Приходилось мучиться в промокшей одежде. Струйки холодной воды стекали за шиворот. Однако капитан продолжал стоять под дождем. Матросы Кидда, сжимая отвороты курток, дрожали от холода, но никто из них не решался попросить разрешения оставить палубу.
Вдруг Хоугтон спросил:
– Кто вахтенный офицер?
– Я, сэр, – ответил Бэмптон.
– Я буду в своей каюте, – Хоугтон повернулся и покинул палубу. Другие офицеры последовали его примеру и тоже ушли вниз. Однако Кидд знал, что ему нельзя уходить, он только спустился с открытого полуюта. Бэмптон приказал принести себе вахтенный плащ, а Кидд – свой дождевик, тем временем дождь прекратился, но, как назло, усилился порывистый холодный ветер.
Кидд оглядел через подзорную трубу медленно плывущие суда конвоя. Сразу после того, как они минуют мыс Лизард и очутятся в открытом море, на кораблях поставят больше парусов, чтобы увеличить скорость. Но если отставшие суда не сумеют догнать конвой до того, как он выйдет в не очень-то дружелюбный океан, они попадут в тяжелое положение. В открытом океане корабли обычно плавали более сомкнутым строем, а сейчас отставшие на несколько миль суда сбились в кучу. Кидд поежился от холода и опустил трубу. Но что-то заставило его вновь воспользоваться ею. На самом большом из отставших кораблей угол грот-паруса был подтянут к рее – весьма странный маневр. Томас плотнее прижал подзорную трубу, слегка откинувшись назад. На корабле заметно было какое-то беспорядочное движение. Стараясь понять, что там происходит, Томас переждал пробежавшую по телу дрожь и сосредоточил внимание на другом судне. Осадка у судна казалась не очень-то низкой.
– Сэр! – громко позвал он. – Кажется, отставшее судно захвачено неприятелем!
– Что? – недоверчиво переспросил Бэмптон и поднял свою большую подзорную трубу. – Вы в своем уме? Ничего особенного, лишь несколько неповоротливых судов сбились в кучу.
– Но грот-парус! Он подтянут к…
– Что вы несете, мистер Кидд? На нем по-прежнему развевается вымпел. На другом судне сигнальный флаг тоже на месте, оставьте их, говорю вам.
– Сэр, а не следует ли нам послать к ним «Гадюку»?
– И тем самым отправить ее далеко в подветренную сторону, и ради чего, чтобы она с трудом догоняла нас в открытом море? Меня удивляет ваше предложение, мистер Кидд. Это можно объяснить лишь нехваткой опыта и плохим знанием этих вод.
Внезапно на палубе появился капитан.
– Все в порядке, мистер Бэмптон?
– Так точно, сэр.
– Отставшее судно, по-видимому, захвачено, – выпалил Кидд.
– Что? – спросил Хоугтон, беря из рук Кидда подзорную трубу.
– Прошу прощения, сэр, увлеченность Кидда иногда превышает его опыт и…
– Почему вы так считаете? – отрывисто спросил Кидда Хоугтон.
– Грот, сэр. У него вид как у крыла гуся. Такое бывает, если подобрать один шкотовый угол грота, но почему не два, если у них было время выбрать один угол, и если эти увальни до сих пор не укрыли сигнальные пушки и не поставили фартуки от дождя, значит…
Но тут его прервал Бэмптон:
– Что вы тут несете, Кидд? На этих судах подняты флаги с номерами. Они не приспустили свои вымпелы, не подняли сигнал тревоги, там всего лишь страшная неразбериха. Сколько раз я сталкивался с этим, да и вы столкнетесь не раз.
Хоугтон застыл с поднятой подзорной трубой.
– Пусть «Гадюка» и «Обманщик» подойдут ближе и выяснят, в чем дело, – крикнул он сигнальщику на юте. Капитан повернулся лицом к Бэмптону.
– Мистеру Кидду известны сигналы…
– Поднятый грот и две пушки с наветренного борта – это сигнал, говорящий о приближении незнакомого судна. Их, должно быть, застал врасплох какой-то чертов капер, замаскировавшийся под наш корабль. Этот капер знаком с нашим построением конвоя, он знает, что все наше внимание направлено вперед.
«Обманщик» устремился назад вдоль линии конвоя с наветренной стороны. С подветренной стороны, сближаясь с ним под углом, шла «Гадюка». Капитан подошел к борту, чтобы проследить за развитием событий, он хранил молчание.
