Инюрколлегия. Тов. Голенку С. И. На ваш
Р-935 сообщаем, что в посемейных списках переселившихся лиц в 1944-1947
гг. на Украину из Польши граждане по фамилии Бучинские не числятся.
Начальник управления..."
Пришел обещанный ответ и из Консульского агентства ПНР:
"Консульское агентство ПНР в Подгорске. Ваш Р-935.
Консульское агентство ПНР уточняет: населенный пункт Торки имелся на
1933 год около Перемышля, ПНР (Справочник "Апостольская нунциятура в
Польше, 1933 г." на стр.70 указывает, что населенный пункт Торки
"...находится в четырнадцати километрах от Перемышля, в трех километрах от
почты Медыка". Прилагаем справку об отсутствии интересующих вас актовых
записей в книгах, имеющихся в Медыке, Перемышльского воеводства.
С уважением..."
Последним было письмо из Москвы, а в нем еще один ксерокс с
автобиографией Бучинского. Прочитав, Сергей Ильич ничего нового не
обнаружил, кроме указания, что родители Бучинского были землевладельцами.
Москва просила обратить внимание на это. Сергей Ильич грустно улыбнулся:
кто как ни Богдан Григорьевич в их последнюю встречу сказал: "...выясни-ка
официально, не были ли родители Бучинского землевладельцами. Обычно о
такой категории людей в про шлом имелись довольно подробные данные, даже
их родственные связи. А я у себя поищу..." "Ах, Богдан Григорьевич!
Умница!.. Теперь уж ничего вы не поищете, - вздохнул Сергей Ильич. - Я
даже не узнаю, что и сколько вы раскопали по этой Ульяне Васильевне Бабич
из Ужвы. А старуха мол чит, не отзывается на письма. Придется самому
съездить к ней".
Непосвященные, а таких среди знакомых Сергея Ильича имелось
большинство, весьма смутно представляли себе характер и объем работы,
которой занимался он. Люди эти были бы поражены, узнав, что Подгорское
отделение Инюрколлегии ведет одновременно сотни наследственных дел, разных
по сюжетам, коллизиям и сложности. Шесть человек - весь штат - завалены
бумагами, и для тех, кто посещает отделение по своим личным вопросам, его
три комнаты с письменными столами и шкафами кажутся обычной конторой.
Возможно от десятков других дел, которыми параллельно занимался Сергей
Ильич, дело Бучинского отличалось очень уж внушительной суммой наследства,
отсутствием наследников и сложностью их поисков, в то время, как в иных
случаях наследники иногда отыскивались сравнительно быстро или являлись
сами, чтобы заявить о себе.

33
Утренняя почта, поступавшая в архив, складывалась на письменном столе
Надежды Францевны аккуратной стопкой, обязательно слева, возле телефона и
таким образом, чтоб большие конверты всегда лежали снизу. Надежда
Францевна никогда не надрывала их, чтобы вытащить содержимое, у нее
имелись длинные ножницы, ими она отрезала тоненькую полоску с краю,
предварительно посмотрев конверт на просвет, и опорожнив его, никогда
сразу не выбрасывала, ибо случались письма и запросы, когда авторы,
ожидающие ответа, обратный адрес указывали только на конверте.
Всем этим нехитрым премудростям деловодства Надежда Францевна обучала
и своих молодых подчиненных, но тех это только смешило и раздражало, как
начальственная старомодная прихоть. "Она еще заведет костяные ножи, чтобы
разрезать книги", - посмеивались они, глядя на аккуратно вскрытый пакет,
пришпиленный скрепкой к бумагам, поступавшим в тот или иной отдел...
Так, орудуя ножницами, Надежда Францевна добралась до лежавшей под
самым спудом большой заказной бандероли. Она была завернута в плотную
желто-серую бумагу. Надежда Францевна повертела бандероль, перевернула,
глянула на штемпель - местный, Подгорский, обратный адрес - главпочтамт,
до востребования, фамилия неразборчива. Адрес архива и обратный были
написаны крупными буквами.
Сняв оберточную бумагу, Надежда Францевна обнаружила в ней красную
папку из плотного картона, еще с довоенных времен (сейчас такие не
выпускают) с надписью наверху фиолетовыми потускневшими чернилами: "Для
передачи в ГАПО [ГАПО - Государственный архив Подгорской области; фонд
Р-587, опись 4, единица хранения 2] Ф.Р-587, оп.4, ед.хр.2. Оригинал". А
поперек папки нетерпеливым сильно наклоненным почерком бежала черная,
вроде тушью выведенная строчка: "Штабные документы партизанской бригады
"Месть".
