Автомат в подвальном помеще
нии, Кристо, ночь, когда он залез в ящик… Все то, что значил в ее жизни этот с
тарый турок… Что-то принесет ей Голем?
Она уже домечталась до того, что иногда ей чудился в Големе Луиджи. Глупос
ть какая!… На худой конец Луиджи мог походить на того раввина, который соз
дал Голема. Раввин этот жил в XVII веке в пражском гетто и изучал каббалу. Гол
ем был автоматом, порожденным каббалистической наукой, существом гибри
дным Ц не человек, не вещь, не живой, не мертвый, просто манекен, в зубы кото
рого раввин вкладывал магическую тетраграмму. Голем должен был прислуж
ивать раввину, выполнять всякую черную работу. Однако раввин добился лиш
ь полууспеха, Голему так и не удалось стать по-настоящему живым существо
м. Это была не жизнь, а прозябание, да и оживал Голем лишь днем, когда раввин
вкладывал ему в зубы записочку с магическими письменами, которые притяг
ивали свободные таинственные силы вселенной. Однажды вечером, когда рав
вин замешкался и не вынул талисман из губ Голема, тот впал в бешенство, убе
жал и стал крушить все, что встречалось на его пути, попадалось под руку. П
ока раввин не догнал его и не вырвал записку из его зубов. В свое время Нат
али прочла «Голем» Мейринка. В глазах писателя Голем был автоматом, одуш
евленным не внутренней жизнью, а встречными силами; получеловек без мысл
и, автоматическое существование…
«И думается мне, что как тот Голем оказался просто глиняным чурбаном, лиш
ь только таинственные письмена жизни были вынуты из его рта, так и все эти
люди Должны рассыпаться в прах в то же мгновение, если лишить их души, поту
шить в их мозгу Ц у одного какое-нибудь незначительное побуждение, втор
остепенное желание, может быть, бессмысленную привычку, у другого Ц лиш
ь смутное ожидание чего-то совершенно неопределенного и неуловимого»…
Почему именно в городе Праге рождаются эти существа, созданные по образу
и подобию человека, полулюди без мысли, обреченные влачить существовани
е автоматов? Старинные марионетки, радующие детвору и вызывающие какое-
то неловкое чувство у взрослых, и куклы, созданные Трнкой… Голем Ц детищ
е старого раввина, изучавшего каббалу, и знаменитый робот, созданный Чап
еком… Нить, протянувшаяся из глубин веков и ведущая прямым путем к автом
атам Луиджи.
«Душа… Ц думала Натали, Ц надо бы создавать автоматы не по подобию чело
века, а по подобию бога. Если только бог в нашем воображении такой, каким е
го хотят видеть люди. Создать автомат по подобию божию…» Она повернула г
олову к окну, к саду, к этому пустынному уголку, зажатому глухими стенами,
увидела заброшенное крыльцо, ступеней которого ни разу не коснулась ног
а человека… А что, если Голем… Он ходит так, словно вот-вот упадет ничком, л
ицо у него широкое, желтое, раскосые глаза, выступающие скулы… Натали поч
увствовала себя способной его увидеть, в ней самой живут силы, которые мо
гут породить человека-автомата, не живое, но и не мертвое существо… Возмо
жно, эта минута ужо наступила? Ведь каждые тридцать три года можно увидет
ь Голема, который идет вам навстречу, но по мере приближения к человеку ст
ановится все меньше и меньше, и когда он, уже совсем крошка, подходит вплот
ную, он вдруг исчезает, словно его и не было! Роман (или легенда) указывал да
же точный адрес Голема, дом в пражском гетто. Желая выследить это внушающ
ее ужас чудище, все жители дома условились вывесить на своих окнах белье,
и только тогда они заметили, что есть еще одно окно, забранное решеткой, и
именно на нем-то и не вывесили белья… Помещение, которое по их расчетам на
ходилось за этим окном, не имело ни двери, ни какого-либо другого выхода. Т
огда какой-то храбрец спустился по веревке с крыши, чтобы заглянуть за ре
шетку, но веревка оборвалась, и он раскроил себе череп о мостовую.
Натали принюхалась: пахнет вафлями, ванилью, должно быть, Мишетта печет ч
то-то вкусное. Все-таки надо бы встать… Натали дружески кивнула саду, окн
у, пробитому в глухой стене и забранному решеткой… Должно быть, все други
е с вывешенным для просушки бельем пришлось замуровать. Натали встала: п
ора за работу! Возможно, начнет она с этого дома, где на одном-единственно
м зарешеченном окне не висело белья… Потом нарисует падающего человека,
оборвавшуюся веревку… Чудесно пахло ванилью. Натали прошла в ванную.