– Что задумал этот болван на «Гадюке»? – произнес Бэмптон.
У Кидда были свои соображения насчет того, почему бриг вдруг поднял все паруса и устремился на восток, еще сильнее забирая в подветренную сторону от отставших судов, но он предпочитал помалкивать.
К ним поднялся Коул вместе с дождевиком Кидда и теплым свитером, который Кидд тут же надел на себя и прикрылся непромокаемым плащом.
– Виден корабль! – вытянутая рука дозорного на верхушке мачты указывала в открытое море. Едва открылся вытянувшийся на запад мыс Лизард, как вблизи от берега стал заметен внушительного вида фрегат, легко скользящий по волнам.
– Никаких опознавательных знаков, – проворчал Хоугтон. – Ничего, мы знаем, чего он хочет. Бить сбор, мистер Бэмптон.
На палубе «Крепкого» в первый раз за время плавания послышалась возбуждающая и волнующая кровь барабанная дробь. Во время боя место Кидда было у сигнальных фалов. Ему пришлось послать матроса за своей шпагой и заодно проверить, на месте ли покрытая свинцом сумка, хранящая секретные сведения, на тот случай, если бы в них возникла острая необходимость.
– Видимо, на фрегате рассчитывают напасть на транспорт, пока сопровождающий его военный конвой отклонится в подветренную сторону, преследуя бриг. Они не ожидают, что их встретит военный корабль, – заметил капитан.
С мрачной усмешкой Кидд оглянулся.
Неприятель, должно быть, понял, что дело принимает невыгодный для него оборот. Злополучный неповоротливый торговец и неизвестный бриг, поспешно отдавая тали, распускали паруса и разворачивались, но было уже поздно. Теперь стал ясен маневр, проделанный «Гадюкой». Она преградила неприятелю отступление.
– Превосходный и своевременный маневр! – воскликнул Кидд.
Дальнейшее было нетрудно предугадать: «Обманщик» быстро обходил бриг с одной стороны, а с другой путь ему преграждала «Гадюка». Дым от предупредительного выстрела окутал палубу «Гадюки», ядро пролетело мимо вражеского судна и захваченного им приза. Оба корабля сошлись на минуту вплотную, очевидно, для того, чтобы экипаж брига вернулся назад, затем на бриге был поднят французский флаг и поставлены все паруса. Он явно пытался ускользнуть, бросив приз с обрубленными канатами и снастями, который беспомощно качался на волнах. Впрочем, для отбитого приза в этом не было большой беды, так как до Фалмута было рукой подать.
Огибая «Гадюку» и находясь с ней совсем рядом, бриг представлял собой превосходную мишень. На «Гадюке» не упустили шанс и дали по нему залп всем бортом. Как только дым рассеялся, стало видно, что бриг сдается. На «Крепком» царило ликование: с нижней палубы доносились радостные крики.
Едва «Крепкий» выдвинулся вперед, как фрегат уклонился на юго-восток в направлении дальнего французского берега. Тогда на «Крепком» пробили отбой, Кидд заметил, что теперь торговые суда плыли плотной колонной и в безупречном порядке. Весь конвой, как единое целое, обогнул мыс Лизард и, рассекая набегавшие пенные валы, устремился в бескрайние просторы Атлантики. В корму дул попутный юго-западный ветер, впереди по курсу садилось тусклое солнце, перед ними расстилался путь длиной в несколько тысяч морских миль.
– Ваше здоровье, мистер Кидд!
Одетый, как обычно, в свое вечернее платье и поношенный зеленый жилет, к Томасу наклонился хирург.
В разговоре с людьми он придерживался особой, свойственной только ему манеры – полусерьезной, полунасмешливой.
– Благодарю вас, мистер Пибис, – ответил Кидд. – Всегда приятно услышать пожелания здоровья, в особенности от врача.
Вся кают-компания гудела. Кроме напряженности, обычной в начале похода, сказывалось волнение, пережитое от первой стычки с неприятелем и от выхода конвоя в океан.
– Своим перстом отметит волка среди овец, – сказал Прингл, кладя на тарелку еще одну котлету.
Адамc наклонился, чтобы взять спаржу.
– Наслышан о том, как ты вывел его из заблуждения, – заметил он, и взгляд его скользнул в начало стола. Кидд невольно пришел к выводу, что на корабле уже всем известно о неприязни к нему Бэмптона.
