Здесь же Разум не тронул ни одного животного вида. Потом, мы имеем дело с совершенно другим Разумом, и его понятия о морали, так же, как и понятия о жестокости, отличаются от наших. Следует ли нам подходить к оценке этой системы с нашими мерками? Нравственность растёт с уровнем социального развития. Здесь же он почти нулевой. Хотя уже при объединении лапифов в племена уровень нравственности значительно повышается. Если сравнить поведение оседлых лапифов и диких фавнов, то эта разница представляется ощутимой.
– Мне кажется, у них слишком гипертрофирован половой инстинкт. Здесь нет логики. Если Кибела хотела ограничить рождаемость, не проще было бы ей подавить этот инстинкт?
– Но тогда подавлен был бы и сам разум. Он не может развиваться без внешних побуждений, а половой инстинкт – одно из самых сильных. Вот подавление его, по конечному результату, было бы большей жестокостью по отношению к виду.
– И все же, – настаивал Николай, – такие воздействия на разумные существа бесчеловечны.
– Правильно, бесчеловечны. Мы имеем дело не с человеком, а с Разумом другой биологической природы. Мораль зависит в первую очередь от неё, затем уже от уровня социального развития. Скажи, кто же поступает более бесчеловечно: человек, который откармливает бычка с целью получения мяса, или Кибела, дающая лапифам бессмертие и вечную юность, но лишившая их возможности создания машинной цивилизации? Понимаю, нам, биологически не отличающимся от лапифов, становится обидно за наших собратьев, но так ли уж несчастливы они? Отец жены моего сына был современником Рамзеса Великого и погиб лишь сравнительно недавно.
– И все же это приношение в жертву человека… Вспомни, Сергей, Игоря! Наш долг цивилизованных людей…
– Остановись! – резко оборвал его Сергей. Последние слова Николая привели его в сильное замешательство. Владимиру показалось даже, что отец испугался.
– Я не меньше тебя переживаю и скорблю о судьбе Игоря и Синченко, но, – голос его зазвучал гневно, – ты же историк, Николай, и прекрасно знаешь, что наша цивилизация самая грязная из всех возможных цивилизаций в космосе. Нашёл чем хвастаться! Цивилизованные люди! Да ты вспомни, что позволяли себе эти цивилизованные люди в течение своей многовековой истории, и жертвоприношения лапифов покажутся тебе детской забавой. Ты помнишь… в кремлёвской Оружейной палате висит картина «Тризна Святослава». На ней русский воин держит за ноги грудного младенца и собирается его рассечь мечом, а у его ног, протягивая с мольбой руки, лежит мать этого ребёнка. А ведь русские во времена княжества Святослава были более цивилизованы, чем лапифы. Лапифы не кормят врага жарким, приготовленным из его детей. Лапифы не гадают на рассечённом чреве беременной женщины, не пьют, как эликсир здоровья, кровь невинных младенцев, подобно Константину Великому, не принимают ванны из крови девственниц, не пожирают трупы своих жертв, подобно жрецам ацтеков или каннибалам Соломоновых островов… я уже не говорю о газовых камерах, о концлагерях – это продукты высших этапов цивилизации… Так что не надо лучше о цивилизации. – Он минуту помолчал, чтобы успокоиться, и жёстко закончил: – Что бы там ни было, мы никогда не будем вмешиваться в уклад здешней жизни, нравится он нам или нет. Мы никогда не пойдём на колонизацию этой планеты, тем более, что уже имеется опыт, который закончился трагично для самих колонизаторов.
– Ты имеешь в виду титанов? – понял его Владимир.
– Да, именно их. Пока они прилетали сюда за амброзией, пока ловили лапифок в свои гаремы и увозили их на нашу Землю, Кибела терпела, но как только титаны стали здесь строить свои базы и города – она их уничтожила.
– Как она могла это сделать, ведь титаны обладали такой техникой, которая нам пока и не снится? – недоверчиво спросил Николай, справившись со своим смущением.
– Вирус! – коротко бросил Сергеи. – Вирус, против которого все средства медицины бессильны.
– Ты сказал, что они привозили лапифок на Землю, выходит…
– Да, так и выходит, – понял его невысказанный вопрос Сергей. – Мы сами являемся частично потомками титанов и лапифов. Отсюда странное совпадение имён и названий, а также разъяснение загадок многих мифов. Один из самых распространённых – это миф о длительной борьбе лапифов с кентаврами. Как видите, ничто не забывается бесследно.
