– Пожалуй.
– Монике нужна была поддержка.
– И ты свела ее с психиатром?
– Пыталась. То есть я устроила ей свидание с доктором Радио. Но ничего не получилось.
– Почему?
– Моника не из тех, кто верит в лечение. Она считала, что сама справится со своими бедами.
Я кивнул. Это мне было известно.
– В тот раз, – сказал я, – ты спросила меня, любил ли я Монику.
– Да.
– И что же заставило тебя задать этот вопрос?
– Моника думала, что ты ее не любишь. – Дина принялась кусать ногти. Впрочем, кажется, от ногтей ничего уже не осталось. – И естественно, считала себя не достойной любви. В этом мы похожи. Но есть и различие.
– Что за различие?
– Моника чувствовала, что есть в этом мире одно существо, которое будет любить ее всегда.
Ответ я знал заранее:
– Тара.
– Конечно. Она подловила тебя, Марк. Впрочем, ты, наверное, и сам это знаешь. Это не было случайностью. Она хотела забеременеть.
Печально, но я не удивился. Я вновь попытался, как подобает хирургу, все разложить по полочкам.
– Итак, Моника считала, что я ее разлюбил. Боялась, что буду настаивать на разводе. Это ее угнетало. Она плакала по ночам. – Я умолк. Собственно, и обращался я не столько к Дине, сколько к самому себе. Развивать эту мысль мне не хотелось, но останавливаться было поздно. – Здоровье у нее слабое. Она постоянно нервничает. И тут звонок Рейчел.
– Твоей бывшей приятельницы.
– Да.
– Кроме того, Моника знала, что ты хранишь ее фотографию.
Я закрыл глаза. В ушах зазвучала музыка, которую я слышал в машине Моники. Музыка наших студенческих лет. Музыка, которую я когда-то слушал вместе с Рейчел.
– И тогда, – сказал я, вновь глядя на Дину, – Моника наняла частного детектива, чтобы выяснить, продолжается ли наш роман. А он сделал эти снимки.
Дина кивнула.
– У нее появилось доказательство, что я собираюсь оставить ее ради другой женщины. Предлог – психическое нездоровье. Я заявлю, что она не способна выполнять материнские обязанности. Я известный и уважаемый врач, а у Рейчел связи в прокуратуре. Все кончится тем, что Тару, единственное существо, которое Монике дороже всего на свете, возьмут под опеку.
Дина поднялась из-за стола, сполоснула стакан и наполнила его водой. Я задумался над тем, что же случилось в то утро. Почему я не услышал звона разбитого стекла? Почему не услышал чужих шагов?
Все очень просто. Потому что чужих в доме не было.
– И что же потом? – Глаза у меня наполнились слезами.
– Ты сам знаешь, Марк.
Я сощурил глаза.
– Я не думала, что она способна на это, – сказала Дина. – Считала, что просто пугает. Моника ведь была так подавлена. Когда она спросила меня, не знаю ли я, как раздобыть оружие, я думала, она хочет покончить с собой. Мне и в голову не могло прийти, что...
– ...она хочет покончить со мной.
Внезапно стало трудно дышать. Навалилась страшная усталость. Даже заплакать не было сил. И все же кое-что осталось неясным.
– Ты сказала, что Моника просила тебя достать пистолет.
Дина кивнула.
– Ну и...
Она покачала головой:
– Нет. Да и откуда бы? Моника сказала, что оружие есть дома, у тебя в столе, но она не хочет оставлять следы. И тогда Моника обратилась к человеку, чьи сомнительные связи могли оказаться полезными.
– К Стейси. – Все встало на место.
– Да.
– И Стейси достала ей пистолет?
– Не думаю.
– Отчего же?
– В то утро Стейси приходила ко мне. Видишь ли, мы с Моникой решили навестить ее вместе. Так Стейси стало известно мое имя – от Моники. Она пришла узнать, зачем Монике оружие. Я не сказала, потому что до конца не была уверена. Стейси тут же ушла. Я не знала, что и делать. Собралась было позвонить доктору Радио, но на тот день у меня и так была назначена с ним встреча, и я решила, что дело ждет.
– Дальше.
– А дальше – не знаю. Правда, Марк, не знаю. Но уверена, что стреляла в тебя Моника.
– С чего бы это?
– Я испугалась и позвонила тебе домой. Ответила Моника. Она плакала. Сказала, что ты мертв. И сразу бросила трубку. Я перезвонила. Но никто не ответил. А потом был сюжет в теленовостях. Когда сказали, что пропала твоя дочь... я ничего не поняла. Решила, что скоро найдется. Но все обернулось иначе. И о том, что на этих фотографиях, я ничего не знала. Надеялась только, что они прольют свет на случившееся. Даже не с вами, не с тобой и Моникой. С вашей дочерью.
– А почему так долго ждала?
Дина на мгновение закрыла глаза, и мне показалось, что она молится.
– Видишь, какое дело, я серьезно заболела. Попала в больницу с нервным срывом. И все напрочь забыла. Или, может, хотела забыть, тоже не исключено.
У меня в кармане зазвонил мобильник. Это был Ленни. Я откликнулся.
– Ты где? – спросил он, тяжело дыша.
– У Дины Левински.
– Поезжай в ньюаркский аэропорт. Терминал С. Немедленно.
– А в чем дело?
– Мне кажется... – Ленни откашлялся, – мне кажется, я знаю, где Тара.