– Всегда рад прийти кому бы то ни было на помощь, – осторожно ответил он. Бэмптон увлеченно беседовал с экономом, но Кидд случайно заметил, как он мельком бросил взгляд в его сторону.
Адамc продолжил чуть громче:
– К черту скромность, дружище, лучше скажи, как ты осадил его?
– Ну, на том судне подветренный шкотовый угол на нижнем парусе был…
– Говори громче, дружище, пусть все слышат!
Чтобы ночью далеко не удаляться от Волчьего утеса, корабль шел круто под ветер с туго натянутыми снастями, отчего все деревянные части на судне громко скрипели, словно протестуя.
– Я сказал, что один шкотовый угол, подтянутый к рее, а также незакрытые пушки – признак того, что на судне не все в порядке. Раз вымпел и сигнальные флаги были в полном порядке, то мне показалось, что на торговце что-то не так, ведь корсары пытались заставить нас думать, что судно возвращается в Фалмут. – Он усмехнулся: – Но затем я подумал, посмотри на его осадку–у брига с внешней стороны довольно высокая осадка! Стоит задуматься, почему…
– Вы мне ничего не говорили об этом! – вдруг раздался голос Бэмптона, разговор за столом сразу стих. – Если бы я знал, что вы там увидели!
На языке у Кида вертелся резкий ответ: «Разве, имея более сильную подзорную трубу, вы не могли лучше разглядеть все подробности», – но он сдержался.
– Признаюсь, слишком мало было времени, чтобы подробно все изложить.
Бэмптон застыл на своем месте.
На следующее утро земли уже не было видно. Вокруг лишь один океан да суда конвоя. Корабли шли колоннами, но довольно свободно, то и дело зарываясь носами в длинные набегавшие с запада волны. Здесь были солидные торговые суда с прекрасными каютами для пассажиров из Гудзонова залива, прочные рыболовные суда, направлявшиеся ловить треску к Ньюфаундленду, грузовые корабли с почти вертикальными бортами, которые должны были вернуться с драгоценным мачтовым лесом, столь нужным на королевских верфях. На них в страшной тесноте вместе со своим жалким домашним скарбом плыли несчастные переселенцы.
Ночью, по обыкновению, паруса убавляли, это позволяло более тихоходным судам, по-прежнему плывшим с неуменыненными парусами, развивать большую скорость. Простая схема – ночью выбирать снасти, утром травить шкоты и брасы – была необходима для выравнивания скорости передвижения конвоя. Плывущие впереди корабли должны были сбавлять ход, чтобы менее быстроходные суда за ночь успевали догнать основные силы.
На следующий день на «Крепком» началась обычная на военном корабле служба. До наступления полудня был пробит сбор, и свободная от вахты команда собралась на корме, где начались учения с пушками. После часа или двух тяжелых упражнений с верхней палубы раздались призывные звуки мелодии «Нэнси Доусон» – сигнал к обеду и стакану грога. А чуть раньше, на пустой верхней палубе от матросов, на квартердеке собрались офицеры для полуденных навигационных упражнений. Каждый офицер, включая мичманов, выполнял задание, но только «вычисления» лейтенантов проверялись.
Для Кидда это была первая проверка на звание офицера. Хотя он прошел обучение, плавая еще в Карибском море, но теперь это как бы становилось его посильным вкладом в вычисление курса и местоположения корабля. Он вынул свой октант, старый, но надежный инструмент из меди и слоновой кости, и занялся установкой предполагаемой широты, подкручивая визирный винт. Это должно было сэкономить время при более точном измерении меридиональной высоты. Следующим его шагом стало определение своей «высоты глаза наблюдения» на квартердеке. С учетом этих данных надо было сделать поправку: расстояние до точки горизонта, где проходила воображаемая линия, проведенная с палубы корабля, равнялось семи милям.
Кидд остался на палубе и, бережно держа октант в руках, прикинул, насколько идущая с носа сильная зыбь влияет на положение судна, попеременно изменяя его высоту. Он оценил эту помеху не более чем в двенадцать футов, еще одна поправка при определении угла между глазом наблюдения, горизонтом и солнцем. Затем, подобно другим офицерам, он измерил высоту стояния солнца, но прибавил к ней несколько минут, учитывая предстоящее вычисление.