– Итак, что мы решим? Покинем эту планету?
– Нет, мы останемся и будем пытаться найти взаимопонимание с её Разумом. Мы живём в одном доме, имя которому – Космос. Каждая форма разума является величайшей ценностью. Общение между различными по форме разумными системами обогащает каждую. Мы как раз вступаем в ту пору развития, когда общение становится необходимым. Будем искать пути взаимопонимания. И в этом я вижу нашу основную задачу!
На этом экстренное совещание, собранное Сергеем, чтобы поставить своих друзей в известность о создавшемся положении, закончилось.
Владимир с отцом, когда все разошлись по домам, немного задержались в здании приемо-передающей станции. Сергей закрыл в шкаф кристаллы с записью видеоинформации, и они вышли вслед за остальными. Было уже поздно. Жёлтый свет луны освещал заснувший посёлок. Кое-где в окнах ещё горел свет.
– Ты напрасно так резко говорил с Николаем, – осторожно начал разговор Владимир. – Мне кажется, он немного обиделся.
– Ничего ты не понимаешь. – Сергей остановился, чиркнул зажигалкой и закурил сигарету. Сделал затяжку и, закашлявшись, тут же её выбросил. – Фу, какая гадость! Как это Николай их курит? Дело вот в чем: пора понять, – повторил он, – что мы, все наши действия и слова, произнесённые нами, фиксируются и подвергаются анализу Кибелой, растительным разумом планеты. Нам надо дать ей понять, что мы не собираемся вмешиваться, не повторим ошибок титанов и ищем с ней только взаимопонимания. Надо, чтобы она нас поняла. Её дело, захочет ли она иметь с нами отношения или нет. Если нет, то она даст нам сигнал в скором будущем. Но она должна знать, что мы не питаем к ней никаких враждебных чувств и подчинимся её решению. Но ей самой в то же время должно стать ясно, что контакты и взаимопонимание возможны и необходимы.
– Ей-то какой смысл?
– Прямой. Хотя я больше не разговаривал с Уранией с тех пор, как мы высадились на Счастливой, я чувствую, что сейчас настало время создания в нашей Вселенной единого объединения Разумов. Помнишь, я рассказывал тебе о нашем разговоре с Уранией? Ей эта идея понравилась. Если учесть разницу в скорости течения времени, то она уже принялась за осуществление этого проекта.
Теперь представь себе, что мощнейшая разумная система, которую представляет собой Кибела, не входит в это объединение. Что тогда? Создаётся неравновесное состояние, которое может привести к несовместимости, отчего в равной степени пострадают и сама система объединённого Разума, и Кибела. Я не могу предсказать, во что выльются негативные последствия такой изоляции Кибелы, но что они будут, я точно знаю. Иначе быть не может! Интеграция должна быть всеобъемлющей.
– Но захочет ли Кибела подчиниться интегрированной системе Разума?
– Речь идёт не о подчинении. Интеграция больших систем основана только на взаимопонимании, на целесообразности объединения, но не на подчинении. Это лишь малые системы на самых ранних этапах своего развития могут объединяться на основе подчинения и создания какой-то иерархии. Здесь это исключается полностью. Понимаешь, объединение на взаимопонимании возникает тогда, когда каждая система, входящая в объединение, достигает такой мощи, что может уничтожить все остальные. Это знаменует новый этап развития, когда рушится власть, в том числе и власть большинства. Мы ошибочно считали, что власть большинства – основа демократии. Это не так. Власть большинства может быть не менее отвратительной, чем власть элиты или авторитарного правления. Следовательно, при объединении на основе взаимопонимания каждая система, входящая в это объединение, сохраняет свою индивидуальную свободу. И иначе быть не может, потому что неизбежно развитие несовместимости и катастрофа.
Они подошли к дому. Сергей тут же направился в свой кабинет, где обычно спал на надувном диване, а Владимир поднялся наверх, в свою комнату. Ирина ждала мужа и ещё не спала.
– Что ты так долго? – были её первые слова. Она недовольно надула губы, но тут же рассмеялась и повисла у него на шее.
– Совещание! – Он подхватил её на руки и понёс к постели.
– Ой-ой-ой! Вы совсем не такие, как лапифы.
– Какие?
