– Это же лимон!!! Дед писал о странных свойствах его сока… То, что написано лимонным соком на бумаге, – невидимо, но стоит бумагу нагреть… Да, сэр Уолтер Рэли, вы славно пошутили над нами…
Потрошитель хлопнул себя по коленям.
– По местам, ребята! Ставьте парус! Кроуфорд аккуратно сложил карту и покачал головой.
– Нет, Джек, Веселый Дик отходил свое по соленым дорогам. Тащи сюда Харта.
Потрошитель с сомнением посмотрел на капитана, но поднялся и ушел в глубь пещеры. Оттуда послышались какие-то тычки, сонное бормотание, и вскоре зевающий со сна Уильям, спотыкаясь и заваливаясь на стены, подошел к Кроуфорду и, борясь с чудовищным зевком, пробормотал:
– Ну, что еще?
– Садись и слушай, – сказал Кроуфорд, и что-то в звуках его голоса заставило Уильяма опуститься на землю рядом с ним.
– Уильям, – Кроуфорд подавил кашель, рвущийся из груди, и сунул в руку Уильяма сверток, – здесь карта сокровищ Уолтера Рэли… Молчи, идиот! Потрошитель все тебе объяснит. Вам надо уходить немедленно. Возьмите маронов – они выведут вас к заливу. Я остаюсь.
– Но?!
– Цыц, Уильям! Обещай мне, обещай мне всем святым, что у тебя еще осталось, что ты найдешь клад моего деда. Это будет славный памятник мертвому капитану. Потрошитель!
– Дик?
– Подымай ребят. Чтобы через полчаса здесь никого не было. Это мой последний приказ.
Потрошитель встал и пинками принялся будить вповалку лежавших на земле спящих людей. Пещера огласилась бранью, сонными вскриками и шумом ворочающихся тел.
– Уильям, – Кроуфорд обнял юношу за шею, – Уильям, я… Черт возьми, всю жизнь я играл словами как хотел, а когда они понадобились по-настоящему, они все куда-то разбежались… Трусы, а не слова.
Харт смотрел на изможденное лихорадкой, обросшее щетиной лицо Кроуфорда, чувствовал его воспаленный взгляд, его отдающее ромом и табаком дыхание и молчал.
– Послушай, Уильям. Я завещаю тебе эту карту. Больше мне дать тебе нечего. Я был мот, Уильям. Я родился ни с чем, ни с чем и сдохну – значит, я в расчете с судьбой. У меня есть сын, Уильям. Его зовут баронет Генри Бертрам. Найди его, Уильмя, и отдай ему это. – Кроуфорд, плохо владея негнущимися пальцами, с трудом отстегнул от пояса шпагу и протянул ее Харту. – Это шпага Уолтера Рэли, подаренная им младшему сыну Кэрью Рэли. Мой легкомысленный папа когда-то вручил ее мне вместе с бумагами деда. Теперь отдай ее моему сыну и скажи ему, слышишь, скажи ему, кто его настоящий отец.
Уильям хотел что-то сказать, но Кроуфорд снова перебил его:
– И еще, Уильям. Я очень… любил тебя, Уильям. Прости меня, мой друг. А теперь уходите. Исполни приказ своего капитана, Харт.
Кроуфорд слабым движением оттолкнул от себя юношу и закрыл глаза. Новый приступ лихорадки сотряс его тело.
То ли Потрошитель уже донес до отряда последнюю волю капитана, то ли люди сами что-то почувствовали, но никто больше не тревожил его. Низкие тучи повисли над небольшим плато, влажная жара, губительная для белого человека, опустилась над водопадом, чей грохот на время словно заглушили низкие облака. Пираты молча сворачивали лагерь, на ходу жуя нехитрую снедь, состоящую из горстки сушеных плодов и куска твердой, как камень, лепешки.
Кроуфорд, опершись спиной о камень, лежал у входа в пещеру, закрыв глаза и сложив руки на груди.
– Капитан…
Кроуфорд вздрогнул и открыл глаза. Сэр Джон Ивлин стоял перед ним, держа измятую шляпу в руке.
– Капитан, мы уходим. Может, вы передумаете, сэр? Мы может соорудить носилки…
Кроуфорд улыбнулся и открыл глаза.
– Сэр Джон, почему вы называете меня капитаном? Небо упало на землю или в Англии оглашен билль о правах бандитов?
Но Джон Ивлин никак не прореагировал на слова Кроуфорда. На его продубленном ветром и солнцем лице царило обычное невозмутимое выражение.
– Команда не должна бросать капитана, сэр. У нас на флоте это называют изменой.