Он чувствовал за своей спиной взгляд рулевого, который молча вращал штурвал, иногда посматривал на вздувшуюся боковину паруса и снова устремлял свой взор вперед. Кидд знал, о чем он думал: владение прибором, обращение к мистическим цифрам в справочнике отличали офицера от простого матроса.
Томас опять поднял свой октант: угол отражения от солнца почти касался горизонта. Кидд осторожно выжидал, поднимая верньер аккуратными вращениями визирного винта. Наконец он поймал солнце, оно находилось в своей наивысшей точке: его отраженные круги в объективе касались края горизонта.
– Стоп, – сказал он, звук его голоса смешался с голосами других офицеров.
Мастермейт с точностью до секунды записал положение солнца: оно точно находилось в зените на линии их долготы. По высоте стояния солнца над землей можно было определить расстояние до экватора, – это была широта; положение корабля соответствовало месту пересечения линий долготы и широты. Кидд опустил октант и по давней привычке посмотрел в бинокль, в зените на меридиане солнце точно находилось на юге, это было самое удобное время, чтобы сверить компас.
В кают-компании стол быстро покрывался листами бумаги и книгами. Кидд спрятал октант в футляр, вынул записанные им цифры и поискал свой навигационный справочник Мура. Листая справочник, он последовательно находил нужные таблицы, делал поправки и аккуратно складывал полученные числа. Его лист с окончательными значениями широты и долготы лежал на столе открыто, так чтобы все могли видеть.
– Благодарю вас, джентльмены, – сказал капитан, собрав письменные работы. Полученные значения различались у всех не более чем на минуту или около того, но результаты Кидда были ближе всего к вычислениям самого Хэмбли.
– Мистер Кидд, – позвал капитан, стоя на шканцах с наветренной стороны.
– Есть, сэр, – тут же ответил Кидд, быстро приблизившись к нему.
– Как вам должно быть известно, – отрывисто сказал капитан, – у нас четыре вахтенных офицера, наличие второго вахтенного офицера вынуждает их либо нести дежурство, либо отдыхать от него. Первый лейтенант просил, чтобы отныне на вахте стоял лишь один офицер.
– Есть, сэр.
– Вы меня обяжете, если с этой минуты будете самостоятельно нести вахту, – сухо сказал капитан. – Если почувствуете неуверенность в какой-либо ситуации, немедленно вызывайте меня. Все понятно?
– Безусловно, сэр.
– Тогда приступайте, мистер Кидд.
Полувахта Полувахта (англ.dog-watch) – две полувахты, первая от шестнадцати часов до восемнадцати, вторая с восемнадцати часов до двадцати.
от восемнадцати до двадцати часов близилась к концу, когда на мостике у штурвала появился Кидд, чтобы вовремя заступить на вахту. В ранних сумерках люди стояли неподвижно, тусклый свет, падавший от фонаря нактоуза, освещал их мрачные лица.
– Мистер Бэмптон, – поздоровался Кидд.
Вместо ответа послышалось какое-то ворчание, затем второй лейтенант, повернувшись, посмотрел на Кидда.
– Курс зюйд-вест-зюйд, марсели под одним рифом, скорость пять с половиной узлов при последнем измерении лагом, – Бэмптон взглянул на темное, почти невидимое море, на поверхности которого, там где плыли корабли конвоя, виднелись ярко-желтые отблески бортовых фонарей.
– Конвой плывет вместе с нами, плотник сообщает: девять дюймов воды в трюме, двое закованы в кандалы.
Этим несчастным придется провести всю ночь в ножных цепях до утра, пока капитан не вынесет им приговор. Однако знать об этом было необходимо на случай, если корабль начнет тонуть, тогда их следовало освободить.
– Вы старший на корабле. Я иду вниз, если почему-либо растеряетесь, то за мной не посылайте, не утруждайтесь. Спокойной ночи.
Итак, свершилось. Мгновенно нахлынул страх, который тут же сменился восторгом. На квартердеке стоял человек, под командованием которого был целый мир, человек, которому подчинялся линейный корабль Его королевского величества, и этим человеком был Томас Пейн Кидд.
Вахтенный квартирмейстер протянул доску для записей. Вахта обычно начиналась с чистой грифельной доски, его отметки курса и состояния парусов – «священное писание» – позже перенесут в журнал штурмана. Кидд услышал, как квартирмейстер бормотал что-то насчет курса новому рулевому, рулевой склонился, глядя на компас, чтобы затем произнести громко вслух:
– Зюйд-вест к зюйду. У штурвала Лэмб, сэр.