– Ну, совсем другие. Вечно вы спорите, говорите о непонятных вещах и мало уделяете времени и внимания своим жёнам. Лапифы другие, они не занимаются разговорами.
– Чем же они занимаются?
– В основном двумя вещами: танцуют и любят.
– И иногда дерутся.
– Ну, это редко бывает. Когда они из фавнов превращаются в культурных лапифов, то дерутся редко. Иногда, правда, поколачивают своих жён, но не сильно. А вы своих жён совсем не бьёте, – поделилась она своими наблюдениями.
– За что же их бить?
– Ну, всегда есть за что. Такого не бывает, чтобы не было за что.
– Вот как? Интересно.
– Ты будешь ужинать? – Ирина сделала попытку подняться с постели, но Владимир остановил её.
– Не беспокойся, я сам. – Он подошёл к столу и поднял салфетки с тарелок.
Ирина все-таки вскочила с постели и села напротив, подперев кулаками подбородок. Так она сидела, не сводя с него глаз, пока он не покончил с ужином, затем убрала тарелки со стола и, открыв термос, налила ему чая. Чай был местного происхождения: сушёные листья развесистых деревьев, которые росли на южных склонах гор. По аромату и вкусу он почти не отличался от лучших сортов цейлонского чая на Земле. К нему Владимир пристрастился ещё во время своего вынужденного плена в долине. Его особенно хорошо умела заваривать Ореада. Вспомнив о ней, он болезненно скривился и помрачнел. Ирина тотчас угадала его мысли и вздрогнула. Некоторое время они сидели молча.
– Забудь про неё. Она сейчас развлекается с каким-нибудь фавном…
– Зачем ты так?
– А ты как думаешь? Так оно и есть. Даже если она не хочет, как может слабая женщина противиться желаниям мужчины? Тебе надо её забыть и больше не мучить себя воспоминаниями. Когда будет готов наш дом, ты приведёшь к себе ещё жену, а то и двух. Если хочешь, я помогу тебе. Я знаю здесь одну рощу…
– Перестань! Никого мне больше не нужно. У нас мужчина может иметь лишь одну-единственную жену.
– Хорошо, не буду. Хотя… – она замолчала, не решаясь продолжать.
– Что ты хотела сказать?
– Я хотела спросить, разрешается ли одной женщине у вас иметь несколько мужей?
– Ещё чего? Конечно, нет.
– Я тоже так думаю. А один тут, когда тебя не было, предложил мне стать моим вторым мужем на то время, когда тебя не будет дома.
– И что ты ему ответила? – Владимир насторожился.
– Сказала, что спрошу у тебя разрешения.
– А он?
– Стал уговаривать меня, чтобы я тебе ничего не говорила. Потом сказал, что пошутил и быстро ушёл. Но я видела, что он не шутил. Он говорил серьёзно.
– Вот подонок! – Владимир не на шутку рассердился. – Ты его узнаешь при встрече?
– Конечно, он такой толстый, с маленькими глазками и рыжими усами.
«Неужели Приходько? Вот старый козёл». Сообщение Ирины ошарашило его и расстроило. Уж от кого-кого, но от Приходько он этого не ожидал.
Он взял Ирину за руку и притянул к себе, посадил на колени и мягко, но внушительно стал объяснять ей, что подобные вещи строго-настрого запрещены и если ещё от кого-нибудь поступят такие предложения, то она должна сразу сказать, что пожалуется мужу.
– Хорошо, так и сделаю. Но ты говоришь, что запрещены, а между тем…
– Что?
– Жена Вальтера имеет ещё одного мужа, который приходит к ней, когда Вальтер уезжает, а сам Вальтер женат ещё на Оксане, которая замужем за Сашей. Они ещё тогда, когда встретились в лесу и целый месяц шли в лагерь… И не они одни. Многие ваши мужчины напоминают мне диких фавнов. Те никогда не разбирают, кто чья жена, и живут со всеми подряд. Неужели ваше племя тоже такое? У нас хоть не рождаются дети. А что будет у вас? Как ребёнок узнает, кто его отец? Вот жена Вальтера беременна, но сама не знает, от кого…
Владимир покраснел от стыда. Ему, как представителю «высшей цивилизации», было досадно слышать такое от «дикарки», ещё недавно «слезшей» с дерева. Но что он мог возразить?
