Он сидел рядом с Чикеном и резал ножом по дереву. Время от времени задавал самые обыкновенные вопросы, заполняя ответами пробелы в головоломке, складывавшейся у него в мозгу.
Чикен Ливере имел маленький горный отвод. Время от времени он намывал там немного золота, что обеспечивало его пищей, спиртным и освобождало от ужасных тягот труда. Философ и мечтатель, Чикен усердно и внимательно наблюдал за своими собратьями. Не моралист, не сплетник, он просто смотрел и запоминал.
Если Ливере становился очевидцем убийства, то вполне мог заинтересоваться его способом и мотивом. Ему никогда бы не пришло в голову донести властям. В этом мире люди совершают всякие странные поступки. Пусть даже убийство. Никому нет до этого решительно никакого дела.
Однако в тот день, прельщенный тем, что долговязый сыщик вырезает вместе с ним по дереву, и даже просто тем, что кто-то всерьез заинтересовался им, Чикен Ливере начал выдавать информацию.
К примеру, он помнил тот день, когда Пол Хартман прибыл в город.
— Он приехал один?
Нет, не один. Но они расстались с тем другим человеком на окраине города.
— С кучей денег?
Угу, точно. И все — двадцатидолларовыми купюрами. Превосходными новенькими купюрами.
— И друзья появились?
Не сразу. Он болтал с Сэмом Тинкером. Потом однажды завел дружескую беседу с Лаки Вейдменом, вроде бы случайно. Только, может, и не случайно вовсе. Вейдмен долго околачивался неподалеку, как будто ждал, что его позовут.
— А не мог Вейдмен быть тем самым парнем, с которым он расстался на окраине города?
Мог. Тот тоже здоровый малый. Примерно как Вейдмен.
Немного погодя Магун поднялся и не спеша направился в «Длинный рог», где нашел шерифа Бена Роуси. Заказав выпивку, Магун повернулся к Бену.
— Я полагаю, — спросил Магун, — что вы честный человек?
— Стремлюсь им быть! — ответил Роуси.
— Полагаю, если бы вы узнали о ком-нибудь, что он проходимец, вы арестовали бы этого человека, кто бы он ни был?
— Именно так, — искренне кивнул Роуси. — Даже если бы речь шла о моем собственном брате!
— Тогда, — сказал Магун, — может быть, вы запросите в Эль-Пасо по телеграфу описание кассира и двух бандитов, которые прошлой весной, в мае, ограбили банк в Форсайте? А потом проведете небольшую проверку.
С этими словами Стретч Магун вышел на улицу и вскочил в седло. Шериф Бен остался стоять со стаканом в руке, хмуря брови. Затем он залпом осушил стакан, выпрямился и направился к почтовой станции, где совсем недавно установили телеграфный аппарат.
Мустанг-грулла любил дорогу, и Магун отправился к холмам. Он не питал большой любви к городам, и ему нравилось выбираться оттуда и куда-нибудь уезжать. Он обогнул равнину около главной усадьбы «Лейзи-С», а затем повернул к холмам, держась поближе к зарослям кедровника на крутых склонах и внимательно оглядывая местность острыми, как у сокола, глазами. Так получилось, что через час пути он заметил тонкую струйку дыма, поднимавшуюся от угасающего костра, возле которого Ред Познер вершил свое черное дело.
Через двадцать минут он прибыл на место, ломая голову над второй цепочкой следов. Наконец в хаосе пыли и отпечатков он обнаружил наполовину затоптанный след маленького ботинка и несколько отметин от веревки на земле: три туго натянутых веревочных кольца оборачивались вокруг какого-то предмета. Эти следы тоже частично стерлись под копытами лошадей. Потом одна лошадь пошла вперед, а по тому, как другая следовала за ней — все время на одном и том же расстоянии и ни разу не отстав, — понял, что ее вели в поводу.
Когда два всадника въезжают на поляну с противоположных сторон, а уезжают оттуда таким вот образом, значит, один из них убит, ранен или взят в плен.
Стретч Магун поехал по следам. Он достаточно хорошо представлял себе, куда направлялись эти люди и как давно это случилось, и шел по следу лишь из опасения, что они могли остановиться раньше, чем достигли усадьбы «Сомбреро». Он почти не сомневался, кто первый всадник, а отпечаток маленького ботинка означал только одно: в плен попала Келли Джарвис.
Лаки Вейдмен был в ярости. В безграничной ярости и тревоге. До сих пор он надежно, или достаточно надежно, прятал все концы в воду с помощью Хартмана. А исчезновение девушки поставит на уши всю округу.
