Бенджамин? Когда?
Проскакав по юроду, Аарон Торрес остановил лошадь возле дворца Торресов, отдаваясь приветствию теплого золотого солнечного света и сладкому журчанию ручья во внутреннем дворике.
– Скоро я буду далеко в море. Мне будет не хватать этого дома, – шепнул он андалузцу, принуждая себя не думать, как он соскучится по родителям, Анне и ее маленькой дочери. Воспоминания о прощании с Руфью и Исааком чуть не разбили его сердце.
Глубокая печаль всколыхнулась в нем, когда он припомнил последнее прощание на той, лишенной растительности горной дороге высоко в Пиренеях. Но, по крайней мере, его дядя и тетя были в безопасности и отправились дальше, сохранив многое из своего добытого тяжким трудом золота. И все же десяткам тысяч других евреев так не повезет. В середине июля, за неделю до окончательного срока изгнания, они забили дороги потоком человеческих страданий, что протянулся с высоких плато Кастилии до скалистых мысов Каталонии. Аарон видел купцов и банкиров, врачей и опытных торговцев, которых насильно заставили продать за жалкие гроши бесценные фамильные сокровища, тысячи акров земли, величественные дворцы и чистокровный домашний скот.
В Лериде он видел торговца шерстью, который продал свой склад менее чем за тысячу мараведи, что, насколько знал Аарон, едва хватит ему, чтобы оплатить дорогу из Барселоны в Неаполь в утлом, источенном червями суденышке. Наиболее удачливые занимали более высокое положение – те, кто прагматически смотрели вперед. Некоторые евреи верили, что монархи нагонят их из старинных домов, но большинство теперь горькой ценой платило за свои сомнения.
Он спешился; полуденная жара была невыносима. Конюх взял андалузца и повел к конюшне, чтобы хорошенько вычистить прекрасное животное. Аарон вошел в тень просторного внутреннего дворика, и вдруг на ею лице промелькнула широкая улыбка. Мама всегда сердилась, когда он делал это ребенком, но сейчас – как он мог устоять перед фонтаном? Он скакал через Арагон и Кастилию, далеко на юг Андалузии, проводя целые недели в седле. Под складками одежды его влажное от пота тело покрывала пыль. Аарон отстегнул пояс, на котором висел меч, и со звоном уронил его, затем отбросил накидку и стал стягивать рубашку с широких мускулистых плеч. Он опустился на колени перед фонтаном и окунул голову в прохладную искрящуюся воду.
Магдалена стояла как вкопанная на веранде, с блаженным восторгом наблюдая, как Диего появился на противоположном конце дворика и направился к центральному фонтану. Глаза ее широко раскрылись от удивления, когда он разделся по пояс и погрузился в воду. Как завороженная, она подошла поближе. Шелковые юбки шелестели по мере ее приближения.
Годы, в течение которых Аарону приходилось выживать на полях сражений, обострили все его инстинкты. Он выпрямился, быстро повернулся, чтобы встретить безмолвного врага, вторгшегося в его дом, и откинул длинные пряди золотистых волос с глаз.
– Кто… а, ты дочь Вальдеса! Ради всех святых, что привело тебя в мой дом?
Можно было подумать, что он столкнулся с солдатом-мавром, а не с хрупкой девушкой.
Магдалена смотрела, как вода, из-за которой стали темнее его волосы, разлетелась брызгами вокруг его головы. Ее глаза последовали за сверкающими каплями, оставившими тропинки на его мускулистой груди и руках. Она ощутила слабый аромат мужского тела и запах лошадиного пота, которые все еще витали вокруг него. Язык ее прилип к небу, а ладонь потянулась, чтобы прикоснуться к его покрытой светлыми волосами руке. Он был такой великолепный, золотой… и почти обнаженный! Ее взгляд скользнул с его широкой груди к туго облегающим шерстяным рейтузам и мягким кожаным ботинкам, потом назад к длинным ногам и устремился к красноватому шраму, который перерезал бок и спускался за пояс рейтуз.
– Это новый шрам, – обронила она, задыхаясь от собственной глупости.
– Да, новый, но поскольку мы встречались только один раз в прошлом году на севильской дороге, откуда тебе это известно? – Его глаза задумчиво сощурились, он рассматривал ее порозовевшие щеки и большие зеленые глаза. Невзрачная беспризорная девчонка Бернардо Вальдеса выросла в пышную юную красавицу. И тогда он понял, откуда она знает о его новом шраме!