Глава 43

Я добрался до терминала С. Ленни поджидал меня у стойки регистрации в зале вылетов. Было шесть утра. В аэропорту толпились уставшие от ожидания пассажиры. Ленни протянул мне клочок бумаги, найденный им у себя в кабинете. Я прочитал кривые строчки:
ЭЙБ И ЛОРЕН ТАНСМОР
МАРШ-ЛЕЙН, 26
ХЕНЛИ-ХИЛЛЗ, МИССУРИ
Вот и все. Просто имя и адрес. Больше ничего.
– Я уже посмотрел, где это, – сказал Ленни. – Местечко рядом с Сент-Луисом.
Я продолжал изучать клочок бумаги.
– Марк, ты слышишь меня?
Я посмотрел на Ленни.
– Полтора года назад Тансморы взяли на воспитание девочку. Тогда ей было шесть месяцев от роду.
Позади Ленни раздался голос служащей:
– Следующий, пожалуйста.
Мимо нас прошла какая-то женщина. По-моему, она извинилась, хотя не уверен.
– Я взял билеты на ближайший рейс в Сент-Луис. Вылет через час, – сказал Ленни.

* * *

Зарегистрировавшись, мы в ожидании посадки уселись в кресла, и я рассказал Ленни о встрече с Диной Левински. Ленни, не перебивая, выслушал меня и сказал:
– Вижу, у тебя появилась теория.
– Вот именно. Возможно, она покажется тебе циничной. Я вообще циник. Признаюсь. У меня нет иллюзий относительно наркоманов. Скорее напротив, я считаю их людьми безнадежными, полностью опустившимися. Возможно, напрасно. Что и доказывает этот случай.
– Может, объяснишь?
– Стейси не стала бы в меня стрелять. И в Монику тоже. И конечно, ни за что в жизни она не причинила бы вреда своей племяннице. Да, Стейси была наркоманкой. Но она любила меня.
– Полагаю, ты прав, – задумчиво промолвил Ленни.
– Оглядываясь назад, могу сказать: я был настолько поглощен собою и своими делами, что так и не разглядел... – Я встряхнул головой. Нет, сейчас не до самобичевания. – Моника была в отчаянии. Оружие ей раздобыть не удалось, а может, она решила, что и стараться не стоит.
– Поэтому воспользовалась твоим.
– Да.
– И что дальше?
– Наверное, Стейси догадалась о неминуемом и побежала к нам. Увидела, что Моника натворила. Как события разворачивались потом, я, конечно, не знаю. Может, Моника и в нее попыталась выстрелить, это объясняет след от пули рядом с лестницей. А может, наоборот, Стейси стреляла... Она ведь любила меня. Я лежал на полу. Скорее всего она подумала, что я мертв. В общем, не знаю, но, как бы то ни было, Стейси была вооружена. И это она выстрелила в Монику.
Регистраторша за стойкой объявила о скором начале посадки, но, добавила, пассажиры первого класса и обладатели золотой карточки могут пройти уже сейчас.
– Ты вроде сказал по телефону, что Стейси была знакома с Бакаром?
– Да, она называла это имя, – кивнул Ленни.
– Не уверен опять-таки, что все происходило именно так. Но подумай сам. Я мертв. Моника мертва. Стейси в шоке. Тара плачет. Стейси не может бросить ее одну и берет с собой. Потом ей становится ясно, что ребенка не вырастить. Куда там при ее-то образе жизни. Вот она и обращается к Бакару, просит подыскать семью для Тары. Получше. Или, если уж быть до конца циником, продает Тару. В точности нам этого уже не узнать.
Ленни внимательно слушал, время от времени согласно кивая.
– Ну а дальше все более или менее ясно. Бакар решил заграбастать деньжонок и с помощью двух чокнутых инсценировал похищение. Добыть образцы волос ему было несложно. Таким образом, Бакар попросту подставил Стейси.
Я заметил, что по лицу Ленни пробежала какая-то тень.
– Что-нибудь не так?
– Да нет, все в порядке.
Объявили посадку.
Ленни поднялся:
– Пошли.

