Хэррисон некоторое время смотрел на распахнутую дверь, не веря своим глазам и все больше приходя в ярость. Затем, издав странный булькающий звук, он сорвался с места и выбежал в коридор. Оказавшись за порогом, он неожиданно остановился и повернулся к Виктории:
— Вы совершаете страшную, непоправимую ошибку, Виктория, и будете сожалеть об этом весь остаток своей жизни! Я-то думал, что мы, по-родственному обо всем договорившись, объединим наши состояния и земельные угодья — однако вам угодно и впредь разыгрывать королеву-девственницу, хотя всему графству известно, что вы на грани разорения и кредиторы того и гляди выгонят вас из дома. Так вот, предупреждаю: я получу все, что мне от вас нужно, но отныне буду действовать другими средствами! Со временем и Пемброк-хаус, и ваши лошади — да и вообще все ваше имущество — достанется мне. Кстати, и вы тоже, если я сменю гнев на милость и решу, что вы по-прежнему мне не безразличны.
Виктория молча слушала Гилфорда и лишь качала головой. При взгляде на этого человека, товарища ее детских игр, она испытывала теперь одну только глубокую печаль и душевную боль.
— Доброго пути, Хэррисон, — только и сказала она, когда Гилфорд закончил свою речь, и тихо, без стука, закрыла дверь библиотеки.
Прошел час. Когда Ребекка вернулась в библиотеку, чтобы стереть с книжных полок пыль, ее хозяйка неподвижно сидела на диване, невидяще глядя перед собой.
— А я и не знала, что вы еще здесь! — воскликнула девушка. — Лорд Гилфорд уехал?
— Уехал, — тусклым голосом ответила Виктория.
Служанка смахнула метелкой из перьев пыль с нескольких полок — и снова обратилась к Виктории.
— Зачем же все-таки приезжал лорд Гилфорд? Что он хотел вам сообщить? — спросила она, замирая от любопытства.
— Он предложил мне выйти за него замуж.
Метелка выпала из рук горничной и со стуком упала на пол.
— Не может быть! — Ребекка прижала ладони к щекам. — Ну а вы что? Вы же отказали ему, правда?
Виктория очнулась от глубокой задумчивости и посмотрела на служанку.
— Правда, Ребекка. Я ему отказала.
Служанка схватилась за грудь и с облегчением вздохнула.
— Ужасно рада, что все так удачно закончилось!
Она нагнулась, подняла свою метелку с пола и приступила к работе, не переставая при этом тараторить:
— Я-то все надеялась и продолжаю надеяться, что вы выйдете замуж за лорда Уэлсли, то есть, прошу прощения, мистера Уэлсли. А лорд Гилфорд мне никогда не нравился, у него такие холодные глаза — бррр!
— Ты так думаешь? — заинтересованно спросила Виктория.
— Точно вам говорю. Холодные! Мне мамочка всегда твердила, что характер мужчины можно определить, заглянув ему в глаза. Взять вот мистера Уэлсли, к примеру. У него глаза выразительные, в них есть ум и тепло, а еще, я заметила, они вроде как посылают всякие послания — вроде телеграфных депеш!
Викторию стало разбирать любопытство.
— Какие же депеши он, по-твоему, посылает глазами?
— Всякие, — девушка смутилась. — Один раз мистер Уэлсли так на меня посмотрел, что я потом всю ночь не спала — все о нем думала. Похоже, он хотел взглядом дать мне понять, что я ничего себе, хорошенькая и могу нравиться мужчинам. Я, во всяком случае, так это истолковала.
Виктория тяжело вздохнула и откинулась на спинку дивана.
— Честно говоря, Ребекка, не понимаю, почему женщины так много думают и говорят о мужчинах. По мне, если бы их не было вообще, на свете жилось бы куда спокойнее и лучше.
— Что вы такое говорите, леди Виктория? — хихикнула служанка. — О чем же еще думать девушке, как не о мужчинах?
Виктория вдруг осознала, что сейчас ничем не отличается от своей горничной: ей захотелось тех же простых радостей — забраться к себе в постель, накрыться с головой одеялом и ночь напролет грезить о высоком привлекательном блондине с голубыми глазами и волосами цвета спелой пшеницы.
— Прошу прощения, миледи, но у нас на конюшне сейчас такое творится! — конюх Джордж округлил глаза, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. — Сразу три кобылы вздумали ожеребиться. Мы с мальчонкой-грумом прямо с ног сбиваемся. Не могли бы вы, миледи, малость нам пособить?
— Разумеется, нет, Джордж! — вскричала в ужасе Фиона, отодвигая от себя чашку с чаем. — Леди Виктория не коновал и принимать жеребят не обучена. И вообще… это занятие не для леди. Что это, в самом деле, на тебя нашло?
