Но зато борьба будоражит нервы! Почему-то именно такого возбуждения ей не хватало, несмотря на риск, несмотря на опасности, которым она подвергается сейчас и которые еще ждут ее впереди.
— Уверен, Жуана, что скоро у вас будет новый воздыхатель, куда более блестящий, чем я. А от меня, пока мы оба находимся в Саламанке, вам лучше держаться подальше. Знаете, если заметят, что мы общаемся, могут возникнуть сомнения в вашей лояльности.
Она улыбнулась ему и, почувствовав чью-то руку на своей спине, оглянулась.
— Марсель…
— Надеюсь, сегодня вечером капитан Блейк будет вести себя как джентльмен и не возобновит своих угроз, которые высказывал раньше, — сказал полковник и склонился к ее ручке.
— Роберт уже вполне остыл и ведет себя корректно. Но он не джентльмен, Марсель. Он больше подошел бы для французской армии, чем для английской. Он поднялся из рядовых и стал офицером исключительно благодаря своим личным качествам. Видите ли, капитан Блейк известен как герой, но он не джентльмен. Он не хочет говорить мне, кем он был. Может быть, он был сыном лавочника, или подмастерьем, или даже каторжником?
Она снова рассмеялась, хотя видела, как напряглось лицо Роберта. Она перевела взгляд на полковника Леру и увидела написанное на его физиономии презрение. Ага, подумала она. Так и должно быть. Роберт и полковник должны возненавидеть друг друга.
Ее охватило возбуждение и великолепное чувство опасности, и она обворожительно улыбнулась обоим мужчинам.
— Вот видите, он не отвечает, — сказала она полковнику. — Он никогда не отвечает. Поэтому остается предположить, что моя последняя догадка ближе всего к истине. — Она взяла полковника под руку. — Пройдемся между гостями, Марсель. Вы меня представите тем, кого я не знаю. Последний раз я была здесь довольно давно.
Она с улыбкой взглянула через плечо на Роберта. К нему направлялись два офицера, которых она уже видела. Он ответил ей холодным напряженным взглядом.
Глава 14
Ему предоставили много свободы. Сколько угодно свободы. В Саламанке он мог бывать везде, где пожелает, и не менее активно участвовать в жизни общества, чем даже когда он пребывал зимой и весной в Лиссабоне. Все к нему относились уважительно, любезно и с симпатией. Многие офицеры, с которыми приходилось встречаться, приглашали его к себе в гости.
Иногда ему казалось, что было бы, пожалуй, лучше, если бы его заключили в тюремную камеру. Временами он даже сожалел о том, что дал слово чести. Если бы он сидел в камере, он мог бы попытаться бежать. Во всяком случае, было бы чем заняться, на что-то надеяться, по крайней мере не скучно было бы жить.
Прошла весна, настало жаркое лето, и летняя кампания должна была вот-вот развернуться в полную силу. Он с удовлетворением видел, что французы почти сразу же клюнули на ложную информацию, в которой ему как-то удалось их убедить. Маршал Ней, с мая стоявший под стенами Сьюдад-Родриго, перешел в наступление всерьез, и 10 июля, после того как были проломлены ее стены, крепость пала.
Французские офицеры, с которыми общался капитан Блейк, с удовольствием сообщали ему такие новости и добродушно подшучивали над его попытками убедить их начать наступление на юг, чтобы отвлечь армию от практически беспрепятственной дороги на Лиссабон. К ТОМУ же им нравилось презрительно высмеивать Веллингтона и английские вооруженные силы, не пришедшие на выручку павшей крепости.
Новость о падении крепости Сьюдад-Родриго он воспринял с удовлетворением, зная, что лорд Веллингтон действует мудро и что английским вооруженным силам в соответствии с планом не нужно ввязываться в военные действия. Сообщение о том, что французы подошли к португальскому форту Алмейда, было не так просто воспринять. Бойцы дивизиона легкой артиллерии под командованием генерала Кроуфорда устраивали засады на пути передовых отрядов французов, завязывали перестрелки и всячески беспокоили маршала Нея и его солдат там, где их меньше всего ждали.
Среди них были и стрелки из 95-го полка. Его люди.
Потом, к концу июля, дивизион легкой артиллерии оказался отрезанным от своих на испанской стороне реки Коа, и только мост соединял их. Стрелки 95-го полка не подвели, сдерживая натиск превосходящих сил французов, пока артиллеристы и кавалерия отступали по мосту и занимали укрепленную позицию на другом берегу реки. Они вели себя как герои.