– Оставьте, сэр Джон. Какая измена? Кому? Мне? Веселому Дику?! Вы благородный человек, капитан, и ваша жизнь стоит подороже моей. В конце концов, вы исполняете приказ. Эй, слышите все? До сходки я назначаю капитаном «Медузы» Джона Ивлина!
Все оглянулись, но на нахмуренных лицах нельзя было прочесть ни одобрения, ни порицания последней воли Веселого Дика.
– Есть, капитан, – ответил за всех Потрошитель, и Кроуфорд благодарно ему кивнул.
– Вы дадите мне руку? – вдруг спросил Ивлин и протянул Кроуфорду давно не мытую, покрытую ссадинами ладонь.
Кроуфорд с трудом поднял дрожащую руку, и Ивлин с силой сжал его пальцы.
– Прощайте, капитан!
– Прощай, капитан!
Пираты обернулись и, отсалютовав Кроуфорду ножами и саблями, медленно начали спускаться с плато.
– Мы еще встретимся, Дик! – вдруг заорал Потрошитель. – Не знаю, здесь или на том свете, но, разрази меня гром, мы еще встретимся!
– Проваливай, старый дурак! – крикнул ему в ответ Кроуфорд.
Уильям шел последним и оборачивался до тех пор, пока сэр Фрэнсис не показал ему кулак.
Когда звук удаляющихся шагов стих окончательно, Кроуфорд откинулся на камнях и поднес к губам оставленную Потрошителем флягу. Что-то похожее на слезы мелькнуло в его глазах, но никто не сказал бы такого про Веселого Дика наверняка.
Глава 14
Ставьте парус!
Эспаньола. Атлантический океан .
Не успело солнце просушить росу на траве, а утренний туман все еще клубился над водопадом, как на плоскогорье ступил отряд Ришери. Кроуфорд заполз на камни, чтобы лучше видеть происходящее, и теперь рассматривал плоскогорье в подзорную трубу, как сцену.
«Вот впереди всех, ведя в поводу хромающего тяжело навьюченного мула, шагает шевалье Ришери. Лицо его нахмурено, губы плотно сжаты. За ним, низко надвинув на лицо шляпу, в черном грязном кафтане, идет женщина. Ее походка легка, несмотря на усталость, она задумчиво грызет какую-то травинку, она знает, что их ждет. Вот и голландцы – их совсем мало, но они все так же плотным кольцом окружают своего толстого предводителя и его дочку – за их спинами видна только ее шляпа и мелькает хорошенькое личико.
А вот и… Дьявол, их-то и не ждали так скоро. Словно стая воронья, слетелись на плоскогорье одетые в черно-серые плащи испанцы. Наверное, тот, с хищным орлиным лицом, – их предводитель. Одет как знатный сеньор, держится словно адмирал… Ату его! – Роджер Рэли рассмеялся. – Ба-а, а вот и наш французский голубок – лицо-то как повытянулось, словно месяц жевал одни лимоны… Кислая, видать, жизнь у предателей…»
Рэли в изнеможении опустил горячий лоб на руки. Пот градом катился по его лицу, обметанные губы горели, шершавый язык с трудом скребся во рту. «Интересно, кто быстрее меня доконает – они или лихорадка?»
И тут он потерял сознание. Так что он лишился удовольствия наблюдать то бешенство, которое овладело искателями сокровищ, когда они поняли, что их нагло обманули.
* * *
Дон Фернандо был в ярости. Наткнуться на гнилые кости каких-то прокаженных вместо сокровищ? Вот уж воистину: «Insperata accidunt magis saepe guam guae speres!» Неожиданное случается чаще, чем ожидаешь (лат.).
Слабое утешение он находил только в одном: несмотря на то что людям Кроуфорда удалось ускользнуть, сам капитан пиратов был у него в руках. Теперь будет чем оправдаться перед Орденом – пусть этот мерзавец под пыткой расскажет Правду о сокровищах. Хотя… Из-под личины дона Фернандо вдруг на секунду высунулся отец Франциск, и змеиная улыбка скользнула по его тонким губам: у него есть чем развязать язык этому ублюдку.
Веселого Дика со связанными руками вытолкнули на середину круга, образованного испанцами, французами и голландцами. Пират стоял, пошатываясь и пряча от солнца слезящиеся глаза.
– Что ж, Кроуфорд, теперь вы в наших руках. Надеюсь, вы сполна оцените это обстоятельство и примете верное решение.
– Уж лучше бы мы договорились, – слабо всхлипнул коадъютор из-за спин своих соотечественников.
Кроуфорд услышал, и, обернувшись, подмигнул в его сторону.
– Что вы скажете, сэр Роджер Рэли? Пленник вздрогнул, снова повернул голову к испанцу и прищурился, так как вечернее солнце било ему в лицо.
– Короткая, но веселая жизнь – вот мое правило! – громко сказал сэр Роджер Рэли и улыбнулся. Господи, какое счастье снова слышать свое собственное имя!