* * *

В Сент-Луис мы прибыли с опозданием – после полуночи по местному времени. В такой час уже ничего не предпримешь. Ленни снял номер в гостинице при аэропорте. Магазин работал круглосуточно, и я купил кое-какую одежду. Поднявшись в номер, я принял очень горячий душ. Мы заняли кровати и уставились в потолок.
Утром я позвонил в больницу и справился насчет Рейчел. Она еще спала. В палате с ней была Зия. Она заверила меня, что Рейчел чувствует себя прекрасно. Мы с Ленни попытались наскоро позавтракать в гостиничном буфете, но пища оказалась совершенно несъедобной. Взятая напрокат машина уже ждала нас. Как проехать в Хенли-хиллз, Ленни узнал в регистрации.
Дороги я, признаться, не запомнил. Да и не было в ней ничего примечательного, за исключением, пожалуй, арочного свода в отдалении. Такие сейчас встречаются по всей стране, они как две капли воды друг на друга похожи. Можно относиться к этому скептически, как я, например, но ведь, с другой стороны, в привычном заключена какая-то привлекательность. Мы вроде жаждем перемен, а на самом деле тянемся, особенно в нынешние времена, к знакомому.
Доехав до границы города, я почувствовал некоторую дрожь в коленях.
– Слушай, Ленни, а что, собственно, мы здесь делаем?
Ответа не последовало.
– Как ты себе это представляешь? Я что, просто стучу в дверь и говорю: «Извините, но, по-моему, это моя дочь»?
– Можно обратиться в полицию, – возразил Ленни. – Пусть они разбираются.
Но я не очень-то представлял, чем в данном случае способна помочь полиция. Цель была совсем близко. Я махнул рукой – ладно, мол, езжай дальше. Мы повернули направо. Я дрожал, как осиновый лист на ветру. Ленни бросил на меня ободряющий взгляд, но и сам он был чрезвычайно бледен. Дома на улице оказались куда скромнее, чем я предполагал. А мне казалось, клиенты Бакара – люди состоятельные и даже преуспевающие.
– Эйб Тансмор – учитель средней школы. – Ленни, как всегда, читал мои мысли. – В шестом классе преподает. Лорен работает в детском саду. Обоим по тридцать девять. Поженились семнадцать лет назад.
Впереди на возвышении показался дом с табличкой вишневого цвета, на которой было выведено «26». Небольшое одноэтажное строение, из тех, что называют «бунгало». В отличие от прочих домов квартала этот не выглядел уныло. Стены были весело выкрашены в разный цвет, по всему периметру дом был окружен клумбами и кустами, подстриженными самым аккуратным образом. На ступенях лежала цветистая циновка. От улицы дом отделял низкий частокол. Неподалеку от крыльца стоял фургон – «вольво» выпуска пяти-шестилетней давности. Рядом валялся трехколесный велосипед.
Во дворе женщина, опустившись на колени, окучивала клумбы небольшой лопаткой. Волосы были схвачены сзади широким красным гребнем. Она то и дело вытирала рукавом пот со лба.
Ленни остановился неподалеку от дома, на совершенно пустой стоянке.
– Говоришь, она работает в детском саду? – переспросил я.
– Три дня в неделю. Девочка ходит вместе с ней.
– А как они ее зовут?
– Наташа.
Лорен трудилась не покладая рук, и работа ей явно нравилась. Была во всем ее облике какая-то умиротворенность. Я опустил стекло. Было слышно, как она насвистывает какую-то мелодию. Не знаю уж, сколько времени прошло. Показалась соседка. Лорен поднялась с колен и приветственно помахала рукой. Соседка приостановилась и ответила. Лорен улыбнулась. Красавицей ее не назовешь, но улыбка потрясающая. Соседка проследовала дальше. Лорен помахала ей вслед и вернулась к своему занятию.
Отворилась дверь.
Эйб оказался высоким, худощавым и жилистым. На лбу у него были небольшие залысины, подбородок украшала тщательно подстриженная бородка. Лорен разогнулась и бегло помахала ему.
И тут на крыльцо выбежала Тара.
Все вокруг замерло. Я почувствовал, как внутри у меня все перевернулось.
Ленни так и напрягся:
– О Боже.
Все восемнадцать месяцев я убеждал себя, что, может быть – только может быть! – Тара жива и здорова. Но про себя я понимал: это самообман.
И вот она, моя дочь. Во плоти передо мной.
Удивительно, как переменилась крошка Тара. Конечно, она выросла. Научилась стоять на ногах. И даже бегать. Но лицо... Нет, меня не ослепляет надежда. Это Тара. Это моя малышка.
Улыбаясь во весь рот, Тара бросилась к Лорен. Та наклонилась. На лице появилась небесная улыбка, свойственная только матери. Лорен заключила мою дочь в объятия. До меня донесся мелодичный смех Тары. Сердце мое пронзила игла. По щекам заструились слезы. Ленни прикрыл мне руку ладонью. Я слышал, как он сопит. Муж, Эйб этот самый, направился к жене и девочке... Он тоже улыбался.
Несколько часоз подряд, не отрываясь, я смотрел на семейство, расположившееся в маленьком, безупречно ухоженном дворике. Лорен терпеливо показывала Таре цветы, задерживаясь на каждом. Эйб катал девочку на плечах. Лорен учила ее окучивать клумбы. У забора остановилась супружеская пара. С ними была девочка примерно Тариного возраста. Эйб и сосед подтолкнули детей к качелям, висевшим неподалеку от дома. Детский смех звоном отозвался в моих ушах. Наконец все зашли в дом, сначала гости, потом Эйб и Лорен, обнимая друг друга за талию.
Ленни повернулся ко мне. Я тяжело откинулся на спинку сиденья. Я надеялся, что путешествие закончится сегодня. Увы!
– Поехали, – немного помолчав, сказал я.