Сколько раз, причем совсем недавно, Кидд сам говорил эти слова, принимая вахту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Вдруг Хоугтон спросил:
– Кто вахтенный офицер?
– Я, сэр, – ответил Бэмптон.
– Я буду в своей каюте, – Хоугтон повернулся и покинул палубу. Другие офицеры последовали его примеру и тоже ушли вниз. Однако Кидд знал, что ему нельзя уходить, он только спустился с открытого полуюта. Бэмптон приказал принести себе вахтенный плащ, а Кидд – свой дождевик, тем временем дождь прекратился, но, как назло, усилился порывистый холодный ветер.
Кидд оглядел через подзорную трубу медленно плывущие суда конвоя. Сразу после того, как они минуют мыс Лизард и очутятся в открытом море, на кораблях поставят больше парусов, чтобы увеличить скорость. Но если отставшие суда не сумеют догнать конвой до того, как он выйдет в не очень-то дружелюбный океан, они попадут в тяжелое положение. В открытом океане корабли обычно плавали более сомкнутым строем, а сейчас отставшие на несколько миль суда сбились в кучу. Кидд поежился от холода и опустил трубу. Но что-то заставило его вновь воспользоваться ею. На самом большом из отставших кораблей угол грот-паруса был подтянут к рее – весьма странный маневр. Томас плотнее прижал подзорную трубу, слегка откинувшись назад. На корабле заметно было какое-то беспорядочное движение. Стараясь понять, что там происходит, Томас переждал пробежавшую по телу дрожь и сосредоточил внимание на другом судне. Осадка у судна казалась не очень-то низкой.
– Сэр! – громко позвал он. – Кажется, отставшее судно захвачено неприятелем!
– Что? – недоверчиво переспросил Бэмптон и поднял свою большую подзорную трубу. – Вы в своем уме? Ничего особенного, лишь несколько неповоротливых судов сбились в кучу.
– Но грот-парус! Он подтянут к…
– Что вы несете, мистер Кидд? На нем по-прежнему развевается вымпел. На другом судне сигнальный флаг тоже на месте, оставьте их, говорю вам.
– Сэр, а не следует ли нам послать к ним «Гадюку»?
– И тем самым отправить ее далеко в подветренную сторону, и ради чего, чтобы она с трудом догоняла нас в открытом море? Меня удивляет ваше предложение, мистер Кидд. Это можно объяснить лишь нехваткой опыта и плохим знанием этих вод.
Внезапно на палубе появился капитан.
– Все в порядке, мистер Бэмптон?
– Так точно, сэр.
– Отставшее судно, по-видимому, захвачено, – выпалил Кидд.
– Что? – спросил Хоугтон, беря из рук Кидда подзорную трубу.
– Прошу прощения, сэр, увлеченность Кидда иногда превышает его опыт и…
– Почему вы так считаете? – отрывисто спросил Кидда Хоугтон.
– Грот, сэр. У него вид как у крыла гуся. Такое бывает, если подобрать один шкотовый угол грота, но почему не два, если у них было время выбрать один угол, и если эти увальни до сих пор не укрыли сигнальные пушки и не поставили фартуки от дождя, значит…
Но тут его прервал Бэмптон:
– Что вы тут несете, Кидд? На этих судах подняты флаги с номерами. Они не приспустили свои вымпелы, не подняли сигнал тревоги, там всего лишь страшная неразбериха. Сколько раз я сталкивался с этим, да и вы столкнетесь не раз.
Хоугтон застыл с поднятой подзорной трубой.
– Пусть «Гадюка» и «Обманщик» подойдут ближе и выяснят, в чем дело, – крикнул он сигнальщику на юте. Капитан повернулся лицом к Бэмптону.
– Мистеру Кидду известны сигналы…
– Поднятый грот и две пушки с наветренного борта – это сигнал, говорящий о приближении незнакомого судна. Их, должно быть, застал врасплох какой-то чертов капер, замаскировавшийся под наш корабль. Этот капер знаком с нашим построением конвоя, он знает, что все наше внимание направлено вперед.
«Обманщик» устремился назад вдоль линии конвоя с наветренной стороны. С подветренной стороны, сближаясь с ним под углом, шла «Гадюка». Капитан подошел к борту, чтобы проследить за развитием событий, он хранил молчание.
– Что задумал этот болван на «Гадюке»? – произнес Бэмптон.
