Я была так глупа. Удивляюсь, как вы еще со мной не потеряли терпения.
– Я давно уже потерял терпение. Я ведь безумно влюбился в вас с первого взгляда, а вы кого угодно можете вывести из себя своей застенчивостью.
– Я теперь стала… самой собой. Я полюбила правду.
– И меня тоже?
– Любить правду – значит признать, что я люблю вас. Раньше моим кумиром была праведность и то, что считается порядочным. Но теперь мой кумир – правда, и я люблю вас за то, что вы не притворяетесь порядочным.
– Надеюсь, моя дорогая, вы не испытаете потрясения, обнаружив, что у меня золотое сердце.
– Рискну испытать потрясение, поскольку шансов у меня на это немного. Я тоже порочна. Да, порочна. Я всегда хотела быть с вами. Теперь я говорю себе: Каролина? Какое мне дело до Каролины? Она не должна была выходить замуж, зная, что вы ее не любите. Что мне до Каролины? Я желаю немедленно покинуть это заведение.
– Мы сегодня же уедем.
– Сейчас?
– Сию минуту. Теперь, когда вы признали правду, я не намерен ждать ни часа.
– Куда мы отправимся?
– Найдем куда. Завтра снимем дом и будем там жить.
– Вы хотите сказать – я там буду жить. А вы появляться время от времени. У вас ведь есть свой дом.
– Вы поверите мне, если я скажу, что хочу, чтобы было иначе? Если бы я мог все время жить рядом с вами!
– Да, – кивнула Мелисанда. – Да, я вам верю. Вы расскажете Каролине?
– Каролине? Конечно, нет.
– Почему же? Это было бы правдиво.
– Правдиво, но в высшей степени неразумно.
– А что, если она обнаружит?
– Тогда попытаемся ее урезонить.
– И все же мысль о Каролине меня тревожит. Мы будем обманывать бедняжку так же, как столько раз обманывали меня… Леон, мистер Беддоуз… и, возможно, вы!
– В глазах света я, безусловно, буду обманщиком. Но в свете иногда господствуют искаженные представления о некоторых вещах. Я никогда сознательно не обману вас в том смысле, который мы придаем этому слову. Но какой смысл говорить Каролине? Зачем без нужды ранить ее чувства? Пойдемте?
– Фермор, я вдруг испугалась. Из-за Каролины. Она обо всем узнает.
– Она ни о чем не узнает.
– Уэнна тогда нас выследила. Она сообщит Каролине.
– Никакой Уэнны там не было. Вы ее просто себе вообразили.
– Уэнна приехала с Каролиной в Лондон, вы это знаете. И вполне естественно, что она стала за нами следить. Сегодня я с вами пойти не могу.
– Пойдемте. Вы обещали.
– Не пойду. Сегодня не могу. Я должна подумать о Каролине.
– Вы сказали, что решили покончить с притворством.
– Это не притворство. Я сегодня пьяна.
– Вы ничего не пили.
– Я пьяна свободой, – возразила она. – А в таком состоянии не могу пойти с вами.
– Значит, вы говорили неправду?
– Нет, правду. Я. не останусь в этом доме. Я буду свободна и начну свое освобождение с того, что уйду с вами. Завтра, обещаю вам, но не сегодня!
– Почему же? Почему?
– Я чувствую, что сегодня нельзя. На нас смотрят люди. Мадам Кардинглей и девушки… из мужчин кое-кто за нами наблюдает. Давайте будем вести себя как ни в чем не бывало. Я хочу, чтобы никто не догадался, что завтра я сбегу.
– Как я люблю вас! – воскликнул он. – Теперь я смогу доказать вам, как сильно вас люблю.
– Ничего лучше любви на свете нет, я это знаю.
– Завтра вы можете передумать. Вы должны сегодня же отсюда уйти…
– Нет. Но завтра я приду. Клянусь вам.
– Тогда встретимся с вами в половине третьего. Вы в это время ходите на прогулку. Выскользните из дома чуть раньше остальных. Я буду ждать на площади. Приготовлю для вас какое-нибудь жилье на первое время. А потом вы сами сможете выбрать. Ах, Мелисанда… на конец-то!
– Наконец-то! – повторила она.
– Поклянитесь, что вы не передумаете.
– Встретимся завтра на площади. Непременно. Клянусь вам!
– Как долго ждать! Еще и десяти нет. До того как осуществятся мои мечты, еще пятнадцать часов! Какая мука – быть рядом с вами и не быть с вами наедине.
– Вы меня иногда тревожите, – сказала Мелисанда. – Я чувствую себя ребенком, который смотрит на огонь… хочет его потрогать… знает, что обожжется, потому что слышал об этом от взрослых, но не представляет себе, что при этом испытает.