– Похоже, что оба раза, что мы встречались, я смывал с себя дорожную пыль. – Он ответил на собственный вопрос и был вознагражден ее виноватым личиком и шагом назад. Он шагнул вперед, чтобы посмотреть, отступит ли она еще.
Она отступила, сжимая том из библиотеки его отца в руках, как щит. Аарон хищно улыбнулся.
– Ты что, онемела с прошлого года? Если нападение двух разбойников не устрашило тебя, маленькая кошечка, то уж наверняка мое полуобнаженное тело не повергло тебя в такой ужас… или повергло?
– Я не испугалась, а просто удивилась, когда увидела, что ты вернулся домой после такого долгого отсутствия, – решительно ответила она. – Бенджамин беспокоился о тебе. – Магдалена стояла смирно, позволив ему провести рукой с длинными пальцами по тугому рукаву бледно-зеленого платья. Его прикосновение грело, как солнце Андалузии. Она едва сдержалась, чтобы не прижаться к нему.
– Бенджамин, да? Как получилось, что ты знаешь моего отца? И получила разрешение ходить по нашему дому и брать книги из библиотеки?
– Если бы ты больше бывал дома, тогда бы знал, – огрызнулась она, когда он выхватил книгу из ее онемевших пальцев. Брови его изогнулись.
– Любовные стихи Овидия. Ты читаешь на латыни? – Явное недоверие было написано на его прекрасном лице.
– Да, я читаю на латыни, ответила она, стараясь держаться как можно надменнее, поскольку ее заливал стыд, что ее застали с такой эротической книгой. Может, ей не следовало говорить правду, а сказать, что книга предназначалась для ее матери или замужней сестры?
Он открыл том и пролистал страницы, задерживаясь на некоторых хорошо известных ему пассажах.
– Итак, ты любительница любовной поэзии, которая подсматривает за купающимися мужчинами. – Взгляд его был веселым, но оценивающим.
– Если бы ты купался в более закрытых местах, я не натолкнулась бы на тебя. Или у тебя привычка скидывать одежду у каждой реки или фонтана Андалузии? – Она почувствовала, как ее спина прижалась к холодным камням стены: Аарон воспользовался своим преимуществом и, держа книгу в руке, подкрался к ней.
Он удивил ее, ибо запрокинул голову и расхохотался. Потом расчесал пальцами свои золотые кудри, откинул их со лба и ответил:
– Некоторые реки и фонтаны на юге Кастилии были опасны в течение многих лет, но я был уверен, что в собственном внутреннем дворике я в безопасности.
– Я вооружена, сударь, только моим поэтом, – поддразнила она его, глядя на книгу в его руке. Больше всего ей нравилось, когда он смеялся.
– Откуда ты знаешь моего отца?
– Я была его пациенткой. Я упала с лошади, а он выходил меня. – «Это все было частью уловки, которая обернулась против меня. А я всегда хотела быть поближе к тебе, Аарон!» – в отчаянии подумала она. – Когда Бенджамин узнал, что я умею читать на кастильском и латыни, он любезно предложил воспользоваться его библиотекой. В последние месяцы я часто прихожу сюда. – Она внимательно рассматривала его скрывающее чувство лицо.
Аарон провел пальцами по ее руке и легонько тронул ключицу. Он почувствовал, как быстро бьется се пульс. В его теле, изголодавшемся по женщинам, проснулось ответное желание. Он всегда был разборчивым в выборе наложниц, зная из врачебного опыта отца, что может случиться с неосторожными мужчинами. Она была молодая, чистая и явно тянулась к нему. К тому же она была дочерью Эстреллы Вальдес, и это, без сомнения, означало, что ей знакома мораль, как и любимой кошке его садовника. И все же в ней чувствовалась какая-то незащищенность. Он осторожно протянул руку и потрогал ее шелковистую щечку. Ее глаза широко распахнулись, потом томно закрылись.
Магдалена чувствовала, что он собирается поцеловать ее здесь, во дворе, пока он наполовину раздет и никто не может помешать им. Что подумали бы Бенджамин или Серафина? Она отшатнулась и подняла руку, снова широко раскрыв глаза.