– Все зависит от женщины, – наконец наставительно стал объяснять он. – Если женщина порядочная, она никогда не позволит такого…
– Ты очень много хочешь от женщины, – перебила его Ирина. – Женщина слабое и любопытное создание. Её легко соблазнить. Потом, почему бы не доставить удовольствие мужчине да и себе тоже. У вас здесь все такие высокие и храбрые…
– Ты это серьёзно? – не на шутку рассердился Владимир. Он отпустил Ирину и заходил по комнате.
– Не сердись, я ведь говорю не о себе.
– Надеюсь, – сердито буркнул Владимир, бросив строгий взгляд на жену. Та скорчила серьёзную физиономию и внезапно звонко расхохоталась.
– Ты чего?
– Да так просто. Ты иногда, когда сердишься, бываешь очень смешной. Не всегда, конечно. Когда ты сражался с фавнами, то был сердитый и прекрасный. Я тебя очень люблю, – она подошла к нему и, обняв, стала целовать в губы и щеки.
– Давай спать, – предложила она.
Уже юркнув к нему под одеяло и прижавшись, она прошептала:
– Мне так хорошо с тобой. Но мне кажется, что все это, о чем я тебе рассказала, происходит потому, что у вас слишком мало женщин.
– Ты права, именно поэтому.
– Так за чем же задержка? Почему вы не приведёте к себе их больше?
– Мы скоро улетим отсюда, и поэтому многие не хотят обзаводиться детьми.
– Никуда вы отсюда не улетите, – уверенно заявила Ирина. – Во всяком случае, ты останешься здесь, со мной. Я тебя не отпущу. Да ты и сам не захочешь улетать.
– Почему ты так в этом уверена?
– Я это знаю, – просто ответила она ему.
«А она права, – подумал Владимир, – мне совсем не хочется возвращаться на Землю. На свои остров я уже не попаду, а Земля мне совершенно чужая. Здесь же у меня есть Ирина. Отец прав, я не решусь увезти её отсюда и лишить вечной молодости и бессмертия. Здесь же я сам, если верить тому, что я видел, буду жить долго, не старея. Решено! Я скажу об этом отцу. Не знаю, как он воспримет, но в конце концов должен меня понять».
ОХОТА
Следующий день было воскресенье. С утра посёлок гудел, как растревоженный улей. Предстояла большая охота. Запасы мяса подошли к концу, и теперь конному отряду охотников предстояло их пополнить. Крики, смех людей прерывались возбуждённым ржанием лошадей и лаем собак. В посёлке собак было немного. Их, как и другую живность, привезли в специальных анабиозных ваннах. Два пса погибли при выходе из анабиоза, но остальные шесть быстро оправились. У них уже был приплод – целая куча подросших щенков, которые сейчас носились по площади, путаясь под ногами, взвизгивая, когда кто-нибудь неосторожно наступал на лапу, и пугая уже осёдланных и выведенных на площадь лошадей.
Владимир решил взять на охоту Ирину. Та за два месяца пребывания в посёлке довольно прилично освоилась с приёмами верховой езды. Вначале она страшно пугалась лошади, и Владимиру стоило трудов уговорить её сесть в седло. Для первой пробы выбрали самую смирную лошадку, но и та, почувствовав страх и неуверенность всадницы, начала было капризничать, игриво подбрасывая зад, и Ирина, не удержавшись в седле, вылетела из него и растянулась на мягкой траве прежде, чем Владимир успел подбежать к ней на помощь.
Теперь она держалась в седле уверенно. На ней был изящный, из выбеленной тонкой кожи, охотничий костюм, который удивительно шёл к её тёмным волосам, на ногах – сапожки того же цвета, а на голове широкополая фетровая шляпа с длинным пушистым пером белой цапли. Владимир невольно залюбовался женой и тут же почувствовал, что кто-то пристально на них смотрит. Он обернулся и встретился взглядом с Приходько, который неохотно отвёл глаза и, повернувшись к ним спиной, вскочил в седло и отъехал в сторону.
Все ждали Сергея. Наконец он появился. Ему тут же подвели его могучего вороного испанского жеребца. Сергей вскочил в седло, и жеребец присел на задние ноги от тяжести всадника, но тут же сделал прыжок и, не дожидаясь понукания, поскакал вперёд, во главу отряда. Всадники двинулись в поход. Сразу же за посёлком открывался широкий простор, кое-где поросший деревьями-великанами. Каждое из них было толщиною в семь – десять охватов. Ствол, ровный, как огромная мачта гигантского корабля, устремлялся вверх метров на пятьдесят, где начиналась его крона, в которой обычно гнездились пернатые хищники. Вот и сейчас с одного из ближайших деревьев сорвался крылатый разбойник и заскользил на могучих двухметровых крыльях над гладью озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Мне кажется, у них слишком гипертрофирован половой инстинкт. Здесь нет логики. Если Кибела хотела ограничить рождаемость, не проще было бы ей подавить этот инстинкт?
