– Боюсь, это ожидание сведет меня с ума!– Мадам Йорк храбрая, – ответил Джерард, – и ты должна брать с нее пример, дорогая.Он обнял ее за талию и притянул к себе.– А кроме того, чего нам бояться? Мы бы услышали, если бы Наполеон приблизился к Парижу, потому что дороги наводнены шпионами. И мадам права: если мы действительно окажемся в опасности, майор Йорк примчится, чтобы забрать нас отсюда. И его нынешнее отсутствие говорит о том, что все идет хорошо.Но Джерард не мог знать, что Ровена Йорк уже перестала верить в это, как раньше, и что ей становилось все труднее бороться с паникой, спрятавшейся в ее подсознании.– Нет ничего плохого, ничего! – убеждала себя Ровена, лежа на постели Квина и спрятав лицо в ладони. О, если бы он был здесь, рядом с ней, громко смеясь над ее слезами, его руки обнимали бы ее, его губы касались бы ее...Ровена решила ехать в Мальмезон, если Квин не приедет завтра к полудню. В самом деле, если она тепло оденется и оседлает одну из самых выносливых лошадей из конюшни Бурбулон – хотя бы ту мускулистую кобылу в белых чулках, она, без сомнения, преодолеет все снежные препятствия. Небо неожиданно прояснилось, и если завтра покажется солнце, то холод, возможно, не будет таким сильным!Думая об этом, Ровена мечтательно улыбнулась.– Завтра, Квин, – пообещала она ему вслух и, уткнувшись лицом в подушку, сразу провалилась в сон без сновидений.– Мадам! Мадам!Раздался робкий стук в дверь и взволнованный голос Полины.– О, нет, только не опять… – подумала Ровена. Со вздохом она отбросила одеяло и пробежала по полу. В комнате было холодно, и Ровена, остановившись на пороге, вся дрожала. Интуиция подсказывала ей, что Полина не могла сообщить известий ни о письме, ни о том, чего она больше всего хотела: что Квин наконец вернулся домой. В самом деле Полина выглядела такой беспокойной в последние несколько дней. Малейший шум на улице, каждый стук в дверь служили для нее доказательством, что Бонапарт вошел наконец в Париж и что суровые солдаты императорской гвардии ждут снаружи, чтобы арестовать их всех.– Входите, Полина, – позвала Ровена, завязывая на груди ленты пеньюара.Дверь распахнулась, и ворвалась горничная.– О, мадам!– Что еще случилось, Полина? Ты знаешь, что сейчас только шесть часов?Полина совершенно не обратила никакого внимания на строгий тон своей хозяйки. Лицо горничной было бледным как мел, и на лбу выступил пот.– Месье Гросвенор-Винтон ожидает вас внизу, – трепеща, сказала она. – Он попросил разбудить вас. Думаю, у него есть новости, мадам, плохие новости, потому что я никогда не видела, чтобы кто-нибудь выглядел так...Но Ровена уже выбежала из комнаты и ее шаги раздались на лестнице.Джон Гросвенор-Винтон прохаживался по гостиной и быстро обернулся, когда открылась дверь. Казалось, он не замечал, что юная мадам Йорк в дезабилье, что ее рыжие волосы беспорядочно рассыпались по спине и плечам. Несмотря на все это, он сразу подошел к ней, взяв ее руки в свои и внимательно заглядывая в ее испуганные глаза.– Дорогая, боюсь, все кончено. Только что я узнал новости.– Какие новости? – застыв, спросила Ровена.– Прошлой ночью Людовик XVIII отрекся от престола.– Это все? – хрипло потребовала Ровена. – Ох, слава Богу! Я думала, Квин...– Нет, нет, вы не понимаете, – настойчиво прервал ее мистер Гросвенор-Винтон. – Король тайно бежал из дворца Тюильри, а Наполеон, по слухам, находится на расстоянии менее одного дня марша от Парижа.– Вы хотите сказать, что, похоже, он вернет трон без сопротивления?– Без единого выстрела со стороны противника! – раздраженно поправил ее мистер Гросвенор-Винтон. – И говорят, что Наполеон уже издал декрет, в котором приказывает немедленно арестовать всех находящихся в Париже британцев. Я видел не менее дюжины листовок, в которых предупреждается, что безопасность британцев, живущих в Париже, больше не может быть гарантирована. Очевидно, что ни депутаты, ни военные не могут навести порядок, и это означает, что все иностранцы, остающиеся в Париже, подвергаются смертельной опасности.Мистер Гросвенор-Винтон выпустил руки Ровены и жестом указал на колокольчик для вызова слуг.