Он проклинал Познера за то, что тот клеймил скот в такое время, когда ему следовало сидеть тихо, забыв, что сам велел ему продолжать это дело. Он проклинал Хартмана за то, что он не задержал девчонку в городе, Познера — за то, что он не убил ее на месте. Но больше всего он проклинал Стретча Магуна.
Тинни Куртис разгуливал с повязкой на шее и через ухо и с перевязанной рукой. Его раны не представляли опасности, но отсутствующая мочка причиняла не только физическую боль. На Западе человек, которому прострелили ухо, заклеймлялся как трус. Он становился для всех хуже собаки. Куртис понимал, что это проклятие останется с ним на всю жизнь, и дрожал от бешенства и жажды кого-нибудь убить — кого угодно.
Познер сидел на ступеньках лестницы, мрачный, как грозовая туча. Лаки устроил ему разнос, а он не любил этого.
Келли Джарвис лежала связанная на грязной кровати, которая воняла огромной тушей Вейдмена. Она горько сожалела о том, что свела знакомство с Полом Хартманом и уволила Магуна.
Перед домом, на плотно утоптанной грязи, трое мужчин смотрели друг на друга, ненавидя самих себя и всех на свете.
Разумеется, оставалось только одно. Отвезти девчонку в горы, швырнуть в заброшенную шахту, а потом вести себя как ни в чем не бывало. Но такое пустяковое дело оказалось не так-то просто провернуть.
В этом круге ада и ненависти возник Стретч Магун.
Он оставил груллу в овраге и поднялся наверх пешком, прекрасно понимая, какое преимущество дает неожиданность. Он заглянул в окно, посмотрел на девушку, а она посмотрела на него. У него не возникло героического намерения проскользнуть внутрь, развязать ее и скрыться. Он понимал, что не сможет пролезть в окно и пройти через комнату совершенно бесшумно. У него оставался лишь один шанс, к тому же он верил в прямые методы.
Стретч Магун вышел из-за угла дома.
— Привет, ребята, — произнес он, доставая револьвер.
Ни о каком героизме он и не помышлял — просто выполнял свою работу.
На Западе принято давать человеку шанс, но даже сами жители Запада находят удобным в некоторых случаях поступиться этим принципом. А когда один человек встречается лицом к лицу с тремя, не время давать шансы.
Эти трое, переполненные ненавистью, не стали слишком мешкать. Первый выстрел Магуна предназначался Познеру. Когда собираешься схватиться со старым гризли, совсем ни к чему, чтобы за спиной тявкали койоты, пытаясь перекусить подколенные сухожилия.
Ред Познер запрыгал, как рогатая жаба, на которую он так смахивал, но не успел пустить в ход оружие. Он получил пулю в зубы, и сразу стало ясно, что свинец оказался для него неудобоваримым.
Тинни Куртис сидел, поглаживая себя по подбородку и лелея ненависть. Он так и не поднялся на ноги. Пуля попала ему в грудную кость и вышла прямо через позвоночник.
Лаки Вейдмен в самом деле был счастливчиком, и к тому же осторожным. Он успел выхватить пушку, но Магун оказался такой тощий, что первая пуля прошла мимо; вторая отшвырнула его к стене развалюхи, но тут он направил свой револьвер на Вейдмена и одну за другой всадил в его огромный живот две пули. Выстрелив в пятый и последний раз, Магун промазал. Тогда он отшвырнул револьвер и, сильно шатаясь, пошел на стреляющего в него Вейдмена. Он видел красные вспышки выстрелов, ощущая лицом жар, и чувствовал, как его кулаки лупят по этой широкой физиономии. Вейдмен упал. Магун рухнул рядом с ним на колени и растянулся в пыли.
Полчаса спустя, когда он все еще лежал там, скорее мертвый, чем живой, явился шериф Бен Роуси с ордером на арест Вейдмена и Познера. С ним приехали Сэм Тинкер, Чикен Ливере и горсточка горожан, в том числе и Каунти Гэлвей, вопреки своей воле вынужденный стать городским жителем.
Когда Магун пришел в себя, Роуси сообщил ему:
— Хартман в тюрьме. Ты угадал, заподозрив в нем того пропавшего кассира. А другие два — Вейдмен и Познер.
Над ним склонилась Келли. Он грустно посмотрел на нее, и она сказала:
— Побыстрей поправляйтесь. Я взяла Дина Баркера обратно на работу. У меня и для вас есть кое-какие предложения, когда вы встанете на ноги.