У Кидда были свои соображения насчет того, почему бриг вдруг поднял все паруса и устремился на восток, еще сильнее забирая в подветренную сторону от отставших судов, но он предпочитал помалкивать.
К ним поднялся Коул вместе с дождевиком Кидда и теплым свитером, который Кидд тут же надел на себя и прикрылся непромокаемым плащом.
– Виден корабль! – вытянутая рука дозорного на верхушке мачты указывала в открытое море. Едва открылся вытянувшийся на запад мыс Лизард, как вблизи от берега стал заметен внушительного вида фрегат, легко скользящий по волнам.
– Никаких опознавательных знаков, – проворчал Хоугтон. – Ничего, мы знаем, чего он хочет. Бить сбор, мистер Бэмптон.
На палубе «Крепкого» в первый раз за время плавания послышалась возбуждающая и волнующая кровь барабанная дробь. Во время боя место Кидда было у сигнальных фалов. Ему пришлось послать матроса за своей шпагой и заодно проверить, на месте ли покрытая свинцом сумка, хранящая секретные сведения, на тот случай, если бы в них возникла острая необходимость.
– Видимо, на фрегате рассчитывают напасть на транспорт, пока сопровождающий его военный конвой отклонится в подветренную сторону, преследуя бриг. Они не ожидают, что их встретит военный корабль, – заметил капитан.
С мрачной усмешкой Кидд оглянулся.
Неприятель, должно быть, понял, что дело принимает невыгодный для него оборот. Злополучный неповоротливый торговец и неизвестный бриг, поспешно отдавая тали, распускали паруса и разворачивались, но было уже поздно. Теперь стал ясен маневр, проделанный «Гадюкой». Она преградила неприятелю отступление.
– Превосходный и своевременный маневр! – воскликнул Кидд.
Дальнейшее было нетрудно предугадать: «Обманщик» быстро обходил бриг с одной стороны, а с другой путь ему преграждала «Гадюка». Дым от предупредительного выстрела окутал палубу «Гадюки», ядро пролетело мимо вражеского судна и захваченного им приза. Оба корабля сошлись на минуту вплотную, очевидно, для того, чтобы экипаж брига вернулся назад, затем на бриге был поднят французский флаг и поставлены все паруса. Он явно пытался ускользнуть, бросив приз с обрубленными канатами и снастями, который беспомощно качался на волнах. Впрочем, для отбитого приза в этом не было большой беды, так как до Фалмута было рукой подать.
Огибая «Гадюку» и находясь с ней совсем рядом, бриг представлял собой превосходную мишень. На «Гадюке» не упустили шанс и дали по нему залп всем бортом. Как только дым рассеялся, стало видно, что бриг сдается. На «Крепком» царило ликование: с нижней палубы доносились радостные крики.
Едва «Крепкий» выдвинулся вперед, как фрегат уклонился на юго-восток в направлении дальнего французского берега. Тогда на «Крепком» пробили отбой, Кидд заметил, что теперь торговые суда плыли плотной колонной и в безупречном порядке. Весь конвой, как единое целое, обогнул мыс Лизард и, рассекая набегавшие пенные валы, устремился в бескрайние просторы Атлантики. В корму дул попутный юго-западный ветер, впереди по курсу садилось тусклое солнце, перед ними расстилался путь длиной в несколько тысяч морских миль.
– Ваше здоровье, мистер Кидд!
Одетый, как обычно, в свое вечернее платье и поношенный зеленый жилет, к Томасу наклонился хирург.
В разговоре с людьми он придерживался особой, свойственной только ему манеры – полусерьезной, полунасмешливой.
– Благодарю вас, мистер Пибис, – ответил Кидд. – Всегда приятно услышать пожелания здоровья, в особенности от врача.
Вся кают-компания гудела. Кроме напряженности, обычной в начале похода, сказывалось волнение, пережитое от первой стычки с неприятелем и от выхода конвоя в океан.
– Своим перстом отметит волка среди овец, – сказал Прингл, кладя на тарелку еще одну котлету.
Адамc наклонился, чтобы взять спаржу.
– Наслышан о том, как ты вывел его из заблуждения, – заметил он, и взгляд его скользнул в начало стола. Кидд невольно пришел к выводу, что на корабле уже всем известно о неприязни к нему Бэмптона.
– Всегда рад прийти кому бы то ни было на помощь, – осторожно ответил он. Бэмптон увлеченно беседовал с экономом, но Кидд случайно заметил, как он мельком бросил взгляд в его сторону.