Лукреция быстро посмотрела на Дика, затем взгляд ее скользнул по лицам капитана Ришери, дона Фернандо, дона Диего, месье Робера Амбулена и господина Абрабанеля и остановился на осунувшемся личике Элейны, в котором не было ничего, кроме горя и сочувствия к главному неприятелю ее отца. За это смиренное выражение, в котором не было ни торжествующего самолюбия, ни отомщенной гордости, ни яростной алчности, миледи вдруг почувствовала к ней странную благодарность, кольнувшую ее в грудь, туда, где некогда у нее было сердце.
– Ну что ж, – дон Фернандо принял вызов, сверкнувший в глазах пленника. – Я могу лишь укоротить ее, но развеселиться вам надо будет самому. Вы пленник испанского короля…
– Позвольте, я протестую! – воскликнул господин Абрабанель и, отпихнув Ван Дер Фельда, протиснулся вперед. – В плен его взяли мы! Тем более мы находимся на спорных территориях!
– Мы – это кто? – похолодевшим тоном спросил дон Фернандо, и на бледных щеках его проступили пятна еле сдерживаемого раздражения.
– Мы – это капитан королевского флота его величества короля Франции Людовика Четырнадцатого, имеющий при себе предписание о задержании месье Роджера Рэли за незаконный шпионаж против Короля Франции и Наварры в пользу Англии. – Ришери шагнул к испанцу и достал из кармана бумаги, запечатанные красным сургучом.
– Сеньор Амбулен, подойдите сюда, – громко сказал дон Фернандо. – Отдайте мне письмо, которое вы получили из рук Эстебано.
Амбулен вздрогнул и оглянулся. Он увидел Кроуфорда, глядящего на него с грустной усмешкой, капитана Ришери, на лице которого было написано презрение, Лукрецию, чей взгляд сулил ему нечто большее, чем смерть. Ему очень хотелось, чтобы проклятое письмо исчезло из его кожаной лекарской сумки, чтобы его вовсе и не было, чтобы вообще все было по-другому. Тогда он бы не стоял сейчас перед людьми, с которыми делил хлеб и кров, которые пусть когда-то, но считали его своим. Тогда бы никто не презирал его за то, что он всего лишь исполнил свой долг. А что? Ведь они тоже врали, убивали, крали, они тоже были готовы на все ради золота конкистадоров. Чем они лучше, чем он? Он ведь не для себя…
– Ну же, я жду…
– Пресвятая Дева, – прошептал он и левой рукой залез в кожаную сумку, висевшую у него на бедре. Правая рука, словно и не зная о том, что делает левая, сама собой потянулась к горлу и ослабила повязанный на шее платок.
– Пожалуйста, сеньор. – Подскочивший дон Диего мгновенно выхватил письмо из руки Амбулена и передал его дону Фернандо.
– Видите, капитан Ришери, видите и вы, сеньоры! Здесь – воля самого Людовика, его последний приказ, подписанный им самим всего три месяца назад касательно негодяя и шпиона Роджера Рэли, называющего себя Фрэнсисом Кроуфордом. Король желает, чтобы этим еретиком занялось Общество Иисуса, о чем он недвусмысленно и заявляет в этой бумаге. – Дон Фернандо торжествующе оглядел стоявших вокруг него французов, голландцев и испанских солдат. – Так что проводите арестованного в пещеру и поставьте на караул испанских солдат! А то я не слишком доверяю остальным. – Дон Фернандо развернулся на каблуках и зашагал к своей палатке, которую спешно устанавливали рабы под бдительным присмотром пяти солдат.
Лукреция ногтями впилась в рукав капитана и с силой потянула его на себя.
– Нам надо его освободить любой ценой, слышите?!
– Увы, мадам, я ничего не могу сделать, – ответил Ришери, накрывая ее руку ладонью.
– Или не хотите?
– И не могу, и не хочу, мадам. – Ришери снял шляпу и отвесил женщине поклон.
– Сеньор, одну секунду, сеньор. – Человек, называющий себя доном Диего, но сильно смахивающий на провинциального аббата, торопливо подскочил к ним и, поклонившись капитану, сказал, переводя дыхание от быстрой ходьбы:
– Сеньор, дон Фернандо имеет предписание французского короля об аресте мадам. Но, ставя во главу угла мир между нашими державами, он предоставляет право осуществить это вам.
Капитан Ришери, ответив испанцу слабым кивком головы, медленно повернулся к Лукреции и произнес:
– Мадам, будьте так любезны, пройдите в мою палатку. Вы арестованы.
Лукреция невозмутимо пожала плечами и отправилась под арест. «Интересно, что будет делать Франсуа ночью?» – размышляла она, внимательно осматриваясь по сторонам.