— Вам повезло, — хохотнув, сказал Блейку французский лейтенант, — много ваших людей полегло в бою, месье. Может быть, окажись вы там, и вас бы уже не было в живых. А вы живете здесь тихо и спокойно.
Да. Тихо и спокойно. Рука капитана, лежавшая на колене, разжалась и снова сжалась в кулак. Он находился в плену месяц, а кажется, что целый год. Не год. Десять лет. Французы нападут на Алмейду и, вероятнее всего, возьмут ее в течение нескольких недель, причем сомнительно, что Веллингтон бросится на защиту крепости. А потом они вторгнутся в Португалию и направятся на запад в Коимбру и на юг в Лиссабон. Возможно, где-нибудь по дороге Веллингтон из гордости остановит их, тщательно выбрав подходящее место, как он это делал всегда. Если же его усилия не сдержат французов, то последует отступление за линии обороны Top-риш-Ведраша, которые уже наверняка остановят французскую армию и она будет истреблена зимними холодами и голодом. Англичане же проведут зиму в относительном комфорте, моля о подкреплении скупое английское правительство и надеясь в следующем году активизировать военные действия и пройти по территории Португалии и Испании, гоня французов перед собой. Тогда англичане начнут такую войну, которая позволит откусывать кусок за куском от империи Наполеона Бонапарта. А он, Роберт Блейк, лучший стрелок 95-го полка, будет находиться в плену у французов, далеко от своих людей и от военной кампании. По подсчетам капитана Блейка, на обмен можно было надеяться не раньше следующей весны.
Бывали моменты, когда потребность быть со своим полком, потребность быть свободным, казалось, пересиливала необходимость держать слово чести. Временами он думал о побеге. Сбежать было бы проще простого. За ним даже не следили. И не было у него никаких ограничений, кроме тех, которые налагало на него слово чести. И сабля, и винтовка по-прежнему находились в его распоряжении.
Но разумеется, он не пытался бежать, потому что, как бы там ни было, честь была превыше всего. Честь сделала его человеком, которого он сам мог уважать. Он оставался на месте, хотя и нервничал.
Все было бы не так уж плохо, часто думал он, если бы не Жуана, маркиза дас Минас.
Они постоянно встречались. Его часто приглашали на ужины и приемы, и, хотя он предпочел бы жить отшельником, от большинства из них он не мог отказаться. И куда бы он ни пошел, она тоже была там. Оно и понятно. Подобно англичанам, французские военные были далеко от дома и своих женщин. По отношению к ним, в отличие от англичан, местные женщины были в своей массе настроены враждебно. Поэтому понятно, что тех француженок, которые здесь оказались, приглашали всюду, особенно таких красивых, таких обворожительных, как Жуана.
Капитан Блейк наблюдал, как десятки ее соотечественников подпадают под ее обаяние и униженно бегают за ней с той же собачьей преданностью, как и ее поклонники в Лиссабоне и Висо. Он стискивал зубы, понимая, как легко и просто стать одним из толпы ее обожателей. Даже несмотря на то что она была его врагом — его страны и его личным, — он чувствовал, как его взгляд непроизвольно следует за ней по комнате, с удовольствием задерживается на ее изящной фигурке, отмечая, что в Саламанке она стала отдавать предпочтение ярким тонам.
Иногда он ловил себя на том, что ненавидит полковника Марселя Леру и что ему хочется разодрать его на части не только потому, что он руководил его допросом, а потому, что Жуана открыто отдавала ему предпочтение перед всеми остальными своими поклонниками. Нетрудно было догадаться почему: полковник был красив и обаятелен.
Однако с ним она тоже флиртовала. Похоже, она не забыла, как в первый вечер заявила ему, что заставит его влюбиться. И где бы он ни появился, она не оставляла его своим вниманием.
— Жанна, — сказал ей однажды на приеме полковник Рэдиссон, когда все изнывали от стоявшей в тот день жары, — если вы и дальше будете проявлять к капитану Блейку столь явное дружеское участие, то пойдут слухи о том, что ваша лояльность сомнительна.
Она весело рассмеялась.
— Но мне его так жаль, Ги. Видите ли, он не только шпион, но и солдат. И ему очень хочется быть сейчас со своим полком, когда начались боевые действия. Ведь правда, Роберт?
— Разве могу я в данный момент хотеть быть где-нибудь еще? — спросил он таким любезным тоном, что только она поняла, как неискренни его слова.
