- Разве вы не в курсе дела?
- Нет... Что за наследство? - спросил Романец, вытирая лоб платком. -
Душно у вас.
- Ну, раз вы не знаете, оставим это... Я открою форточку, - Щерба
подошел к окну и потянул рычаг фрамуги, затем вернулся к столу, сел,
придвинул к себе бланк протокола допроса, взял ручку. - Начнем, Ярослав
Федорович, не будем терять времени. - Про себя Щерба отметил: "Он сразу
спросил, "какая ошибка". Если он не в курсе дела, естественней был бы
вопрос, о каком наследстве речь, а потом уже об ошибке с ним". - Итак, в
котором часу вы прибыли пятнадцатого августа, в субботу, в Ужву?
- Я уже говорил - около двенадцати.
- В своей машине?
- Нет. Моя была не в порядке.
- А что случилось?
- Полетел подшипник трамблера.
- На чьей же вы приехали?
- Я попросил у приятеля... Назвать фамилию?
- Да. И модель машины.
- Окпыш. Он скульптор. У него "Лада".
- За то время, что вы находились в доме Ульяны Васильевны, кто-нибудь
заходил?
- Нет... Я уже говорил вам.
- А вот Верещак в своих показаниях утверждает, что слышал разговор
между Ульяной Васильевной, вами и еще каким-то мужчиной, - Щерба умышленно
сказал "слышал разговор", а не "слышал голоса".
- Тут он что-то напутал... О чем же мы говорили, если так?
- Вот я и хотел у вас уточнить.
- Напутал он, - дернул головой Романец.
- В котором часу вы уехали из Ужвы?
- Около семи.
- Один?
- Прошлый раз вы записали с моих слов, что уехал я один, -
раздраженно сказал Романец, - и что на выезде из Ужвы, возле магазина
хозтоваров подобрал голосовавшего человека. Повторяю это и сейчас.
- Тут неувязочка, Ярослав Федорович. Верещак, будучи в центре Ужвы,
возле телеателье, видел, как вы проехали и рядом с вами сидел еще один
человек. Что ж, и здесь Верещак напутал? Странная путаница. Не так ли?..
На меня он произвел впечатление человека памятливого, - Щерба в упор
посмотрел на Романца.
- Просто... не знаю... - Романец развел руками.
- Вы постарайтесь вспомнить это обстоятельство, а пока пойдем
дальше... Где вы высадили вашего пассажира?
- У въезда в Ужву, возле автостанции.
- И куда оттуда?
- Ставить машину к Окпышу в гараж.
- Каким маршрутом?
- Через въездной путепровод, потом по Шевченко и повернул на
Техническую. У него мастерская и гараж там.
- Значит, вы ехали самым коротким путем? Как я понимаю, езды было
минут пятнадцать, верно? По южной окраине города?
- Да.
- По дороге никуда не сворачивали?
- Нет.
- Хорошо помните? Подумайте.
- Нет, никуда. С путепровода прямо к Окпышу.
- В котором часу это было?
- В начале десятого.
- А вот Окпыш говорит, что было это около двенадцати ночи. Как тут
быть?
- Не знаю.
- От Окпыша куда вы направились?
- Домой.
- Выходили куда-нибудь еще?
- Нет. Выпил чаю, почитал и лег спать.
- Значит в центр и на восточную окраину города не заезжали?
- Конечно нет. Это не по дороге. Да и бензин кончался, лампочка
мигала.
- Хорошо помните?
- Да.
- Тогда объясните, Ярослав Федорович, каким образом в ту же ночь
"Лада" Окпыша могла оказаться в другом конце города, на улице Садовой,
возле конечной трамвайной остановки? Вот снимки ее протекторов. Оба правых
колеса, - Щерба достал из конверта фотографии и положил перед Романцом. -
Хочу сразу заметить: после того, как вы поставили машину, Окпыш ее той
ночью не брал. У него в мастерской были гости до утра. Они опрошены нами.