– Сеньор… – снова подал голос дон Диего.
– Сеньор, – перебил испанца капитан, – va faire ta foutre! Пошел ты на…! (фр.).
И, оставив растерявшегося дона Диего размышлять над этим пожеланием, повернулся к нему спиной.
* * *
Ришери покачал головой и отступил от нее на шаг.
– Миледи, у вас нет души – есть только ищущий приключений ум. Мне страшно рядом с вами, как было бы страшно рядом с гадюкой.
– И столь же противно? – Лукреция подняла на него глаза, холодным блеском схожие с изумрудом, и губы ее дрогнули в полуулыбке. – Милый Франсуа, вы так же наивны, как большинство мужчин. Вы существуете, как прямая линия, как вектор – в одной плоскости. Эту плоскость вы назвали миром и управляете им при помощи мускулов, зубов, оружия и юриспруденции. Вы, мужчины, загнали меня в угол, Я – женщина, значит, земли моих родителей перейдут по закону майората в чужую семью, а я могу выбирать между монастырем и публичным домом. Если ваша шлюха произведет от вас младенца – вы вольны поступать как угодно. А не задумывались вы, мон шер, что делать шлюхе? Когда вы кому-то не понравитесь или, наоборот, приглянетесь, вас не потащат за волосы к ближайшим кустам, не так ли? Кому нужно мое милосердие, мои ангельские улыбки и кроткий нрав, когда вокруг меня бродят двуногие обезьяны, крокодилы и свиньи? Дворянство дало вам шпагу, чин, звание, шанс, наконец! А не хотите узнать, что было у меня, когда мне исполнилось восемнадцать?
Лукреция вскочила с колен, подошла к нему и притянула его к себе за офицерский шарф.
– В восемнадцать, когда вы приятно проводили время в полку, игорных домах и фехтовальных залах, я была брюхата от нищего бастарда, которого отчим услал подальше от бесприданницы. Позорный дом – вот что мне грозило, а вовсе не свободные занятия химией, танцами и музыкой, которые были мне столь милы. Но я не хотела умирать, мой друг.
Капитан Ришери стоял не шелохнувшись, а глаза его с какой-то тоской и ужасом смотрели на прекрасное лицо женщины, сломавшей ему жизнь.
– Я вышла замуж за толстого старого лорда, который храпел по ночам и едва не придавил меня своим брюхом в первую брачную ночь. Мой сын волшебным образом стал из ублюдка баронетом, а я из падшей дурочки – леди Бертрам. Потом меня немножко утопили. Вас топили когда-нибудь, шевалье? Да? По глазам вижу, вы видели смерть, смерть глупую, скотскую, смерть для живодерни, а не для парадного входа. Но я уцелела, а мой лорд качался на рее с мокрыми штанами.
Лукреция оттолкнула от себя капитана и, скрестив руки на груди, посмотрела ему в глаза. Ришери отвел взгляд.
– Глупые родственники моего мужа хотели лишить меня титула и права на наследство, но вот что они получили! – Лукреция сложила пальцы в гадкий уличный жест и рассмеялась. – А ведь им помогал сам Карл! Карл-жеребец, Карл-король, Карл-потаскун! Он не забыл, как я не отперла дверь в ответ на его стук. Но я и тут выиграла! Ведь у Карла была любовница, приставленная к нему самим Людовиком, – мадемуазель де Керуаль, и она щедро отблагодарила меня за мое целомудрие. Так я стала шпионкой Кольбера, а Карл, всю жизнь таскавшийся на поводке у французского короля, только поджал губки – вот так – и сделал вид, что мы лучшие друзья. Но и за это надо платить, верно? За все надо платить в вашем плоском мирке, капитан, и поэтому я вас всех ненавижу. – Она на секунду прижала пальцы к вискам, а потом снова приблизилась к нему и обхватила его лицо ладонями, заставляя смотреть себе в глаза.
– Глядите, глядите, капитан! Или вы забыли, как домогались меня, как жаждали ласкать мое тело, целовать эти губы? Вас не оттолкнула даже моя жестокость, да-да, я помню порку на корабле не хуже вас! Вы терпели мой дурной нрав, вы отпустили на свободу врага Франции – моего неверного любовника, моего Роджера, отца моего ребенка, Ришери! Знаете, почему вы это сделали? Ну, не качайте головой, не опускайте ваших чудных нежных глаз. Вы сделали это, потому что, кроме собственных прихотей, у вас нет иных законов. Ни родина, ни долг, ни честь, ни религия – ничто вас не остановит, если вашему преступлению не будет свидетелей! Добро пожаловать в великий клан Каинова отродья, мой милый!
Лукреция рассмеялась и снова отпустила его.