XXX. Иконописец
Почти два года назад Кристо задумал сделать ко дню рождения Натали подар
ок. И понятно, что за такой срок его приготовления перестали быть тайной. П
овсюду он разбрасывал свои рисунки на клочках бумаги, на вырванных из те
традки страницах, на бумажных салфетках, на новой оберточной бумаге, кот
орую тащил из мастерских, и на смятых пакетах, какие попадались в доме, лиш
ь бы лист был белый. На рождество ему подарили большой альбом для рисован
ия, но к этому времени всем до того уже надоели его таинственные каракули,
что даже Миньона оставила брата в покое. Правда, на следующее рождество, к
огда мама подарила Кристо карандаш и японские чернила, которые неприятн
о пахли, но доставили ему много счастливых минут, потухший было интерес с
нова ожил. Карандаш состоял из ампулы, заряженной чернилами, и фетрового
стерженька, выступавшего наружу. Фетр оставлял толстую яркую черту, и им
енно эта яркость приводила Кристо в состояние несказанного блаженства.
Теперь, когда любопытство близких угасло, Кристо мог спокойно взяться за
работу. С этого и пошла картина, предназначенная в подарок Натали, и если
раньше это была лишь идея, витавшая в воздухе, то теперь она начинала прин
имать реальные очертания.
Перепортив уйму бумаги, Кристо перешел на гофрированный картон, использ
уя гладкую сторону. Получалось просто прелестно, картон впитывал тушь, ч
то давало неожиданные даже для самого художника эффекты. Однако желто-п
есочный фон съедал яркость красок, чем Кристо был не особенно доволен. То
гда он прибег к фанере Ц фанерой его снабжал Марсель, Ц но довольно быст
ро к ней охладел, и тут наконец ему улыбнулось счастье Ц он открыл толь. Т
оль, вот что ему было нужно до зарезу. Луиджи подарил ему масляные краски
Ц живопись на толе требовала именно масла. Кристо превыше всего возлюби
л толь. На черном фоне фигуры, по мнению Кристо, получались особенно впеча
тляющие, и он испытывал чистую радость, как человек, нашедший решение сло
жной задачи. Никто, кроме Марселя, не подозревал, сколь многотерпелив был
Кристо, даже в апогее своих страстей… Он был из породы строителей соборо
в, он вкладывал в работу всю свою добросовестность, всю неторопливость, н
еобходимую для великих замыслов, всю свою веру в Натали. Он творил, и это б
ыло святое искусство. Еще неумелый, неловкий и прилежный, еще не научивши
йся плутовать с самим собой, Кристо старался показать свои чувства во вс
ей их предельной наготе. Человеку, не посвященному в тайный мир Натали и К
ристо, это произведение, исполненное мистического восторга, возможно, по
кажется непонятным, даже несколько с сумасшедшинкой, но если в один прек
расный день оно попадется на глаза людям посторонним, даже они почувству
ют, пожалуй, ту великую притягательную силу искусства, что исходит от нег
ритянских божков и картин гениальных художников. В искусстве или все Ц
или ничего, творить можно или в полной простоте душевной Ц или во всеору
жии высшего умения… Самое губительное для искусства Ц застревать где-т
о на полпути: немного знать, немного уметь, но таков наш повседневный удел
, пресная баланда искусства. Если механической картине Кристо суждено бы
ло быть оконченной и если в будущем в лавке старьевщика ее обнаружит люб
итель раритетов, он возрадуется от души.
А тем временем, разрываясь между лицеем, посещениями мастерских, пригото
влением уроков и своей работой над подарком, Кристо почти не виделся с На
тали. Все, что он делал, находилось в непосредственной с ней связи, книги и
цифры, луна и лунный свет, сама красота, музыка, картины, солнце и природа
Ц все это он видел, ощущал, воспринимал только через Натали, только в связ
и с Натали. Он так ее любил, что у него не хватало на нее времени. А Натали он
был необходим каждый день, его всегда ей недоставало, и каждый день зиял е
го отсутствием; она ждала его с нетерпением, словно мальчуган был морепл
авателем, отправившимся завоевывать целый свет, открывать Америки. Мысл
енно она следовала за ним, неподвижная в своей наглухо запертой вселенно
й, в обществе Голема, Агасфера, Копелиуса, Галатеи… замурованная между ма
гией и наукой, бутафорией и реальностью. В последнее время Натали видела
Кристо так редко, что даже звонила госпожа Луазель: он здоров, правда, немн
ожко нервничает. Сегодня четверг, значит, он снова убежал в мастерскую, а в
озможно, и к Марселю… И верно, Кристо был у Марселя. Когда он явился в чулан
чик, Марсель отложил в сторону кусок металла, напильник и сказал:
Ц Покажи.