Она снова рассмеялась.
— И ему очень хочется, чтобы наша армия шла в наступление другим маршрутом, Ги. И в том, что они движутся этим путем, виновата я. Чувствуя за собой вину, я все время хочу доказать капитану Блейку, что я вовсе не чудовище.
— Чудовище? — нежно глядя на нее, повторил полковник. — Кто, глядя на вас, может подумать такое?
Она взглянула на него широко распахнутыми глазами.
— Здесь так жарко. Или мне только кажется? Будьте любезны, Ги, принесите мне стаканчик какого-нибудь прохладительного напитка.
Полковник Рэдиссон, щелкнув каблуками, без лишних слов стал пробираться сквозь толпу гостей.
Она любила таким способом оставаться с ним наедине и часто им пользовалась.
— Но, пожалуй, еще лучше будет выйти на свежий воздух, не так ли? Проводите меня, Роберт. — Она взяла его под руку.
— Бедняга полковник будет вынужден стоять с вашим стаканом прохладительного напитка, — сказал он.
Она пожала плечами.
— Он может выпить его сам. Здесь слишком жарко.
— Жуана, — спросил он, — зачем вы его дразните? — Они вышли в тенистый внутренний дворик, где прогуливались несколько гостей. Он не стал развивать свою мысль.
Она взглянула на него без улыбки.
— Потому что таким способом я испытываю свои силы. Ведь любой мужчина бросается исполнять мои желания, стоит лишь пальчиком поманить. Вы сами видели. Мне нужны в жизни более трудные задачи. Меня возбуждают опасность, риск.
— Значит, теперь, когда вы снова находитесь среди своих людей, вам не хватает опасности? — спросил он. — Вы наслаждались опасностью в Португалии, когда в любой момент могли обнаружить ваше французское происхождение и разоблачить?
— Но вы же знаете, Роберт, что у меня есть также английские и португальские родственные связи, — напомнила она. — К тому же какую опасность для кого бы то ни было может представлять такая женщина, как я? И что я сделала такого опасного? Я просто держала открытыми глаза на дорогах между Лиссабоном и Висо и правдиво рассказала обо всем, что видела. Неужели меня следует считать опасной?
— Вы делали это преднамеренно, — сказал он. — Вы шпионили в пользу французов, Жуана. Надеюсь, что в последний раз. Если вы вернетесь в Португалию, я вас выведу на чистую воду.
Она вздохнула.
— Вы говорите так, как будто я какой-нибудь высококвалифицированный тайный агент. Я даже начинаю жалеть, что таковой не являюсь. Наверное, очень увлекательная работа — быть тайным агентом, Роберт?
— Работа есть работа. И человек ее делает, потому что она должна быть сделана.
Она удивленно взглянула на него.
— Э нет. Не поэтому вы делаете то, что делаете, Роберт. Даже просто глядя вам в лицо, я понимаю, что вам требуется от жизни больше. Я знаю. И знаю также, что вы во многом очень похожи на меня. Нам недостаточно жить в безопасности и комфорте. Не вполне достаточно. Нам нужно нечто большее. Прошедший месяц показался вам ужасным, не так ли? Чем-то вроде погребения заживо? Поэтому я делаю для вас все, что могу, Роберт. — Она усмехнулась. — Я предлагаю вам задачу другого рода. Можете ли вы устоять перед женщиной — перед которой никто другой устоять не может, — если она является вашим врагом, вашим заклятым врагом, как вы однажды выразились? Ну как, можете?
Он и сам не знал, как они оказались в уединенном уголочке дворика, укрытом от посторонних глаз виноградными лозами. Она уселась на низкую каменную ограду. Стало прохладнее, но только по сравнению с дневной жарой и с духотой внутри дома.
Он невесело рассмеялся.
— Полно вам, Жуана. Вы прекрасно знаете, что, как только я, не устояв перед вами, присоединюсь к толпе ваших воздыхателей, которые оспаривают друг у друга почетное право подержать ваш веер или принести стакан лимонада, вы немедленно потеряете ко мне всякий интерес.
— Да, — улыбнулась она. — Вы абсолютно правы. Вы поэтому так себя ведете, Роберт? Нашли способ завоевать мое внимание? Значит, вы намного умнее любого из моих знакомых мужчин.