– Ты не должен…
Он почувствовал, как ее маленькая мягкая ручка бессильно толкает его в грудь, и притянул ее к себе, все еще держа забытую книгу и крепко обнимая девушку. Не обращая внимания на ее слабый протест, он поднял ее подбородок и прижался ртом к ее полуоткрытым губам. Она пахла жасмином и была сладкая, как мед. Аарон углубил поцелуй, провел языком по ее губам, а потом легко проник между ними, дразня и сладко мучая, пока не услышал ее тихий сдавленный стон. Она будет его, но сначала он должен поздороваться с родителями и уверить их, что все получилось так, как они с Исааком планировали. Медленно, нехотя он прервал поцелуй, а ум его лихорадочно обдумывал, как устроить тайное свидание.
– Я должен сообщить матери и отцу, что благополучно вернулся из поездки, а потом…
– Их нет дома, – едва дыша, произнесла она. – Они ушли, чтобы разделить трапезу со своими друзьями, на другой конец города. Мне сказал привратник.
Почему она произнесла зги слова, что поставили печать на ее судьбе$?
– А ты приходишь сюда, свободно пользуешься библиотекой? – тихо прошептал он, еще раз пробуя на вкус ее губы.
Она не возражала против его объятий.
Аарон Торрес поклялся узнать, почему дочь крестоносца подружилась с обращенным евреем, но сначала ему надо утолить гнетущую жажду. Он подхватил се на руки и понес наверх в свои покои.
ГЛАВА 4
Магдалена прильнула к Аарону: мысли ее унеслись в бешеном вихре, она была смущена. Чувство вины и сомнение соперничали с шестью годами сентиментальной, невознагражденной влюбленности. Ей казалось, что она всегда любила этого человека всем своим юным сердцем, а теперь в первый раз он увидел в ней желанную женщину, а не ребенка, прячущегося за мамину юбку, или замарашку, которую тогда, на дороге, надо было спасать. «Я стала прекрасной для тебя, Аарон… и я выйду за тебя замуж… только за тебя».
Он распахнул массивную дубовую дверь в свои комнаты, затем толкнул их за собой обутой в башмак ногой. Толстые персидские ковры заглушали звуки его шагов. Он прошел большой зал с низкими кушетками и медными столиками. В тишине было слышно только их горячее дыхание. Аарон пронес ее через высокую дверь в соседнюю комнату.
Его теплые губы легким дыханием овеяли сомкнутые веки девушки. Магдалена прижалась к его обнаженным плечам, вонзая ногти в его сильную гладкую спину. Он прикусил зубами мочку ее уха, а потом проник языком в изящную раковинку. Она задохнулась от восторга и удивления. И пока она поняла, что происходит, юноша бросил ее поверх пышной горки подушек на огромную круглую кровать. Когда ее истомленное, бездыханное тело распростерлось на шелковой поверхности, он, возвышаясь над ней, пожирал се горящими от страсти голубыми глазами.
Глядя в эти бездонные глаза, Магдалена почувствовала себя плененной: она все больше очаровывалась им. Она проследила за его взглядом, который медленно перешел с ее огромных нефритовых глаз к горлу, потом к возвышавшимся холмикам грудей, а потом спустился ниже, туда, где под приподнявшимися юбками были видны ее изящные колени и ножки в элегантных туфельках.
– Такая юная, само совершенство, – пробормотал он, глядя на ее красоту и склоняясь к ней на пышную кровать. Он опирался всем весом на одно колено и взял ее за обе руки. Медленно, словно долго мучимый жаждой человек, который опасается быстро утолить ее, он наклонился к ней, чтобы еще раз ощутить ее вкус. – Обними меня, – попросил он, проведя языком и губами по чувственным жилкам на ее горле и вновь прижимаясь к ее рту. Она покорилась, обвивая руками его обнаженную талию и раскрыв похожие на лепестки губы, чтобы ответить на его поцелуй. Он застонал и, потеряв голову, крепко и глубоко поцеловал ее, опускаясь на нее всей своей тяжестью.
Магдалена чувствовала каждый дюйм его тела, несмотря на складки своего шелкового платья и сорочки. Его крепкая плоть глубоко вдавила ее в покрывала. Потом он слегка приподнялся и осторожно пробрался рукой под ее юбки. Его проворные пальцы прокладывали себе дорогу от маленькой коленки к гладким округлым икрам, а потом выше, к бархатисто-мягким бедрам. Следуя инстинкту, она выгнулась ему навстречу, крепко обнимая его, а он все гладил и ласкал ее, возбуждая во всем ее теле огонь и дичайшие, невообразимые фантазии.
