А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я обернулся и увидел, что вокруг столпились удивленные слуги. Мы быстренько отнесли Мэйна в дом. Я приказал принести еды и питья, при этом не напоминая домашним, что надо держать язык за зубами. Это и так было у них в крови. Мэйн попытался продолжить рассказ, но я уговорил его отдохнуть хотя бы часик.
Мэйн помрачнел:
– Какой там часик, господин Антеро… Хорошо бы за день выспаться. А может, и вечности не хватит.
Я помог Мэйну добраться до гостиной, где ему уже приготовили еду и питье. Трем наиболее доверенным слугам я поручил опекать его, пока он, изголодавшийся, ел и пил. Затем он уснул. Сжав зубы и набравшись терпения, я прождал четыре часа, понимая, как немилосердно будить его. Его превратившуюся в лохмотья одежду я приказал сжечь. Я видел, он явился без оружия, и, значит, должно было случиться нечто действительно ужасное, чтобы этот солдат лишился своего оружия. Когда Мэйн проснулся, его искупали, помассировали и привели ко мне в кабинет. Я налил ему подкрепляющей травяной настойки, сел за письменный стол и попросил его рассказывать так, как он сочтет нужным. Я ожидал какого-нибудь бессвязного бормотанья, однако плохо же я думал об этом доблестном сержанте, которому впрок пошли все уроки Яноша, включая красноречие.
Измученный, потрясенный, сержант Мэйн докладывал четко и ясно:
– Господин Антеро, вторая экспедиция к Далеким Королевствам уничтожена. Нас настигла магия извне и невежество изнутри. Единственным оставшимся в живых офицером, насколько я знаю, оказался капитан Янош Серый Плащ. Он содержится в качестве заключенного в Ликантии, Я не знаю, в чем его обвиняют, – при аресте он помог мне бежать, и, следовательно, подробности того, что с ним там было дальше, мне неизвестны.
– Но Янош жив? Как ты все-таки думаешь?
– Ликантиане, конечно, могли казнить его или замучить до смерти. Но скорее всего, я полагаю, он жив. При аресте солдаты изо всех сил стремились не нанести ранений капитану.
Я попросил его начать сначала и рассказать мне все, ничего не скрывая. Так он и сделал. Мэйн не был бардом и потому обошелся без вступления о целях экспедиции и о том, как боги отвернулись от них, едва был поднят первый парус. Он обошелся без этих очевидных вещей, сообщив лишь, что с первого же дня все пошло из рук вон плохо. Суда оказались перегруженными, а как только они вышли из речного устья в Узкое море, стало ясно, что они еще и не приспособлены для плавания по морским водам. Слишком много оказалось среди судов речных барж или торопливо переделанных каботажных судов.
Налетела непогода, и хоть не столь свирепая, как буря архонтов, обрушившаяся в свое время на «Киттивэйк», однако же флот разметало. Корабль, на котором находились офицеры, включая Яноша и сержанта Мэйна, первым выкинуло на берег, не так уж и далеко от знакомой нам деревни прибрежного народа на Перечном побережье.
– И это была единственная удача, которую даровали нам боги, – добавил Мэйн.
В течение нескольких недель остальной флот подтягивался к поселку прибрежников, но несколько кораблей так никто никогда и не увидел. Экспедиция торопливо выгружалась: лошадей просто сталкивали за борт, полагая, что они сами доплывут; грузили маленькие лодки туземцев до отказа; выстраивали солдат по мелководью цепочкой, чтобы они передавали груз из рук в руки на берег. Наконец вся экспедиция оказалась на суше.
К тому времени между солдатами и прибрежниками уже успели произойти стычки: несколько местных женщин подверглись насилию, произошло несколько драк, кое-что из имущества экспедиции оказалось похищенным. Потребовалось все дипломатическое искусство Яноша и весь здравый смысл Черной Акулы, чтобы ситуация вконец не ухудшилась. Мэйн, возглавлявший взвод охраны командования экспедиции, присутствовал на большинстве из таких встреч. И он рассказал, что, например, генерал Версред заявлял, что все это ерунда и не стоит на этих прибрежников вообще обращать никакого внимания.