– Вам не будет больно, – возразил Фермор. – Не которым выпадает счастье встретить единственную женщину… единственного мужчину в жизни… ту самую… того самого. Вы для меня – эта единственная женщина. Знай я это, когда мы впервые встретились, все сложилось бы по-другому.
– Но ведь Каролина всегда существовала, правда? Она появилась до того, как мы встретились. Мы бы все равно сделали ее несчастной.
– Она вышла бы замуж за другого мужчину.
– Никак не могу не думать о ней. О Каролине…
– Вы должны забыть о ней. И я тоже. Думайте лучше о нас и предстоящем счастье. Неужели стоит упускать его из-за человека, которому такого счастья никогда не познать?
– Она могла бы его познать, если бы вы ее любили.
– Как же я могу любить кого-то, кроме вас?
– Вдруг любовью пресыщаются, откуда мне знать? Я еще так неопытна. Только начинаю кое-что понимать. Возможно, я ошибаюсь. Возможно, меня ждут страдания. Когда-то давно, в монастыре, я слышала предание о монахине, которая любила. Я часто ее вспоминаю. В детстве часто думала о ней. Она постриглась в монахини, но у нее был любовник. Она ужасно страдала. Вероятно, я тоже буду страдать… Как и она. Ее оставили умирать в гранитном склепе.
– Чудовищно! Вместо нее следовало оставить умирать ее судей.
– Иногда нужно смотреть на вещи глазами других людей. Они считали себя правыми. А монахиня знала, что ее ждет наказание. Быть может, приняла его с радостью. Я бы испытывала то же самое, если бы совершила что-нибудь, заслуживающее наказания. Я готова смириться со своей участью, как та монахиня. Поэтому сегодня и должна подумать о Каролине.
– Если вы завтра отступитесь, – пригрозил он, – я приду и возьму вас силой.
– Это было бы для меня легче всего, не правда ли? Никто не стал бы меня упрекать, все бремя греха легло бы на вас.
– Греха? Что такое грех? Грех в глазах большинства людей – это то, чего не одобряют они сами. Дорогая, покончим с разговорами. Вы обещали… завтра.
– Завтра я буду на месте.
– И вы не отступитесь?
– А какой в этом смысл? Вы же пообещали взять меня силой – так что все равно будет по-вашему.
Он лишь слегка коснулся ее руки, потому, что к ним уже направлялись посланные Фенеллой гости.
Завязалась беседа. Мелисанда была так оживлена, что казалась пьяной. Многим она в тот вечер вскружила голову, а шесть дам решили, что должны приобрести бархатное платье цвета слоновой кости, – оно великолепно оттеняло кожу, придавало глазам дивный блеск!
На следующий день Мелисанда была тиха, скромна и задумчива. Женевра и Клотильда пристально наблюдали за ней, но она ничем себя не выдала.
Фенелла передала через горничную, что хотела бы побеседовать с Мелисандой, когда девушки возвратятся с послеобеденной прогулки. Фенелле не суждено было иметь этого удовольствия, поскольку Мелисанда к ней больше возвращаться не собиралась.
Они пили свой утренний шоколад, когда она демонстративно зевнула.
– Бедняжка! – пожалела ее Женевра. – Ты так устала после вчерашнего. Что же делать? Приходится смиряться с тем, как устроена жизнь.
– Да, – согласилась Мелисанда, – приходится смиряться.
– Так ты дала Беддоузу отставку и решила принять то, что тебе предлагают?
– Я никогда не стану женой Беддоуза.
Клотильда сокрушенно улыбнулась:
– Желаю тебе всего хорошего, моя дорогая.
После этого девушки ей больше разговорами не докучали. Утром они читали книги, а когда стали собираться на прогулку в парк, она, потихоньку спустившись вниз, выбралась из дома.
Однако от глаз Клотильды ей укрыться не удалось. Стоя в дверях, она наблюдала, как Мелисанда встретилась с Фермором, а потом, довольно улыбнувшись, вернулась в холл и стала ждать Женевру и Полли.
Во время краткого пути в меблированный дом, который Фермор нашел для Мелисанды, ни он, ни она почти ничего не говорили.
Для Мелисанды начиналась новая жизнь. Она к этому долго стремилась – быть с Фермором и не ссориться, не пререкаться, как это случалось раньше, а слиться воедино. Правда, рядом с ними присутствовала третья неясная тень. Каролина не шла у Мелисанды из головы. Каролина в черном траурном платье, с рассыпанными по плечам кудряшками. В Каролине чувствовалась глубина, говорившая о способности к истинному чувству – к любви, к страданию, к горю.
Фермор взял ее руку и крепко сжал, словно боялся, что Мелисанда может убежать.