— Мне кажется, — скорбно произнес Магун, — что я не настолько глуп, чтобы спорить с какой-то девчонкой, которую назвали в честь мула!
Ее лицо вспыхнуло.
— Кто вам это сказал? — решительно спросила она.
— Твой папочка, — ответил он. — Я работал у него ровно три года после того, как ты уехала!
Авторские заметки
БОЗ ИКАРД
На Западе не было так много чернокожих ковбоев, как утверждают некоторые нынешние писатели. На старых фотографиях перегонщиков скота они попадаются, но очень редко. Тем не менее в их число входили одни из величайших людей Запада.
Мой самый любимый, я полагаю, — Боз Икард, правая рука замечательного скотовода Чарли Гуднайта. Боз родился рабом в штате Миссисипи в 1847 году и попал на Запад, когда ему не исполнилось еще и шести лет, — на ранчо западнее Витерфорда, штат Техас. Вероятно, не следует иметь любимчиков среди людей, но за все время своих долгих исследований я ни разу не слышал и не находил ни одного плохого слова о Бозе. Этот порядочный человек, великолепный наездник, хороший повар на пастбище, замечательный ночной пастух и неплохой воин ко всему прочему был надежен и достоин доверия. Временами он носил при себе все деньги Гуднайта.
Он умер в 1929 году и похоронен в Витерфорде. В эпитафии на мемориальной доске, воздвигнутой Гуднайтом в честь Боза, написано:
БОЗ ИКАРД
Четыре года работал со мной на Гуднайт-Лавинг Трэйл, никогда не уклонялся от обязанностей и ни разу не ослушался приказа, многократно выезжал вместе со мной успокаивать напуганное стадо, участвовал в трех стычках с команчами, отличного поведения».
Это гораздо большая награда, чем просто слова, потому что Гуднайт сам был одним из величайших скотоводов. Он всегда искал и находил самых лучших людей. Он проложил Гуднайт-Лавинг Трэйл, основал ранчо в каньоне Пало-Дьюро и первым начал осваивать некоторые весьма суровые места.
КОГДА ГОВОРИТ ОРУЖИЕ
Он въехал в город на коричневом муле и спешился напротив «Фургончика Чака». На нем были высокая мексиканская шляпа и узкие брюки, расклешенные над ботинками. Шорти Дюваль открыл было рот, чтобы поприветствовать незнакомца, но тут этот тип повернулся, и рот Шорти Дюваля захлопнулся, как стальной капкан, а на лбу у него даже пот выступил.
Одного взгляда оказалось вполне достаточно. Шорти и сам крутой парень, но никто не стал бы искать приключений на свою голову при виде этого бродяги в высокой шляпе.
Худое загорелое лицо и похожий на клюв нос, который когда-то сломали; скулу пересекал шрам, выделявшийся белизной на смуглой коже. Но бросало в дрожь вовсе не от этого. Глаза — вот что приводило в оцепенение. Карие с зелеными искорками, они смотрели на тебя так, что заставили бы любого силача и дебошира остановиться и подумать.
На ремнях крест-накрест висели два револьвера. Не обычные револьверы-«миротворцы», а кольты старого образца, самые первые пушки, известные как кольты Уокера. Слишком тяжелые для большинства людей, они достаточно точно стреляли на расстоянии более сотни ярдов, что неплохо даже для винтовки.
Его экзотический облик дополняла мексиканская куртка. Переводя взгляд с его необычного костюма на тощего коричневого мула, Шорти никак не мог вычислить, кто же он такой.
В Уайт-Хиллс редко приезжали посторонние. Я пробыл здесь уже два месяца, и за все это время не появилось больше ни одного нового человека. Этот тип дал понять, что знаком с городками такого рода, не удостоив никого из нас взглядом. По правде говоря, он будто вообще нас не заметил. Просто протиснулся в двери и попер прямо к стойке, где мирно потягивали виски Билл Райдинг и еще четыре или пять человек. Я довольно-таки любопытен и тоже вошел в салун за ним следом. Если этот господин будет с кем-то разговаривать, мне хотелось быть там, откуда можно его послушать. Когда я возник на пороге, Райдинг оглянулся, и глаза его стали злыми. Мы не выносили друг друга с самого первого дня, когда я появился в городе. Отчасти это получилось из-за дворняжки Джека Белтона. Белтон — парнишка, который жил со своей сестрой Рут на отличном ранчо в шести-семи милях от Уайт-Хиллс. Однажды его собака перебежала Райдингу дорогу, чуть не сбив того с ног. Вспыльчивый малый, Билл выхватил пушку, и тогда я сделал то же самое.