– Бросьте, шевалье. Вы и сейчас хотите меня. Ну, так берите! Хоть час, да наш, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Потрошитель хлопнул себя по коленям.
– По местам, ребята! Ставьте парус! Кроуфорд аккуратно сложил карту и покачал головой.
– Нет, Джек, Веселый Дик отходил свое по соленым дорогам. Тащи сюда Харта.
Потрошитель с сомнением посмотрел на капитана, но поднялся и ушел в глубь пещеры. Оттуда послышались какие-то тычки, сонное бормотание, и вскоре зевающий со сна Уильям, спотыкаясь и заваливаясь на стены, подошел к Кроуфорду и, борясь с чудовищным зевком, пробормотал:
– Ну, что еще?
– Садись и слушай, – сказал Кроуфорд, и что-то в звуках его голоса заставило Уильяма опуститься на землю рядом с ним.
– Уильям, – Кроуфорд подавил кашель, рвущийся из груди, и сунул в руку Уильяма сверток, – здесь карта сокровищ Уолтера Рэли… Молчи, идиот! Потрошитель все тебе объяснит. Вам надо уходить немедленно. Возьмите маронов – они выведут вас к заливу. Я остаюсь.
– Но?!
– Цыц, Уильям! Обещай мне, обещай мне всем святым, что у тебя еще осталось, что ты найдешь клад моего деда. Это будет славный памятник мертвому капитану. Потрошитель!
– Дик?
– Подымай ребят. Чтобы через полчаса здесь никого не было. Это мой последний приказ.
Потрошитель встал и пинками принялся будить вповалку лежавших на земле спящих людей. Пещера огласилась бранью, сонными вскриками и шумом ворочающихся тел.
– Уильям, – Кроуфорд обнял юношу за шею, – Уильям, я… Черт возьми, всю жизнь я играл словами как хотел, а когда они понадобились по-настоящему, они все куда-то разбежались… Трусы, а не слова.
Харт смотрел на изможденное лихорадкой, обросшее щетиной лицо Кроуфорда, чувствовал его воспаленный взгляд, его отдающее ромом и табаком дыхание и молчал.
– Послушай, Уильям. Я завещаю тебе эту карту. Больше мне дать тебе нечего. Я был мот, Уильям. Я родился ни с чем, ни с чем и сдохну – значит, я в расчете с судьбой. У меня есть сын, Уильям. Его зовут баронет Генри Бертрам. Найди его, Уильмя, и отдай ему это. – Кроуфорд, плохо владея негнущимися пальцами, с трудом отстегнул от пояса шпагу и протянул ее Харту. – Это шпага Уолтера Рэли, подаренная им младшему сыну Кэрью Рэли. Мой легкомысленный папа когда-то вручил ее мне вместе с бумагами деда. Теперь отдай ее моему сыну и скажи ему, слышишь, скажи ему, кто его настоящий отец.
Уильям хотел что-то сказать, но Кроуфорд снова перебил его:
– И еще, Уильям. Я очень… любил тебя, Уильям. Прости меня, мой друг. А теперь уходите. Исполни приказ своего капитана, Харт.
Кроуфорд слабым движением оттолкнул от себя юношу и закрыл глаза. Новый приступ лихорадки сотряс его тело.
То ли Потрошитель уже донес до отряда последнюю волю капитана, то ли люди сами что-то почувствовали, но никто больше не тревожил его. Низкие тучи повисли над небольшим плато, влажная жара, губительная для белого человека, опустилась над водопадом, чей грохот на время словно заглушили низкие облака. Пираты молча сворачивали лагерь, на ходу жуя нехитрую снедь, состоящую из горстки сушеных плодов и куска твердой, как камень, лепешки.
Кроуфорд, опершись спиной о камень, лежал у входа в пещеру, закрыв глаза и сложив руки на груди.
– Капитан…
Кроуфорд вздрогнул и открыл глаза. Сэр Джон Ивлин стоял перед ним, держа измятую шляпу в руке.
– Капитан, мы уходим. Может, вы передумаете, сэр? Мы может соорудить носилки…
Кроуфорд улыбнулся и открыл глаза.
– Сэр Джон, почему вы называете меня капитаном? Небо упало на землю или в Англии оглашен билль о правах бандитов?
Но Джон Ивлин никак не прореагировал на слова Кроуфорда. На его продубленном ветром и солнцем лице царило обычное невозмутимое выражение.
– Команда не должна бросать капитана, сэр. У нас на флоте это называют изменой.
– Оставьте, сэр Джон. Какая измена? Кому? Мне? Веселому Дику?! Вы благородный человек, капитан, и ваша жизнь стоит подороже моей. В конце концов, вы исполняете приказ. Эй, слышите все? До сходки я назначаю капитаном «Медузы» Джона Ивлина!