Сегодня на ней было платье цвета темного бордо. В сумерках оно выглядело почти черным. Ее кожа по контрасту казалась почти прозрачной. Ему очень хотелось прикоснуться к ее щеке, ласково погладить плечо. Глаза ее казались темными и загадочными.
— А по-моему, я самый глупый из всех, — сказал он. Он решительно сложил руки за спиной, понимая, что позволил завлечь себя в игру, где может легко заблудиться. Он никогда не умел играть с женщинами. Он всегда мог получить что хочет и кого хочет с помощью денег, своих личных достоинств и своего военного мундира. Но ему никогда не были нужны другие женщины, кроме проституток. И никогда не было нужно ничего, кроме физического удовлетворения, которое получаешь от хорошего партнера в постели.
Давненько у него не было женщины. Прошло почти два месяца с тех пор, как он расстался с Беатрис. Но солдаты привыкли подолгу обходиться без женщин. Особенно рядовые. А он долго был рядовым и научился переносить воздержание.
— Вы боитесь? — спросила она почти шепотом.
— Просто вы меня не интересуете, Жуана, — ответил Блейк, упорно продолжая держать руки за спиной.
— Ну уж нет, — возразила она, поднимаясь на ноги и, делая шаг, разделявший их. — Не верю, Роберт. Все, что угодно. Возможно, вы меня ненавидите. Или презираете. Возможно, желаете меня. Но вы ко мне неравнодушны. Думаете, что я мало знаю мужчин и не вижу, кто как ко мне относится? Ошибаетесь!
Аромат ее духов дразнил его. А руки, которые она положила ему на грудь, жгли сквозь мундир. Что-то в нем сломалось.
— Ладно, — сказал он и, взяв ее за талию, привлек к себе. Он понимал, что схватил ее грубо, но сжал еще крепче. Она не отводила от него взгляда. Что-то блеснуло в ее глазах — уж не страх ли? — Позволь показать, в чем заключается мой интерес к тебе, Жуана.
Кровь пульсировала в висках. Ему хотелось причинить ей боль, унизить, напугать. Ему хотелось оседлать ее, безжалостно вторгнуться внутрь тела, заставить ее судорожно ловить ртом воздух, кричать и молить о пощаде.
Он приподнял ее, сжимая в объятиях так, что ее ноги оторвались от земли, и, прижав спиной к каменной изгороди, потерся о нее между бедрами, которые раскрылись под давлением его веса. Он сделал несколько грубых рывков сквозь его и ее одежду, процедив сквозь зубы:
— Так ты хочешь меня? — Она продолжала не отрываясь смотреть ему в глаза. — Такого возбуждения и такой опасности тебе хочется, Жуана? Мы рискуем попасться кому-нибудь на глаза, если человек сюда забредет. Такого захватывающего ощущения ты ожидаешь? Может быть, опрокинешься на спину и задерешь юбки, а я раскрою ширинку брюк? На все уйдет несколько минут. Ты чувствуешь, как сильно я возбужден. Ну, хочешь?
Она продолжала глядеть на него и, к его удивлению, медленно улыбнулась.
— Вижу, что хочешь, — процедил он сквозь зубы, отпуская ее наконец на землю. — Ты ничуть не лучше самой дешевой проститутки, Жуана. Даже хуже. Те готовы, но не обязательно горят нетерпением.
— Послушай, Роберт, — сказала она, едва сдерживая смех и обвивая его шею руками, запустив пальцы в волосы. — Ты настоящий джентльмен независимо от того, кем ты был до того, как пошел служить в армию. Ты хотел напугать меня тем, что изнасилуешь? Однако сам спрашивал меня. Ты не можешь напугать меня, хотя выражение лица у тебя было, наверное, такое, какое бывает, когда ты целишься из винтовки и готов выстрелить.
Его гнев не прошел, но обратился на самого себя. Значит, он все-таки играет в ее игру? В игру Жуаны, женщины, которая его предала, каким бы ни оказался результат ее предательства?
Поддерживая ладонью ее голову, он наклонился, чтобы поцеловать ее, и, раскрыв губами ее губы и забыв о том, что однажды уже жестоко поплатился за это, глубоко засунул язык в ее рот, пробуя на вкус, впитывая ее влагу, имитируя языком то, что грозился проделать с ней, но знал, что не проделает. Он почувствовал, что она помогает ему, втягивая его внутрь, и услышал легкие гортанные звуки, которые исходили от нее. Нет, от него. От них обоих.