Не успел он выстрелить, как я оказался у него за спиной.
— Только попробуй убить эту собаку, Райдинг, и я убью тебя!
Его лицо покраснело, затем побледнело. Он стоял вполоборота ко мне и понимал, что шансов у него нет.
— Когда-нибудь, — угрожающе произнес он, — ты вмешаешься не вовремя!
Джени видел всю сцену, и его сестра тоже. Они меня ужасно благодарили, и я подумал, что мне ничего не стоило бы даже убить Райдинга.
Уайт-Хиллс не без основания слыл бандитским городом. Большую часть его обитателей где-нибудь разыскивали, и хотя любому помощнику шерифа не имело смысла приезжать сюда, сейчас городок гудел как встревоженный улей. А все потому, что в Пьерсе ограбили банк, и никто в Уайт-Хиллс не сомневался, что рейнджеры обязательно заявятся сюда в поисках грабителя. Именно поэтому так подозрительно смотрели и на меня, когда я приехал в город.
И без гадалки я допер, что Гарвей Кинзелла, босс города, приставил Билла Райдинга следить за мной. Он старался знать обо всем, что происходило вокруг.
Но не только Райдинг не спускал с меня глаз. Еще два или три парня вели слежку по поручению того же Кинзеллы. И все же я не уезжал. Отчасти из-за Рут Белтон.
Тип в высоком сомбреро прислонился к стойке и неторопливо обвел комнату своими искрящимися глазами. Они зацепились за Райдинга, миновали Шорти Дюваля и наконец остановились на мне.
На мне задержались дольше всего, и я ничуть не удивился. Мы — я и он — оказались здесь самыми большими людьми. Может, я даже чуточку превосходил его, но из-за этой шляпы он выглядел таким же высоким. По его глазам никто не догадался бы, о чем он думает. Но я знал, что чувствует человек, который что-то замышляет.
Он оценивал меня, так же как и я оценивал его. Что до меня, то я вырос под кряжем Тонто, и когда захотел перегонять стада, мне пришлось отправиться на восток, чтобы добраться до них. Я перегонял коров и сдавал карты в Соноре, а когда я проезжал через Нью-Мексико или околачивался в окрестностях Линкольна, Форт-Самнера и Санта-Фе, ни Малыш Билли, ни Джесси Эванс не испытывали большого желания иметь со мной дело. Впрочем, как и я с ними.
Я не имел высокой мексиканской шляпы. Я носил шляпу с плоской тульей и плоскими полями, но зато револьверы я держал в полном порядке. Каблуки моих ботинок немного стоптались, и мне не мешало бы побриться, но ни один человек в этом городе не мог похвастаться такой силой в плечах, и ни один человек, кроме меня, не сумел бы разорвать кожаный ремень, просто расширяя грудную клетку.
Ему не понадобилось смотреть на меня второй раз. Он с ходу понял, что я тоже одиночка. Они никогда не подрежут мне шкуру так, чтобы она уместилась в рамки Кинзеллы. Как бы то ни было, он взглянул на меня, а потом сказал:
— Я угощу тебя!
И он отрезал это «тебя» так, словно огрел плетью по лицу каждого из присутствовавших в салуне.
Билл Райдинг дернулся, словно его ужалила пчела, но Кинзелла в тот день куда-то смылся, и Билл остался сидеть, где сидел.
А я направился к стойке. Амиго, мне доставило удовольствие взглянуть в длинное зеркало и увидеть, как мы оба там стоим. Вы можете проехать много миль и не найти двух таких больших людей вместе. Может, я чуточку шире его в груди, но он был большой, амиго, и с характером.
— Меня зовут Сонора, — представился он, разглядывая пшеничную водку в своем стакане.
— Меня — Дэн Кетрел, — ответил я.
Но думал я в тот момент о том, что говорилось в описании бандита, ограбившего банк в Пьерсе. Человек большого роста, говорилось там, очень большого роста, с двумя револьверами.
Сонора вполне соответствовал этому описанию. Но коли на то пошло, я тоже носил два револьвера, и в городе знал еще одного здоровенного парня, который носил два револьвера, — босс, Гарвей Кинзелла.
Мы посмотрели друг на друга, и ни один из нас ничуть не обманывался на счет другого. Он понимал, для чего я здесь, а я — для чего он здесь, и ни один из нас не находил в этом змеюшнике дружелюбного приема.