Алиби. В Ужву вы уехали в начале одиннадцатого утра. Так? Вы пришли к
Окпышу утром, он вывел машину из гаража, и вы отправились в Ужву.
Правильно?
- Да.
- За день до этого там, где мы обнаружили следы, машина не могла бы
припарковаться: на том месте шли ремонтные работы, укладывали новые
бордюры, каток закатывал свежий асфальт. Так как вы объясните, откуда это?
- указал Щерба на снимки. Он видел, что Романец устал, виски запали,
посерели, набрякла, дергалась голубенькая жилочка.
- Не знаю, - прикрыв глаза, Романец облизнул губы.
- Но должно же быть объяснение этому, Ярослав Федорович? - Щерба уже
чувствовал, что первоначальная мелкая ложь, извлеченная из Романца,
которая могла сперва показаться и не ложью, теперь вставала за спиной
допрашиваемого стеною, не пускавшей уже Романца назад, на тот простор, где
можно импровизировать. - Не станете же вы мне говорить, что почти с пустым
баком вы отвозили на Садовую в другой конец города некую женщину, имя
которой назвать не можете, - вам дорога ее честь.
- Я не знаю, что вам сказать, - вяло развел руками Романец.
- Мне нужно немного, Ярослав Федорович: правда. Тогда и вам станет
легче... Тут ведь вот какой сюжет сложился, смотрите: кто-то, не зная, что
дверь, ведущая в дом Ульяны Васильевны с веранды, постоянно заперта,
все-таки пошел на веранду и, разумеется, хорошо набрал краски на подошвы
своей обуви. На коврике в "Ладе" Окпыша, где сидел человек, которого вы
везли и которого видел Верещак, красивший накануне пол на веранде, нами
обнаружены свежие следы этой же краски. Таково заключение экспертизы.
Откуда она на ворсе коврика, Ярослав Федорович? Как объяснить это
совпадение?
Романец молчал. Щерба закурил, потом позвонил в соседний кабинет, где
ждал Скорик:
- Виктор Борисович, минут через пять, - сказал Щерба и положил
трубку. - Вопросы, Ярослав Федорович, - повернулся он к притихшему
Романцу, я ставлю перед вами простые. А они кажутся вам почему-то сложными
и вы мучаетесь в поисках ответов. С чего бы?.. Ну, хорошо. Еще один
простой вопрос: - Вы знаете человека по фамилии Шиманович? Богдан
Григорьевич. В прошлом адвокат. Когда Ульяна Васильевна судилась с другим
соседом, Шиманович помог ей выиграть дело.
- Не встречал такого.
- Он старый, за семьдесят, худощавый, невысокого роста.
- Нет, не помню.
Щерба чувствовал, что устал от какой-то бесплодности: он видел, что
Романец увяз, понимал, что каждый вопрос попадает в цель, а в протоколе
вместе с тем зияют пустоты: "Не помню", "Не знаю" и тому подобные
неопределенности... "Он как в ступоре", - подумал Щерба.
В дверь постучали и вошел Скорик, держа в руке матовый целлофановый
кулек.
- Я не помешаю, - спросил Скорик. - И не ожидая ответа, расстелил на
широком подоконнике газету, извлек из кулька туфли и положил их так, что
обе подошвы, испачканные краской, оказались перед глазами Романца.
Щерба увидел, как судорожно дернулся кадык на шее Романца, как взгляд
его словно приклеился к липкой оранжевой краске.
- Они разве?.. - вырвалось у Романца, он что-то хотел спросить, но
тут же, словно опомнившись, умолк.
- Что они? - спросил Щерба.