Аарон чувствовал, как она отвечает на его прикосновения, и понял, что больше не может ждать и томиться. Она должна стать его, прямо сейчас. С кошачьей грацией он сел и повернулся к ней спиной, чтобы разуться. Потом встал и стянул с себя мягкие шерстяные рейтузы, которые не могли скрыть его страсти. Он увидел, как глаза ее расширились, а изо рта вырвалось слабое «о» – вздох испуга и удивления. «Превосходная артистка», – с улыбкой подумал он.
– Ты же раньше видела меня раздетым. А теперь я требую, чтобы ты ответила мне тем же, – хрипло сказал он и, протянув руку и схватив девушку за запястье, стащил ее с постели.
Слабая и податливая, как кукла, она стояла, прижавшись к его нагому телу, пальцами упираясь в его сильную, поросшую волосами грудь. Было слышно, как сильно бьется его сердце. Как сомнамбула, Магдалена подчинилась его приказу, а он стянул рукава ее платья. Платье с шелестом упало на ковер. Аарон повернул ее и принялся расстегивать сорочку. И когда он наконец спустил облегающие рукава и обнажил плечи, его жаждущие губы прильнули к ним, увлажняя мягкую бледную кожу поцелуями. Ее тонкая шелковая нижняя рубашка была отброшена в сторону, легкая, как летний андалузский ветерок.
Он представлял себе, что ее юное гибкое тело распустилось и превратилось в по-женски зрелое, но даже в фантазиях не мог вообразить себе, как оно прекрасно. Бледно-розовые соски ее высокой груди напряглись от вожделения, умоляя руки Аарона приласкать их, а губы его – вкусить сладость этих трепетных дивных вершинок. Она запрокинула голову под его ласками. Юноша чувствовал, как бешено бьется ее сердце, слышал легкие вскрики невыразимого блаженства. Он опустил руки к ее тонкой талии, затем сомкнул их вокруг бедер, завладел маленькими шелковистыми ягодицами и, приподняв ее, прижал к своему болезненно-возбужденному фаллосу.
Магдалена ощутила его исполненное жизненных сил мужество, которое так заворожило ее прошлым летом и которое с такой настойчивостью и силой вдавливалось теперь в ее живот. Он зарычал и с силой поцеловал ее, чуть не поранив губы от страсти. Она была испугана и в то же время желала его. Она не могла ни думать, ни говорить, но только отзываться на каждое новое, сводящее с ума волшебство, которое он проделывал с ней. Волосы, собранные на затылке драгоценными гребнями, были сзади прикрыты прозрачными кружевами, которые тут же стянули его нетерпеливые руки. На волю вырвался целый поток каштановых кудрей, который наполнил его руки сверкающим сиянием. Он вытащил гребни и разбросал их по ковру, потом пробежал пальцами по волосам, со сладострастием поглаживая их. Когда он снова положил ее на кровать и снял с нее туфли на деревянных каблуках, она откинулась, снедаемая желанием и страстью и непостижимо мечтающая забыть обо всем на свете.
Аарон скользнул в кровать, лаская се нежные юные формы и накрыв ее своим телом, коленом раздвинул ее бедра. Она двигалась жадно и молчаливо согласно, и в то же время у нее явно не было никакого опыта, она не знала, что делать, как двигаться. Однако руки Магдалены заскользили по его спине и сжали плечи, как только он наклонился, чтобы поцеловать ее. О святые праведники, он сейчас разорвется, если не овладеет ею! Он крепко поцеловал ее и погрузился в мягкую влажную негу ее лона. Оно было невероятно маленькое, тугое, но плоть Аарона не натолкнулась ни на какую преграду. Его окатила волна мгновенного разочарования, но долгие месяцы воздержания быстро преодолели глупые надежды. Он овладел ею медленными долгими движениями, наслаждаясь как только возможно ее дивным телом, которое каким-то непостижимым образом все еще было не запятнано ее прежними связями.
«Так вот что происходит между мужчиной и женщиной!» – удивленно подумала Магдалена, крепко прижимаясь к нему, ощущая, как в глубине ее живота разливается горячая волна, превращающаяся в адское пекло. О, если бы это могло продолжаться вечно! Если бы этот жар можно было утолить! Она почувствовала, что мысли ее ускользают из-под контроля, превращаются в ничто по мере того, как ею овладевали простые инстинкты. Вдруг она почувствовала изменение в теле Аарона. Каждый мускул его тела, твердый и напряженный, сначала вздрогнул, а потом словно превратился в камень. Казалось, он задыхался, а его фаллос пульсировал короткими резкими толчками. Потом юноша упал на нее, как тяжелое бремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Проскакав по юроду, Аарон Торрес остановил лошадь возле дворца Торресов, отдаваясь приветствию теплого золотого солнечного света и сладкому журчанию ручья во внутреннем дворике.