– Вам следует вызвать слуг, дитя мое, потому что у нас немного времени. Так как ваш муж в Мальмезоне и ваш дядя и тетя уехали из города, миссис Гросвенор-Винтон и я решили, что мы должны взять на себя всю ответственность за вас. Мы с Арабеллой немедленно покидаем Париж. Я настаиваю, чтобы вы ехали с нами.Выражение лица Ровены смягчилось.– Очень любезно с вашей стороны, что вы заботитесь обо мне, сэр, но вы, конечно, согласитесь, что я не могу уехать из Парижа без мужа.– Боже правый, мадам! – воскликнул мистер Гросвенор-Винтон с покрасневшим от настойчивости лицом. – Теперь не время для глупых сантиментов! Вы наполовину англичанка, и вы догадываетесь, что это означает сейчас! Ваш муж, конечно же, понимает, почему вам следует уехать.– Но я действительно не опасаюсь гвардейцев Наполеона, – мягко заметила Ровена. – Я больше француженка, чем англичанка, в конце концов. Кроме того, как только мой муж узнает об отречении Людовика, он покинет Мальмезон. Неужели вы в самом деле думаете, что он оставит меня одну?– Нет, полагаю, что не оставит, – проворчал мистер Гросвенор-Винтон. Он, нахмурившись, посмотрел на нее, и Ровена холодно встретила его пристальный взгляд.– Очень хорошо, – наконец сказал он. – Я вижу, что уговаривать вас нет смысла. Моя жена будет сердиться, но так как вы теперь замужняя женщина и сама себе хозяйка, я не могу силой заставить вас уехать.– И даже если вы попробуете это сделать, то обнаружите, что я очень хорошо владею кулачным боем, – улыбаясь, ответила Ровена. Встав на цыпочки, она поцеловала его в щеку.– Спасибо, что нашли время подумать обо мне. Обещаю быть осторожной, пока не вернется Квин. Я буду держать двери запертыми и не выходить ни под каким предлогом. К тому же мой лакей прекрасно владеет огнестрельным оружием.– Будем надеяться, что до этого дело не дойдет, дитя мое, – сказал, усмехнувшись, Гросвенор-Винтон. Он поцеловал ей руку и пошел прочь. Ровена, стоя у окна, наблюдала, как отъехал его экипаж.– Плохие новости, мадам? – раздался из-за двери испуганный шепот.Ровена обернулась.– Полина! Вы подслушивали!– Да, мадам. Но боюсь, я ничего не поняла из вашего английского разговора.– Бессовестная! Я прикажу Джерарду наказать вас, – резко сказала Ровена, – или сделаю это сама. Но вам повезло в том, что мне нужно слишком много сделать. И вам также. Идите вниз и соберите ваши вещи. Велите Джерарду сделать то же самое.Глаза горничной от страха расширились.– Мы уезжаем, мадам? – спросила она, едва дыша. – Наполеон здесь?– Еще нет, но, думаю, скоро будет.Ровена подошла к входной двери и как следует заперла ее.– Надеюсь, майор Йорк успеет вернуться до того, как это произойдет, и, конечно, мы сразу же должны быть готовы уехать.– Ох, мадам...Ровена обернулась, подбоченясь.– Ради всего святого, Полина, нельзя так пугаться! Людовик отрекся от французского престола и месье Гросвенор-Винтон предполагает, что будет огромный скандал, когда эта новость станет всем известна. А теперь пойдемте, мы должны еще много сделать.Но ни Ровена, ни Джон Гросвенор-Винтон не могли предположить, какая паника охватит англичан, когда им станет известно об отречении Людовика.В Париже царил хаос. Заграждения на дорогах, которые должны были перекрыть Наполеону вход в город, теперь не давали англичанам возможности выезда. В отчаянии они оставляли свое имущество, которое немедленно продавалось слугами. Лошадей и мулов покупали за огромные деньги или открыто воровали. Дороги скоро переполнились людьми и экипажами. Между тем потеплело, снег перешел в дождь, поэтому подмерзшая было земля быстро превратилась в месиво всякой грязи, и паника перешла в открытый ужас. В портах Булони, Кале, Остенде и Дюнкерка англичане в отчаянии ожидали возможности переправиться через пролив, видя в этом единственное спасение, хотя море штормило и не всем было суждено остаться в живых.Когда наконец наступил вечер, все улицы Парижа опустели. Страх покровом лег на город, и оставшиеся жители, трепеща, ожидали возвращения Наполеона и его мести. Пале-Рояль, салон Этранжер были пусты, и мрачная тишина окутала высокие здания и неосвещенные площади. Не слышалось больше ни громких выкриков с требованием уступить дорогу, ни цоканья лошадиных копыт по бульварам.