Джордж на всякий случай отвесил Виктории и Фионе поклон, но продолжал гнуть свое:
— Ясное дело, миледи, нехорошо вас просить о таком, но… сразу три кобылы, подумать только! Раньше я позвал бы на помощь сэра Джона, да упокоит господь его душу, но теперь прямо не знаю, к кому и обратиться…
— Я все поняла, Джордж, спасибо, — сказала девушка и в замешательстве опустила глаза.
Вечером предыдущего дня Майлз пригласил ее на прогулку в близлежащий городок. Она приняла его приглашение и утром потратила целый час на одевание. Тем не менее выбора у нее не было — очень уж настойчиво заглядывал ей в глаза старый конюх. Поднявшись из-за стола, она положила свою салфетку рядом с прибором и направилась к двери.
— Я переоденусь и сразу же к вам присоединюсь, Джордж.
— Благослови вас бог, миледи, — пробормотал старик, а потом, совсем уже по-хозяйски, добавил: — Только заклинаю вас, леди Виктория, поторапливайтесь!
Виктория что есть духу взбежала по лестнице и, застав у себя в комнате занятую уборкой Ребекку, повелительно крикнула:
— Помоги мне расстегнуть платье! Мне нужно срочно переодеться.
— Как же так, миледи? — удивилась служанка, расстегивая крючки у нее на лифе. — Разве вы не едете сегодня на прогулку с мистером Уэлсли?
— Не еду! — Виктория укрылась за ширмой и скомандовала: — Принеси мне старые бриджи и блузку…
Не прошло и десяти минут, как она уже шла торопливым шагом по лужайке, направляясь к главному зданию конюшни. Влетев в большие двустворчатые двери, она от удивления замерла на месте — в стойле жеребившейся кобылы, скинув сюртук и подвернув рукава безукоризненно белой рубашки, вовсю хлопотал Майлз.
— Хорошая девочка, — ласково говорил он, склонившись над кобылой и поглаживая ее за ухом, — ну-ка поднажми немного! У тебя все отлично получается — прямо как на заказ!
Виктория на цыпочках подкралась к нему сзади и крикнула:
— Майлз! Вас-то каким ветром сюда занесло?
Тот, не поворачивая головы, обратился к ней тем же увещевающим голосом, каким разговаривал с лошадью:
— Станьте на колени со мною рядом и гладьте ее по голове. Жеребенок еще не вышел, а она сильно утомлена. Думаю, приласкать ее и успокоить не помешает.
— Что-нибудь не так? — озабоченно спросила Виктория, становясь на колени и принимаясь гладить животное.
— Да нет. Просто жеребенок идет медленно. — Майлз провел рукой вдоль конвульсивно вздрагивающего брюха кобылы. — По-моему, у нее все нормально. Не знаете ли, часом, она в первый раз жеребится?
Виктория пригляделась к кобыле.
— Это Берриз Энд Крим, — пробормотала она. Да, это у нее впервые.
Майлз кивнул.
— Тогда понятно, почему все так затянулось и отчего она напугана. Думаю, первые роды способны напугать даже животное, которое не понимает, что с ним в этот момент происходит.
Виктория тихонько засмеялась.
— Думаю, первые роды пугают женщину ничуть не меньше, хотя она отлично знает, что с ней творится.
— Вы когда-нибудь помогали конюху принимать жеребят?
— Не приходилось, — созналась Виктория. — Обычно, если у матки возникали какие-нибудь проблемы, к ней в стойло шел папа. Он считал, что леди не подобает в такое время находиться в конюшне.
— Может, так оно и есть, — согласился Майлз. — Если хотите, идите домой, а с кобылой побуду я.
— Нет, — храбро отказалась Виктория. — Сейчас за конюшни отвечаю я, стало быть, мое место здесь.
Кобыла подняла голову, пару раз судорожно дернула задними ногами и протяжно заржала.
— Вот теперь с ней точно что-то не так, верно? — Виктория вскинула на Майлза большие, округлившиеся от страха глаза.
— Просто у нее начались схватки, а это — штука болезненная, — сказал Майлз, продолжая гладить лошадь. — Кажется, жеребенок уже на подходе.
Виктория с сомнением посмотрела на него.
— А вы сами? Скольким жеребятам вы помогли появиться на свет?
Молодой человек улыбнулся.
— И не сосчитать. Разумеется, большинство наших кобыл жеребится в поле без чьей-либо помощи, но скаковых лошадей мы держим в конюшне и уж с них-то в такое время, можно сказать, глаз не спускаем.
Виктория снова в волнении посмотрела на маявшуюся кобылу.
— А вам приходилось… гм… терять лошадей при подобных обстоятельствах?