– Даже теперь, – сказал он, – не могу поверить, что это наяву. – Повернув к ней лицо, он тихо, но восторженно запел: – Жаворонок в небесах поет…
– Перестаньте! – оборвала его Мелисанда, – Прошу вас. Я так счастлива.
А про себя добавила: «Была бы, если б не Каролина».
– Вот мы и пришли, – объявил он.
Они стояли перед маленьким домиком. Мелисанда оглядела решетчатые окна, белоснежные кружевные за навески, крошечный садик, железные ворота и ведущую к двери дорожку.
– Вам нравится? – спросил Фермор.
Она молча кивнула.
– Вот ключ. – Он протянул его ей, чтобы показать. – Наш ключ, моя дорогая. – И, обняв девушку одной рукой, громко рассмеялся и стал открывать дверь.
Войдя в прихожую, Мелисанда заметила, что все блестит чистотой, и удивилась, как он так быстро сумел найти жилье. На столе стояли свежие цветы.
– Все готово, – сказал он. – Все готово к вашему приходу. – Не тратя времени даже на то, чтобы закрыть дверь, он оторвал ее от пола и поднял на руки.
– Фермор… – запротестовала она.
– Обними меня за шею и скажи, что никуда от меня не уйдешь.
Она исполнила его просьбу.
– Это же бесполезно, правда? Ты ведь меня все равно не отпустишь?
Он попытался захлопнуть дверь ногой, но она почему-то не закрывалась. Наоборот, распахивалась еще шире, и они вдруг оказались в доме не одни.
В дом вошли двое и закрыли за собой дверь. Фермор поставил Мелисанду на ноги, и она в отчаянии застыла на месте.
Первой заговорила Уэнна. Каролина хранила молчание.
– Так! Так! Что я вам говорила? Вот они, как говорится, тепленькие.
– Что ты здесь делаешь? – огрызнулся Фермор, обращаясь к Каролине.
Уэнна сделала шаг вперед. В городской одежде она показалась Мелисанде настоящей ведьмой. Ее слипшиеся волосы выбивались из-под черной шляпы, а кожа из-за темной одежды приобрела еще более нездоровый оттенок. На носу и на верхней губе выступили капельки пота, щеки горели, а карие глаза сузились от ненависти.
– Мы застали вас на месте преступления, – продолжила Уэнна. – Я знала, что происходит. Я знала, почему вы так редко бываете дома.
– Наглая дрянь! – вскричал Фермор. – Я прогоню тебя со службы.
– Вы прогоните?! Да я никогда и не была у вас на службе. Я служу миссис Каролине, и буду ей верна. Ну, моя королевна, ты узнала, что он за фрукт, а теперь прошу тебя, пойдем домой, прочь от этого гнезда греха и разврата.
– Я только обрадуюсь этому, – холодно произнес Фермор.
– Фермор… – прошептала Каролина. – Как ты мог?
– Каролина, ты должна образумиться.
Уэнна разразилась громким хохотом. Фермор подошел к ней и схватил за плечи:
– Замолчи или я всю душу из тебя вытрясу!
– Попробуйте! – с вызовом воскликнула Уэнна. – Убейте меня! Тогда вас повесят за убийство. Стоит отправиться на тот свет, чтобы и вы попали туда же.
Он оттолкнул женщину от себя.
– Убери ее отсюда, Каролина, – приказал он. – Не представляю, как ты могла вести себя подобным образом… выслеживать меня… шпионить за мной. Я этого не потерплю.
– Как это на тебя похоже! – печально проговорила Каролина. – Тебя застали врасплох, ты виноват, но пытаешься все поставить с ног на голову и свалить вину на других.
– А ты считаешь правильным выслеживать собственного мужа, а потом натравливать на меня эту мерзавку?
– Ах, Фермор, причем тут это! Ты отправился за ней в Лондон. Выяснил, где она находится. Ты… ты в нее влюблен?
– Да.
– И этот дом предназначается для вас?
– Да.
– А как же наш дом? Как же наша с тобой жизнь?
– Дорогая моя Каролина, тебе, кроме себя самой, винить некого. В обязанности жены входит закрывать глаза на то, чего ей не следует замечать.
Тут Мелисанда не выдержала. Исказившееся страданием лицо Каролины навсегда врезалось ей в память.
– Нет, нет. Это не так, Каролина. Это не так! – воскликнула она. – Мы собирались… но я уйду. Вы вышли за него замуж, так что уйти должна я. Я не хотела причинять вам страдания. Я думала, что вы ни о чем не узнаете.
– Ах, поглядите, какая паинька! – насмешливо фыркнула Уэнна.
– Я никогда вам не доверяла, – сказала Каролина. – Всегда знала, что от вас надо ждать недоброго. Когда отец привел вас в дом, все переменилось. До этого я была счастлива.