Все оглянулись, но на нахмуренных лицах нельзя было прочесть ни одобрения, ни порицания последней воли Веселого Дика.
– Есть, капитан, – ответил за всех Потрошитель, и Кроуфорд благодарно ему кивнул.
– Вы дадите мне руку? – вдруг спросил Ивлин и протянул Кроуфорду давно не мытую, покрытую ссадинами ладонь.
Кроуфорд с трудом поднял дрожащую руку, и Ивлин с силой сжал его пальцы.
– Прощайте, капитан!
– Прощай, капитан!
Пираты обернулись и, отсалютовав Кроуфорду ножами и саблями, медленно начали спускаться с плато.
– Мы еще встретимся, Дик! – вдруг заорал Потрошитель. – Не знаю, здесь или на том свете, но, разрази меня гром, мы еще встретимся!
– Проваливай, старый дурак! – крикнул ему в ответ Кроуфорд.
Уильям шел последним и оборачивался до тех пор, пока сэр Фрэнсис не показал ему кулак.
Когда звук удаляющихся шагов стих окончательно, Кроуфорд откинулся на камнях и поднес к губам оставленную Потрошителем флягу. Что-то похожее на слезы мелькнуло в его глазах, но никто не сказал бы такого про Веселого Дика наверняка.
Глава 14
Ставьте парус!
Эспаньола. Атлантический океан .
Не успело солнце просушить росу на траве, а утренний туман все еще клубился над водопадом, как на плоскогорье ступил отряд Ришери. Кроуфорд заполз на камни, чтобы лучше видеть происходящее, и теперь рассматривал плоскогорье в подзорную трубу, как сцену.
«Вот впереди всех, ведя в поводу хромающего тяжело навьюченного мула, шагает шевалье Ришери. Лицо его нахмурено, губы плотно сжаты. За ним, низко надвинув на лицо шляпу, в черном грязном кафтане, идет женщина. Ее походка легка, несмотря на усталость, она задумчиво грызет какую-то травинку, она знает, что их ждет. Вот и голландцы – их совсем мало, но они все так же плотным кольцом окружают своего толстого предводителя и его дочку – за их спинами видна только ее шляпа и мелькает хорошенькое личико.
А вот и… Дьявол, их-то и не ждали так скоро. Словно стая воронья, слетелись на плоскогорье одетые в черно-серые плащи испанцы. Наверное, тот, с хищным орлиным лицом, – их предводитель. Одет как знатный сеньор, держится словно адмирал… Ату его! – Роджер Рэли рассмеялся. – Ба-а, а вот и наш французский голубок – лицо-то как повытянулось, словно месяц жевал одни лимоны… Кислая, видать, жизнь у предателей…»
Рэли в изнеможении опустил горячий лоб на руки. Пот градом катился по его лицу, обметанные губы горели, шершавый язык с трудом скребся во рту. «Интересно, кто быстрее меня доконает – они или лихорадка?»
И тут он потерял сознание. Так что он лишился удовольствия наблюдать то бешенство, которое овладело искателями сокровищ, когда они поняли, что их нагло обманули.
* * *
Дон Фернандо был в ярости. Наткнуться на гнилые кости каких-то прокаженных вместо сокровищ? Вот уж воистину: «Insperata accidunt magis saepe guam guae speres!» Неожиданное случается чаще, чем ожидаешь (лат.).
Слабое утешение он находил только в одном: несмотря на то что людям Кроуфорда удалось ускользнуть, сам капитан пиратов был у него в руках. Теперь будет чем оправдаться перед Орденом – пусть этот мерзавец под пыткой расскажет Правду о сокровищах. Хотя… Из-под личины дона Фернандо вдруг на секунду высунулся отец Франциск, и змеиная улыбка скользнула по его тонким губам: у него есть чем развязать язык этому ублюдку.
Веселого Дика со связанными руками вытолкнули на середину круга, образованного испанцами, французами и голландцами. Пират стоял, пошатываясь и пряча от солнца слезящиеся глаза.
– Что ж, Кроуфорд, теперь вы в наших руках. Надеюсь, вы сполна оцените это обстоятельство и примете верное решение.
– Уж лучше бы мы договорились, – слабо всхлипнул коадъютор из-за спин своих соотечественников.
Кроуфорд услышал, и, обернувшись, подмигнул в его сторону.
– Что вы скажете, сэр Роджер Рэли? Пленник вздрогнул, снова повернул голову к испанцу и прищурился, так как вечернее солнце било ему в лицо.
– Короткая, но веселая жизнь – вот мое правило! – громко сказал сэр Роджер Рэли и улыбнулся. Господи, какое счастье снова слышать свое собственное имя!