— Не-а, — сказал Майлз, — ни одной.
— Не-а, — повторила Виктория и хихикнула. — Это что — так ковбои «нет» произносят?
Майлз расплылся в широкой улыбке.
— Ага, миссус. Так ковбои промеж себя толкуют. Пора мне, значится, снова начинать толковать по-американски. Мои брательники будут ржать, как кони, когда услышат мой британский треп.
Их беседу прервало громкое ржание кобылы. Майлз с минуту понаблюдал за тем, как конвульсивно содрогалось вздутое брюхо животного, и удовлетворенно кивнул.
— Еще немного, и мы узнаем, какой жеребеночек получился у этой кобылки.
События, однако, шли своим чередом — и далеко не так гладко, как предсказывал Майлз.
Прошло еще полчаса, и Виктория наконец не выдержала.
— Почему ничего не происходит? — спросила она.
— Должно быть, жеребенок очень велик, а это представляет известные трудности для молодой, не жеребившейся еще кобылы.
— Господи, вот ужас-то! Может, позвать Джорджа?
— В этом нет необходимости, — заверил девушку Майлз. — Я попробую помочь ей сам.
Виктория с шумом втянула в себя воздух.
— Вы и вправду знаете, что и как делать?
Майлз обиделся не на шутку.
— Да, я знаю, что и как делать, — холодно сказал он. — Но не лучше ли вам уйти? Наблюдать за моими манипуляциями вам будет не слишком приятно. — Усевшись на корточки, он закатал рукава чуть не плеч.
Виктория отвернулась и проглотила скопившуюся во рту горькую слюну. Как бы не стошнило, подумала она, но сказала другое:
— Ничего, я останусь. Вдруг вам потребуется помощь?
— Хорошая девочка, — пробормотал Майлз, располагаясь у задних ног кобылы. — Давай, действуй. Так, молодец — вот и голова показалась. Ну-ка, напрягись еще чуточку — нужно, чтобы прошли плечи.
Будто в ответ на его слова, кобыла вновь содрогнулась всем телом. Майлз оперся плечами о стенку стойла, ухватил жеребенка за передние ноги и стал тянуть его на себя, помогая кобыле. Прошло еще несколько секунд, кобыла снова содрогнулась от схваток, и жеребенок наконец выскользнул из ее чрева.
— Отличный жеребчик получился, — заявил Майлз, вынимая полотенце из специального мешка, приколоченного к стене. Сначала он обтер жеребенка, затем вытер руки сам и, распрямившись, с ухмылкой обозрел новорожденную кроху. Повернувшись к Виктории, он, к большому своему удивлению, обнаружил, что в глазах у нее стоят слезы.
— Ох, Майлз! — воскликнула девушка и, вскочив, бросилась в его объятия. — Спасибо тебе! Большое тебе спасибо!
Не ожидавший такого натиска, Майлз потерял равновесие и неожиданно для себя повалился на спину в угол стойла. Не в его правилах было сносить подобные покушения, но сейчас на уме у него было совсем другое, поскольку Виктория, не удержавшись, упала на него. Теперь Майлз думал только об одном — как достойно ответить на поцелуй, который девушка запечатлела на его устах.
Слившись в поцелуе, они сами не заметили, как перекатились от стены стойла на душистую солому, устилавшую пол стойла. Теперь уже сверху оказался Майлз. Запустив пальцы в растрепавшиеся волосы Виктории, он осыпал нежными, быстрыми поцелуями ее губы, шею, соблазнительную ложбинку в вырезе блузки. Всем существом он ощущал горячее дыхание девушки, лихорадочный стук ее сердца — и все это лишь сильнее распаляло его желание. Виктория не меньше его изнывала от страсти, и, когда Майлз опять прильнул поцелуем к ее губам, она, застонав в упоении, крепче притянула его к себе.
— Что и говорить, милое зрелище!
Приглушенно вскрикнув, Виктория оттолкнула Майлза, села и, отбросив со лба волосы, в ужасе воззрилась на Хэррисона Гилфорда.
Майлзу, сгоравшему от вожделения, понадобилось чуть больше времени, чтобы вернуться к реальности. Окончательно уяснив, кто именно пожаловал в конюшню, он сразу вскочил на ноги и грубо обратился к нежданному визитеру:
— Какого черта вам здесь нужно, Гилфорд?
— Тот же вопрос я мог бы задать вам, Уэлсли, — прошипел, как змея, Гилфорд, одним взглядом окинув измятую одежду и растрепанные волосы Виктории.
— Знаете, леди Виктория, я не знал, что вы предпочитаете принимать мужчин на соломе в конюшне — не то и сам назначал бы вам свидания в стойле, а не в гостиной.