– Я уйду, – повторила Мелисанда. – Каролина, я уйду прямо сейчас. Он вернется к вам.
– Когда вы закончите устраивать мое будущее, – с холодным бешенством проговорил Фермор, – я хотел бы кое-что сказать.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание? – спросила Каролина.
– Я не собираюсь оправдываться. Мои отношения с Мелисандой ничего в нашем браке не меняют. Что еще тебе нужно знать?
Каролина с горечью рассмеялась.
– Ты слишком долго прожила в деревне, – сказал он. – Тебя приучили узко мыслить. Попытайся принять более либеральные взгляды. Тогда ты увидишь, что все можно вполне благополучно устроить.
Взглянув на него, Мелисанда увидела, что нежный любовник исчез. Фермор предстал в наихудшем свете. Он причинял Каролине боль, и, казалось, не понимал этого или вел себя так намеренно? Он был груб и жесток. Возможно, ситуация виделась ему очень простой. Он вступил в брак по расчету – его семья была довольна, ее семья довольна. Чего же еще от него требовать? Мистер Беддоуз, пожелавший заключить подобный брак, вызвал у Мелисанды презрение. А как же Фермор?
Теперь она видела в нем только эгоиста, способного на страстное желание, но не на малейшую жертву. Неужели она с презрением отвернулась от мистера Беддоуза, человека осторожного и практичного, чтобы променять его на откровенного негодяя!
Значит, пробуждение все еще не наступило? Она со всем уже было приготовилась сдаться, но вновь отступала.
Каролина слегка покачнулась и оперлась рукой о стену.
– Моя малышка… моя королевна! – вскричала Уэнна.
– Ничего, – успокоила ее Каролина. – Я не собираюсь падать в обморок. Но так жить не буду. Лучше уж умереть.
– Не надо так говорить, моя крошка, – принялась утешать ее Уэнна. – Не буди лихо.
– Большего лиха и представить нельзя, – устало произнесла Каролина. – Уж лучше лежать мертвой в гробу, чем стоять сейчас здесь, в этом доме, в этом прибежище греха.
– Сейчас это просто дом… такой же безгрешный, как и любой другой, – возразил Фермор.
– Я этого больше не выдержу, – сказала Каролина. – Ты так жесток… так груб… так беспощаден.
Повернувшись, она выбежала прочь из дома.
– Будьте вы прокляты! – гневно бросила им Уэнна. – Будьте вы оба прокляты, злодеи! Пусть Бог заставит вас так же страдать, как и мою девочку… и даже больше! – И она последовала за Каролиной, крича ей вслед: – Подожди меня! Подожди Уэнну!
Мелисанда отпрянула к стене. Фермор, красный и разгоряченный, гневно произнес:
– Хорошенькое начало!
– Я не могу здесь находиться, – сказала Мелисанда. – Не могу! Они обе стоят у меня перед глазами.
Он подошел к ней и положил руки на плечи:
– Вы никуда не уйдете.
– Нет, Фермор, я должна уйти.
– Из-за этой дешевой мелодрамы?
– Дешевой мелодрамы? Разве вы не поняли, что сердце ее разбито? Разве вы не поняли, что она вас любит, что вы должны вернуться к ней и нам никогда больше не следует видеться?
– Это значит – играть по их правилам, глупышка. Этого они и дожидаются. Их нужно послать ко всем чертям.
– Вы, может, на это способны, а я нет.
– Вы пришли сюда и останетесь здесь. Вы оставили Фенелле записку, и она ее, возможно, уже прочла. Вернуться вы уже не можете, вы отрезали себе дорогу. Теперь вы здесь, со мной, и я не намерен вас отпускать.
Он притянул ее к себе, но она воскликнула:
– Нет, Фермор! Нет!
– Да, – сказал он. – Вы хотели сказать – да. Хватит с меня выдумок.
– Как вы смеете удерживать меня силой?
– Вы говорили, что хотите, чтобы вас взяли силой.
– Но все изменилось.
– Ничего не изменилось. Вы пришли сюда и останетесь здесь.
– Не останусь я. Я вас ненавижу. И, наверное, всегда ненавидела. Вы бессердечны. Вы разбили Каролине сердце, и вам нет до этого никакого дела. Вы над ней посмеялись!
– Какие глупости, Мелисанда. Так, значит, им уда лось вас надуть?
– Я ухожу, – ответила она. – Не знаю куда… все равно куда… но без вас.
Раздался громкий стук в дверь. Она открыла, помешав ему остановить ее. Перед ней стояла Уэнна – но не та злобная Уэнна, что была здесь несколько минут назад, а потрясенная, растерянная, с искаженным от страха лицом старая женщина.