Лукреция быстро посмотрела на Дика, затем взгляд ее скользнул по лицам капитана Ришери, дона Фернандо, дона Диего, месье Робера Амбулена и господина Абрабанеля и остановился на осунувшемся личике Элейны, в котором не было ничего, кроме горя и сочувствия к главному неприятелю ее отца. За это смиренное выражение, в котором не было ни торжествующего самолюбия, ни отомщенной гордости, ни яростной алчности, миледи вдруг почувствовала к ней странную благодарность, кольнувшую ее в грудь, туда, где некогда у нее было сердце.
– Ну что ж, – дон Фернандо принял вызов, сверкнувший в глазах пленника. – Я могу лишь укоротить ее, но развеселиться вам надо будет самому. Вы пленник испанского короля…
– Позвольте, я протестую! – воскликнул господин Абрабанель и, отпихнув Ван Дер Фельда, протиснулся вперед. – В плен его взяли мы! Тем более мы находимся на спорных территориях!
– Мы – это кто? – похолодевшим тоном спросил дон Фернандо, и на бледных щеках его проступили пятна еле сдерживаемого раздражения.
– Мы – это капитан королевского флота его величества короля Франции Людовика Четырнадцатого, имеющий при себе предписание о задержании месье Роджера Рэли за незаконный шпионаж против Короля Франции и Наварры в пользу Англии. – Ришери шагнул к испанцу и достал из кармана бумаги, запечатанные красным сургучом.
– Сеньор Амбулен, подойдите сюда, – громко сказал дон Фернандо. – Отдайте мне письмо, которое вы получили из рук Эстебано.
Амбулен вздрогнул и оглянулся. Он увидел Кроуфорда, глядящего на него с грустной усмешкой, капитана Ришери, на лице которого было написано презрение, Лукрецию, чей взгляд сулил ему нечто большее, чем смерть. Ему очень хотелось, чтобы проклятое письмо исчезло из его кожаной лекарской сумки, чтобы его вовсе и не было, чтобы вообще все было по-другому. Тогда он бы не стоял сейчас перед людьми, с которыми делил хлеб и кров, которые пусть когда-то, но считали его своим. Тогда бы никто не презирал его за то, что он всего лишь исполнил свой долг. А что? Ведь они тоже врали, убивали, крали, они тоже были готовы на все ради золота конкистадоров. Чем они лучше, чем он? Он ведь не для себя…
– Ну же, я жду…
– Пресвятая Дева, – прошептал он и левой рукой залез в кожаную сумку, висевшую у него на бедре. Правая рука, словно и не зная о том, что делает левая, сама собой потянулась к горлу и ослабила повязанный на шее платок.
– Пожалуйста, сеньор. – Подскочивший дон Диего мгновенно выхватил письмо из руки Амбулена и передал его дону Фернандо.
– Видите, капитан Ришери, видите и вы, сеньоры! Здесь – воля самого Людовика, его последний приказ, подписанный им самим всего три месяца назад касательно негодяя и шпиона Роджера Рэли, называющего себя Фрэнсисом Кроуфордом. Король желает, чтобы этим еретиком занялось Общество Иисуса, о чем он недвусмысленно и заявляет в этой бумаге. – Дон Фернандо торжествующе оглядел стоявших вокруг него французов, голландцев и испанских солдат. – Так что проводите арестованного в пещеру и поставьте на караул испанских солдат! А то я не слишком доверяю остальным. – Дон Фернандо развернулся на каблуках и зашагал к своей палатке, которую спешно устанавливали рабы под бдительным присмотром пяти солдат.
Лукреция ногтями впилась в рукав капитана и с силой потянула его на себя.
– Нам надо его освободить любой ценой, слышите?!
– Увы, мадам, я ничего не могу сделать, – ответил Ришери, накрывая ее руку ладонью.
– Или не хотите?
– И не могу, и не хочу, мадам. – Ришери снял шляпу и отвесил женщине поклон.
– Сеньор, одну секунду, сеньор. – Человек, называющий себя доном Диего, но сильно смахивающий на провинциального аббата, торопливо подскочил к ним и, поклонившись капитану, сказал, переводя дыхание от быстрой ходьбы:
– Сеньор, дон Фернандо имеет предписание французского короля об аресте мадам. Но, ставя во главу угла мир между нашими державами, он предоставляет право осуществить это вам.
Капитан Ришери, ответив испанцу слабым кивком головы, медленно повернулся к Лукреции и произнес:
– Мадам, будьте так любезны, пройдите в мою палатку. Вы арестованы.
Лукреция невозмутимо пожала плечами и отправилась под арест. «Интересно, что будет делать Франсуа ночью?» – размышляла она, внимательно осматриваясь по сторонам.
– Сеньор… – снова подал голос дон Диего.