– Но тогда подавлен был бы и сам разум. Он не может развиваться без внешних побуждений, а половой инстинкт – одно из самых сильных. Вот подавление его, по конечному результату, было бы большей жестокостью по отношению к виду.
– И все же, – настаивал Николай, – такие воздействия на разумные существа бесчеловечны.
– Правильно, бесчеловечны. Мы имеем дело не с человеком, а с Разумом другой биологической природы. Мораль зависит в первую очередь от неё, затем уже от уровня социального развития. Скажи, кто же поступает более бесчеловечно: человек, который откармливает бычка с целью получения мяса, или Кибела, дающая лапифам бессмертие и вечную юность, но лишившая их возможности создания машинной цивилизации? Понимаю, нам, биологически не отличающимся от лапифов, становится обидно за наших собратьев, но так ли уж несчастливы они? Отец жены моего сына был современником Рамзеса Великого и погиб лишь сравнительно недавно.
– И все же это приношение в жертву человека… Вспомни, Сергей, Игоря! Наш долг цивилизованных людей…
– Остановись! – резко оборвал его Сергей. Последние слова Николая привели его в сильное замешательство. Владимиру показалось даже, что отец испугался.
– Я не меньше тебя переживаю и скорблю о судьбе Игоря и Синченко, но, – голос его зазвучал гневно, – ты же историк, Николай, и прекрасно знаешь, что наша цивилизация самая грязная из всех возможных цивилизаций в космосе. Нашёл чем хвастаться! Цивилизованные люди! Да ты вспомни, что позволяли себе эти цивилизованные люди в течение своей многовековой истории, и жертвоприношения лапифов покажутся тебе детской забавой. Ты помнишь… в кремлёвской Оружейной палате висит картина «Тризна Святослава». На ней русский воин держит за ноги грудного младенца и собирается его рассечь мечом, а у его ног, протягивая с мольбой руки, лежит мать этого ребёнка. А ведь русские во времена княжества Святослава были более цивилизованы, чем лапифы. Лапифы не кормят врага жарким, приготовленным из его детей. Лапифы не гадают на рассечённом чреве беременной женщины, не пьют, как эликсир здоровья, кровь невинных младенцев, подобно Константину Великому, не принимают ванны из крови девственниц, не пожирают трупы своих жертв, подобно жрецам ацтеков или каннибалам Соломоновых островов… я уже не говорю о газовых камерах, о концлагерях – это продукты высших этапов цивилизации… Так что не надо лучше о цивилизации. – Он минуту помолчал, чтобы успокоиться, и жёстко закончил: – Что бы там ни было, мы никогда не будем вмешиваться в уклад здешней жизни, нравится он нам или нет. Мы никогда не пойдём на колонизацию этой планеты, тем более, что уже имеется опыт, который закончился трагично для самих колонизаторов.
– Ты имеешь в виду титанов? – понял его Владимир.
– Да, именно их. Пока они прилетали сюда за амброзией, пока ловили лапифок в свои гаремы и увозили их на нашу Землю, Кибела терпела, но как только титаны стали здесь строить свои базы и города – она их уничтожила.
– Как она могла это сделать, ведь титаны обладали такой техникой, которая нам пока и не снится? – недоверчиво спросил Николай, справившись со своим смущением.
– Вирус! – коротко бросил Сергеи. – Вирус, против которого все средства медицины бессильны.
– Ты сказал, что они привозили лапифок на Землю, выходит…
– Да, так и выходит, – понял его невысказанный вопрос Сергей. – Мы сами являемся частично потомками титанов и лапифов. Отсюда странное совпадение имён и названий, а также разъяснение загадок многих мифов. Один из самых распространённых – это миф о длительной борьбе лапифов с кентаврами. Как видите, ничто не забывается бесследно.
– Итак, что мы решим? Покинем эту планету?