– Несчастный случай, – хриплым голосом произнесла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Я давно уже потерял терпение. Я ведь безумно влюбился в вас с первого взгляда, а вы кого угодно можете вывести из себя своей застенчивостью.
– Я теперь стала… самой собой. Я полюбила правду.
– И меня тоже?
– Любить правду – значит признать, что я люблю вас. Раньше моим кумиром была праведность и то, что считается порядочным. Но теперь мой кумир – правда, и я люблю вас за то, что вы не притворяетесь порядочным.
– Надеюсь, моя дорогая, вы не испытаете потрясения, обнаружив, что у меня золотое сердце.
– Рискну испытать потрясение, поскольку шансов у меня на это немного. Я тоже порочна. Да, порочна. Я всегда хотела быть с вами. Теперь я говорю себе: Каролина? Какое мне дело до Каролины? Она не должна была выходить замуж, зная, что вы ее не любите. Что мне до Каролины? Я желаю немедленно покинуть это заведение.
– Мы сегодня же уедем.
– Сейчас?
– Сию минуту. Теперь, когда вы признали правду, я не намерен ждать ни часа.
– Куда мы отправимся?
– Найдем куда. Завтра снимем дом и будем там жить.
– Вы хотите сказать – я там буду жить. А вы появляться время от времени. У вас ведь есть свой дом.
– Вы поверите мне, если я скажу, что хочу, чтобы было иначе? Если бы я мог все время жить рядом с вами!
– Да, – кивнула Мелисанда. – Да, я вам верю. Вы расскажете Каролине?
– Каролине? Конечно, нет.
– Почему же? Это было бы правдиво.
– Правдиво, но в высшей степени неразумно.
– А что, если она обнаружит?
– Тогда попытаемся ее урезонить.
– И все же мысль о Каролине меня тревожит. Мы будем обманывать бедняжку так же, как столько раз обманывали меня… Леон, мистер Беддоуз… и, возможно, вы!
– В глазах света я, безусловно, буду обманщиком. Но в свете иногда господствуют искаженные представления о некоторых вещах. Я никогда сознательно не обману вас в том смысле, который мы придаем этому слову. Но какой смысл говорить Каролине? Зачем без нужды ранить ее чувства? Пойдемте?
– Фермор, я вдруг испугалась. Из-за Каролины. Она обо всем узнает.
– Она ни о чем не узнает.
– Уэнна тогда нас выследила. Она сообщит Каролине.
– Никакой Уэнны там не было. Вы ее просто себе вообразили.
– Уэнна приехала с Каролиной в Лондон, вы это знаете. И вполне естественно, что она стала за нами следить. Сегодня я с вами пойти не могу.
– Пойдемте. Вы обещали.
– Не пойду. Сегодня не могу. Я должна подумать о Каролине.
– Вы сказали, что решили покончить с притворством.
– Это не притворство. Я сегодня пьяна.
– Вы ничего не пили.
– Я пьяна свободой, – возразила она. – А в таком состоянии не могу пойти с вами.
– Значит, вы говорили неправду?
– Нет, правду. Я. не останусь в этом доме. Я буду свободна и начну свое освобождение с того, что уйду с вами. Завтра, обещаю вам, но не сегодня!
– Почему же? Почему?
– Я чувствую, что сегодня нельзя. На нас смотрят люди. Мадам Кардинглей и девушки… из мужчин кое-кто за нами наблюдает. Давайте будем вести себя как ни в чем не бывало. Я хочу, чтобы никто не догадался, что завтра я сбегу.
– Как я люблю вас! – воскликнул он. – Теперь я смогу доказать вам, как сильно вас люблю.
– Ничего лучше любви на свете нет, я это знаю.
– Завтра вы можете передумать. Вы должны сегодня же отсюда уйти…
– Нет. Но завтра я приду. Клянусь вам.
– Тогда встретимся с вами в половине третьего. Вы в это время ходите на прогулку. Выскользните из дома чуть раньше остальных. Я буду ждать на площади. Приготовлю для вас какое-нибудь жилье на первое время. А потом вы сами сможете выбрать. Ах, Мелисанда… на конец-то!
– Наконец-то! – повторила она.
– Поклянитесь, что вы не передумаете.
– Встретимся завтра на площади. Непременно. Клянусь вам!
– Как долго ждать! Еще и десяти нет. До того как осуществятся мои мечты, еще пятнадцать часов! Какая мука – быть рядом с вами и не быть с вами наедине.
– Вы меня иногда тревожите, – сказала Мелисанда. – Я чувствую себя ребенком, который смотрит на огонь… хочет его потрогать… знает, что обожжется, потому что слышал об этом от взрослых, но не представляет себе, что при этом испытает.