Адамc продолжил чуть громче:
– К черту скромность, дружище, лучше скажи, как ты осадил его?
– Ну, на том судне подветренный шкотовый угол на нижнем парусе был…
– Говори громче, дружище, пусть все слышат!
Чтобы ночью далеко не удаляться от Волчьего утеса, корабль шел круто под ветер с туго натянутыми снастями, отчего все деревянные части на судне громко скрипели, словно протестуя.
– Я сказал, что один шкотовый угол, подтянутый к рее, а также незакрытые пушки – признак того, что на судне не все в порядке. Раз вымпел и сигнальные флаги были в полном порядке, то мне показалось, что на торговце что-то не так, ведь корсары пытались заставить нас думать, что судно возвращается в Фалмут. – Он усмехнулся: – Но затем я подумал, посмотри на его осадку–у брига с внешней стороны довольно высокая осадка! Стоит задуматься, почему…
– Вы мне ничего не говорили об этом! – вдруг раздался голос Бэмптона, разговор за столом сразу стих. – Если бы я знал, что вы там увидели!
На языке у Кида вертелся резкий ответ: «Разве, имея более сильную подзорную трубу, вы не могли лучше разглядеть все подробности», – но он сдержался.
– Признаюсь, слишком мало было времени, чтобы подробно все изложить.
Бэмптон застыл на своем месте.
На следующее утро земли уже не было видно. Вокруг лишь один океан да суда конвоя. Корабли шли колоннами, но довольно свободно, то и дело зарываясь носами в длинные набегавшие с запада волны. Здесь были солидные торговые суда с прекрасными каютами для пассажиров из Гудзонова залива, прочные рыболовные суда, направлявшиеся ловить треску к Ньюфаундленду, грузовые корабли с почти вертикальными бортами, которые должны были вернуться с драгоценным мачтовым лесом, столь нужным на королевских верфях. На них в страшной тесноте вместе со своим жалким домашним скарбом плыли несчастные переселенцы.
Ночью, по обыкновению, паруса убавляли, это позволяло более тихоходным судам, по-прежнему плывшим с неуменыненными парусами, развивать большую скорость. Простая схема – ночью выбирать снасти, утром травить шкоты и брасы – была необходима для выравнивания скорости передвижения конвоя. Плывущие впереди корабли должны были сбавлять ход, чтобы менее быстроходные суда за ночь успевали догнать основные силы.
На следующий день на «Крепком» началась обычная на военном корабле служба. До наступления полудня был пробит сбор, и свободная от вахты команда собралась на корме, где начались учения с пушками. После часа или двух тяжелых упражнений с верхней палубы раздались призывные звуки мелодии «Нэнси Доусон» – сигнал к обеду и стакану грога. А чуть раньше, на пустой верхней палубе от матросов, на квартердеке собрались офицеры для полуденных навигационных упражнений. Каждый офицер, включая мичманов, выполнял задание, но только «вычисления» лейтенантов проверялись.
Для Кидда это была первая проверка на звание офицера. Хотя он прошел обучение, плавая еще в Карибском море, но теперь это как бы становилось его посильным вкладом в вычисление курса и местоположения корабля. Он вынул свой октант, старый, но надежный инструмент из меди и слоновой кости, и занялся установкой предполагаемой широты, подкручивая визирный винт. Это должно было сэкономить время при более точном измерении меридиональной высоты. Следующим его шагом стало определение своей «высоты глаза наблюдения» на квартердеке. С учетом этих данных надо было сделать поправку: расстояние до точки горизонта, где проходила воображаемая линия, проведенная с палубы корабля, равнялось семи милям.
Кидд остался на палубе и, бережно держа октант в руках, прикинул, насколько идущая с носа сильная зыбь влияет на положение судна, попеременно изменяя его высоту. Он оценил эту помеху не более чем в двенадцать футов, еще одна поправка при определении угла между глазом наблюдения, горизонтом и солнцем. Затем, подобно другим офицерам, он измерил высоту стояния солнца, но прибавил к ней несколько минут, учитывая предстоящее вычисление.
Он чувствовал за своей спиной взгляд рулевого, который молча вращал штурвал, иногда посматривал на вздувшуюся боковину паруса и снова устремлял свой взор вперед. Кидд знал, о чем он думал: владение прибором, обращение к мистическим цифрам в справочнике отличали офицера от простого матроса.