– Скоро я буду далеко в море. Мне будет не хватать этого дома, – шепнул он андалузцу, принуждая себя не думать, как он соскучится по родителям, Анне и ее маленькой дочери. Воспоминания о прощании с Руфью и Исааком чуть не разбили его сердце.
Глубокая печаль всколыхнулась в нем, когда он припомнил последнее прощание на той, лишенной растительности горной дороге высоко в Пиренеях. Но, по крайней мере, его дядя и тетя были в безопасности и отправились дальше, сохранив многое из своего добытого тяжким трудом золота. И все же десяткам тысяч других евреев так не повезет. В середине июля, за неделю до окончательного срока изгнания, они забили дороги потоком человеческих страданий, что протянулся с высоких плато Кастилии до скалистых мысов Каталонии. Аарон видел купцов и банкиров, врачей и опытных торговцев, которых насильно заставили продать за жалкие гроши бесценные фамильные сокровища, тысячи акров земли, величественные дворцы и чистокровный домашний скот.
В Лериде он видел торговца шерстью, который продал свой склад менее чем за тысячу мараведи, что, насколько знал Аарон, едва хватит ему, чтобы оплатить дорогу из Барселоны в Неаполь в утлом, источенном червями суденышке. Наиболее удачливые занимали более высокое положение – те, кто прагматически смотрели вперед. Некоторые евреи верили, что монархи нагонят их из старинных домов, но большинство теперь горькой ценой платило за свои сомнения.
Он спешился; полуденная жара была невыносима. Конюх взял андалузца и повел к конюшне, чтобы хорошенько вычистить прекрасное животное. Аарон вошел в тень просторного внутреннего дворика, и вдруг на ею лице промелькнула широкая улыбка. Мама всегда сердилась, когда он делал это ребенком, но сейчас – как он мог устоять перед фонтаном? Он скакал через Арагон и Кастилию, далеко на юг Андалузии, проводя целые недели в седле. Под складками одежды его влажное от пота тело покрывала пыль. Аарон отстегнул пояс, на котором висел меч, и со звоном уронил его, затем отбросил накидку и стал стягивать рубашку с широких мускулистых плеч. Он опустился на колени перед фонтаном и окунул голову в прохладную искрящуюся воду.
Магдалена стояла как вкопанная на веранде, с блаженным восторгом наблюдая, как Диего появился на противоположном конце дворика и направился к центральному фонтану. Глаза ее широко раскрылись от удивления, когда он разделся по пояс и погрузился в воду. Как завороженная, она подошла поближе. Шелковые юбки шелестели по мере ее приближения.
Годы, в течение которых Аарону приходилось выживать на полях сражений, обострили все его инстинкты. Он выпрямился, быстро повернулся, чтобы встретить безмолвного врага, вторгшегося в его дом, и откинул длинные пряди золотистых волос с глаз.
– Кто… а, ты дочь Вальдеса! Ради всех святых, что привело тебя в мой дом?
Можно было подумать, что он столкнулся с солдатом-мавром, а не с хрупкой девушкой.
Магдалена смотрела, как вода, из-за которой стали темнее его волосы, разлетелась брызгами вокруг его головы. Ее глаза последовали за сверкающими каплями, оставившими тропинки на его мускулистой груди и руках. Она ощутила слабый аромат мужского тела и запах лошадиного пота, которые все еще витали вокруг него. Язык ее прилип к небу, а ладонь потянулась, чтобы прикоснуться к его покрытой светлыми волосами руке. Он был такой великолепный, золотой… и почти обнаженный! Ее взгляд скользнул с его широкой груди к туго облегающим шерстяным рейтузам и мягким кожаным ботинкам, потом назад к длинным ногам и устремился к красноватому шраму, который перерезал бок и спускался за пояс рейтуз.
– Это новый шрам, – обронила она, задыхаясь от собственной глупости.
– Да, новый, но поскольку мы встречались только один раз в прошлом году на севильской дороге, откуда тебе это известно? – Его глаза задумчиво сощурились, он рассматривал ее порозовевшие щеки и большие зеленые глаза. Невзрачная беспризорная девчонка Бернардо Вальдеса выросла в пышную юную красавицу. И тогда он понял, откуда она знает о его новом шраме!