Они боролись, даже целуясь, и каждый стремился одержать верх над другим. Его свободная рука скользнула по ее плечу, забралась за вырез шелкового платья и обхватила грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Уверен, Жуана, что скоро у вас будет новый воздыхатель, куда более блестящий, чем я. А от меня, пока мы оба находимся в Саламанке, вам лучше держаться подальше. Знаете, если заметят, что мы общаемся, могут возникнуть сомнения в вашей лояльности.
Она улыбнулась ему и, почувствовав чью-то руку на своей спине, оглянулась.
— Марсель…
— Надеюсь, сегодня вечером капитан Блейк будет вести себя как джентльмен и не возобновит своих угроз, которые высказывал раньше, — сказал полковник и склонился к ее ручке.
— Роберт уже вполне остыл и ведет себя корректно. Но он не джентльмен, Марсель. Он больше подошел бы для французской армии, чем для английской. Он поднялся из рядовых и стал офицером исключительно благодаря своим личным качествам. Видите ли, капитан Блейк известен как герой, но он не джентльмен. Он не хочет говорить мне, кем он был. Может быть, он был сыном лавочника, или подмастерьем, или даже каторжником?
Она снова рассмеялась, хотя видела, как напряглось лицо Роберта. Она перевела взгляд на полковника Леру и увидела написанное на его физиономии презрение. Ага, подумала она. Так и должно быть. Роберт и полковник должны возненавидеть друг друга.
Ее охватило возбуждение и великолепное чувство опасности, и она обворожительно улыбнулась обоим мужчинам.
— Вот видите, он не отвечает, — сказала она полковнику. — Он никогда не отвечает. Поэтому остается предположить, что моя последняя догадка ближе всего к истине. — Она взяла полковника под руку. — Пройдемся между гостями, Марсель. Вы меня представите тем, кого я не знаю. Последний раз я была здесь довольно давно.
Она с улыбкой взглянула через плечо на Роберта. К нему направлялись два офицера, которых она уже видела. Он ответил ей холодным напряженным взглядом.
Глава 14
Ему предоставили много свободы. Сколько угодно свободы. В Саламанке он мог бывать везде, где пожелает, и не менее активно участвовать в жизни общества, чем даже когда он пребывал зимой и весной в Лиссабоне. Все к нему относились уважительно, любезно и с симпатией. Многие офицеры, с которыми приходилось встречаться, приглашали его к себе в гости.
Иногда ему казалось, что было бы, пожалуй, лучше, если бы его заключили в тюремную камеру. Временами он даже сожалел о том, что дал слово чести. Если бы он сидел в камере, он мог бы попытаться бежать. Во всяком случае, было бы чем заняться, на что-то надеяться, по крайней мере не скучно было бы жить.
Прошла весна, настало жаркое лето, и летняя кампания должна была вот-вот развернуться в полную силу. Он с удовлетворением видел, что французы почти сразу же клюнули на ложную информацию, в которой ему как-то удалось их убедить. Маршал Ней, с мая стоявший под стенами Сьюдад-Родриго, перешел в наступление всерьез, и 10 июля, после того как были проломлены ее стены, крепость пала.
Французские офицеры, с которыми общался капитан Блейк, с удовольствием сообщали ему такие новости и добродушно подшучивали над его попытками убедить их начать наступление на юг, чтобы отвлечь армию от практически беспрепятственной дороги на Лиссабон. К ТОМУ же им нравилось презрительно высмеивать Веллингтона и английские вооруженные силы, не пришедшие на выручку павшей крепости.
Новость о падении крепости Сьюдад-Родриго он воспринял с удовлетворением, зная, что лорд Веллингтон действует мудро и что английским вооруженным силам в соответствии с планом не нужно ввязываться в военные действия. Сообщение о том, что французы подошли к португальскому форту Алмейда, было не так просто воспринять. Бойцы дивизиона легкой артиллерии под командованием генерала Кроуфорда устраивали засады на пути передовых отрядов французов, завязывали перестрелки и всячески беспокоили маршала Нея и его солдат там, где их меньше всего ждали.
Среди них были и стрелки из 95-го полка. Его люди.
Потом, к концу июля, дивизион легкой артиллерии оказался отрезанным от своих на испанской стороне реки Коа, и только мост соединял их. Стрелки 95-го полка не подвели, сдерживая натиск превосходящих сил французов, пока артиллеристы и кавалерия отступали по мосту и занимали укрепленную позицию на другом берегу реки. Они вели себя как герои.