Кристо положил лист бумаги на высокий пюпитр, развернул его: уже в тысячн
ый раз он демонстрировал Марселю эскизы своей живой картины!
Ц Ну вот, лучше не выходит…
Марсель еще ничего не сказал, а в голосе Кристо уже послышались слезы, кон
ечно, Марсель, как и всегда, скажет: «Переделай. Нехорошо получилось». Но М
арсель молчал. От нетерпения Кристо зашагал было по чуланчику, но шагать
было негде.
Ц Первым делом, Ц начал Великий Немой, Ц я должен разобраться, кто здес
ь изображен. Напишешь на каждом имя… А потом укажи, какое движение кто дол
жен делать.
Кристо почувствовал во всем теле такую слабость, что вместо ответа беззв
учно пошевелил губами: значит, Марсель одобрил его проект! Дрожащей от во
лнения рукой Кристо принялся размечать свою картину; сначала в середине
он написал: «Натали». Она сидела в самом центре, широко раскинув руки… Спр
ава от нее Ц коленопреклоненный Луиджи, он изображен в профиль, череп ег
о открыт, как ящичек, и в нем множество колесиков; слева от Натали дети: Кри
сто обнимает Малыша, и оба готовятся взлететь с помощью крыльев, вернее, к
рылышек… Над Луиджи виднеется еще один персонаж Ц это Фи-Фи, одну руку он
протянул к Натали, а другой вцепился в спинку кресла. У него тоже есть кры
лья, только они свисают, как тряпки.
Ц Фи-Фи я сразу узнал, Ц проговорил Марсель, Ц как вылитый получился… и
даже зубы его, словно у людоеда. Разве, по-твоему, у него только пять зубов?
А ты Фи-Фи еще помнишь?
Ц Помню, потому что он был летчиком и еще из-за зубов. По-твоему, ему надо с
делать тридцать шесть зубов? Только, если они будут такие же большие, как н
астоящие, места не хватит.
Ц Зато вы с Малышом слишком маленькие…
Ц Мы же дети… А потом, не влезает.
Ц Ты сделал Малыша больше себя, что же это получается?
Ц А разве можно самого себя делать больше?
Ц Раз ты старше, значит, можно… Да, народу целая куча. Хватит. Теперь укажи
, какие кто должен делать движения, а потом пойдем дальше.
Ц Натали поворачивает голову направо и налево. Я нарисовал ее в венке, по
тому что это день ее рождения. Она разводит руками, а потом складывает их…
Ц Не выйдет. Не годится, чтобы руки из рамы вылезали. Оставь руки в покое.
Ц Хорошо, Ц согласился Кристо, и на лице его промелькнуло недетски горь
кое выражение.
Ц Ладно, подумаем. Если она все время будет подымать и опускать руки, со с
тороны покажется, будто она гимнастику делает. Подумаем. Идет?
Ц Хорошо, Ц повторил Кристо. Ц Тогда я ей сделаю очень большие руки. Луи
джи наклоняется, целует босую ногу Натали, наклоняется и распрямляется,
наклоняется и распрямляется. А колесики в голове пусть движутся все врем
я: ведь Луиджи все время думает. Знаешь, я не смог вложить ему в голову прот
езы, о которых он думает, слишком мало места. Я нарисовал их отдельно, види
шь, какие большие. У протезов сгибаются колена и лодыжки. А ты видел когда-
нибудь босую Натали? Ножки у нее маленькие-маленькие, гладкие, знаешь на ч
то похожие? На молочные булочки, так бы и съел.
Ц Не видел я ног Натали. Я людям на ноги не гляжу. Пусть художники глядят. З
атем…
Ц Затем… Мы, дети, бьем крыльями, они сейчас маленькие, но еще подрастут…
А ты не можешь сделать такой механизм, чтобы мы с Малышом взлетали? Долети
м вот досюда, а потом снова опустимся…
Ц Так мы и через три года не кончим… Подумаем.
Ц Фи-Фи пусть сидит прямо так. Незачем ему шевелить крыльями, они же тряп
ичные. Он не будет двигаться.
Ц Дальше.
Ц А ты не можешь сделать так, чтобы он зевал? Ведь правда, хорошо будет? Ну
ладно. А вот здесь за Луиджи и Фи-Фи Беатриса, моторизованная, на римской к
олеснице. Пусть у колесницы колеса вертятся. А это ракеты: долетят до Луны
и обратно, до Луны и обратно… Просто так, для красоты. С этой стороны над на
ми с Малышом, но под ракетами, вон там, в углу, люди, они ничего не делают, про
сто касаются друг друга лбами, а у них под ногами ползает черепаха, наткне
тся на какую-нибудь ногу и поворачивает… А здесь маленькая счетная маши
на.