Надежда Францевна прикрыла глаза, уронила руки на папку,
почувствовала, что вот-вот расплачется. Потом, словно не веря, тому, что
лежало перед нею, развязала тесемки, заглянула внутрь: вдруг шутки ради
туда напихали газетных обрезков. Но нет, там находились документы, она
убедилась, быстро перелистав содержимое папки, сколотое скоросшивателем.
Опытный глаз ее определил, что ничего не изъято. Почти все было написано
от руки, иногда разными почерками: на тетрадных листках в тоненькую
красную линейку и с красным обрезом (явно довоенное изделие), на сероватой
грубой, с завальцеванной в нее какой-то шелухой бумаге, на плотных блинных
глянцевых белых листах, типографски разграфленных вдоль на служебные
колонки разной ширины с немецкой надписью мелко в самом низу поля
"Mittagschicht", - видно, из какого-то трофейного гроссбуха.
Немного придя в себя, радостная Надежда Францевна по внутреннему
телефону позвонила Романцу:
- Ярослав Федорович, а у нас сюрприз! - весело произнесла она. -
Нашлась папка... Та, злополучная... Да, да... Прислали заказной
бандеролью. Я вас поздравляю!.. Как с чем? Неужели вы не переживали?.. -
кладя трубку на рычажки, она не видела, как на другом конце провода
иронично усмехался Романец.
Затем Надежда Францевна позвонила в милицию, фамилия инспектора, с
которым она уже беседовала, была записана в блокнотике.
- Конечно, конечно... Я понимаю вашу радость, - щебетала она, не
подозревая, что инспектор рад не столько за нее, сколько за себя. - Да,
да, мы откажемся от аренды этого подвала... Заявление? Какое?.. Нет,
никаких претензий!.. Хорошо, завтра же я напишу такое заявление... Вам
занесут его... До свидания...

34
Похороны Богдана Григорьевича Шимановича были назначены на три часа
из морга, на новом загородном кладбище, где хоронили теперь "всех прочих".
Похороны организовала коллегия адвокатов.
Народу собралось немного, уместились в одном автобусе, впереди него с
гробом шел другой, заказанный в похоронном бюро. Новое кладбище
располагалось на возвышенности, за ним лежало открытое поле. Это было еще
не обжитое покойниками место, только-только посаженные елочки и хилые
почти безлистые березки робко дрожали на теплом ветру. Отваленный суглинок
утром вырытой могилы быстро высох, и при неосторожном движении чьей-нибудь
ноги колючки осыпались в серо-коричневую яму, возле которой, опершись о
лопаты, выжидательно-равнодушно стояли два крепких парня, рукава их
сорочек были закатаны, и на сильной руке одного Сергей Ильич увидел
длинный - от локтя до кисти - шрам, пересекавший детально, даже мастерски
вытатуированный женский профиль.
После коротенького прощального слова жиденько и слабоголосо, как и
бывает в открытом поле, заунывно отпел оркестр. И тут послышался шум
автомобильного мотора. Все оглянулись. К кладбищенским воротам подкатила
черная "Волга", из нее вылез высокий человек в синем костюме, воротник
белой сорочки был затянут серым галстуком. Сергей Ильич сразу узнал:
Кухарь. Лицо его лоснилось от пота, по лбу расплылись красные пятна.
- Я прямо с совещания, - запыхавшись, сказал он, подходя.
Гроб уже был присыпан тонким слоем земли и теперь с лопат она слетала
уже мягко, без стука о доски. Кухарь взял горсть и швырнул в яму. - Почему
же здесь, а не на городском? - отступив от холмика, чтоб не мешать,
недовольно спросил Кухарь.
- Не сумели пробить, в горсовете отказали, - ответил Сергей Ильич.
- Надо было мне позвонить, я бы все уладил.
- Ну, кто знал...
Холмик вырос быстро, зашлепали обравнивая его, лопаты, какие-то люди
устанавливали вокруг несколько зачахших венков, музыканты поплелись к
машине.
- Миня не вернулся? - спросил Кухарь.
- Вроде нет... Ты что-нибудь узнал? - спросил Сергей Ильич.
- Ничего. Идет следствие... Ты чем приехал?
- Автобусом.
- Я тебя отвезу. Идем.
В машине было душно.