Биллу Райдингу не нравилось мое присутствие. Это наваливалось на него, как гроза наваливается тучей на каньон. Ненависть прямо-таки клокотала у него в горле, и я понимал, что скоро у нас начнутся неприятности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Чикен Ливере имел маленький горный отвод. Время от времени он намывал там немного золота, что обеспечивало его пищей, спиртным и освобождало от ужасных тягот труда. Философ и мечтатель, Чикен усердно и внимательно наблюдал за своими собратьями. Не моралист, не сплетник, он просто смотрел и запоминал.
Если Ливере становился очевидцем убийства, то вполне мог заинтересоваться его способом и мотивом. Ему никогда бы не пришло в голову донести властям. В этом мире люди совершают всякие странные поступки. Пусть даже убийство. Никому нет до этого решительно никакого дела.
Однако в тот день, прельщенный тем, что долговязый сыщик вырезает вместе с ним по дереву, и даже просто тем, что кто-то всерьез заинтересовался им, Чикен Ливере начал выдавать информацию.
К примеру, он помнил тот день, когда Пол Хартман прибыл в город.
— Он приехал один?
Нет, не один. Но они расстались с тем другим человеком на окраине города.
— С кучей денег?
Угу, точно. И все — двадцатидолларовыми купюрами. Превосходными новенькими купюрами.
— И друзья появились?
Не сразу. Он болтал с Сэмом Тинкером. Потом однажды завел дружескую беседу с Лаки Вейдменом, вроде бы случайно. Только, может, и не случайно вовсе. Вейдмен долго околачивался неподалеку, как будто ждал, что его позовут.
— А не мог Вейдмен быть тем самым парнем, с которым он расстался на окраине города?
Мог. Тот тоже здоровый малый. Примерно как Вейдмен.
Немного погодя Магун поднялся и не спеша направился в «Длинный рог», где нашел шерифа Бена Роуси. Заказав выпивку, Магун повернулся к Бену.
— Я полагаю, — спросил Магун, — что вы честный человек?
— Стремлюсь им быть! — ответил Роуси.
— Полагаю, если бы вы узнали о ком-нибудь, что он проходимец, вы арестовали бы этого человека, кто бы он ни был?
— Именно так, — искренне кивнул Роуси. — Даже если бы речь шла о моем собственном брате!
— Тогда, — сказал Магун, — может быть, вы запросите в Эль-Пасо по телеграфу описание кассира и двух бандитов, которые прошлой весной, в мае, ограбили банк в Форсайте? А потом проведете небольшую проверку.
С этими словами Стретч Магун вышел на улицу и вскочил в седло. Шериф Бен остался стоять со стаканом в руке, хмуря брови. Затем он залпом осушил стакан, выпрямился и направился к почтовой станции, где совсем недавно установили телеграфный аппарат.
Мустанг-грулла любил дорогу, и Магун отправился к холмам. Он не питал большой любви к городам, и ему нравилось выбираться оттуда и куда-нибудь уезжать. Он обогнул равнину около главной усадьбы «Лейзи-С», а затем повернул к холмам, держась поближе к зарослям кедровника на крутых склонах и внимательно оглядывая местность острыми, как у сокола, глазами. Так получилось, что через час пути он заметил тонкую струйку дыма, поднимавшуюся от угасающего костра, возле которого Ред Познер вершил свое черное дело.
Через двадцать минут он прибыл на место, ломая голову над второй цепочкой следов. Наконец в хаосе пыли и отпечатков он обнаружил наполовину затоптанный след маленького ботинка и несколько отметин от веревки на земле: три туго натянутых веревочных кольца оборачивались вокруг какого-то предмета. Эти следы тоже частично стерлись под копытами лошадей. Потом одна лошадь пошла вперед, а по тому, как другая следовала за ней — все время на одном и том же расстоянии и ни разу не отстав, — понял, что ее вели в поводу.
Когда два всадника въезжают на поляну с противоположных сторон, а уезжают оттуда таким вот образом, значит, один из них убит, ранен или взят в плен.
Стретч Магун поехал по следам. Он достаточно хорошо представлял себе, куда направлялись эти люди и как давно это случилось, и шел по следу лишь из опасения, что они могли остановиться раньше, чем достигли усадьбы «Сомбреро». Он почти не сомневался, кто первый всадник, а отпечаток маленького ботинка означал только одно: в плен попала Келли Джарвис.
Лаки Вейдмен был в ярости. В безграничной ярости и тревоге. До сих пор он надежно, или достаточно надежно, прятал все концы в воду с помощью Хартмана. А исчезновение девушки поставит на уши всю округу.