– Похоже, что оба раза, что мы встречались, я смывал с себя дорожную пыль. – Он ответил на собственный вопрос и был вознагражден ее виноватым личиком и шагом назад. Он шагнул вперед, чтобы посмотреть, отступит ли она еще.
Она отступила, сжимая том из библиотеки его отца в руках, как щит. Аарон хищно улыбнулся.
– Ты что, онемела с прошлого года? Если нападение двух разбойников не устрашило тебя, маленькая кошечка, то уж наверняка мое полуобнаженное тело не повергло тебя в такой ужас… или повергло?
– Я не испугалась, а просто удивилась, когда увидела, что ты вернулся домой после такого долгого отсутствия, – решительно ответила она. – Бенджамин беспокоился о тебе. – Магдалена стояла смирно, позволив ему провести рукой с длинными пальцами по тугому рукаву бледно-зеленого платья. Его прикосновение грело, как солнце Андалузии. Она едва сдержалась, чтобы не прижаться к нему.
– Бенджамин, да? Как получилось, что ты знаешь моего отца? И получила разрешение ходить по нашему дому и брать книги из библиотеки?
– Если бы ты больше бывал дома, тогда бы знал, – огрызнулась она, когда он выхватил книгу из ее онемевших пальцев. Брови его изогнулись.
– Любовные стихи Овидия. Ты читаешь на латыни? – Явное недоверие было написано на его прекрасном лице.
– Да, я читаю на латыни, ответила она, стараясь держаться как можно надменнее, поскольку ее заливал стыд, что ее застали с такой эротической книгой. Может, ей не следовало говорить правду, а сказать, что книга предназначалась для ее матери или замужней сестры?
Он открыл том и пролистал страницы, задерживаясь на некоторых хорошо известных ему пассажах.
– Итак, ты любительница любовной поэзии, которая подсматривает за купающимися мужчинами. – Взгляд его был веселым, но оценивающим.
– Если бы ты купался в более закрытых местах, я не натолкнулась бы на тебя. Или у тебя привычка скидывать одежду у каждой реки или фонтана Андалузии? – Она почувствовала, как ее спина прижалась к холодным камням стены: Аарон воспользовался своим преимуществом и, держа книгу в руке, подкрался к ней.
Он удивил ее, ибо запрокинул голову и расхохотался. Потом расчесал пальцами свои золотые кудри, откинул их со лба и ответил:
– Некоторые реки и фонтаны на юге Кастилии были опасны в течение многих лет, но я был уверен, что в собственном внутреннем дворике я в безопасности.
– Я вооружена, сударь, только моим поэтом, – поддразнила она его, глядя на книгу в его руке. Больше всего ей нравилось, когда он смеялся.
– Откуда ты знаешь моего отца?
– Я была его пациенткой. Я упала с лошади, а он выходил меня. – «Это все было частью уловки, которая обернулась против меня. А я всегда хотела быть поближе к тебе, Аарон!» – в отчаянии подумала она. – Когда Бенджамин узнал, что я умею читать на кастильском и латыни, он любезно предложил воспользоваться его библиотекой. В последние месяцы я часто прихожу сюда. – Она внимательно рассматривала его скрывающее чувство лицо.
Аарон провел пальцами по ее руке и легонько тронул ключицу. Он почувствовал, как быстро бьется се пульс. В его теле, изголодавшемся по женщинам, проснулось ответное желание. Он всегда был разборчивым в выборе наложниц, зная из врачебного опыта отца, что может случиться с неосторожными мужчинами. Она была молодая, чистая и явно тянулась к нему. К тому же она была дочерью Эстреллы Вальдес, и это, без сомнения, означало, что ей знакома мораль, как и любимой кошке его садовника. И все же в ней чувствовалась какая-то незащищенность. Он осторожно протянул руку и потрогал ее шелковистую щечку. Ее глаза широко распахнулись, потом томно закрылись.
Магдалена чувствовала, что он собирается поцеловать ее здесь, во дворе, пока он наполовину раздет и никто не может помешать им. Что подумали бы Бенджамин или Серафина? Она отшатнулась и подняла руку, снова широко раскрыв глаза.