Ц Смотри-ка, а я и не догадался… Прошлый раз ее вроде не было.
Ц Я ее дорисовал… Пусть она будет, а? Скажи, Марсель!
Ц Подумаем.
Ц А отсюда из машины выходят цифры… Знаешь, как будет красиво!
Воцарилось тягостное молчание: Марсель не пожелал высказываться.
Ц А тут, Ц продолжал Кристо несчастным голосом, Ц под левой рукой Ната
ли Ц Миньона, она качает младенца и тянется к Натали… если, конечно, можно
это сделать.
Ц Она здорово у тебя получилась… Я ее сразу узнал, хорошенькая. Вот насче
т ресниц, так это ты того… преувеличил.
Ц Да ее по ресницам узнают, никто не верит, что у нее ресницы настоящие. А з
десь, смотри, я написал Оливье: у меня места не хватило. Поэтому он такой то
ненький получился. Оливье сидит в спасательной лодке у ног Натали, а под л
одкой синие волны. Он протянул руку, чтобы ухватиться за ее платье.
Ц В спасательной лодке?
Ц Да, ты ведь знаешь, прошлым летом он чуть не утонул. Вот уж дурак этот Оли
вье Ц плавает лучше всех на свете и из-за этого чуть не утонул. А потому чт
о всегда делает больше, чем может. Девушку рядом с ним ты все равно не узна
ешь, у нее лица нет.
Ц А кто эти двое возле Миньоны?
Ц Это приятели Оливье, они дерутся. Если бы ты захотел…
Ц Из-за Миньоны дерутся?
Ц Откуда я знаю? Они вечно дерутся!… А вот эти курчавые, это алжирцы… Толь
ко одни головы, курчавые-курчавые… Я хорошо им волосы нарисовал, правда, М
арсель? Каждый волосок виден! Ну скажи, Марсель, хорошо?
Ц Теперь еще и алжирцев мне подбросил… Ладно, ладно, хорошо получилось, р
аз объяснять не пришлось. А что это у них, бомба, что ли?
Ц Да, бомбы, видишь, такие круглые, из них бьет огонь. В огне я написал: SOS. Это
лучше, чем ОАС, как по-твоему?
Ц По-моему, лучше. SOS Ц это здесь к месту… Молодец. А как же всех этих людей
узнают, если внизу не будет надписей?
Ц Натали сразу узнают. Даже без лица узнают. Она в длинном платье, и шея, см
отри, совсем как у нее, длинная, и шаль тоже длинная. Правда, не видно, что Лу
иджи лысый, вместо лысины у него колесики… но кто же другой, может целоват
ь ноги Натали, только Луиджи.
Ц По-моему, любой…
Ц Тогда я не знаю… На нем серая куртка.
Ц Ты еще подумаешь… Может, постараешься получше его нарисовать.
Ц М-м-м, Ц протянул Кристо. Ц А голову Беатрисы я вырежу из киножурнала,
выберу хорошенькую и все… Ты знаешь, как это делается? Я видел на ярмарке,
в картине вырезаны отверстия и в них просовывают голову.
Марсель одобрил: мысль неплохая.
Была в самом низу картины и Мишетта: вынырнувшая наполовину из синих вол
н, она протягивала Натали блюдо с бриошем.
Ц Уж больно твоя бриошь на корону похожа.
Ц Правда, правда. Но я не нарочно. Большая бриошь вообще похожа на корону.
Маму и папу я нарисовал по углам картины, вот тут внизу справа и слева, они
в профиль и повернули к Натали только головы. Они не двигаются.
Ц Так легче, Ц одобрил Марсель.
Ц Смотри, здесь наверху справа большое солнце, посредине у него цифербл
ат, чтобы все видели, как проходит у людей время. Вот и все.
Оба молча рассматривали картину, погруженные в свои мысли, оба не отрыва
ли от нее глаз. Кристо почувствовал, как рука Марселя легла ему на плечо.
Ц Что ж, очень хорошо, Ц заговорил наконец Марсель. Ц Она тебе и не симв
олическая, она тебе и не аллегорическая, и не поучает тебя. Ты еще себе рук
у не набил, что правда то правда, зато сделал все, что мог. Некоторые художн
ики набили себе руку, зато глаза и сердце у них слепые. А у тебя и сердце отк
рытое и глаз острый; поглядишь на твою картину Ц и сразу думать начинаеш
ь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
нии, Кристо, ночь, когда он залез в ящик… Все то, что значил в ее жизни этот с
тарый турок… Что-то принесет ей Голем?