Тишина, казалось, поселилась везде, даже на улице Сент-Оноре, некогда полной шума и движения. Казалось, надо всем вокруг повисла какая-то заглушающая все звуки паутина, даже над маленьким домом на углу одной из соседних улиц, где у окна на верхнем этаже одиноко бодрствовала Ровена Йорк. Она тоже была погружена во все усиливающуюся тишину, по мере того как угасал день, и теперь, глядя на темные контуры крыш, она испытывала нарастающий страх, медленно, неотвратимо заползавший в сердце.Квин должен был вернуться несколько часов назад. Мальмезон был не так далеко, и Ровена не сомневалась, что Квин выехал в Париж сразу, как только узнал новость об отречении Людовика. Но тогда почему его все еще нет? Может быть, движение на дорогах помешало ему проехать?– Я должна ждать, – думала Ровена. – Ждать и не паниковать. Даже если утром Наполеон займет резиденцию в Тюильри, как сказал мистер Гросвенор-Винтон, он будет слишком занят, чтобы арестовывать наполовину француженок, жен незначительного количества британцев, официально и спокойно живущих в городе.Но вечер перешел в промозглую черную ночь, а дождь все стучал и стучал по крышам. Ровене ничего не оставалось делать, как ждать. Она спустилась в гостиную, меряя шагами комнату и ломая руки. Тиканье часов из вишневого дерева, казалось, эхом отдавалось в ее обеспокоенном сердце, да юбка шуршала от шагов в тишине. Квина все еще не было.– Мэм-саиб! Проснитесь, пожалуйста! Ровена подняла голову. Под глазами у нее были темные круги, а лицо распухло от слез. Она увидела крадущуюся мимо окон гостиной фигуру. Комната была совершенно холодной, так как огонь догорел несколько часов назад. Ровена задрожала, отбросив волосы от лица и оглядываясь вокруг. Неужели она заснула на софе? Как могло такое случиться, если вернулся Квин? Или это только продолжение сна?– Мэм-саиб!Подойдя к двери, она обнаружила на пороге Исмаила. Его борода была в грязи, тюрбан сидел косо. Сон сразу слетел с нее. Она кинулась к ординарцу, схватив его за руку.– Ох, Исмаил, слава Богу, вы здесь! Где Квин?– Извините, мэм-саиб, но он все еще в Маль-мезоне. Я приехал один. Дороги совершенно невозможные, – добавил он мрачно, когда она отвернулась с приглушенным восклицанием. – Я собирался вернуться прошлой ночью, но смог добраться до вас только к утру.Он нахмурился, мысленно возвращаясь к бесконечным милям этих ужасных дорог, на которых его лошадь по колено утопала в грязи, в то время как ледяной дождь сек его руки и лицо, а ноги в сапогах замерзали. Но мэм-саиб не желала слушать об этом. Она хотела знать, почему не приехал ее муж, и Исмаил неторопливо собирался рассказать ей, понимая всю трудность этой задачи.– Майор Йорк не может вернуться в Париж, – говорил он со своей обычной простой грубоватостью, обращаясь к узкой спине Ровены, потому что та все еще стояла отвернувшись. Он видел, что ее плечи сотрясаются от рыданий, и безжалостно продолжал:– Я здесь, чтобы отвезти вас в Шартро по его приказу. Он послал со мной отличную лошадь, предполагая, что в Париже вы не найдете лошади для верховой езды.– Майор-саиб предположил правильно, – холодно сказала Ровена. – Конечно, он слышал об опасности для тех из нас, кто остался в городе. Почему же в таком случае он не приехал за мной сам?– Извините, мэм-саиб, он не смог.– Почему? – потребовала ответа Ровена, поворачиваясь к нему и затаив дыхание. – Он болен, Исмаил? Он ранен?– С ним все нормально, мэм-саиб.– Тогда почему, скажите Бога ради, он не приехал?Темные глаза Исмаила сверкнули.– Потому, что сегодня он уехал в Бельгию.– В Бельгию? Для чего?– Потому что конгресс в Вене постановил считать Наполеона Бонапарта преступником во всем мире. Они сформировали Большой альянс, чтобы принять против него совместные действия, и каждая нация согласилась послать армию в одну, тысячу человек для войны во Франции. И майор Йорк получил отставку из девятого кирасирского полка, для того чтобы присоединиться к британской кавалерии.– Кавалерии? – прошептала Ровена. – Ох нет, Исмаил...Выражение лица патана омрачилось.– Вчера вечером майор Йорк получил приказ явиться адъютантом к генералу сэру Уильяму Понсби в Брюссель. Я должен будут присоединиться к нему, как только вернусь из Шартро.– Солдат, – подумала, цепенея, Ровена. – Квин опять солдат. И после того как он пообещал, что с военной службой покончено.