Он проклинал Познера за то, что тот клеймил скот в такое время, когда ему следовало сидеть тихо, забыв, что сам велел ему продолжать это дело. Он проклинал Хартмана за то, что он не задержал девчонку в городе, Познера — за то, что он не убил ее на месте. Но больше всего он проклинал Стретча Магуна.
Тинни Куртис разгуливал с повязкой на шее и через ухо и с перевязанной рукой. Его раны не представляли опасности, но отсутствующая мочка причиняла не только физическую боль. На Западе человек, которому прострелили ухо, заклеймлялся как трус. Он становился для всех хуже собаки. Куртис понимал, что это проклятие останется с ним на всю жизнь, и дрожал от бешенства и жажды кого-нибудь убить — кого угодно.
Познер сидел на ступеньках лестницы, мрачный, как грозовая туча. Лаки устроил ему разнос, а он не любил этого.
Келли Джарвис лежала связанная на грязной кровати, которая воняла огромной тушей Вейдмена. Она горько сожалела о том, что свела знакомство с Полом Хартманом и уволила Магуна.
Перед домом, на плотно утоптанной грязи, трое мужчин смотрели друг на друга, ненавидя самих себя и всех на свете.
Разумеется, оставалось только одно. Отвезти девчонку в горы, швырнуть в заброшенную шахту, а потом вести себя как ни в чем не бывало. Но такое пустяковое дело оказалось не так-то просто провернуть.
В этом круге ада и ненависти возник Стретч Магун.
Он оставил груллу в овраге и поднялся наверх пешком, прекрасно понимая, какое преимущество дает неожиданность. Он заглянул в окно, посмотрел на девушку, а она посмотрела на него. У него не возникло героического намерения проскользнуть внутрь, развязать ее и скрыться. Он понимал, что не сможет пролезть в окно и пройти через комнату совершенно бесшумно. У него оставался лишь один шанс, к тому же он верил в прямые методы.
Стретч Магун вышел из-за угла дома.
— Привет, ребята, — произнес он, доставая револьвер.
Ни о каком героизме он и не помышлял — просто выполнял свою работу.
На Западе принято давать человеку шанс, но даже сами жители Запада находят удобным в некоторых случаях поступиться этим принципом. А когда один человек встречается лицом к лицу с тремя, не время давать шансы.
Эти трое, переполненные ненавистью, не стали слишком мешкать. Первый выстрел Магуна предназначался Познеру. Когда собираешься схватиться со старым гризли, совсем ни к чему, чтобы за спиной тявкали койоты, пытаясь перекусить подколенные сухожилия.
Ред Познер запрыгал, как рогатая жаба, на которую он так смахивал, но не успел пустить в ход оружие. Он получил пулю в зубы, и сразу стало ясно, что свинец оказался для него неудобоваримым.
Тинни Куртис сидел, поглаживая себя по подбородку и лелея ненависть. Он так и не поднялся на ноги. Пуля попала ему в грудную кость и вышла прямо через позвоночник.
Лаки Вейдмен в самом деле был счастливчиком, и к тому же осторожным. Он успел выхватить пушку, но Магун оказался такой тощий, что первая пуля прошла мимо; вторая отшвырнула его к стене развалюхи, но тут он направил свой револьвер на Вейдмена и одну за другой всадил в его огромный живот две пули. Выстрелив в пятый и последний раз, Магун промазал. Тогда он отшвырнул револьвер и, сильно шатаясь, пошел на стреляющего в него Вейдмена. Он видел красные вспышки выстрелов, ощущая лицом жар, и чувствовал, как его кулаки лупят по этой широкой физиономии. Вейдмен упал. Магун рухнул рядом с ним на колени и растянулся в пыли.
Полчаса спустя, когда он все еще лежал там, скорее мертвый, чем живой, явился шериф Бен Роуси с ордером на арест Вейдмена и Познера. С ним приехали Сэм Тинкер, Чикен Ливере и горсточка горожан, в том числе и Каунти Гэлвей, вопреки своей воле вынужденный стать городским жителем.
Когда Магун пришел в себя, Роуси сообщил ему:
— Хартман в тюрьме. Ты угадал, заподозрив в нем того пропавшего кассира. А другие два — Вейдмен и Познер.
Над ним склонилась Келли. Он грустно посмотрел на нее, и она сказала:
— Побыстрей поправляйтесь. Я взяла Дина Баркера обратно на работу. У меня и для вас есть кое-какие предложения, когда вы встанете на ноги.
— Мне кажется, — скорбно произнес Магун, — что я не настолько глуп, чтобы спорить с какой-то девчонкой, которую назвали в честь мула!