Она уже домечталась до того, что иногда ей чудился в Големе Луиджи. Глупос
ть какая!… На худой конец Луиджи мог походить на того раввина, который соз
дал Голема. Раввин этот жил в XVII веке в пражском гетто и изучал каббалу. Гол
ем был автоматом, порожденным каббалистической наукой, существом гибри
дным Ц не человек, не вещь, не живой, не мертвый, просто манекен, в зубы кото
рого раввин вкладывал магическую тетраграмму. Голем должен был прислуж
ивать раввину, выполнять всякую черную работу. Однако раввин добился лиш
ь полууспеха, Голему так и не удалось стать по-настоящему живым существо
м. Это была не жизнь, а прозябание, да и оживал Голем лишь днем, когда раввин
вкладывал ему в зубы записочку с магическими письменами, которые притяг
ивали свободные таинственные силы вселенной. Однажды вечером, когда рав
вин замешкался и не вынул талисман из губ Голема, тот впал в бешенство, убе
жал и стал крушить все, что встречалось на его пути, попадалось под руку. П
ока раввин не догнал его и не вырвал записку из его зубов. В свое время Нат
али прочла «Голем» Мейринка. В глазах писателя Голем был автоматом, одуш
евленным не внутренней жизнью, а встречными силами; получеловек без мысл
и, автоматическое существование…
«И думается мне, что как тот Голем оказался просто глиняным чурбаном, лиш
ь только таинственные письмена жизни были вынуты из его рта, так и все эти
люди Должны рассыпаться в прах в то же мгновение, если лишить их души, поту
шить в их мозгу Ц у одного какое-нибудь незначительное побуждение, втор
остепенное желание, может быть, бессмысленную привычку, у другого Ц лиш
ь смутное ожидание чего-то совершенно неопределенного и неуловимого»…
Почему именно в городе Праге рождаются эти существа, созданные по образу
и подобию человека, полулюди без мысли, обреченные влачить существовани
е автоматов? Старинные марионетки, радующие детвору и вызывающие какое-
то неловкое чувство у взрослых, и куклы, созданные Трнкой… Голем Ц детищ
е старого раввина, изучавшего каббалу, и знаменитый робот, созданный Чап
еком… Нить, протянувшаяся из глубин веков и ведущая прямым путем к автом
атам Луиджи.
«Душа… Ц думала Натали, Ц надо бы создавать автоматы не по подобию чело
века, а по подобию бога. Если только бог в нашем воображении такой, каким е
го хотят видеть люди. Создать автомат по подобию божию…» Она повернула г
олову к окну, к саду, к этому пустынному уголку, зажатому глухими стенами,
увидела заброшенное крыльцо, ступеней которого ни разу не коснулась ног
а человека… А что, если Голем… Он ходит так, словно вот-вот упадет ничком, л
ицо у него широкое, желтое, раскосые глаза, выступающие скулы… Натали поч
увствовала себя способной его увидеть, в ней самой живут силы, которые мо
гут породить человека-автомата, не живое, но и не мертвое существо… Возмо
жно, эта минута ужо наступила? Ведь каждые тридцать три года можно увидет
ь Голема, который идет вам навстречу, но по мере приближения к человеку ст
ановится все меньше и меньше, и когда он, уже совсем крошка, подходит вплот
ную, он вдруг исчезает, словно его и не было! Роман (или легенда) указывал да
же точный адрес Голема, дом в пражском гетто. Желая выследить это внушающ
ее ужас чудище, все жители дома условились вывесить на своих окнах белье,
и только тогда они заметили, что есть еще одно окно, забранное решеткой, и
именно на нем-то и не вывесили белья… Помещение, которое по их расчетам на
ходилось за этим окном, не имело ни двери, ни какого-либо другого выхода. Т
огда какой-то храбрец спустился по веревке с крыши, чтобы заглянуть за ре
шетку, но веревка оборвалась, и он раскроил себе череп о мостовую.
Натали принюхалась: пахнет вафлями, ванилью, должно быть, Мишетта печет ч
то-то вкусное. Все-таки надо бы встать… Натали дружески кивнула саду, окн
у, пробитому в глухой стене и забранному решеткой… Должно быть, все други
е с вывешенным для просушки бельем пришлось замуровать. Натали встала: п
ора за работу! Возможно, начнет она с этого дома, где на одном-единственно
м зарешеченном окне не висело белья… Потом нарисует падающего человека,
оборвавшуюся веревку… Чудесно пахло ванилью. Натали прошла в ванную.