Не говоря ни слова, она подошла к зеркалу, дрожащими руками попыталась привести себя в порядок после ночи, проведенной на софе в гостиной. Она могла видеть, как Исмаил наблюдает за ее отражением, и от выражения тревоги в его глазах ей захотелось кричать. Ее руки сжались в кулаки. И все внутри дрожало от гнева, от прилива обжигающей боли, от слез, которым она не позволяла пролиться. Не из-за Квина. Никогда больше. Он сделал свой выбор – и послал Исмаила сообщить ей новость. У него даже не хватило храбрости передать это самому, посмотреть ей в лицо.Глаза Ровены в зеркале встретились с глазами Исмаила, и с минуту она и высокий бородатый патан молча смотрели друг на друга.– Вам, конечно, надо принять ванну и отдохнуть, перед тем как мы поедем, – сказала наконец Ровена. Ее голос был не громче шепота. – Вы устали и голодны. Когда вы последний раз как следует ели, Исмаил?– Это не имеет значения, мэм-саиб. Я бы предпочел, чтобы мы уехали как можно скорее. Ровена тяжело сглотнула.– Ну хорошо. Мои вещи собраны. Мы можем ехать сразу же, как только вы захотите.Она отвернулась от зеркала и увидела, что Исмаил достает из кармана какую-то запечатанную бумагу и протягивает ей.– Что это?– Он просил меня передать вам письма. Лицо Ровены окаменело.– Бросьте это в огонь, Исмаил.– Мэм-саиб! Я не могу...– Я сказала, бросьте это в огонь, – велела Ровена.– Мне было приказано доставить его вам, – упрямо твердил Исмаил.Ровена подошла к нему и выхватила письмо. Скрипнула дверная заслонка печи, куда она бросила: письмо. Кочергой Ровена пошевелила угли, пока они не оживились и бумага не начала дымиться, превращаясь в тонкую спираль дыма. Тогда она отвернулась и вышла из комнаты.Примерно через час они оба покидали Париж. Ровена была одета в тяжелый плащ, защищавший от дождя, единственный чемодан был приторочен к крупу лошади позади нее. Полина и Джерард стояли в дверях, наблюдая за ее отъездом, лакей обнимал горничную за плечи. Обошлось без истерических рыданий, чего опасалась Ровена: Полина на самом деле оказалась более способной выдержать превратности возвращения императора, чем долгую тяжелую скачку верхом в Шартро к своей хозяйке.С каким-то отстраненным выражением лица Ровена села на лошадь и выехала на залитую дождем улицу. Она не обернулась посмотреть на стоявших у входа слуг, не бросила прощального взгляда на дом своего мужа. Она не стала предаваться глупым сантиментам, несмотря на то что слуги и уютный маленький дом были так дороги ей. Она не стала также вспоминать о тех счастливых часах, которые провела здесь как новобрачная. В самом деле, странно было думать, что женой она побыла не больше недели.Ровена никогда раньше не знала настоящего изнеможения от верховой езды до этой поездки с Пир Исмаил Ханом. Она стала подозревать, что ему не нужна остановка для сна или еды или для хоть какого-нибудь отдыха. И когда она в конце концов настояла на том, что они должны отдохнуть, он неохотно согласился, но не позволил ей спать больше двух часов и стал торопить в путь снова. Если бы не обязанность молиться на коленях Аллаху в определенные часы, как полагается приверженцам ислама, он, возможно, не останавливался бы никогда.Но Ровена не жаловалась и не показывала Исмаилу признаков все нарастающей слабости. Кроме того, она даже не была уверена, что у нее хватит сил или эмоций пожаловаться ему, если даже она этого захочет. Она словно онемела, оглохла и ослепла от страдания, и все внутри нее умерло с тех пор, как Квин оставил ее. Если Исмаил мог выносить эту бешеную скачку, то должна вынести и она. Может, господь сжалится над ней и увидит, что она умерла в пути.Но она не умерла. Ни в течение бесконечных часов под проливным дождем, когда ее сапоги наполнялись водой, а влажная одежда прилипала к спине и она отказывалась от еды, которую Исмаил сердито заставлял есть. Ни когда проезжали через голые окрестности Орлеана и Турени, где дождь наконец перестал и ее одежда высохла под ледяным ветром, а губы пугающе посинели. Ни когда миновали обширные леса Лимузена и пересекли реку Вьен, где уже начинались округлые холмы Шаранта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49