- Опусти стекло, - сказал Кухарь, обернувшись и навалившись на спинку
сидения. Не могу поверить... Кому, зачем нужно было убивать этого тихого,
в сущности нищего старика?! А может тут политикой пахнет? Ведь у
Шимановича хранились богатые архивы, досье? Он ведь был дотошный в таком
деле... Как думаешь?
- Что я могу думать? Узнаем со временем.
- Тебя к дому? - спросил Кухарь.
- Да.
- Как с ремонтом?
- К концу идет.
- Ничего не надо?
- Нет, все есть...
- Вот тут, пожалуйста, остановитесь, - попросил Сергей Ильич шофера.
- Под шестнадцатым, - он вышел, поблагодарил Кухаря, осторожно подтолкнул
дверцу, клацнул железным зубом замок.
- Будь здоров! - шевельнул Кухарь рукой.
Сергей Ильич пошел к подъезду.
Несколько дней спустя, перед ужином, когда Сергей Ильич мыл под
краном на кухне большие малиновые помидоры, раздался телефонный звонок.
- Слушаю. Голенок, - снял он трубку.
- Привет, привет, Голенок, - прозвучал веселый голос. - Чем занят?
- Собираюсь ужинать, - ответил Сергей Ильич, узнав Щербу.
- Не приглашаешь? - посмеивался Щерба. - Как вы тут живете?
- Стараемся быть в вертикальном положении.
- Что нового?
- Ты когда приехал?
- Три часа тому.
- Понятно... Тогда могу сообщить тебе новость: убит Шиманович.
- Что?! Когда?! Кем?!
- Неделю назад. А кем - это уже по твоей линии.
- Я сейчас буду у тебя! - Щерба бросил трубку.
Жены не было - ушла к внуку. Сергей Ильич, обвязанный фартуком,
принимал Щербу на кухне. Нарезал помидоры, накрошил туда же лук, залил
подсолнечным маслом и, сняв с плиты кастрюлю с картошкой, водрузил ее в
центре стола.
- Ешь, - сказал он Щербе. - Кто? Зачем? Никому в сущности ненужный
старик-пенсионер, - продолжал он начатый разговор.
- Как видишь, кому-то понадобился. Кому? Это для нас с тобой он был
одинок, жил замкнуто. Круг знакомых? Ну, ты, я, в какой-то мере Юрка
Кухарь. А все остальные, кто собирается на наши годовщины окончания
университета? Это еще человек пятнадцать-двадцать. Затем букинисты и
всякие книжные жучки. Смотри, сколько набирается людей, с которыми он был
в каких-то отношениях. Собственно, что мы с тобой знали о его жизни,
знакомых за пределами нашего круга?.. Вот так-то... - Щерба вяло жевал,
глядя куда-то поверх плеча Голенка.
- Ты когда выходишь на работу? - спросил Сергей Ильич.
- Я понял твой вопрос, - усмехнулся Щерба. - Но вести дело будет
Красноармейская прокуратура. По месту жительства Богдана Григорьевича.
Другой вопрос, что, как зональный, я заинтересован, чтоб не тянули и не
запороли. Бог знает, кому там поручили... Гулять мне еще неделю. Но выйду
в этот понедельник. Я уехал, не завершив одну мерзкую работенку, поручение
обкома.
- Кухарь высказал... ну не версию, предположение: архивы Шимановича.
Может быть, кого-нибудь забеспокоило собственное прошлое, скажем, времен
оккупации. И прослышал этот некто, что у Шимановича подобралось досье с
малоприятными фактами, - Сергей Ильич вскинул глаза на приятеля.
- Кухарь у нас большой стратег! Политические подозрения - его хобби.
- Это я помню... Ну, а объективно? Исключаешь подобный вариант?
- Я ничего не исключаю! - раздраженно ответил Щерба. - Разве что
участие марсиан в убийстве... Можно позавидовать постоянству, с каким
развивается движение мысли Кухаря. Со школьной скамьи. И в одном
направлении... Ты давно его видел?
- Кухаря?
- Да нет, - раздраженно дернул плечом Щерба. - Шимановича.
- Недели две назад.
- Как он... выглядел?
- Как всегда: добр, ироничен, весел.
- Ни на что не жаловался?
- Шиманович? Жаловался?!
Они проговорили еще минут сорок обо всем, о чем могут говорить
немолодые мужчины, обремененные работой и разросшимися семьями, давно и
хорошо знающие друг друга...

35
- Кто у шефа? - спрашивали у секретарши сотрудники, направлявшиеся к
кабинету прокурора области.