XXX. Иконописец
Почти два года назад Кристо задумал сделать ко дню рождения Натали подар
ок. И понятно, что за такой срок его приготовления перестали быть тайной. П
овсюду он разбрасывал свои рисунки на клочках бумаги, на вырванных из те
традки страницах, на бумажных салфетках, на новой оберточной бумаге, кот
орую тащил из мастерских, и на смятых пакетах, какие попадались в доме, лиш
ь бы лист был белый. На рождество ему подарили большой альбом для рисован
ия, но к этому времени всем до того уже надоели его таинственные каракули,
что даже Миньона оставила брата в покое. Правда, на следующее рождество, к
огда мама подарила Кристо карандаш и японские чернила, которые неприятн
о пахли, но доставили ему много счастливых минут, потухший было интерес с
нова ожил. Карандаш состоял из ампулы, заряженной чернилами, и фетрового
стерженька, выступавшего наружу. Фетр оставлял толстую яркую черту, и им
енно эта яркость приводила Кристо в состояние несказанного блаженства.
Теперь, когда любопытство близких угасло, Кристо мог спокойно взяться за
работу. С этого и пошла картина, предназначенная в подарок Натали, и если
раньше это была лишь идея, витавшая в воздухе, то теперь она начинала прин
имать реальные очертания.
Перепортив уйму бумаги, Кристо перешел на гофрированный картон, использ
уя гладкую сторону. Получалось просто прелестно, картон впитывал тушь, ч
то давало неожиданные даже для самого художника эффекты. Однако желто-п
есочный фон съедал яркость красок, чем Кристо был не особенно доволен. То
гда он прибег к фанере Ц фанерой его снабжал Марсель, Ц но довольно быст
ро к ней охладел, и тут наконец ему улыбнулось счастье Ц он открыл толь. Т
оль, вот что ему было нужно до зарезу. Луиджи подарил ему масляные краски
Ц живопись на толе требовала именно масла. Кристо превыше всего возлюби
л толь. На черном фоне фигуры, по мнению Кристо, получались особенно впеча
тляющие, и он испытывал чистую радость, как человек, нашедший решение сло
жной задачи. Никто, кроме Марселя, не подозревал, сколь многотерпелив был
Кристо, даже в апогее своих страстей… Он был из породы строителей соборо
в, он вкладывал в работу всю свою добросовестность, всю неторопливость, н
еобходимую для великих замыслов, всю свою веру в Натали. Он творил, и это б
ыло святое искусство. Еще неумелый, неловкий и прилежный, еще не научивши
йся плутовать с самим собой, Кристо старался показать свои чувства во вс
ей их предельной наготе. Человеку, не посвященному в тайный мир Натали и К
ристо, это произведение, исполненное мистического восторга, возможно, по
кажется непонятным, даже несколько с сумасшедшинкой, но если в один прек
расный день оно попадется на глаза людям посторонним, даже они почувству
ют, пожалуй, ту великую притягательную силу искусства, что исходит от нег
ритянских божков и картин гениальных художников. В искусстве или все Ц
или ничего, творить можно или в полной простоте душевной Ц или во всеору
жии высшего умения… Самое губительное для искусства Ц застревать где-т
о на полпути: немного знать, немного уметь, но таков наш повседневный удел
, пресная баланда искусства. Если механической картине Кристо суждено бы
ло быть оконченной и если в будущем в лавке старьевщика ее обнаружит люб
итель раритетов, он возрадуется от души.
А тем временем, разрываясь между лицеем, посещениями мастерских, пригото
влением уроков и своей работой над подарком, Кристо почти не виделся с На
тали. Все, что он делал, находилось в непосредственной с ней связи, книги и
цифры, луна и лунный свет, сама красота, музыка, картины, солнце и природа
Ц все это он видел, ощущал, воспринимал только через Натали, только в связ
и с Натали. Он так ее любил, что у него не хватало на нее времени. А Натали он
был необходим каждый день, его всегда ей недоставало, и каждый день зиял е
го отсутствием; она ждала его с нетерпением, словно мальчуган был морепл
авателем, отправившимся завоевывать целый свет, открывать Америки. Мысл
енно она следовала за ним, неподвижная в своей наглухо запертой вселенно
й, в обществе Голема, Агасфера, Копелиуса, Галатеи… замурованная между ма
гией и наукой, бутафорией и реальностью. В последнее время Натали видела
Кристо так редко, что даже звонила госпожа Луазель: он здоров, правда, немн
ожко нервничает. Сегодня четверг, значит, он снова убежал в мастерскую, а в
озможно, и к Марселю… И верно, Кристо был у Марселя. Когда он явился в чулан
чик, Марсель отложил в сторону кусок металла, напильник и сказал:
Ц Покажи.