Томас опять поднял свой октант: угол отражения от солнца почти касался горизонта. Кидд осторожно выжидал, поднимая верньер аккуратными вращениями визирного винта. Наконец он поймал солнце, оно находилось в своей наивысшей точке: его отраженные круги в объективе касались края горизонта.
– Стоп, – сказал он, звук его голоса смешался с голосами других офицеров.
Мастермейт с точностью до секунды записал положение солнца: оно точно находилось в зените на линии их долготы. По высоте стояния солнца над землей можно было определить расстояние до экватора, – это была широта; положение корабля соответствовало месту пересечения линий долготы и широты. Кидд опустил октант и по давней привычке посмотрел в бинокль, в зените на меридиане солнце точно находилось на юге, это было самое удобное время, чтобы сверить компас.
В кают-компании стол быстро покрывался листами бумаги и книгами. Кидд спрятал октант в футляр, вынул записанные им цифры и поискал свой навигационный справочник Мура. Листая справочник, он последовательно находил нужные таблицы, делал поправки и аккуратно складывал полученные числа. Его лист с окончательными значениями широты и долготы лежал на столе открыто, так чтобы все могли видеть.
– Благодарю вас, джентльмены, – сказал капитан, собрав письменные работы. Полученные значения различались у всех не более чем на минуту или около того, но результаты Кидда были ближе всего к вычислениям самого Хэмбли.
– Мистер Кидд, – позвал капитан, стоя на шканцах с наветренной стороны.
– Есть, сэр, – тут же ответил Кидд, быстро приблизившись к нему.
– Как вам должно быть известно, – отрывисто сказал капитан, – у нас четыре вахтенных офицера, наличие второго вахтенного офицера вынуждает их либо нести дежурство, либо отдыхать от него. Первый лейтенант просил, чтобы отныне на вахте стоял лишь один офицер.
– Есть, сэр.
– Вы меня обяжете, если с этой минуты будете самостоятельно нести вахту, – сухо сказал капитан. – Если почувствуете неуверенность в какой-либо ситуации, немедленно вызывайте меня. Все понятно?
– Безусловно, сэр.
– Тогда приступайте, мистер Кидд.
Полувахта Полувахта (англ.dog-watch) – две полувахты, первая от шестнадцати часов до восемнадцати, вторая с восемнадцати часов до двадцати.
от восемнадцати до двадцати часов близилась к концу, когда на мостике у штурвала появился Кидд, чтобы вовремя заступить на вахту. В ранних сумерках люди стояли неподвижно, тусклый свет, падавший от фонаря нактоуза, освещал их мрачные лица.
– Мистер Бэмптон, – поздоровался Кидд.
Вместо ответа послышалось какое-то ворчание, затем второй лейтенант, повернувшись, посмотрел на Кидда.
– Курс зюйд-вест-зюйд, марсели под одним рифом, скорость пять с половиной узлов при последнем измерении лагом, – Бэмптон взглянул на темное, почти невидимое море, на поверхности которого, там где плыли корабли конвоя, виднелись ярко-желтые отблески бортовых фонарей.
– Конвой плывет вместе с нами, плотник сообщает: девять дюймов воды в трюме, двое закованы в кандалы.
Этим несчастным придется провести всю ночь в ножных цепях до утра, пока капитан не вынесет им приговор. Однако знать об этом было необходимо на случай, если корабль начнет тонуть, тогда их следовало освободить.
– Вы старший на корабле. Я иду вниз, если почему-либо растеряетесь, то за мной не посылайте, не утруждайтесь. Спокойной ночи.
Итак, свершилось. Мгновенно нахлынул страх, который тут же сменился восторгом. На квартердеке стоял человек, под командованием которого был целый мир, человек, которому подчинялся линейный корабль Его королевского величества, и этим человеком был Томас Пейн Кидд.
Вахтенный квартирмейстер протянул доску для записей. Вахта обычно начиналась с чистой грифельной доски, его отметки курса и состояния парусов – «священное писание» – позже перенесут в журнал штурмана. Кидд услышал, как квартирмейстер бормотал что-то насчет курса новому рулевому, рулевой склонился, глядя на компас, чтобы затем произнести громко вслух:
– Зюйд-вест к зюйду. У штурвала Лэмб, сэр.
Сколько раз, причем совсем недавно, Кидд сам говорил эти слова, принимая вахту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38