– Ты не должен…
Он почувствовал, как ее маленькая мягкая ручка бессильно толкает его в грудь, и притянул ее к себе, все еще держа забытую книгу и крепко обнимая девушку. Не обращая внимания на ее слабый протест, он поднял ее подбородок и прижался ртом к ее полуоткрытым губам. Она пахла жасмином и была сладкая, как мед. Аарон углубил поцелуй, провел языком по ее губам, а потом легко проник между ними, дразня и сладко мучая, пока не услышал ее тихий сдавленный стон. Она будет его, но сначала он должен поздороваться с родителями и уверить их, что все получилось так, как они с Исааком планировали. Медленно, нехотя он прервал поцелуй, а ум его лихорадочно обдумывал, как устроить тайное свидание.
– Я должен сообщить матери и отцу, что благополучно вернулся из поездки, а потом…
– Их нет дома, – едва дыша, произнесла она. – Они ушли, чтобы разделить трапезу со своими друзьями, на другой конец города. Мне сказал привратник.
Почему она произнесла зги слова, что поставили печать на ее судьбе$?
– А ты приходишь сюда, свободно пользуешься библиотекой? – тихо прошептал он, еще раз пробуя на вкус ее губы.
Она не возражала против его объятий.
Аарон Торрес поклялся узнать, почему дочь крестоносца подружилась с обращенным евреем, но сначала ему надо утолить гнетущую жажду. Он подхватил се на руки и понес наверх в свои покои.
ГЛАВА 4
Магдалена прильнула к Аарону: мысли ее унеслись в бешеном вихре, она была смущена. Чувство вины и сомнение соперничали с шестью годами сентиментальной, невознагражденной влюбленности. Ей казалось, что она всегда любила этого человека всем своим юным сердцем, а теперь в первый раз он увидел в ней желанную женщину, а не ребенка, прячущегося за мамину юбку, или замарашку, которую тогда, на дороге, надо было спасать. «Я стала прекрасной для тебя, Аарон… и я выйду за тебя замуж… только за тебя».
Он распахнул массивную дубовую дверь в свои комнаты, затем толкнул их за собой обутой в башмак ногой. Толстые персидские ковры заглушали звуки его шагов. Он прошел большой зал с низкими кушетками и медными столиками. В тишине было слышно только их горячее дыхание. Аарон пронес ее через высокую дверь в соседнюю комнату.
Его теплые губы легким дыханием овеяли сомкнутые веки девушки. Магдалена прижалась к его обнаженным плечам, вонзая ногти в его сильную гладкую спину. Он прикусил зубами мочку ее уха, а потом проник языком в изящную раковинку. Она задохнулась от восторга и удивления. И пока она поняла, что происходит, юноша бросил ее поверх пышной горки подушек на огромную круглую кровать. Когда ее истомленное, бездыханное тело распростерлось на шелковой поверхности, он, возвышаясь над ней, пожирал се горящими от страсти голубыми глазами.
Глядя в эти бездонные глаза, Магдалена почувствовала себя плененной: она все больше очаровывалась им. Она проследила за его взглядом, который медленно перешел с ее огромных нефритовых глаз к горлу, потом к возвышавшимся холмикам грудей, а потом спустился ниже, туда, где под приподнявшимися юбками были видны ее изящные колени и ножки в элегантных туфельках.
– Такая юная, само совершенство, – пробормотал он, глядя на ее красоту и склоняясь к ней на пышную кровать. Он опирался всем весом на одно колено и взял ее за обе руки. Медленно, словно долго мучимый жаждой человек, который опасается быстро утолить ее, он наклонился к ней, чтобы еще раз ощутить ее вкус. – Обними меня, – попросил он, проведя языком и губами по чувственным жилкам на ее горле и вновь прижимаясь к ее рту. Она покорилась, обвивая руками его обнаженную талию и раскрыв похожие на лепестки губы, чтобы ответить на его поцелуй. Он застонал и, потеряв голову, крепко и глубоко поцеловал ее, опускаясь на нее всей своей тяжестью.
Магдалена чувствовала каждый дюйм его тела, несмотря на складки своего шелкового платья и сорочки. Его крепкая плоть глубоко вдавила ее в покрывала. Потом он слегка приподнялся и осторожно пробрался рукой под ее юбки. Его проворные пальцы прокладывали себе дорогу от маленькой коленки к гладким округлым икрам, а потом выше, к бархатисто-мягким бедрам. Следуя инстинкту, она выгнулась ему навстречу, крепко обнимая его, а он все гладил и ласкал ее, возбуждая во всем ее теле огонь и дичайшие, невообразимые фантазии.