— Вам повезло, — хохотнув, сказал Блейку французский лейтенант, — много ваших людей полегло в бою, месье. Может быть, окажись вы там, и вас бы уже не было в живых. А вы живете здесь тихо и спокойно.
Да. Тихо и спокойно. Рука капитана, лежавшая на колене, разжалась и снова сжалась в кулак. Он находился в плену месяц, а кажется, что целый год. Не год. Десять лет. Французы нападут на Алмейду и, вероятнее всего, возьмут ее в течение нескольких недель, причем сомнительно, что Веллингтон бросится на защиту крепости. А потом они вторгнутся в Португалию и направятся на запад в Коимбру и на юг в Лиссабон. Возможно, где-нибудь по дороге Веллингтон из гордости остановит их, тщательно выбрав подходящее место, как он это делал всегда. Если же его усилия не сдержат французов, то последует отступление за линии обороны Top-риш-Ведраша, которые уже наверняка остановят французскую армию и она будет истреблена зимними холодами и голодом. Англичане же проведут зиму в относительном комфорте, моля о подкреплении скупое английское правительство и надеясь в следующем году активизировать военные действия и пройти по территории Португалии и Испании, гоня французов перед собой. Тогда англичане начнут такую войну, которая позволит откусывать кусок за куском от империи Наполеона Бонапарта. А он, Роберт Блейк, лучший стрелок 95-го полка, будет находиться в плену у французов, далеко от своих людей и от военной кампании. По подсчетам капитана Блейка, на обмен можно было надеяться не раньше следующей весны.
Бывали моменты, когда потребность быть со своим полком, потребность быть свободным, казалось, пересиливала необходимость держать слово чести. Временами он думал о побеге. Сбежать было бы проще простого. За ним даже не следили. И не было у него никаких ограничений, кроме тех, которые налагало на него слово чести. И сабля, и винтовка по-прежнему находились в его распоряжении.
Но разумеется, он не пытался бежать, потому что, как бы там ни было, честь была превыше всего. Честь сделала его человеком, которого он сам мог уважать. Он оставался на месте, хотя и нервничал.
Все было бы не так уж плохо, часто думал он, если бы не Жуана, маркиза дас Минас.
Они постоянно встречались. Его часто приглашали на ужины и приемы, и, хотя он предпочел бы жить отшельником, от большинства из них он не мог отказаться. И куда бы он ни пошел, она тоже была там. Оно и понятно. Подобно англичанам, французские военные были далеко от дома и своих женщин. По отношению к ним, в отличие от англичан, местные женщины были в своей массе настроены враждебно. Поэтому понятно, что тех француженок, которые здесь оказались, приглашали всюду, особенно таких красивых, таких обворожительных, как Жуана.
Капитан Блейк наблюдал, как десятки ее соотечественников подпадают под ее обаяние и униженно бегают за ней с той же собачьей преданностью, как и ее поклонники в Лиссабоне и Висо. Он стискивал зубы, понимая, как легко и просто стать одним из толпы ее обожателей. Даже несмотря на то что она была его врагом — его страны и его личным, — он чувствовал, как его взгляд непроизвольно следует за ней по комнате, с удовольствием задерживается на ее изящной фигурке, отмечая, что в Саламанке она стала отдавать предпочтение ярким тонам.
Иногда он ловил себя на том, что ненавидит полковника Марселя Леру и что ему хочется разодрать его на части не только потому, что он руководил его допросом, а потому, что Жуана открыто отдавала ему предпочтение перед всеми остальными своими поклонниками. Нетрудно было догадаться почему: полковник был красив и обаятелен.
Однако с ним она тоже флиртовала. Похоже, она не забыла, как в первый вечер заявила ему, что заставит его влюбиться. И где бы он ни появился, она не оставляла его своим вниманием.
— Жанна, — сказал ей однажды на приеме полковник Рэдиссон, когда все изнывали от стоявшей в тот день жары, — если вы и дальше будете проявлять к капитану Блейку столь явное дружеское участие, то пойдут слухи о том, что ваша лояльность сомнительна.
Она весело рассмеялась.
— Но мне его так жаль, Ги. Видите ли, он не только шпион, но и солдат. И ему очень хочется быть сейчас со своим полком, когда начались боевые действия. Ведь правда, Роберт?
— Разве могу я в данный момент хотеть быть где-нибудь еще? — спросил он таким любезным тоном, что только она поняла, как неискренни его слова.
Она снова рассмеялась.