Кристо положил лист бумаги на высокий пюпитр, развернул его: уже в тысячн
ый раз он демонстрировал Марселю эскизы своей живой картины!
Ц Ну вот, лучше не выходит…
Марсель еще ничего не сказал, а в голосе Кристо уже послышались слезы, кон
ечно, Марсель, как и всегда, скажет: «Переделай. Нехорошо получилось». Но М
арсель молчал. От нетерпения Кристо зашагал было по чуланчику, но шагать
было негде.
Ц Первым делом, Ц начал Великий Немой, Ц я должен разобраться, кто здес
ь изображен. Напишешь на каждом имя… А потом укажи, какое движение кто дол
жен делать.
Кристо почувствовал во всем теле такую слабость, что вместо ответа беззв
учно пошевелил губами: значит, Марсель одобрил его проект! Дрожащей от во
лнения рукой Кристо принялся размечать свою картину; сначала в середине
он написал: «Натали». Она сидела в самом центре, широко раскинув руки… Спр
ава от нее Ц коленопреклоненный Луиджи, он изображен в профиль, череп ег
о открыт, как ящичек, и в нем множество колесиков; слева от Натали дети: Кри
сто обнимает Малыша, и оба готовятся взлететь с помощью крыльев, вернее, к
рылышек… Над Луиджи виднеется еще один персонаж Ц это Фи-Фи, одну руку он
протянул к Натали, а другой вцепился в спинку кресла. У него тоже есть кры
лья, только они свисают, как тряпки.
Ц Фи-Фи я сразу узнал, Ц проговорил Марсель, Ц как вылитый получился… и
даже зубы его, словно у людоеда. Разве, по-твоему, у него только пять зубов?
А ты Фи-Фи еще помнишь?
Ц Помню, потому что он был летчиком и еще из-за зубов. По-твоему, ему надо с
делать тридцать шесть зубов? Только, если они будут такие же большие, как н
астоящие, места не хватит.
Ц Зато вы с Малышом слишком маленькие…
Ц Мы же дети… А потом, не влезает.
Ц Ты сделал Малыша больше себя, что же это получается?
Ц А разве можно самого себя делать больше?
Ц Раз ты старше, значит, можно… Да, народу целая куча. Хватит. Теперь укажи
, какие кто должен делать движения, а потом пойдем дальше.
Ц Натали поворачивает голову направо и налево. Я нарисовал ее в венке, по
тому что это день ее рождения. Она разводит руками, а потом складывает их…
Ц Не выйдет. Не годится, чтобы руки из рамы вылезали. Оставь руки в покое.
Ц Хорошо, Ц согласился Кристо, и на лице его промелькнуло недетски горь
кое выражение.
Ц Ладно, подумаем. Если она все время будет подымать и опускать руки, со с
тороны покажется, будто она гимнастику делает. Подумаем. Идет?
Ц Хорошо, Ц повторил Кристо. Ц Тогда я ей сделаю очень большие руки. Луи
джи наклоняется, целует босую ногу Натали, наклоняется и распрямляется,
наклоняется и распрямляется. А колесики в голове пусть движутся все врем
я: ведь Луиджи все время думает. Знаешь, я не смог вложить ему в голову прот
езы, о которых он думает, слишком мало места. Я нарисовал их отдельно, види
шь, какие большие. У протезов сгибаются колена и лодыжки. А ты видел когда-
нибудь босую Натали? Ножки у нее маленькие-маленькие, гладкие, знаешь на ч
то похожие? На молочные булочки, так бы и съел.
Ц Не видел я ног Натали. Я людям на ноги не гляжу. Пусть художники глядят. З
атем…
Ц Затем… Мы, дети, бьем крыльями, они сейчас маленькие, но еще подрастут…
А ты не можешь сделать такой механизм, чтобы мы с Малышом взлетали? Долети
м вот досюда, а потом снова опустимся…
Ц Так мы и через три года не кончим… Подумаем.
Ц Фи-Фи пусть сидит прямо так. Незачем ему шевелить крыльями, они же тряп
ичные. Он не будет двигаться.
Ц Дальше.
Ц А ты не можешь сделать так, чтобы он зевал? Ведь правда, хорошо будет? Ну
ладно. А вот здесь за Луиджи и Фи-Фи Беатриса, моторизованная, на римской к
олеснице. Пусть у колесницы колеса вертятся. А это ракеты: долетят до Луны
и обратно, до Луны и обратно… Просто так, для красоты. С этой стороны над на
ми с Малышом, но под ракетами, вон там, в углу, люди, они ничего не делают, про
сто касаются друг друга лбами, а у них под ногами ползает черепаха, наткне
тся на какую-нибудь ногу и поворачивает… А здесь маленькая счетная маши
на.