– Нет, мы останемся и будем пытаться найти взаимопонимание с её Разумом. Мы живём в одном доме, имя которому – Космос. Каждая форма разума является величайшей ценностью. Общение между различными по форме разумными системами обогащает каждую. Мы как раз вступаем в ту пору развития, когда общение становится необходимым. Будем искать пути взаимопонимания. И в этом я вижу нашу основную задачу!
На этом экстренное совещание, собранное Сергеем, чтобы поставить своих друзей в известность о создавшемся положении, закончилось.
Владимир с отцом, когда все разошлись по домам, немного задержались в здании приемо-передающей станции. Сергей закрыл в шкаф кристаллы с записью видеоинформации, и они вышли вслед за остальными. Было уже поздно. Жёлтый свет луны освещал заснувший посёлок. Кое-где в окнах ещё горел свет.
– Ты напрасно так резко говорил с Николаем, – осторожно начал разговор Владимир. – Мне кажется, он немного обиделся.
– Ничего ты не понимаешь. – Сергей остановился, чиркнул зажигалкой и закурил сигарету. Сделал затяжку и, закашлявшись, тут же её выбросил. – Фу, какая гадость! Как это Николай их курит? Дело вот в чем: пора понять, – повторил он, – что мы, все наши действия и слова, произнесённые нами, фиксируются и подвергаются анализу Кибелой, растительным разумом планеты. Нам надо дать ей понять, что мы не собираемся вмешиваться, не повторим ошибок титанов и ищем с ней только взаимопонимания. Надо, чтобы она нас поняла. Её дело, захочет ли она иметь с нами отношения или нет. Если нет, то она даст нам сигнал в скором будущем. Но она должна знать, что мы не питаем к ней никаких враждебных чувств и подчинимся её решению. Но ей самой в то же время должно стать ясно, что контакты и взаимопонимание возможны и необходимы.
– Ей-то какой смысл?
– Прямой. Хотя я больше не разговаривал с Уранией с тех пор, как мы высадились на Счастливой, я чувствую, что сейчас настало время создания в нашей Вселенной единого объединения Разумов. Помнишь, я рассказывал тебе о нашем разговоре с Уранией? Ей эта идея понравилась. Если учесть разницу в скорости течения времени, то она уже принялась за осуществление этого проекта.
Теперь представь себе, что мощнейшая разумная система, которую представляет собой Кибела, не входит в это объединение. Что тогда? Создаётся неравновесное состояние, которое может привести к несовместимости, отчего в равной степени пострадают и сама система объединённого Разума, и Кибела. Я не могу предсказать, во что выльются негативные последствия такой изоляции Кибелы, но что они будут, я точно знаю. Иначе быть не может! Интеграция должна быть всеобъемлющей.
– Но захочет ли Кибела подчиниться интегрированной системе Разума?
– Речь идёт не о подчинении. Интеграция больших систем основана только на взаимопонимании, на целесообразности объединения, но не на подчинении. Это лишь малые системы на самых ранних этапах своего развития могут объединяться на основе подчинения и создания какой-то иерархии. Здесь это исключается полностью. Понимаешь, объединение на взаимопонимании возникает тогда, когда каждая система, входящая в объединение, достигает такой мощи, что может уничтожить все остальные. Это знаменует новый этап развития, когда рушится власть, в том числе и власть большинства. Мы ошибочно считали, что власть большинства – основа демократии. Это не так. Власть большинства может быть не менее отвратительной, чем власть элиты или авторитарного правления. Следовательно, при объединении на основе взаимопонимания каждая система, входящая в это объединение, сохраняет свою индивидуальную свободу. И иначе быть не может, потому что неизбежно развитие несовместимости и катастрофа.
Они подошли к дому. Сергей тут же направился в свой кабинет, где обычно спал на надувном диване, а Владимир поднялся наверх, в свою комнату. Ирина ждала мужа и ещё не спала.
– Что ты так долго? – были её первые слова. Она недовольно надула губы, но тут же рассмеялась и повисла у него на шее.
– Совещание! – Он подхватил её на руки и понёс к постели.
– Ой-ой-ой! Вы совсем не такие, как лапифы.
– Какие?
– Ну, совсем другие. Вечно вы спорите, говорите о непонятных вещах и мало уделяете времени и внимания своим жёнам. Лапифы другие, они не занимаются разговорами.
– Чем же они занимаются?
– В основном двумя вещами: танцуют и любят.
– И иногда дерутся.