— И ему очень хочется, чтобы наша армия шла в наступление другим маршрутом, Ги. И в том, что они движутся этим путем, виновата я. Чувствуя за собой вину, я все время хочу доказать капитану Блейку, что я вовсе не чудовище.
— Чудовище? — нежно глядя на нее, повторил полковник. — Кто, глядя на вас, может подумать такое?
Она взглянула на него широко распахнутыми глазами.
— Здесь так жарко. Или мне только кажется? Будьте любезны, Ги, принесите мне стаканчик какого-нибудь прохладительного напитка.
Полковник Рэдиссон, щелкнув каблуками, без лишних слов стал пробираться сквозь толпу гостей.
Она любила таким способом оставаться с ним наедине и часто им пользовалась.
— Но, пожалуй, еще лучше будет выйти на свежий воздух, не так ли? Проводите меня, Роберт. — Она взяла его под руку.
— Бедняга полковник будет вынужден стоять с вашим стаканом прохладительного напитка, — сказал он.
Она пожала плечами.
— Он может выпить его сам. Здесь слишком жарко.
— Жуана, — спросил он, — зачем вы его дразните? — Они вышли в тенистый внутренний дворик, где прогуливались несколько гостей. Он не стал развивать свою мысль.
Она взглянула на него без улыбки.
— Потому что таким способом я испытываю свои силы. Ведь любой мужчина бросается исполнять мои желания, стоит лишь пальчиком поманить. Вы сами видели. Мне нужны в жизни более трудные задачи. Меня возбуждают опасность, риск.
— Значит, теперь, когда вы снова находитесь среди своих людей, вам не хватает опасности? — спросил он. — Вы наслаждались опасностью в Португалии, когда в любой момент могли обнаружить ваше французское происхождение и разоблачить?
— Но вы же знаете, Роберт, что у меня есть также английские и португальские родственные связи, — напомнила она. — К тому же какую опасность для кого бы то ни было может представлять такая женщина, как я? И что я сделала такого опасного? Я просто держала открытыми глаза на дорогах между Лиссабоном и Висо и правдиво рассказала обо всем, что видела. Неужели меня следует считать опасной?
— Вы делали это преднамеренно, — сказал он. — Вы шпионили в пользу французов, Жуана. Надеюсь, что в последний раз. Если вы вернетесь в Португалию, я вас выведу на чистую воду.
Она вздохнула.
— Вы говорите так, как будто я какой-нибудь высококвалифицированный тайный агент. Я даже начинаю жалеть, что таковой не являюсь. Наверное, очень увлекательная работа — быть тайным агентом, Роберт?
— Работа есть работа. И человек ее делает, потому что она должна быть сделана.
Она удивленно взглянула на него.
— Э нет. Не поэтому вы делаете то, что делаете, Роберт. Даже просто глядя вам в лицо, я понимаю, что вам требуется от жизни больше. Я знаю. И знаю также, что вы во многом очень похожи на меня. Нам недостаточно жить в безопасности и комфорте. Не вполне достаточно. Нам нужно нечто большее. Прошедший месяц показался вам ужасным, не так ли? Чем-то вроде погребения заживо? Поэтому я делаю для вас все, что могу, Роберт. — Она усмехнулась. — Я предлагаю вам задачу другого рода. Можете ли вы устоять перед женщиной — перед которой никто другой устоять не может, — если она является вашим врагом, вашим заклятым врагом, как вы однажды выразились? Ну как, можете?
Он и сам не знал, как они оказались в уединенном уголочке дворика, укрытом от посторонних глаз виноградными лозами. Она уселась на низкую каменную ограду. Стало прохладнее, но только по сравнению с дневной жарой и с духотой внутри дома.
Он невесело рассмеялся.
— Полно вам, Жуана. Вы прекрасно знаете, что, как только я, не устояв перед вами, присоединюсь к толпе ваших воздыхателей, которые оспаривают друг у друга почетное право подержать ваш веер или принести стакан лимонада, вы немедленно потеряете ко мне всякий интерес.
— Да, — улыбнулась она. — Вы абсолютно правы. Вы поэтому так себя ведете, Роберт? Нашли способ завоевать мое внимание? Значит, вы намного умнее любого из моих знакомых мужчин.
Сегодня на ней было платье цвета темного бордо. В сумерках оно выглядело почти черным. Ее кожа по контрасту казалась почти прозрачной. Ему очень хотелось прикоснуться к ее щеке, ласково погладить плечо. Глаза ее казались темными и загадочными.