Наконец экспедиция пошла вперед, примерно повторяя маршрут, проделанный нами в моем открытии. Примерно, потому что толпе почти в две тысячи человек невозможно идти, точно соблюдая порядок. Взятые с собой такие не совсем необходимые вещи, как фургоны маркитанток, роскошные палатки богачей, замедляли продвижение. Мэйн поведал мне, что пять или шесть офицеров прихватили с собой подружек, которые вовсе не собирались путешествовать пешком. Да и лошади требовали более разнообразного питания и лучшего ухода, чем ослики. Люди начали погибать уже во время перехода по тем землям, по которым первая экспедиция проходила без проблем. Погибали от собственной глупости, от болезней, от невежества. Дважды экспедиция сбивалась с пути и была вынуждена возвращаться обратно, чтобы выйти на правильный маршрут.
Я спросил – чем же занимались их воскресители? Сержант сказал, что, видимо, их заклинания блокировались или ослаблялись магией еще более сильной, чем та, от которой пострадал Кассини. Я спросил, пользовались ли они картой наблюдателей. Да, карта действовала, но нерегулярно. Наиболее достоверным путеводителем оказалась карта, нарисованная мной. А что же Янош? А Янош увлекся одной из подружек офицера. И офицер этот, похоже, не возражал против внимания, которое уделялось его возлюбленной. Сержант Мэйн сказал, что Янош казался лишь наполовину занятым путешествием, хотя, возможно, он приберегал силы для больших трудностей, ожидавшихся впереди. Я вспомнил о том безразличии, которое овладело Яношем у племени Долины, но ничего не сказал.
Мэйн рассказал, что экспедиция продвигалась вперед толпою шириной чуть не в лигу. Как саранча, сравнил он, только вот саранча-то движется все-таки быстрее. Они добрались до верховьев реки и пошли пустыней.
Я спросил, не досаждали ли им разбойники, сами или посредством магии. Мэйн ответил отрицательно. Я спросил, не вернулось ли могущество к воскресителям, и он ответил, что, насколько он понял, нет.
Затем он нервно оглядел комнату.
– Возможно, господин, вы знали об… интересах капитана Серый Плащ?
– Ты имеешь в виду занятия магией?
– Да, господин. Он ставил рядом со своей палаткой еще одну и проводил там много времени. Мне он приказывал выставлять вокруг охрану и предупреждать его в случае приближения кого-нибудь из офицеров или воскресителей. И, по моему мнению, именно благодаря этим занятиям капитана нас в этом месте не настигла злая магия, как это случилось прежде.
По-прежнему не появлялись наблюдатели.
Экспедиция обошла райский кратер, продолжал сержант Мэйн, хотя он рассчитывал, что они там отдохнут. Я застонал, представив, что могли бы устроить из обнаруженного мною с Диосе рая солдаты. И тут я чуть не расплакался, вспомнив в очередной раз, словно впервые, что любимая моя покинула меня навсегда. Но я постарался ничем этого не выказать, продолжая сохранять интерес к повествованию сержанта.
Янош изменил намерения заходить в кратер не из романтических соображений, а полагая, что заклинание, возложенное на этот рай, слишком сильно, и если агрессия вновь охватит его обитателей, то не придется ли участникам экспедиции расплачиваться за это слишком большой ценой. Кроме того, экспедиции хватало воды и запасов продовольствия. У Яноша и мысли не было искать Долину, она все равно ничем бы не могла помочь экспедиции, хотя число путешественников уже не превышало полутора тысяч человек.
Заброшенные земли так и остались унылым кошмаром, но Мэйн не переживал, зная, что это конец пустыни. Они пошли по пути, проложенному нами с Яношем, к предгорьям. Однако теперь время года было иное – уже наступила осень. Возможно, именно здесь-то и начались основные трудности. Янош, в предчувствии перевала, похоже, пробудился от своего сна и повел себя как настоящий табунщик, подгоняя и подхлестывая стадо, чтобы шевелилось живее. Тут Мэйн покачал головой:
– Я понимал, что движет капитаном, но только подогнать эту толпу не было никакой возможности. Наверное, если бы нас было поменьше, груз у нас был полегче, люди были поопытней… Я вовсе не хочу критиковать методы капитана, но складывалось впечатление, что он ни к кому не собирается прислушиваться; генерал и офицеры вообще считали, что он ведет себя как скандальная рыночная торговка. Такую только задень…
Тем не менее у Яноша, генерала Версреда и их штаба имелась решимость преодолеть перевал до первого снега и устроить зимние квартиры на той стороне гор.