Ц Смотри-ка, а я и не догадался… Прошлый раз ее вроде не было.
Ц Я ее дорисовал… Пусть она будет, а? Скажи, Марсель!
Ц Подумаем.
Ц А отсюда из машины выходят цифры… Знаешь, как будет красиво!
Воцарилось тягостное молчание: Марсель не пожелал высказываться.
Ц А тут, Ц продолжал Кристо несчастным голосом, Ц под левой рукой Ната
ли Ц Миньона, она качает младенца и тянется к Натали… если, конечно, можно
это сделать.
Ц Она здорово у тебя получилась… Я ее сразу узнал, хорошенькая. Вот насче
т ресниц, так это ты того… преувеличил.
Ц Да ее по ресницам узнают, никто не верит, что у нее ресницы настоящие. А з
десь, смотри, я написал Оливье: у меня места не хватило. Поэтому он такой то
ненький получился. Оливье сидит в спасательной лодке у ног Натали, а под л
одкой синие волны. Он протянул руку, чтобы ухватиться за ее платье.
Ц В спасательной лодке?
Ц Да, ты ведь знаешь, прошлым летом он чуть не утонул. Вот уж дурак этот Оли
вье Ц плавает лучше всех на свете и из-за этого чуть не утонул. А потому чт
о всегда делает больше, чем может. Девушку рядом с ним ты все равно не узна
ешь, у нее лица нет.
Ц А кто эти двое возле Миньоны?
Ц Это приятели Оливье, они дерутся. Если бы ты захотел…
Ц Из-за Миньоны дерутся?
Ц Откуда я знаю? Они вечно дерутся!… А вот эти курчавые, это алжирцы… Толь
ко одни головы, курчавые-курчавые… Я хорошо им волосы нарисовал, правда, М
арсель? Каждый волосок виден! Ну скажи, Марсель, хорошо?
Ц Теперь еще и алжирцев мне подбросил… Ладно, ладно, хорошо получилось, р
аз объяснять не пришлось. А что это у них, бомба, что ли?
Ц Да, бомбы, видишь, такие круглые, из них бьет огонь. В огне я написал: SOS. Это
лучше, чем ОАС, как по-твоему?
Ц По-моему, лучше. SOS Ц это здесь к месту… Молодец. А как же всех этих людей
узнают, если внизу не будет надписей?
Ц Натали сразу узнают. Даже без лица узнают. Она в длинном платье, и шея, см
отри, совсем как у нее, длинная, и шаль тоже длинная. Правда, не видно, что Лу
иджи лысый, вместо лысины у него колесики… но кто же другой, может целоват
ь ноги Натали, только Луиджи.
Ц По-моему, любой…
Ц Тогда я не знаю… На нем серая куртка.
Ц Ты еще подумаешь… Может, постараешься получше его нарисовать.
Ц М-м-м, Ц протянул Кристо. Ц А голову Беатрисы я вырежу из киножурнала,
выберу хорошенькую и все… Ты знаешь, как это делается? Я видел на ярмарке,
в картине вырезаны отверстия и в них просовывают голову.
Марсель одобрил: мысль неплохая.
Была в самом низу картины и Мишетта: вынырнувшая наполовину из синих вол
н, она протягивала Натали блюдо с бриошем.
Ц Уж больно твоя бриошь на корону похожа.
Ц Правда, правда. Но я не нарочно. Большая бриошь вообще похожа на корону.
Маму и папу я нарисовал по углам картины, вот тут внизу справа и слева, они
в профиль и повернули к Натали только головы. Они не двигаются.
Ц Так легче, Ц одобрил Марсель.
Ц Смотри, здесь наверху справа большое солнце, посредине у него цифербл
ат, чтобы все видели, как проходит у людей время. Вот и все.
Оба молча рассматривали картину, погруженные в свои мысли, оба не отрыва
ли от нее глаз. Кристо почувствовал, как рука Марселя легла ему на плечо.
Ц Что ж, очень хорошо, Ц заговорил наконец Марсель. Ц Она тебе и не симв
олическая, она тебе и не аллегорическая, и не поучает тебя. Ты еще себе рук
у не набил, что правда то правда, зато сделал все, что мог. Некоторые художн
ики набили себе руку, зато глаза и сердце у них слепые. А у тебя и сердце отк
рытое и глаз острый; поглядишь на твою картину Ц и сразу думать начинаеш
ь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27