— А по-моему, я самый глупый из всех, — сказал он. Он решительно сложил руки за спиной, понимая, что позволил завлечь себя в игру, где может легко заблудиться. Он никогда не умел играть с женщинами. Он всегда мог получить что хочет и кого хочет с помощью денег, своих личных достоинств и своего военного мундира. Но ему никогда не были нужны другие женщины, кроме проституток. И никогда не было нужно ничего, кроме физического удовлетворения, которое получаешь от хорошего партнера в постели.
Давненько у него не было женщины. Прошло почти два месяца с тех пор, как он расстался с Беатрис. Но солдаты привыкли подолгу обходиться без женщин. Особенно рядовые. А он долго был рядовым и научился переносить воздержание.
— Вы боитесь? — спросила она почти шепотом.
— Просто вы меня не интересуете, Жуана, — ответил Блейк, упорно продолжая держать руки за спиной.
— Ну уж нет, — возразила она, поднимаясь на ноги и, делая шаг, разделявший их. — Не верю, Роберт. Все, что угодно. Возможно, вы меня ненавидите. Или презираете. Возможно, желаете меня. Но вы ко мне неравнодушны. Думаете, что я мало знаю мужчин и не вижу, кто как ко мне относится? Ошибаетесь!
Аромат ее духов дразнил его. А руки, которые она положила ему на грудь, жгли сквозь мундир. Что-то в нем сломалось.
— Ладно, — сказал он и, взяв ее за талию, привлек к себе. Он понимал, что схватил ее грубо, но сжал еще крепче. Она не отводила от него взгляда. Что-то блеснуло в ее глазах — уж не страх ли? — Позволь показать, в чем заключается мой интерес к тебе, Жуана.
Кровь пульсировала в висках. Ему хотелось причинить ей боль, унизить, напугать. Ему хотелось оседлать ее, безжалостно вторгнуться внутрь тела, заставить ее судорожно ловить ртом воздух, кричать и молить о пощаде.
Он приподнял ее, сжимая в объятиях так, что ее ноги оторвались от земли, и, прижав спиной к каменной изгороди, потерся о нее между бедрами, которые раскрылись под давлением его веса. Он сделал несколько грубых рывков сквозь его и ее одежду, процедив сквозь зубы:
— Так ты хочешь меня? — Она продолжала не отрываясь смотреть ему в глаза. — Такого возбуждения и такой опасности тебе хочется, Жуана? Мы рискуем попасться кому-нибудь на глаза, если человек сюда забредет. Такого захватывающего ощущения ты ожидаешь? Может быть, опрокинешься на спину и задерешь юбки, а я раскрою ширинку брюк? На все уйдет несколько минут. Ты чувствуешь, как сильно я возбужден. Ну, хочешь?
Она продолжала глядеть на него и, к его удивлению, медленно улыбнулась.
— Вижу, что хочешь, — процедил он сквозь зубы, отпуская ее наконец на землю. — Ты ничуть не лучше самой дешевой проститутки, Жуана. Даже хуже. Те готовы, но не обязательно горят нетерпением.
— Послушай, Роберт, — сказала она, едва сдерживая смех и обвивая его шею руками, запустив пальцы в волосы. — Ты настоящий джентльмен независимо от того, кем ты был до того, как пошел служить в армию. Ты хотел напугать меня тем, что изнасилуешь? Однако сам спрашивал меня. Ты не можешь напугать меня, хотя выражение лица у тебя было, наверное, такое, какое бывает, когда ты целишься из винтовки и готов выстрелить.
Его гнев не прошел, но обратился на самого себя. Значит, он все-таки играет в ее игру? В игру Жуаны, женщины, которая его предала, каким бы ни оказался результат ее предательства?
Поддерживая ладонью ее голову, он наклонился, чтобы поцеловать ее, и, раскрыв губами ее губы и забыв о том, что однажды уже жестоко поплатился за это, глубоко засунул язык в ее рот, пробуя на вкус, впитывая ее влагу, имитируя языком то, что грозился проделать с ней, но знал, что не проделает. Он почувствовал, что она помогает ему, втягивая его внутрь, и услышал легкие гортанные звуки, которые исходили от нее. Нет, от него. От них обоих.
Они боролись, даже целуясь, и каждый стремился одержать верх над другим. Его свободная рука скользнула по ее плечу, забралась за вырез шелкового платья и обхватила грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40