– Но дело до этого так и не дошло, – сказал Мэйн. – Продвигаясь дальше, мы дошли до города, расположенного у самого начала перевала.
Я припомнил ту местность.
– Должно быть, именно оттуда появились всадники, напавшие на нас.
Мэйн кивнул:
– Именно это подтвердили правители города и извинились. Общались мы на языке торговцев. Они сообщили, что их окружает множество коварных врагов, ну и командир того отряда принял вас с Яношем за вражеских лазутчиков. Извинениям не было конца.
У Мэйна был такой вид, словно ему хочется сплюнуть и только обстановка останавливает его.
– С этого дня и обрушился на нас рок, – сказал он. – Город оказался прекрасным, как и его население. Они заверили генерала и Серого Плаща, что безмерно рады их приходу. Словно занялась заря нового дня, как заявили отцы города, дня, когда они вступят в союз с Ориссой и не будут больше бояться вражеских воинов. Особенно они обрадовались, когда узнали о цели экспедиции. С приходом весны некоторые из местных молодых солдат выразили желание присоединиться к экспедиции и отправиться на восток, к Далеким Королевствам. Сам этот город, носивший название Вахумва, оказывается, в незапамятные времена крепко дружил с обитателями Далеких Королевств.
Сержант замолчал, вытащил из-за пазухи какой-то потрепанный тряпичный сверток и протянул мне.
– Как доказательство, – сказал он, – эти лживые подонки дали капитану вот это.
Я развернул тряпку и не сразу понял, что это. Оказалось, военное знамя, грязное, серое от древности. Но ясно просматривалось изображение: луч солнца и свернувшаяся змея. Я прекрасно помнил эту картинку. Перед моими глазами встало горное ущелье неподалеку от Перечного побережья и воин в янтаре, чьи останки мы предали последнему упокоению. Такой же солнечный луч и змея были вытеснены на кожаном кошельке воина.
Сержант Мэйн сказал:
– Нам сказали, что это знамя развевалось над воинами Далеких Королевств. И осталось у них после того, как их воины последний раз приходили Вахумве на помощь.
– И что же решил Янош? – спросил я.
– Он согласился, что это знамя из Далеких Королевств и что это символ их правителей.
– Он был уверен в этом? – спросил я.
– Уверен и тогда, – ответил Мэйн, – и в тот день, когда отдавал мне знамя, надеясь, что я выживу и увижу вас.
Я свернул знамя и положил его в письменный стол. Оно и по сей день лежит там. Затем я попросил сержанта продолжать.
– Итак, люди того города божились, что дружат с Далекими Королевствами?
– Да, господин Антеро. Так эти – лжецы нам рассказывали, – горько сказал Мэйн. – Они также сообщили, что, выдержав несколько суровых войн с варварами Спорных земель, они утратили связь с Далекими Королевствами. И именно из-за этих войн так много у них пустующих жилищ, где мы можем спокойно расположиться. И поэтому нет нужды разбивать палатки или спать на земле. Да плюс к тому тепло настроенное общество местных многочисленных вдов и симпатичных женщин… Нас не пришлось долго упрашивать.
Мэйн поднес к губам чашу с настоем целебной травы, но отставил ее в сторону и спросил, нельзя ли бренди. Я налил ему бокал, и он продолжал рассказ:
– Итак, мы поселились там, и мало-помалу к тому времени, когда грянули первые зимние вьюги, от того, что некогда было войском, остались лишь воспоминания. Зачем учения и дисциплина, когда лучше посиживать у очага с подружкой и бокалом вина? Не нравилось мне все это. Я чувствовал себя болваном в какой-то игре, где нас дурачат, а за нашими спинами перемигиваются.
Я был озадачен: ведь наверняка за время, проведенное там, мы с Яношем должны были бы увидеть признаки существования этого города – дым из труб днем, отблески огня ночью. Но может быть, и нет, может быть, город скрывался в складках местности. Мэйн рассказывал, что Янош делал попытки разведать дорогу к перевалу, но каждый раз мешала погода. Наконец ему надоело месить грязь и снег, и он вновь углубился в свои занятия.
– Хотя, боюсь, толку от них ему и нам всем было мало.