Романец утер ладонью губы, вдруг пересохшие, как при высокой
температуре. Щерба что-то сказал ему, затем молодой парень, принесший
туфли, произнес какие-то слова "...жалко... попробую ацетоном", которые
непонятно к кому были обращены, ничего внятно Романец уже не воспринимал,
он словно оглох, в ушах стоял звенящий гул, в них била толчками кровь,
страшно разболелась голова, ее словно жгло изнутри. "Скорей... Скорей
бы... - путались слова. - Надо коротко, чтоб закончилось это мучение..."

- Ну что ж, Виктор Борисович, полдела сделано, - сказал Щерба, когда
Романца увели. - Возни еще хватит: все закреплять, слишком много
косвенного, у нас нет доказательств его присутствия в комнате Шимановича.
Все с его слов. - В кабинете стало темнеть. За окном глухая стена дома
напротив потемнела от дождя. - Он думал, как и мы: краска на подошвах
заставит нас искать место, где Шиманович испачкал туфли. Но перехитрил
себя, не подумал, что их исчезновение насторожит нас... Туфли обязательно
найдите, надо выехать с ним на место, пусть укажет, куда выбросил, - Щерба
надел куртку, взял кепку и погасил свет. - Пошли? Устал я сегодня... Чаю
горячего хочется...

Его везли в закрытом "уазике". Он не раз видел такие: в них
милиционеры заталкивали хулиганов, втискивали подобранных у пивнушек
алкашей. Теперь вот везут его. В машине пахло какой-то мерзостью - потом,
блевотиной, табачным дымом.
"Куда же меня везут? - думал Романец, вспоминая все что только что
происходило в кабинете следователя. - Ага, он сказал "...следственный
изолятор"... Они прервали допрос... Я попросил... Ах, это проклятое первое
письмо... Оно лежало у тети Ули под подушкой... Из Инюрколлегии. Я увидел
его, когда перестилал ей постель... Когда-то давно тетя Уля рассказывала,
что есть какой-то родственник в Америке... Иногда получала письма... Меня
это не интересовало... Я давно забыл об этом... никогда не думал и не
вспоминал, это не интересовало меня... А увидев письмо, вспомнил...
Удивился, что тетя Уля умолчала о нем... Спрашивать не стал... Потом
появилось объявление Инюрколлегии в "Подгорской правде" и пришло второе
письмо... Нашел его в почтовом ящике, когда брал газеты... Целый
вопросник... И я подумал: это мой шанс... Тетя Уля не жилец: один инсульт
был... тяжелый диабет, семьдесят восьмой год... Письмо я утаил от нее...
Чтоб потянуть, потом будут иметь дело уже со мной... Пришел запрос и в
архив... Надежда Францевна велела порыться и ответить Инюрколлегии... Я не
спешил, волокитил сколько мог... Но тут в Ужву приехал этот старик... Черт
его понес на веранду... Зеленая папочка, полная бумаг... А на ней надпись:
"У.В.Бабич". Он все выспрашивал тетю Улю... Она лежала, а он сидел рядом,
записывал... Я сказал: "Хватит, она устала, дайте ей передохнуть..." Окна
были раскрыты, я боялся, что кто-нибудь нас услышит... Я дал тете Уле
таблетку трентала и димедрол... Она уснула... Я увел старика на кухню...
Он сказал: "Мне нужно еще кое-что уточнить". "Может, я смогу помочь?" -
предложил я... - "Речь идет о деталях родословной тех лет, когда вас и на
свете еще не было", - возразил он. - "Там что, такая сумма, что вы, старый
человек, не поленились тащиться в автобусе по жаре?" - спросил я. - "Сумма
впечатляющая", - сказал он... Мы долго сидели на кухне, беседовали о
всяком. Я узнал, кто он и что. Потом он захотел еще раз поговорить с тетей
Улей. Но я уже не церемонился: "Она спит. Не надо ее беспокоить. Ее нельзя
переутомлять. Вам придется приехать еще раз. Но предварительно позвоните".