– Вам не будет больно, – возразил Фермор. – Не которым выпадает счастье встретить единственную женщину… единственного мужчину в жизни… ту самую… того самого. Вы для меня – эта единственная женщина. Знай я это, когда мы впервые встретились, все сложилось бы по-другому.
– Но ведь Каролина всегда существовала, правда? Она появилась до того, как мы встретились. Мы бы все равно сделали ее несчастной.
– Она вышла бы замуж за другого мужчину.
– Никак не могу не думать о ней. О Каролине…
– Вы должны забыть о ней. И я тоже. Думайте лучше о нас и предстоящем счастье. Неужели стоит упускать его из-за человека, которому такого счастья никогда не познать?
– Она могла бы его познать, если бы вы ее любили.
– Как же я могу любить кого-то, кроме вас?
– Вдруг любовью пресыщаются, откуда мне знать? Я еще так неопытна. Только начинаю кое-что понимать. Возможно, я ошибаюсь. Возможно, меня ждут страдания. Когда-то давно, в монастыре, я слышала предание о монахине, которая любила. Я часто ее вспоминаю. В детстве часто думала о ней. Она постриглась в монахини, но у нее был любовник. Она ужасно страдала. Вероятно, я тоже буду страдать… Как и она. Ее оставили умирать в гранитном склепе.
– Чудовищно! Вместо нее следовало оставить умирать ее судей.
– Иногда нужно смотреть на вещи глазами других людей. Они считали себя правыми. А монахиня знала, что ее ждет наказание. Быть может, приняла его с радостью. Я бы испытывала то же самое, если бы совершила что-нибудь, заслуживающее наказания. Я готова смириться со своей участью, как та монахиня. Поэтому сегодня и должна подумать о Каролине.
– Если вы завтра отступитесь, – пригрозил он, – я приду и возьму вас силой.
– Это было бы для меня легче всего, не правда ли? Никто не стал бы меня упрекать, все бремя греха легло бы на вас.
– Греха? Что такое грех? Грех в глазах большинства людей – это то, чего не одобряют они сами. Дорогая, покончим с разговорами. Вы обещали… завтра.
– Завтра я буду на месте.
– И вы не отступитесь?
– А какой в этом смысл? Вы же пообещали взять меня силой – так что все равно будет по-вашему.
Он лишь слегка коснулся ее руки, потому, что к ним уже направлялись посланные Фенеллой гости.
Завязалась беседа. Мелисанда была так оживлена, что казалась пьяной. Многим она в тот вечер вскружила голову, а шесть дам решили, что должны приобрести бархатное платье цвета слоновой кости, – оно великолепно оттеняло кожу, придавало глазам дивный блеск!
На следующий день Мелисанда была тиха, скромна и задумчива. Женевра и Клотильда пристально наблюдали за ней, но она ничем себя не выдала.
Фенелла передала через горничную, что хотела бы побеседовать с Мелисандой, когда девушки возвратятся с послеобеденной прогулки. Фенелле не суждено было иметь этого удовольствия, поскольку Мелисанда к ней больше возвращаться не собиралась.
Они пили свой утренний шоколад, когда она демонстративно зевнула.
– Бедняжка! – пожалела ее Женевра. – Ты так устала после вчерашнего. Что же делать? Приходится смиряться с тем, как устроена жизнь.
– Да, – согласилась Мелисанда, – приходится смиряться.
– Так ты дала Беддоузу отставку и решила принять то, что тебе предлагают?
– Я никогда не стану женой Беддоуза.
Клотильда сокрушенно улыбнулась:
– Желаю тебе всего хорошего, моя дорогая.
После этого девушки ей больше разговорами не докучали. Утром они читали книги, а когда стали собираться на прогулку в парк, она, потихоньку спустившись вниз, выбралась из дома.
Однако от глаз Клотильды ей укрыться не удалось. Стоя в дверях, она наблюдала, как Мелисанда встретилась с Фермором, а потом, довольно улыбнувшись, вернулась в холл и стала ждать Женевру и Полли.
Во время краткого пути в меблированный дом, который Фермор нашел для Мелисанды, ни он, ни она почти ничего не говорили.
Для Мелисанды начиналась новая жизнь. Она к этому долго стремилась – быть с Фермором и не ссориться, не пререкаться, как это случалось раньше, а слиться воедино. Правда, рядом с ними присутствовала третья неясная тень. Каролина не шла у Мелисанды из головы. Каролина в черном траурном платье, с рассыпанными по плечам кудряшками. В Каролине чувствовалась глубина, говорившая о способности к истинному чувству – к любви, к страданию, к горю.
Фермор взял ее руку и крепко сжал, словно боялся, что Мелисанда может убежать.