В канун праздника середины зимы жители города объявили о проведении общего пиршества. Оно состоялось в огромном зале, уставленном длинными столами с изысканными блюдами. Рядом с каждым мужчиной сидела женщина. По залу туда и сюда сновали слуги с блюдами и подносами, играла музыка, надушенные ковры источали аромат.
– Я и сам не знаю, почему я заявился туда при оружии, – сказал Мэйн. – Но тем не менее в рукав я засунул кинжал, помня, что гостеприимство нередко идет рука об руку с коварством. И я благодарю богов за этот свой не очень-то вежливый поступок.
– Сигнала к действию он не заметил, но вдруг увидел, что сидящая напротив женщина всадила кинжал в спину своего сотрапезника. В зале воцарилось кровавое безумие, когда на ориссиан обрушился шквал сабельных и кинжальных ударов.
– Мой клинок оказался проворнее соседского. Она упала, и тут вскочил капитан Янош и, орудуя здоровенным канделябром как дубинкой, начал крушить налево и направо. Я понимал, что мы уже покойники, но уж коли начал проливать кровь, то не сразу остановишься. – Он содрогнулся. – Я видел, как хорошенькая блондинка, взгромоздившись на колени генерала Версреда, впилась ему зубами в глотку, подобно волчице. А затем она и остальные… принялись жрать.
Мужчины и женщины города с жадностью набросились на убитых, совершенно не обращая внимания на еще оставшихся в живых ориссиан, И пока длилось это безумие, остатки разгромленной экспедиции, успев похватать из оружия и снаряжения кто что мог, кинулись искать спасения в ночи и воющем зимнем ветре. Странно, но их не стали преследовать обитатели этого жуткого города по имени Вахумва.
– Возможно, они удовольствовались тем, что получили, – сказал Мэйн.
Я согласился с ним, хоть и подумал, что нужна им была все-таки не плоть человеческая, но не стал высказываться.
В этой резне уцелели две или три сотни ориссиан. У них остался командир Янош, а из офицеров в живых оказались только два легата. Началось долгое и мучительное отступление. Но теперь за работу взялась смерть: люди падали от истощения, от жажды, их захватывали в плен или умерщвляли кочевники.
– В конце концов нас осталось около тридцати человек, а из офицеров только Янош. Ориентироваться мы могли только по солнцу и звездам и брели, приблизительно придерживаясь маршрута. И вот мы вышли-таки к морю, но западнее земли прибрежного народа, на какой-то пустынный участок берега. Двое из наших знали, как строить плоты. Мы сколотили их на скорую руку, соорудили небольшие паруса из той одежды, без которой можно обойтись, и отдались на волю богов, надеясь, что течение и ветер отнесут нас к Редонду.
Но они так и не добрались до этого торгового города. Вместо этого их захватила какая-то галера.
– Они утверждали, что они пираты, но среди них царила настоящая воинская дисциплина. Определенно, это было военно-морское судно ликантиан. В сражении с ними пали восемь наших людей. Остальных посадили на цепь в форпике корабля, и он направился в Ликантию. Мы с капитаном Серый Плащ задумали план бегства, и, когда нас, перед тем как судно вошло в этот проклятый Ликантийский залив, вывели на палубу, мы привели его в действие. Идея была такая: Янош устроит свалку, к которой, может быть, подключатся все, а я, поскольку всегда был отличным пловцом, прыгну за борт и постараюсь добраться до земли. Капитан, если повезет, должен был броситься вслед за мной. – Мэйн горько покачал головой. – Но последнее, что я видел, это как капитана одолели два охранника. Затем вокруг меня в воду полетели стрелы, и мне пришлось нырнуть под воду и проплыть там какое-то время.
Мэйн выбрался на берег в тот момент, когда судно, миновав громадную охранительную цепь, входило в гавань Ликантии. Он ничем не мог помочь Яношу и остальным; ему оставалось разве что добраться до Ориссы и принести сюда эти печальные вести. Об остатке пути он поведал уже равнодушно, словно дикие звери и ликантианские патрули уже не имели никакого значения. А может быть, после такого путешествия остальное действительно кажется мелочами.
Мэйн закончил рассказ. Я налил ему еще бренди и задумался, что же делать дальше. Но уже через два часа ситуация совершенно изменилась. Кто-то – охранник ли у ворот, случайный прохожий, а может быть, кто-нибудь и из слуг – распустил слух. Орисса была оглушена новостью. И раньше случались катастрофы, но такого сногсшибательного крушения еще не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61