– Ну, это редко бывает. Когда они из фавнов превращаются в культурных лапифов, то дерутся редко. Иногда, правда, поколачивают своих жён, но не сильно. А вы своих жён совсем не бьёте, – поделилась она своими наблюдениями.
– За что же их бить?
– Ну, всегда есть за что. Такого не бывает, чтобы не было за что.
– Вот как? Интересно.
– Ты будешь ужинать? – Ирина сделала попытку подняться с постели, но Владимир остановил её.
– Не беспокойся, я сам. – Он подошёл к столу и поднял салфетки с тарелок.
Ирина все-таки вскочила с постели и села напротив, подперев кулаками подбородок. Так она сидела, не сводя с него глаз, пока он не покончил с ужином, затем убрала тарелки со стола и, открыв термос, налила ему чая. Чай был местного происхождения: сушёные листья развесистых деревьев, которые росли на южных склонах гор. По аромату и вкусу он почти не отличался от лучших сортов цейлонского чая на Земле. К нему Владимир пристрастился ещё во время своего вынужденного плена в долине. Его особенно хорошо умела заваривать Ореада. Вспомнив о ней, он болезненно скривился и помрачнел. Ирина тотчас угадала его мысли и вздрогнула. Некоторое время они сидели молча.
– Забудь про неё. Она сейчас развлекается с каким-нибудь фавном…
– Зачем ты так?
– А ты как думаешь? Так оно и есть. Даже если она не хочет, как может слабая женщина противиться желаниям мужчины? Тебе надо её забыть и больше не мучить себя воспоминаниями. Когда будет готов наш дом, ты приведёшь к себе ещё жену, а то и двух. Если хочешь, я помогу тебе. Я знаю здесь одну рощу…
– Перестань! Никого мне больше не нужно. У нас мужчина может иметь лишь одну-единственную жену.
– Хорошо, не буду. Хотя… – она замолчала, не решаясь продолжать.
– Что ты хотела сказать?
– Я хотела спросить, разрешается ли одной женщине у вас иметь несколько мужей?
– Ещё чего? Конечно, нет.
– Я тоже так думаю. А один тут, когда тебя не было, предложил мне стать моим вторым мужем на то время, когда тебя не будет дома.
– И что ты ему ответила? – Владимир насторожился.
– Сказала, что спрошу у тебя разрешения.
– А он?
– Стал уговаривать меня, чтобы я тебе ничего не говорила. Потом сказал, что пошутил и быстро ушёл. Но я видела, что он не шутил. Он говорил серьёзно.
– Вот подонок! – Владимир не на шутку рассердился. – Ты его узнаешь при встрече?
– Конечно, он такой толстый, с маленькими глазками и рыжими усами.
«Неужели Приходько? Вот старый козёл». Сообщение Ирины ошарашило его и расстроило. Уж от кого-кого, но от Приходько он этого не ожидал.
Он взял Ирину за руку и притянул к себе, посадил на колени и мягко, но внушительно стал объяснять ей, что подобные вещи строго-настрого запрещены и если ещё от кого-нибудь поступят такие предложения, то она должна сразу сказать, что пожалуется мужу.
– Хорошо, так и сделаю. Но ты говоришь, что запрещены, а между тем…
– Что?
– Жена Вальтера имеет ещё одного мужа, который приходит к ней, когда Вальтер уезжает, а сам Вальтер женат ещё на Оксане, которая замужем за Сашей. Они ещё тогда, когда встретились в лесу и целый месяц шли в лагерь… И не они одни. Многие ваши мужчины напоминают мне диких фавнов. Те никогда не разбирают, кто чья жена, и живут со всеми подряд. Неужели ваше племя тоже такое? У нас хоть не рождаются дети. А что будет у вас? Как ребёнок узнает, кто его отец? Вот жена Вальтера беременна, но сама не знает, от кого…
Владимир покраснел от стыда. Ему, как представителю «высшей цивилизации», было досадно слышать такое от «дикарки», ещё недавно «слезшей» с дерева. Но что он мог возразить?
– Все зависит от женщины, – наконец наставительно стал объяснять он. – Если женщина порядочная, она никогда не позволит такого…
– Ты очень много хочешь от женщины, – перебила его Ирина. – Женщина слабое и любопытное создание. Её легко соблазнить. Потом, почему бы не доставить удовольствие мужчине да и себе тоже. У вас здесь все такие высокие и храбрые…
– Ты это серьёзно? – не на шутку рассердился Владимир. Он отпустил Ирину и заходил по комнате.