– Даже теперь, – сказал он, – не могу поверить, что это наяву. – Повернув к ней лицо, он тихо, но восторженно запел: – Жаворонок в небесах поет…
– Перестаньте! – оборвала его Мелисанда, – Прошу вас. Я так счастлива.
А про себя добавила: «Была бы, если б не Каролина».
– Вот мы и пришли, – объявил он.
Они стояли перед маленьким домиком. Мелисанда оглядела решетчатые окна, белоснежные кружевные за навески, крошечный садик, железные ворота и ведущую к двери дорожку.
– Вам нравится? – спросил Фермор.
Она молча кивнула.
– Вот ключ. – Он протянул его ей, чтобы показать. – Наш ключ, моя дорогая. – И, обняв девушку одной рукой, громко рассмеялся и стал открывать дверь.
Войдя в прихожую, Мелисанда заметила, что все блестит чистотой, и удивилась, как он так быстро сумел найти жилье. На столе стояли свежие цветы.
– Все готово, – сказал он. – Все готово к вашему приходу. – Не тратя времени даже на то, чтобы закрыть дверь, он оторвал ее от пола и поднял на руки.
– Фермор… – запротестовала она.
– Обними меня за шею и скажи, что никуда от меня не уйдешь.
Она исполнила его просьбу.
– Это же бесполезно, правда? Ты ведь меня все равно не отпустишь?
Он попытался захлопнуть дверь ногой, но она почему-то не закрывалась. Наоборот, распахивалась еще шире, и они вдруг оказались в доме не одни.
В дом вошли двое и закрыли за собой дверь. Фермор поставил Мелисанду на ноги, и она в отчаянии застыла на месте.
Первой заговорила Уэнна. Каролина хранила молчание.
– Так! Так! Что я вам говорила? Вот они, как говорится, тепленькие.
– Что ты здесь делаешь? – огрызнулся Фермор, обращаясь к Каролине.
Уэнна сделала шаг вперед. В городской одежде она показалась Мелисанде настоящей ведьмой. Ее слипшиеся волосы выбивались из-под черной шляпы, а кожа из-за темной одежды приобрела еще более нездоровый оттенок. На носу и на верхней губе выступили капельки пота, щеки горели, а карие глаза сузились от ненависти.
– Мы застали вас на месте преступления, – продолжила Уэнна. – Я знала, что происходит. Я знала, почему вы так редко бываете дома.
– Наглая дрянь! – вскричал Фермор. – Я прогоню тебя со службы.
– Вы прогоните?! Да я никогда и не была у вас на службе. Я служу миссис Каролине, и буду ей верна. Ну, моя королевна, ты узнала, что он за фрукт, а теперь прошу тебя, пойдем домой, прочь от этого гнезда греха и разврата.
– Я только обрадуюсь этому, – холодно произнес Фермор.
– Фермор… – прошептала Каролина. – Как ты мог?
– Каролина, ты должна образумиться.
Уэнна разразилась громким хохотом. Фермор подошел к ней и схватил за плечи:
– Замолчи или я всю душу из тебя вытрясу!
– Попробуйте! – с вызовом воскликнула Уэнна. – Убейте меня! Тогда вас повесят за убийство. Стоит отправиться на тот свет, чтобы и вы попали туда же.
Он оттолкнул женщину от себя.
– Убери ее отсюда, Каролина, – приказал он. – Не представляю, как ты могла вести себя подобным образом… выслеживать меня… шпионить за мной. Я этого не потерплю.
– Как это на тебя похоже! – печально проговорила Каролина. – Тебя застали врасплох, ты виноват, но пытаешься все поставить с ног на голову и свалить вину на других.
– А ты считаешь правильным выслеживать собственного мужа, а потом натравливать на меня эту мерзавку?
– Ах, Фермор, причем тут это! Ты отправился за ней в Лондон. Выяснил, где она находится. Ты… ты в нее влюблен?
– Да.
– И этот дом предназначается для вас?
– Да.
– А как же наш дом? Как же наша с тобой жизнь?
– Дорогая моя Каролина, тебе, кроме себя самой, винить некого. В обязанности жены входит закрывать глаза на то, чего ей не следует замечать.
Тут Мелисанда не выдержала. Исказившееся страданием лицо Каролины навсегда врезалось ей в память.
– Нет, нет. Это не так, Каролина. Это не так! – воскликнула она. – Мы собирались… но я уйду. Вы вышли за него замуж, так что уйти должна я. Я не хотела причинять вам страдания. Я думала, что вы ни о чем не узнаете.
– Ах, поглядите, какая паинька! – насмешливо фыркнула Уэнна.
– Я никогда вам не доверяла, – сказала Каролина. – Всегда знала, что от вас надо ждать недоброго. Когда отец привел вас в дом, все переменилось. До этого я была счастлива.