Глава 44

По возвращении в гостиницу я сказал Ленни, что он может лететь домой. Он ответил, что предпочел бы остаться. Я сказал, что способен справиться сам – то есть справлюсь сам. Он неохотно повиновался.
Я позвонил Рейчел. Выяснилось, что она действительно чувствует себя вполне сносно. Я быстро ввел ее в курс дела.
– Позвони Харолду Фишеру, – попросил я. – Пусть как следует покопается в прошлом этих Тансморов, Эйба и Лорен. Мне надо знать все.
– Ладно, – согласилась она. – Жаль, что меня там нет.
– Мне тоже.
Я сидел на кровати, уронив голову на колени. По-моему, мне удавалось сдерживать слезы. Я пытался разобраться в своих чувствах. Ясно одно – неведение осталось позади. Теперь я знаю все, что мне нужно. Два часа спустя позвонила Рейчел, но ничего нового не сообщила. Тансморы были, как я и предполагал, добропорядочными гражданами. Эйб – первый в семье, кто получил высшее образование. У него две младшие сестры, обе живут в тех же краях, что и он, на двоих – трое детей. С Лорен Эйб познакомился, будучи студентом-первокурсником университета имени Джорджа Вашингтона в Сент-Луисе.
Наступил вечер. Я стоял и тупо смотрел в зеркало. Меня пыталась убить собственная жена. Да, конечно, она была не в себе. Теперь я это знаю. Да что там юлить! И тогда знал. Иное дело – внимания не обращал. Когда у ребенка разбито лицо, я восстанавливаю его. В хирургии я способен творить чудеса. Но вот разваливается моя собственная семья – и я всего лишь остаюсь наблюдателем.
А что все-таки значит – быть отцом? Я люблю свою дочь. В этом у меня нет ни тени сомнения. Но, глядя сегодня на Эйба, вспоминая Ленни (как он готовил детей к футбольному матчу), я начинаю колебаться. Я не уверен в том, что по-настоящему готов к роли отца. Я не уверен в том, что по-настоящему предан своему ребенку. И я не уверен, что достоин быть отцом.
А может, тут не об уверенности надо говорить?
Мне так хотелось вернуть свою дочурку. И мне так хотелось, чтобы вся эта история случилась не со мной. С кем угодно, только не со мной.
Тара выглядела такой радостной, такой счастливой.
Пробило полночь. Я снова посмотрел в зеркало. А что, если самое правильное – оставить все как есть, пусть Тара живет с Эйбом и Лорен? Но хватит ли мне сил, достанет ли мужества отойти в сторону? Глядя в зеркало, я вновь и вновь задавал себе этот вопрос: достанет ли?
Я лег. И кажется, заснул. Разбудил меня стук в дверь. Я посмотрел на будильник: пять девятнадцать утра.
– Сплю, – пробурчал я.
– Доктор Сайдман?
Голос мужской.
– Доктор Сайдман, вас беспокоит Эйб Тансмор.
Я открыл дверь. Вблизи он показался мне весьма привлекательным мужчиной, в духе Джеймса Тейлора. На нем были джинсы и коричневая рубаха. Я посмотрел ему прямо в глаза. Глаза были голубые, но с красными прожилками. У меня наверняка тоже. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Я попытался было заговорить, но тщетно. Я отступил в сторону и кивком предложил ему войти.
– У нас был ваш адвокат. Он... – Эйб запнулся и нервно откашлялся. – Он нам все рассказал. Лорен и я не спали всю ночь. Говорили и говорили. Плакали. Но по-моему, решение тут может быть только одно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35