, белый таз и кувшин а на полу валялся обрывок циновки. Если не считать стакана для питья, больше здесь мебели не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44