Ее лицо вспыхнуло.
— Кто вам это сказал? — решительно спросила она.
— Твой папочка, — ответил он. — Я работал у него ровно три года после того, как ты уехала!
Авторские заметки
БОЗ ИКАРД
На Западе не было так много чернокожих ковбоев, как утверждают некоторые нынешние писатели. На старых фотографиях перегонщиков скота они попадаются, но очень редко. Тем не менее в их число входили одни из величайших людей Запада.
Мой самый любимый, я полагаю, — Боз Икард, правая рука замечательного скотовода Чарли Гуднайта. Боз родился рабом в штате Миссисипи в 1847 году и попал на Запад, когда ему не исполнилось еще и шести лет, — на ранчо западнее Витерфорда, штат Техас. Вероятно, не следует иметь любимчиков среди людей, но за все время своих долгих исследований я ни разу не слышал и не находил ни одного плохого слова о Бозе. Этот порядочный человек, великолепный наездник, хороший повар на пастбище, замечательный ночной пастух и неплохой воин ко всему прочему был надежен и достоин доверия. Временами он носил при себе все деньги Гуднайта.
Он умер в 1929 году и похоронен в Витерфорде. В эпитафии на мемориальной доске, воздвигнутой Гуднайтом в честь Боза, написано:
БОЗ ИКАРД
Четыре года работал со мной на Гуднайт-Лавинг Трэйл, никогда не уклонялся от обязанностей и ни разу не ослушался приказа, многократно выезжал вместе со мной успокаивать напуганное стадо, участвовал в трех стычках с команчами, отличного поведения».
Это гораздо большая награда, чем просто слова, потому что Гуднайт сам был одним из величайших скотоводов. Он всегда искал и находил самых лучших людей. Он проложил Гуднайт-Лавинг Трэйл, основал ранчо в каньоне Пало-Дьюро и первым начал осваивать некоторые весьма суровые места.
КОГДА ГОВОРИТ ОРУЖИЕ
Он въехал в город на коричневом муле и спешился напротив «Фургончика Чака». На нем были высокая мексиканская шляпа и узкие брюки, расклешенные над ботинками. Шорти Дюваль открыл было рот, чтобы поприветствовать незнакомца, но тут этот тип повернулся, и рот Шорти Дюваля захлопнулся, как стальной капкан, а на лбу у него даже пот выступил.
Одного взгляда оказалось вполне достаточно. Шорти и сам крутой парень, но никто не стал бы искать приключений на свою голову при виде этого бродяги в высокой шляпе.
Худое загорелое лицо и похожий на клюв нос, который когда-то сломали; скулу пересекал шрам, выделявшийся белизной на смуглой коже. Но бросало в дрожь вовсе не от этого. Глаза — вот что приводило в оцепенение. Карие с зелеными искорками, они смотрели на тебя так, что заставили бы любого силача и дебошира остановиться и подумать.
На ремнях крест-накрест висели два револьвера. Не обычные револьверы-«миротворцы», а кольты старого образца, самые первые пушки, известные как кольты Уокера. Слишком тяжелые для большинства людей, они достаточно точно стреляли на расстоянии более сотни ярдов, что неплохо даже для винтовки.
Его экзотический облик дополняла мексиканская куртка. Переводя взгляд с его необычного костюма на тощего коричневого мула, Шорти никак не мог вычислить, кто же он такой.
В Уайт-Хиллс редко приезжали посторонние. Я пробыл здесь уже два месяца, и за все это время не появилось больше ни одного нового человека. Этот тип дал понять, что знаком с городками такого рода, не удостоив никого из нас взглядом. По правде говоря, он будто вообще нас не заметил. Просто протиснулся в двери и попер прямо к стойке, где мирно потягивали виски Билл Райдинг и еще четыре или пять человек. Я довольно-таки любопытен и тоже вошел в салун за ним следом. Если этот господин будет с кем-то разговаривать, мне хотелось быть там, откуда можно его послушать. Когда я возник на пороге, Райдинг оглянулся, и глаза его стали злыми. Мы не выносили друг друга с самого первого дня, когда я появился в городе. Отчасти это получилось из-за дворняжки Джека Белтона. Белтон — парнишка, который жил со своей сестрой Рут на отличном ранчо в шести-семи милях от Уайт-Хиллс. Однажды его собака перебежала Райдингу дорогу, чуть не сбив того с ног. Вспыльчивый малый, Билл выхватил пушку, и тогда я сделал то же самое.
Не успел он выстрелить, как я оказался у него за спиной.