– Сеньор, – перебил испанца капитан, – va faire ta foutre! Пошел ты на…! (фр.).
И, оставив растерявшегося дона Диего размышлять над этим пожеланием, повернулся к нему спиной.
* * *
Ришери покачал головой и отступил от нее на шаг.
– Миледи, у вас нет души – есть только ищущий приключений ум. Мне страшно рядом с вами, как было бы страшно рядом с гадюкой.
– И столь же противно? – Лукреция подняла на него глаза, холодным блеском схожие с изумрудом, и губы ее дрогнули в полуулыбке. – Милый Франсуа, вы так же наивны, как большинство мужчин. Вы существуете, как прямая линия, как вектор – в одной плоскости. Эту плоскость вы назвали миром и управляете им при помощи мускулов, зубов, оружия и юриспруденции. Вы, мужчины, загнали меня в угол, Я – женщина, значит, земли моих родителей перейдут по закону майората в чужую семью, а я могу выбирать между монастырем и публичным домом. Если ваша шлюха произведет от вас младенца – вы вольны поступать как угодно. А не задумывались вы, мон шер, что делать шлюхе? Когда вы кому-то не понравитесь или, наоборот, приглянетесь, вас не потащат за волосы к ближайшим кустам, не так ли? Кому нужно мое милосердие, мои ангельские улыбки и кроткий нрав, когда вокруг меня бродят двуногие обезьяны, крокодилы и свиньи? Дворянство дало вам шпагу, чин, звание, шанс, наконец! А не хотите узнать, что было у меня, когда мне исполнилось восемнадцать?
Лукреция вскочила с колен, подошла к нему и притянула его к себе за офицерский шарф.
– В восемнадцать, когда вы приятно проводили время в полку, игорных домах и фехтовальных залах, я была брюхата от нищего бастарда, которого отчим услал подальше от бесприданницы. Позорный дом – вот что мне грозило, а вовсе не свободные занятия химией, танцами и музыкой, которые были мне столь милы. Но я не хотела умирать, мой друг.
Капитан Ришери стоял не шелохнувшись, а глаза его с какой-то тоской и ужасом смотрели на прекрасное лицо женщины, сломавшей ему жизнь.
– Я вышла замуж за толстого старого лорда, который храпел по ночам и едва не придавил меня своим брюхом в первую брачную ночь. Мой сын волшебным образом стал из ублюдка баронетом, а я из падшей дурочки – леди Бертрам. Потом меня немножко утопили. Вас топили когда-нибудь, шевалье? Да? По глазам вижу, вы видели смерть, смерть глупую, скотскую, смерть для живодерни, а не для парадного входа. Но я уцелела, а мой лорд качался на рее с мокрыми штанами.
Лукреция оттолкнула от себя капитана и, скрестив руки на груди, посмотрела ему в глаза. Ришери отвел взгляд.
– Глупые родственники моего мужа хотели лишить меня титула и права на наследство, но вот что они получили! – Лукреция сложила пальцы в гадкий уличный жест и рассмеялась. – А ведь им помогал сам Карл! Карл-жеребец, Карл-король, Карл-потаскун! Он не забыл, как я не отперла дверь в ответ на его стук. Но я и тут выиграла! Ведь у Карла была любовница, приставленная к нему самим Людовиком, – мадемуазель де Керуаль, и она щедро отблагодарила меня за мое целомудрие. Так я стала шпионкой Кольбера, а Карл, всю жизнь таскавшийся на поводке у французского короля, только поджал губки – вот так – и сделал вид, что мы лучшие друзья. Но и за это надо платить, верно? За все надо платить в вашем плоском мирке, капитан, и поэтому я вас всех ненавижу. – Она на секунду прижала пальцы к вискам, а потом снова приблизилась к нему и обхватила его лицо ладонями, заставляя смотреть себе в глаза.
– Глядите, глядите, капитан! Или вы забыли, как домогались меня, как жаждали ласкать мое тело, целовать эти губы? Вас не оттолкнула даже моя жестокость, да-да, я помню порку на корабле не хуже вас! Вы терпели мой дурной нрав, вы отпустили на свободу врага Франции – моего неверного любовника, моего Роджера, отца моего ребенка, Ришери! Знаете, почему вы это сделали? Ну, не качайте головой, не опускайте ваших чудных нежных глаз. Вы сделали это, потому что, кроме собственных прихотей, у вас нет иных законов. Ни родина, ни долг, ни честь, ни религия – ничто вас не остановит, если вашему преступлению не будет свидетелей! Добро пожаловать в великий клан Каинова отродья, мой милый!
Лукреция рассмеялась и снова отпустила его.
– Бросьте, шевалье. Вы и сейчас хотите меня. Ну, так берите! Хоть час, да наш, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30