– Я уйду, – повторила Мелисанда. – Каролина, я уйду прямо сейчас. Он вернется к вам.
– Когда вы закончите устраивать мое будущее, – с холодным бешенством проговорил Фермор, – я хотел бы кое-что сказать.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание? – спросила Каролина.
– Я не собираюсь оправдываться. Мои отношения с Мелисандой ничего в нашем браке не меняют. Что еще тебе нужно знать?
Каролина с горечью рассмеялась.
– Ты слишком долго прожила в деревне, – сказал он. – Тебя приучили узко мыслить. Попытайся принять более либеральные взгляды. Тогда ты увидишь, что все можно вполне благополучно устроить.
Взглянув на него, Мелисанда увидела, что нежный любовник исчез. Фермор предстал в наихудшем свете. Он причинял Каролине боль, и, казалось, не понимал этого или вел себя так намеренно? Он был груб и жесток. Возможно, ситуация виделась ему очень простой. Он вступил в брак по расчету – его семья была довольна, ее семья довольна. Чего же еще от него требовать? Мистер Беддоуз, пожелавший заключить подобный брак, вызвал у Мелисанды презрение. А как же Фермор?
Теперь она видела в нем только эгоиста, способного на страстное желание, но не на малейшую жертву. Неужели она с презрением отвернулась от мистера Беддоуза, человека осторожного и практичного, чтобы променять его на откровенного негодяя!
Значит, пробуждение все еще не наступило? Она со всем уже было приготовилась сдаться, но вновь отступала.
Каролина слегка покачнулась и оперлась рукой о стену.
– Моя малышка… моя королевна! – вскричала Уэнна.
– Ничего, – успокоила ее Каролина. – Я не собираюсь падать в обморок. Но так жить не буду. Лучше уж умереть.
– Не надо так говорить, моя крошка, – принялась утешать ее Уэнна. – Не буди лихо.
– Большего лиха и представить нельзя, – устало произнесла Каролина. – Уж лучше лежать мертвой в гробу, чем стоять сейчас здесь, в этом доме, в этом прибежище греха.
– Сейчас это просто дом… такой же безгрешный, как и любой другой, – возразил Фермор.
– Я этого больше не выдержу, – сказала Каролина. – Ты так жесток… так груб… так беспощаден.
Повернувшись, она выбежала прочь из дома.
– Будьте вы прокляты! – гневно бросила им Уэнна. – Будьте вы оба прокляты, злодеи! Пусть Бог заставит вас так же страдать, как и мою девочку… и даже больше! – И она последовала за Каролиной, крича ей вслед: – Подожди меня! Подожди Уэнну!
Мелисанда отпрянула к стене. Фермор, красный и разгоряченный, гневно произнес:
– Хорошенькое начало!
– Я не могу здесь находиться, – сказала Мелисанда. – Не могу! Они обе стоят у меня перед глазами.
Он подошел к ней и положил руки на плечи:
– Вы никуда не уйдете.
– Нет, Фермор, я должна уйти.
– Из-за этой дешевой мелодрамы?
– Дешевой мелодрамы? Разве вы не поняли, что сердце ее разбито? Разве вы не поняли, что она вас любит, что вы должны вернуться к ней и нам никогда больше не следует видеться?
– Это значит – играть по их правилам, глупышка. Этого они и дожидаются. Их нужно послать ко всем чертям.
– Вы, может, на это способны, а я нет.
– Вы пришли сюда и останетесь здесь. Вы оставили Фенелле записку, и она ее, возможно, уже прочла. Вернуться вы уже не можете, вы отрезали себе дорогу. Теперь вы здесь, со мной, и я не намерен вас отпускать.
Он притянул ее к себе, но она воскликнула:
– Нет, Фермор! Нет!
– Да, – сказал он. – Вы хотели сказать – да. Хватит с меня выдумок.
– Как вы смеете удерживать меня силой?
– Вы говорили, что хотите, чтобы вас взяли силой.
– Но все изменилось.
– Ничего не изменилось. Вы пришли сюда и останетесь здесь.
– Не останусь я. Я вас ненавижу. И, наверное, всегда ненавидела. Вы бессердечны. Вы разбили Каролине сердце, и вам нет до этого никакого дела. Вы над ней посмеялись!
– Какие глупости, Мелисанда. Так, значит, им уда лось вас надуть?
– Я ухожу, – ответила она. – Не знаю куда… все равно куда… но без вас.
Раздался громкий стук в дверь. Она открыла, помешав ему остановить ее. Перед ней стояла Уэнна – но не та злобная Уэнна, что была здесь несколько минут назад, а потрясенная, растерянная, с искаженным от страха лицом старая женщина.
– Несчастный случай, – хриплым голосом произнесла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44