— Только попробуй убить эту собаку, Райдинг, и я убью тебя!
Его лицо покраснело, затем побледнело. Он стоял вполоборота ко мне и понимал, что шансов у него нет.
— Когда-нибудь, — угрожающе произнес он, — ты вмешаешься не вовремя!
Джени видел всю сцену, и его сестра тоже. Они меня ужасно благодарили, и я подумал, что мне ничего не стоило бы даже убить Райдинга.
Уайт-Хиллс не без основания слыл бандитским городом. Большую часть его обитателей где-нибудь разыскивали, и хотя любому помощнику шерифа не имело смысла приезжать сюда, сейчас городок гудел как встревоженный улей. А все потому, что в Пьерсе ограбили банк, и никто в Уайт-Хиллс не сомневался, что рейнджеры обязательно заявятся сюда в поисках грабителя. Именно поэтому так подозрительно смотрели и на меня, когда я приехал в город.
И без гадалки я допер, что Гарвей Кинзелла, босс города, приставил Билла Райдинга следить за мной. Он старался знать обо всем, что происходило вокруг.
Но не только Райдинг не спускал с меня глаз. Еще два или три парня вели слежку по поручению того же Кинзеллы. И все же я не уезжал. Отчасти из-за Рут Белтон.
Тип в высоком сомбреро прислонился к стойке и неторопливо обвел комнату своими искрящимися глазами. Они зацепились за Райдинга, миновали Шорти Дюваля и наконец остановились на мне.
На мне задержались дольше всего, и я ничуть не удивился. Мы — я и он — оказались здесь самыми большими людьми. Может, я даже чуточку превосходил его, но из-за этой шляпы он выглядел таким же высоким. По его глазам никто не догадался бы, о чем он думает. Но я знал, что чувствует человек, который что-то замышляет.
Он оценивал меня, так же как и я оценивал его. Что до меня, то я вырос под кряжем Тонто, и когда захотел перегонять стада, мне пришлось отправиться на восток, чтобы добраться до них. Я перегонял коров и сдавал карты в Соноре, а когда я проезжал через Нью-Мексико или околачивался в окрестностях Линкольна, Форт-Самнера и Санта-Фе, ни Малыш Билли, ни Джесси Эванс не испытывали большого желания иметь со мной дело. Впрочем, как и я с ними.
Я не имел высокой мексиканской шляпы. Я носил шляпу с плоской тульей и плоскими полями, но зато револьверы я держал в полном порядке. Каблуки моих ботинок немного стоптались, и мне не мешало бы побриться, но ни один человек в этом городе не мог похвастаться такой силой в плечах, и ни один человек, кроме меня, не сумел бы разорвать кожаный ремень, просто расширяя грудную клетку.
Ему не понадобилось смотреть на меня второй раз. Он с ходу понял, что я тоже одиночка. Они никогда не подрежут мне шкуру так, чтобы она уместилась в рамки Кинзеллы. Как бы то ни было, он взглянул на меня, а потом сказал:
— Я угощу тебя!
И он отрезал это «тебя» так, словно огрел плетью по лицу каждого из присутствовавших в салуне.
Билл Райдинг дернулся, словно его ужалила пчела, но Кинзелла в тот день куда-то смылся, и Билл остался сидеть, где сидел.
А я направился к стойке. Амиго, мне доставило удовольствие взглянуть в длинное зеркало и увидеть, как мы оба там стоим. Вы можете проехать много миль и не найти двух таких больших людей вместе. Может, я чуточку шире его в груди, но он был большой, амиго, и с характером.
— Меня зовут Сонора, — представился он, разглядывая пшеничную водку в своем стакане.
— Меня — Дэн Кетрел, — ответил я.
Но думал я в тот момент о том, что говорилось в описании бандита, ограбившего банк в Пьерсе. Человек большого роста, говорилось там, очень большого роста, с двумя револьверами.
Сонора вполне соответствовал этому описанию. Но коли на то пошло, я тоже носил два револьвера, и в городе знал еще одного здоровенного парня, который носил два револьвера, — босс, Гарвей Кинзелла.
Мы посмотрели друг на друга, и ни один из нас ничуть не обманывался на счет другого. Он понимал, для чего я здесь, а я — для чего он здесь, и ни один из нас не находил в этом змеюшнике дружелюбного приема.
Биллу Райдингу не нравилось мое присутствие. Это наваливалось на него, как гроза наваливается тучей на каньон. Ненависть прямо-таки клокотала у него в горле, и я понимал, что скоро у нас начнутся неприятности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44