- Щерба.
- Надолго там, не знаешь?
Но этого знать она не могла...
Был понедельник, послеобеденное время. К этому часу Щерба успел
относительно вникнуть в жизнь прокуратуры, от которой отстал за три
отпускных недели. Срок вроде и небольшой, а показалось, что минуло чуть ли
не полгода. Он побывал у двух коллег - зональных прокуроров в следственном
отделе, у криминалистов и к полудню знал уже все новости, которые тут же
перестали быть новостями, превратившись в повседневное рутинное,
окончательно вернув Щербу из отпуска в обычное его состояние в этом
здании.
С таким ощущением как бы не прекращавшейся на три недели работы он и
сидел сейчас в кабинете прокурора области. Выяснив для вежливости, как
Щерба отдохнул, прокурор спросил:
- Как там с этим убийством? - вопрос прозвучал так обыденно, словно
Щерба и не уходил в отпуск, и обязан был знать, что делается на данную
минуту в каждой из районных прокуратур города, следствие в которых он
курировал.
- Скорик работает.
Прокурор поморщился.
Щерба понял: Скорик молод, неопытен, стаж всего три года.
- Боюсь, запорит он, - махнул рукой прокурор. - У нас и так с февраля
висят два нераскрытых.
Наверное, некому было больше дать, - сказал резковато Щерба. - Не я
же решал этот вопрос.
- Это понятно, - согласился прокурор.
Он молчал какое-то время, вытряхивая из пепельницы в корзину окурки и
снова закуривая, затем встал, подошел к окну и долго смотрел.
- Вы кажется знали убитого? - прервал прокурор свои раздумья.
- Знал.
- Близко?
- Как сказать... В студенческие годы даже ходил у него в
любимчиках... Иногда встречались и теперь.
- Ну ничего... Придется вам, Михаил Михайлович, взяться.
Создайте бригаду. Скорика обязательно включите. Милицию я взбодрю
через генерала, чтоб они вертелись вокруг вашей оси. Постановление о
передаче в ваше производство сегодня к вечеру будет... Ну а как там с
обкомовским этим поручением?
- До отпуска я почти все проштудировал. Все то же... Там ничего
нового быть не может...
- Учтите, жалобщик строптивый. Не первый раз достает и нас, и обком,
и ЦК. Постарайтесь убедить его. Но так, чтоб следующая жалоба пошла уже не
на нас, мол, отписались... На оперативном совещании сегодня можете не
присутствовать, занимайтесь своими делами, определите, кому что
передадите, поговорите с зональными от моего имени...
С этим Щерба и покинул кабинет.

36
Следователь Красноармейской прокуратуры Скорик явился с утра, и,
выпрямившись, сидел у окна на стуле, терпеливо ожидая, пока Щерба
доругивался с кем-то по телефону. Положив руки на "дипломат", покоившийся
на коленях, худощавый, черноволосый, с гладким, хорошо выбритым смуглым от
загара лицом, Скорик еще с охотой носил форму, которая вынуждала к белой
сорочке и галстуку, что сейчас, в еще жаркую вторую половину августа,
придавало молодому человеку вид торжественно-парадный.
- Как жизнь, Виктор Борисович? - весело спросил Щерба. - Да вы
садитесь поближе, поудобней.
- Работы много. А так все нормально, - Скорик пересел к столу.
- В отпуске были?
- Нет еще.
- А загорели... Я уже отгулял. Вы по графику, кажется, в сентябре?
- Да, удивился Скорик такой осведомленности.
- Боюсь, что не удастся... Дело Шимановича...
- Я принес, - Скорик щелкнул замками "дипломата", извлек еще
тоненькую папку-скоросшиватель и протянул Щербе.
Тот как бы механически взял ее и не глядя, вроде даже небрежно,
отложил в сторону. Он видел, что Скорик напряжен, понимал, что растерянно
гадает, зачем его с утра вызвал зональный, да еще с делом Шимановича.
Поэтому прежде чем сообщить Скорику о решении прокурора области, которое
могло крепко зацепить самолюбие молодого следователя, Щерба ничего не
значащим предварительным разговором, нежеланием сразу листать дело хотел
создать атмосферу непринужденности, и главное - внушить Скорику ощущение,
что тот необходим в работе, которая им предстояла.
- Ситуация такова, Виктор Борисович...
- Меня отстраняют? - вдруг перебил Скорик.
- Ну что вы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25