- Мною уже владела одна мысль: не дать ему так быстро закончить, нельзя,
чтоб его бумаги ушли в Инюрколлегию, пока тетя Уля жива... Около шести она
проснулась, я напоил ее чаем. Предложил старику довезти его до города. Мне
важно было увезти его из Ужвы... Я довез его до дома на Садовой, хотя мне
это было не по дороге... И бензин кончался... Припарковали у трамвайной
остановки... Было около девяти. Мне хотелось войти в дом к старику.
Сказал, что хочу пить. Он пригласил. Поразило убожество... Полки,
стеллажи, папки, справочники, картотечные ящички. Как у нас в архиве...
Зеленую папочку, с которой он был, старик воткнул меж другими... Боже, как
мне хотелось знать, что в ней! Она меня гипнотизировала... Какая сумма?
Обнаружил ли он еще кого-нибудь в родословной? Или я один остаюсь после
смерти тети Ули?.. Я осторожно задавал ему эти вопросы. Но он хитро
уклонялся, хотя я уверял, что кроме меня у тети Ули никого нет. Я понимал,
работал он долго. Собранное в папке досталось нелегко. Исчезни она,
восстановить будет непросто, потребуется много времени... И полушутливо
сказал, что в случае получения наследства я гарантирую ему надбавку к
пенсии. "На каких условиях? - засмеялся он". И тут я сказал: "Не спешите
выяснять и передавать бумаги в Инюрколлегию". Он долго смотрел на меня,
словно выуживал мои мысли. Потом произнес: "Молодой человек, а вы
негодяй... Сейчас я выставлю вас отсюда. Но сперва что-то покажу", - он
направился к полкам. Я видел его заросший затылок, сутулую спину. Я обвел
взглядом его мерзкое жилище. И тут на глаза мне попалось пресс-папье...
Когда я уходил, спрятав папку за пазуху, уже в коридоре обернулся
последний раз... У двери валялись его туфли. Обе подметки в оранжевой
краске! Я подумал: будут искать место, где он вляпался... Туфли я
зашвырнул в багажник и по дороге выбросил за ограду кладбища. Сперва один,
а потом, проехав, другой... И все... Конец... То, что было в той папке,
ничего мне не объяснило... Старик не успел... Объяснилось в кабинете
следователя: ошибка - тетя Уля не являлась наследницей!.. И эти двое в
кабинете, как собаки у норы... Ждали, чтоб я выполз из нее... И я
выполз... Как трудно было рассказывать им!.. Они требовали подробностей!..
И еще будут выдирать их из меня... А это пытка!.. Они сломают мне душу, но
выдерут все... Надо сразу... Завтра надо сразу... Иначе я сойду с ума..."
Машина остановилась, хлопнула дверца, приблизились шаги, задняя дверь
открылась, и милиционер сказал:
- Выходите!

51
По пути на работу они встретились на трамвайной остановке.
Октябрьское утро было серое, ветреное, к мокрому асфальту прилипли желтые
листья платанов. В воздухе висела морось. Народу на остановке собралось
много, и Щерба предложил Сергею Ильичу пройти пешком.
- Собираешь чемоданы? - спросил Щерба.
- В каком смысле? - не понял Сергей Ильич.
- Слышал, в ФРГ едешь, все по тому же делу?
- Кто тебе сказал?
- Жены наши вроде знакомы.
- Это уж точно...
- Так куда? В Мюнхен? В Бонн?
- В Эрланген... Но все это по воде вилами писано. Позвонили:
"Готовьтесь". Таких звонков за мою жизнь знаешь, сколько было? В последний
момент посылают клерка из своих. Он привезет начальнику "Шарп", а жене
начальника здоровенную коробку красок и помад для макияжа... А я в итоге
поеду в какую-нибудь Ужву... Что у тебя? Все-таки Романец? Дает показания?
- Работаем...
Они дошли до прокуратуры.
- Ну, будь здоров, - Щерба отвел тяжелую дверь.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25