– Не сердись, я ведь говорю не о себе.
– Надеюсь, – сердито буркнул Владимир, бросив строгий взгляд на жену. Та скорчила серьёзную физиономию и внезапно звонко расхохоталась.
– Ты чего?
– Да так просто. Ты иногда, когда сердишься, бываешь очень смешной. Не всегда, конечно. Когда ты сражался с фавнами, то был сердитый и прекрасный. Я тебя очень люблю, – она подошла к нему и, обняв, стала целовать в губы и щеки.
– Давай спать, – предложила она.
Уже юркнув к нему под одеяло и прижавшись, она прошептала:
– Мне так хорошо с тобой. Но мне кажется, что все это, о чем я тебе рассказала, происходит потому, что у вас слишком мало женщин.
– Ты права, именно поэтому.
– Так за чем же задержка? Почему вы не приведёте к себе их больше?
– Мы скоро улетим отсюда, и поэтому многие не хотят обзаводиться детьми.
– Никуда вы отсюда не улетите, – уверенно заявила Ирина. – Во всяком случае, ты останешься здесь, со мной. Я тебя не отпущу. Да ты и сам не захочешь улетать.
– Почему ты так в этом уверена?
– Я это знаю, – просто ответила она ему.
«А она права, – подумал Владимир, – мне совсем не хочется возвращаться на Землю. На свои остров я уже не попаду, а Земля мне совершенно чужая. Здесь же у меня есть Ирина. Отец прав, я не решусь увезти её отсюда и лишить вечной молодости и бессмертия. Здесь же я сам, если верить тому, что я видел, буду жить долго, не старея. Решено! Я скажу об этом отцу. Не знаю, как он воспримет, но в конце концов должен меня понять».
ОХОТА
Следующий день было воскресенье. С утра посёлок гудел, как растревоженный улей. Предстояла большая охота. Запасы мяса подошли к концу, и теперь конному отряду охотников предстояло их пополнить. Крики, смех людей прерывались возбуждённым ржанием лошадей и лаем собак. В посёлке собак было немного. Их, как и другую живность, привезли в специальных анабиозных ваннах. Два пса погибли при выходе из анабиоза, но остальные шесть быстро оправились. У них уже был приплод – целая куча подросших щенков, которые сейчас носились по площади, путаясь под ногами, взвизгивая, когда кто-нибудь неосторожно наступал на лапу, и пугая уже осёдланных и выведенных на площадь лошадей.
Владимир решил взять на охоту Ирину. Та за два месяца пребывания в посёлке довольно прилично освоилась с приёмами верховой езды. Вначале она страшно пугалась лошади, и Владимиру стоило трудов уговорить её сесть в седло. Для первой пробы выбрали самую смирную лошадку, но и та, почувствовав страх и неуверенность всадницы, начала было капризничать, игриво подбрасывая зад, и Ирина, не удержавшись в седле, вылетела из него и растянулась на мягкой траве прежде, чем Владимир успел подбежать к ней на помощь.
Теперь она держалась в седле уверенно. На ней был изящный, из выбеленной тонкой кожи, охотничий костюм, который удивительно шёл к её тёмным волосам, на ногах – сапожки того же цвета, а на голове широкополая фетровая шляпа с длинным пушистым пером белой цапли. Владимир невольно залюбовался женой и тут же почувствовал, что кто-то пристально на них смотрит. Он обернулся и встретился взглядом с Приходько, который неохотно отвёл глаза и, повернувшись к ним спиной, вскочил в седло и отъехал в сторону.
Все ждали Сергея. Наконец он появился. Ему тут же подвели его могучего вороного испанского жеребца. Сергей вскочил в седло, и жеребец присел на задние ноги от тяжести всадника, но тут же сделал прыжок и, не дожидаясь понукания, поскакал вперёд, во главу отряда. Всадники двинулись в поход. Сразу же за посёлком открывался широкий простор, кое-где поросший деревьями-великанами. Каждое из них было толщиною в семь – десять охватов. Ствол, ровный, как огромная мачта гигантского корабля, устремлялся вверх метров на пятьдесят, где начиналась его крона, в которой обычно гнездились пернатые хищники. Вот и сейчас с одного из ближайших деревьев сорвался крылатый разбойник и заскользил на могучих двухметровых крыльях над гладью озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46