Мучительный стон, который при этих словах вырвался из уст Виктории, казалось, подхлестнул Майлза.
Он с такой яростью налетел на Гилфорда, что тот не успел и пальцем пошевелить, чтобы отразить его молниеносное нападение. Миг спустя сбитый с ног Гилфорд уже валялся на спине на полу конюшни, а из носа у него капала кровь.
— Уберите от меня этого мясника! — завопил Хэррисон, зажимая рукой разбитый нос. — Он же сломал мне переносицу!
Поднявшись кое-как на ноги, он хотел было ударить Майлза по лицу, но молодой американец по части драк был большой дока, поскольку обучился этому искусству еще в детстве, возясь со своими братьями. Майлз опять сбил Хэррисона с ног, прижал его руки к полу и, глядя в окровавленное лицо врага, прорычал:
— Сейчас же извинись перед леди!
Гилфорд упрямо хранил молчание.
Майлз нанес ему короткий удар в челюсть с правой.
— Извиняйся, я сказал!
Хэррисон застонал от боли и, испугавшись, что может лишиться зубов, крикнул:
— Хорошо! Я прошу у леди извинения!
— Так-то лучше, — проворчал Майлз, после чего отпустил руки Гилфорда и распрямился. — А теперь пошел вон отсюда!
Хэррисон поднялся на трясущихся ногах с пола и, чтобы не упасть, ухватился за столб, подпиравший потолок конюшни. Его измазанное в крови, исцарапанное лицо было страшным.
— Ты пожалеешь о содеянном, Уэлсли, горько пожалеешь, — прохрипел он, после чего посмотрел горящими от ненависти глазами на Викторию и добавил: — И ты тоже. Вы оба горько об этом пожалеете!
Двинувшись шаткой трусцой по проходу, он отбежал на почтительное расстояние от молодых людей и, повернувшись к ним, погрозил Виктории пальцем.
— Я еще до тебя доберусь, девка! — выкрикнул он. — Ты только корчишь из себя леди — на самом же деде ты ничуть не лучше какой-нибудь служанки-деревеншины, которая в свободное время приходит на конюшню, чтобы поваляться в грязи с конюхом!
Майлз погнался было за Хэррисоном, но тот, изведав уже вкус кулаков американца и понимая, что все преимущества на его стороне, не стал его дожидаться и бросился к двери.
— Беги, ублюдок, да быстрее перебирай ногами! — крикнул ему вдогонку Майлз. — Не то я буду гнать тебя пинками до самого Гилфорд-холла!
Выглянув из дверей конюшни, Майлз убедился, что Гилфорд ударился в паническое бегство, и вернулся к Виктории.
Она стояла на коленях возле новорожденного жеребенка и плакала навзрыд.
— Что случилось? — спросил он, опускаясь рядом с ней на корточки. — Надеюсь, мы в пылу драки не причинили жеребенку вреда?
— Нет, — всхлипнула девушка, покачав головой. — С крошкой все в порядке. Вот только я теперь пропала.
Невзирая на ее слабый протест, Майлз притянул девушку к себе и заключил в объятья.
— Ничего подобного, дорогая моя. Вовсе ты не пропала. Поверь, Хэррисон вряд ли обмолвится об этом происшествии хотя бы словом! Иначе ведь ему придется признать, что его разделал под орех дикий и невежественный болван!
Виктория громко всхлипнула и сквозь завесу спутанных волос посмотрела на Майлза.
— Откуда ты знаешь, что он так тебя называл?
— Он? — с ухмылкой осведомился Майлз. — Так или примерно так называла меня ты!
— Ox! — простонала Виктория, смутившись еще сильнее. — От кого же ты об этом узнал?
— Да об этом твердят все, кому не лень, — сказал со смехом Майлз, всматриваясь в ее лицо. — Ну, ты успокоилась? — спросил он, с минуту помолчав и уже без улыбки.
— Отчасти, — кивнула Виктория, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Только на душе очень уж тоскливо.
— Потому что Гилфорд видел, как мы целовались?
— Хорошего в этом мало, — пробормотала девушка. — Однако есть и другая причина — много хуже. Мы и впрямь делали все то, в чем он нас обвинял.
Майлз нахмурился.
— Может быть, не стоит затевать весь этот разговор снова? Мы целовались, Тори, — и что же? Что в этом дурного?
Виктория вдруг вскочила и стремительно пошла двери.
— Ты все время это повторяешь, Майлз, но уверяю тебя — в этом случае ты ошибаешься! Настоящая леди нипочем не станет обниматься с мужчиной на соломе в стойле. Даже если Хэррисон будет держать рот на замке, я не смогу находиться в приличном обществе, зная, как низко я пала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38