Аарон чувствовал, как она отвечает на его прикосновения, и понял, что больше не может ждать и томиться. Она должна стать его, прямо сейчас. С кошачьей грацией он сел и повернулся к ней спиной, чтобы разуться. Потом встал и стянул с себя мягкие шерстяные рейтузы, которые не могли скрыть его страсти. Он увидел, как глаза ее расширились, а изо рта вырвалось слабое «о» – вздох испуга и удивления. «Превосходная артистка», – с улыбкой подумал он.
– Ты же раньше видела меня раздетым. А теперь я требую, чтобы ты ответила мне тем же, – хрипло сказал он и, протянув руку и схватив девушку за запястье, стащил ее с постели.
Слабая и податливая, как кукла, она стояла, прижавшись к его нагому телу, пальцами упираясь в его сильную, поросшую волосами грудь. Было слышно, как сильно бьется его сердце. Как сомнамбула, Магдалена подчинилась его приказу, а он стянул рукава ее платья. Платье с шелестом упало на ковер. Аарон повернул ее и принялся расстегивать сорочку. И когда он наконец спустил облегающие рукава и обнажил плечи, его жаждущие губы прильнули к ним, увлажняя мягкую бледную кожу поцелуями. Ее тонкая шелковая нижняя рубашка была отброшена в сторону, легкая, как летний андалузский ветерок.
Он представлял себе, что ее юное гибкое тело распустилось и превратилось в по-женски зрелое, но даже в фантазиях не мог вообразить себе, как оно прекрасно. Бледно-розовые соски ее высокой груди напряглись от вожделения, умоляя руки Аарона приласкать их, а губы его – вкусить сладость этих трепетных дивных вершинок. Она запрокинула голову под его ласками. Юноша чувствовал, как бешено бьется ее сердце, слышал легкие вскрики невыразимого блаженства. Он опустил руки к ее тонкой талии, затем сомкнул их вокруг бедер, завладел маленькими шелковистыми ягодицами и, приподняв ее, прижал к своему болезненно-возбужденному фаллосу.
Магдалена ощутила его исполненное жизненных сил мужество, которое так заворожило ее прошлым летом и которое с такой настойчивостью и силой вдавливалось теперь в ее живот. Он зарычал и с силой поцеловал ее, чуть не поранив губы от страсти. Она была испугана и в то же время желала его. Она не могла ни думать, ни говорить, но только отзываться на каждое новое, сводящее с ума волшебство, которое он проделывал с ней. Волосы, собранные на затылке драгоценными гребнями, были сзади прикрыты прозрачными кружевами, которые тут же стянули его нетерпеливые руки. На волю вырвался целый поток каштановых кудрей, который наполнил его руки сверкающим сиянием. Он вытащил гребни и разбросал их по ковру, потом пробежал пальцами по волосам, со сладострастием поглаживая их. Когда он снова положил ее на кровать и снял с нее туфли на деревянных каблуках, она откинулась, снедаемая желанием и страстью и непостижимо мечтающая забыть обо всем на свете.
Аарон скользнул в кровать, лаская се нежные юные формы и накрыв ее своим телом, коленом раздвинул ее бедра. Она двигалась жадно и молчаливо согласно, и в то же время у нее явно не было никакого опыта, она не знала, что делать, как двигаться. Однако руки Магдалены заскользили по его спине и сжали плечи, как только он наклонился, чтобы поцеловать ее. О святые праведники, он сейчас разорвется, если не овладеет ею! Он крепко поцеловал ее и погрузился в мягкую влажную негу ее лона. Оно было невероятно маленькое, тугое, но плоть Аарона не натолкнулась ни на какую преграду. Его окатила волна мгновенного разочарования, но долгие месяцы воздержания быстро преодолели глупые надежды. Он овладел ею медленными долгими движениями, наслаждаясь как только возможно ее дивным телом, которое каким-то непостижимым образом все еще было не запятнано ее прежними связями.
«Так вот что происходит между мужчиной и женщиной!» – удивленно подумала Магдалена, крепко прижимаясь к нему, ощущая, как в глубине ее живота разливается горячая волна, превращающаяся в адское пекло. О, если бы это могло продолжаться вечно! Если бы этот жар можно было утолить! Она почувствовала, что мысли ее ускользают из-под контроля, превращаются в ничто по мере того, как ею овладевали простые инстинкты. Вдруг она почувствовала изменение в теле Аарона. Каждый мускул его тела, твердый и напряженный, сначала вздрогнул, а потом словно превратился в камень. Казалось, он задыхался, а его фаллос пульсировал короткими резкими толчками. Потом юноша упал на нее, как тяжелое бремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45